По зиме сорок первого, немец рвался к Москве, не жалея никаких сил.
Ванюшка, сидя на пустом ящике снарядном, оглаживал ладонями снаряд для сорокапятки, и думу думал грустную.
Небо, ставшее к ночи бесцветным, почти сравнялось с серым от гари пороховой снегом. Только что похоронил он сибиряка Петровича, лихого наводчика. Но сколь точно не наводи, в лоб панцирей четвертых не пробьешь. То Петровича и сгубило. И немец не промахнулся. Положило всех, а Ваню только оглушило да в снег откинуло.
Снаряд был последний. Панцири в лесок недальний отползли. Но коли попрут, тут жизнь молодая Ванечкина и закончиться. А ему только перед войной восемнадцать исполнилось. И жить хотелось. И любить хотелось.
Пальцы неосознанно гладили латунь снаряда, а Ванечке Аленка виделась. Как бегают они по полю васильковому, как смеётся она добро, в крепкие обьятия пойманная, как ярче неба чистого светятся глаза васильковые Алёнкины. Ждать верно обещала подруга сердешная Ванечку. Да и страшно умирать, так любви и не познавши.
Рык панцирей отвлек от мыслей любовных парня. Не умеючи, но догадливо да силой, зарядил сорокапятку Ванюшка. И изо всех сил, но таки навел её на лесок.
И о чудо чудное - не на него поперли монстры стальные, а влево, в шоссе сторону.
Пот от натуги и волнений глаза заливал, но Ваня смог. С трудом еще раз орудие повернув, выцелил он головного панциря в борт, прямо в крест под башней.
Грохнул выстрел, и следом за ним - взрыв. Да такой, что содрогнулась земля, а пламени вспышка в небо ударила. Рванул боекомплект, башню четверки сорвало, да так, что накрыла она собой и подпалила жарко две крайние машины смерти.
За тот выстрел, звезду Героя получил Ванечка. И всю войну прошёл, без царапины единой. Много писем он Алёнке писал, по ней тоскуя, только без ответа те оставались. А Ванечка полагал наивно, что только любовь Алёнкина и бережет его в войны пламени адском.
Вернулся Ваня с победой до хутора своего родного, и первым делом - узнавать, а что же Алёнка-то.
Только разрушена хата была её бомбой немецкой.
А добрые люди сказали, что не дождалась героя подруга его. По скорому замуж выскочила за Петьку-предателя. С фронта бежавшего, да Алёнке наплевшего, что помер Ванечка, нет его на свете белом.
И что-то там еще говорили, что утешал Петька Алёнку горевавшую, и ещё, и ещё.
Только не слышал Ваня тех слов уже. На войне так больно, как после победы, не было. А перед глазами его всё Алёнка стояла. И бежал он, как ума лишённый, по хутору, ища её.
И нашёл. С дитем нянчащуюся.
Как они мечтали.
Но не его дитём.
Стоял Ваня, на Алёну глядя. И глаз оторвать не мог, и смотреть было больно. Сердце как надвое рвалось.
И признала она его, живого увидев, и разрыдалась, лицо свое белое руками пряча. Кинулась на грудь Вани Алёнка, да только не хотел он её обьятий более.
Умерло внутри что-то.
Отстранил холодно и ушёл.
Потом говорили, что так и не женился Ванька, бобылем и помер. А Алёнку Петька, дюже ставший до самогона охочий, до смерти забил.
От любви большой, видимо.