В течение столетий, последовавших за открытием Америки, европейская экспансия в Западном полушарии достигла масштабов, которые изменили мир. Путешествия в Новый Свет, предпринятые атлантическими державами Европы в XVI и XVII веках, как правило, хорошо известны, как и исследования и поселения европейцев в Северной Америке в течение XVIII и XIX веков. Менее известно, однако, проникновение русских на северо-западное побережье Америки, кульминация вековых усилий России по заселению и развитию своих восточных границ.
Экспансия России на восток приобрела новое измерение в XVII и XVIII веках, как аналог европейской и американской экспансии на Запад. Примерно в то же время, когда английские колонисты впервые поселились вдоль Атлантического побережья, русские исследователи, трапперы и поселенцы продвинулись на восток в Сибирь и в 1639 году достигли Тихого океана. К середине XVII века пограничные промышленники-самозанятые и контрактные предприниматели-проплыли через пролив, отделяющий Азию от Северной Америки, случайно обнаружив морской путь из Арктики в Тихий океан.
Но только почти 75 лет спустя, когда царь Петр Великий решил определить географию северной части Тихого океана, стало ясно потенциальное значение открытий в этом регионе. В двух трудных плаваниях Витус Беринг и Алексей Чириков, по поручению российской короны, прошли в 1728 году через район, ныне называемый Беринговым проливом, а в 1741 году открыли Алеутские острова и материковую часть Аляски, на которые они претендовали как на Россию. Эти результаты вызвали большой интерес у русских охотников и торговцев; пушная торговля долгое время была главной движущей силой экспансии России на восток, и теперь эти пограничные предприниматели были привлечены к стадам морских котиков и морских выдр, которые жили в северной части Тихого океана.
С 1740-х годов до конца столетия более сорока русских купцов и компаний спонсировали путешествия к алеутам и материковой части Аляски. К началу 1800-х годов российские предприниматели ежегодно вывозили из Северной Америки в среднем 62 000 меховых шкурок на сумму около двух третей миллиона бумажных рублей (около 133 200 долларов), что по тем временам было большой суммой. Хотя более восьмидесяти процентов шкурок составляли шкуры морских котиков, почти пять процентов шкурок морских выдр были самыми ценными.
Шкуры выдр, Бостонские корабли и китайские товары: морская торговля мехом Северо-Западного побережья, 1785-1841 (серия Mcgill-Queen'S Native and Northern) Джеймса Р. Гибсона.
Русские поселения на Аляске
Стремительный рост пушной торговли требовал постоянных русских постов на Аляске, а также баз для охоты и хранения пушнины. Русское присутствие на Алеутах и на острове Уналашка начало появляться в 1770-х годах, но первое известное постоянное поселение было основано на острове Кадьяк в 1784 году предприимчивым купцом Григорием Ивановичем Шелиховым. Выносливый, честолюбивый и находчивый Шелихов, который был, пожалуй, самым дальновидным Сибирским купцом своего времени, рано стал сторонником расширения русского предпринимательства вплоть до Калифорнии.
Русский плацдарм на Аляске оставался нетронутым другими европейцами в течение нескольких десятилетий. В сознании европейцев и американских колонистов XVIII века Аляска была едва известна—в лучшем случае, это было не более чем название места для отдаленной и неприступной земли. Однако с конца 1760-х годов правительства Испании и Великобритании, оба претендовавшие на североамериканский материк, обеспокоились присутствием России в северной части Тихого океана, а затем и ее монополией на торговлю пушниной. Испания выдвинула свои территориальные претензии, отправив морские экспедиции далеко на север до Уналашки и установив цепь миссий в Верхней Калифорнии между 1769 и 1776 годами, от Сан-Диего на север до залива Сан-Франциско. Великобритания способствовала этому, послав капитана Джеймса Кука на поиски Северо-Западного прохода; экспедиция Кука посетила Северное Тихоокеанское побережье и Уналашку, где они встретились с русскими в 1778 году. Недавно образованные Соединенные Штаты предъявили претензии на северо-западное побережье, частично в результате торговых рейсов из Бостона в реку Колумбия штата Орегон в 1787-188 годах.
Несмотря на рост прибылей пушной торговли в северной части Тихого океана, число русских торговых компаний, действовавших в конце XVIII века, сократилось. Уменьшение популяции животных в северных водах, потери парусных судов в штормах на Аляске и растущие расходы на дальние плавания с сибирского побережья, чтобы сохранить американские поселения, - все это вместе взятое привело к сокращению числа торговых компаний и оставило поле деятельности только сильнейшим. После смерти Григория Шелихова в 1795 году его фирма доминировала в торговле. Вдова Шелихова, г-жа Наталья Шелихова, и ее деловой партнер объединились с другим конкурентом в 1797 году, чтобы создать объединенную американскую компанию, которая через два года была преобразована в Русско-Американскую компанию, зафрахтованную царем Павлом I.
Перед российско-американской компанией, как и перед другими европейскими акционерными обществами (Голландская Ост-Индская Компания, Компания Гудзонова залива, Северо-Западная меховая компания, Британская Ост-и Вест-Индская компании), были поставлены задачи, выходящие за рамки торговли. Ему было разрешено использовать прибрежные районы Северной Америки к югу до 55° северной широты (вблизи нынешней южной границы Аляски) и исследовать и колонизировать незанятые земли. Ему также было предоставлено право эксплуатировать поверхностные и минеральные ресурсы в районах, заселенных русскими. Фактически она стала "правой рукой" российского правительства в американском полушарии. Члены царской семьи, придворная знать и высокопоставленные чиновники владели акциями компании, и было понятно, что отныне компания будет контролировать все российские геологоразведочные работы, торговлю и поселения в Северной Америке. Мечта Шелихова о превращении северной части Тихого океана в” внутреннее море " Российской империи была уже осуществлена.
Следующим шагом в продолжении экспансии вдоль Северо-Западного побережья Америки стало создание в 1808 году постоянной штаб-квартиры компании на острове Ситка, который русские назвали Ново-Архангельском. Отсюда в течение следующих нескольких лет русские установили отношения с испанцами в Калифорнии, создали базу для изучения калифорнийского побережья, а затем основали колонию к северу от Сан-Франциско в качестве пункта снабжения пушниной и сельским хозяйством.
Наступление русских на Калифорнию
В 1791 году Шелихов послал Александра Андреевича Баранова на Аляску в качестве своего доверенного помощника для управления делами своей торговой компании. Успех Баранова принес ему роль первого главного управляющего русско-американской компанией при ее основании в 1799 году, должность, которую он занимал до нескольких месяцев до своей смерти в 1818 году. Из своей штаб-квартиры в Ново-Архангельске Баранов с помощью своего способного помощника Ивана Александровича Кускова руководил растущими предприятиями компании на Аляске, а также в Калифорнии и даже на Гавайях. Человек огромного таланта, мужества и стойкости, которым восхищались и которого боялись русские, местные и иностранцы, Баранов был главным архитектором расширения России на юг.
Обеспокоенный сокращением улова выдр в водах Аляски, Баранов в 1803 году совместно с американским морским капитаном Джозефом О'Кейном отправил в Калифорнию исследовательскую охотничью экспедицию. Проплыв на юг до Сан-Диего и Нижней Калифорнии, путешественники обнаружили, что выдра была в изобилии, что гарантировало, что морская выдра останется самым прибыльным торговым товаром компании, даже если качество меха не было таким высоким, как у аляскинской выдры.
Другой проблемой, которая гнала русских на юг, были постоянные трудности с обеспечением новых поселений в северной части Тихого океана достаточным количеством продовольствия, чтобы прокормить колонистов. Суровая физическая среда Аляски и недостаточное знакомство с земледелием и скотоводством среди жителей Кадьяка и Алеутских островов, на которых русские полагались в качестве рабочей силы, препятствовали их скудным попыткам заниматься сельским хозяйством. Даже усилия русских поселенцев по выращиванию садовых культур и получению семян были неутешительны. Зима 1805-06 годов была кульминационной. Погода была необычайно суровой, и в течение многих месяцев из Сибири не приходило ни одного судна с припасами. Те немногие продукты, которые имелись в Ситке, были нормированы, но вскоре истощились, и скудная, плохо питательная диета, на которой приходилось жить поселенцам, привела к недоеданию, цинге и смерти. На эту мрачную сцену прибыл высокопоставленный чиновник компании из Санкт-Петербурга, чтобы осмотреть колонию. Николай Петрович Резанов, императорский камергер и зять Григория Шелихова, был потрясен увиденным и сообщил, что колониальные территории находятся в “катастрофическом положении".”
Бедственное положение колонистов настолько тронуло Резанова, что он купил у американцев судно на Аляске и в начале 1806 года отплыл в залив Сан-Франциско, чтобы закупить зерно и, если возможно, установить торговые отношения с испанцами в Верхней Калифорнии на постоянной основе. По прибытии Резанов смело проигнорировал тот факт, что все калифорнийские порты были официально закрыты для торговли с иностранцами. Ему тут же приказали встать на якорь. Комендант испанского гарнизона дон Хосе Дарио Аргуэльо был в отъезде, поэтому Резанова встречали его сын Дон Луис Антонио Аргуэльо и несколько католических миссионеров, на которых произвели благоприятное впечатление верительные грамоты Резанова, его оружие и хорошие манеры. Вскоре Резанов был радушно принят в Пресидио семьей испанского коменданта.
В течение следующих нескольких недель убедительный Резанов успешно осуществил свою цель-обмен русской утвари и инструментов на пшеницу. С возвращением коменданта Аргуэльо в Президио Резанову удалось заручиться поддержкой в получении разрешения на торговлю с испанской Калифорнией, которое было передано на утверждение в Мадрид. Делу Резанова способствовал его роман с дочерью коменданта, Доньей Консепсьон Аргуэльо, который накануне отъезда привел к предложению руки и сердца и его принятию.
Вернувшись в Ситку с положениями и известиями о возможном торговом соглашении с испанской Калифорнией, Резанов призвал Баранова использовать “единственный незанятый участок " калифорнийского побережья в качестве сельскохозяйственной и охотничьей базы для поселений на Русской Аляске. Затем он отправился в обратный путь в Санкт-Петербург, путешествуя через Камчатку и Сибирь, чтобы доложить царю и Министерству внутренних дел компании. По дороге, ослабленный лихорадкой, Резанов упал с лошади и умер от ран через несколько дней, 1 марта 1807 года. Прошел год или два, прежде чем Донья Консепсьон узнала о его судьбе. Но на Аляске Баранов и представители Российско-Американской компании поспешили последовать совету Резанова.
Создание калифорнийского поселения
В 1803, 1806 и 1808 годах Баранов назначил Тимофея Тараканова, талантливого промышленника, руководить крупными охотничьими отрядами коренных жителей Аляски в Калифорнии. Между 1808 и 1811 годами Баранов отправил своего заместителя Кускова в серию экспедиций для разведки возможных поселений в "новом Альбионе", названном русскими в честь названия Калифорнии сэром Фрэнсисом Дрейком. В бухте Бодега, которую русские называли бухтой Румянцева, на побережье Сономы к северу от залива Сан-Франциско, кусков устроил временную базу и приступил к изучению прилегающей территории. Он обследовал несколько участков и в 1811 году выбрал бухту и мыс на побережье от залива Бодега как лучшее место для колонии. Хотя ему не хватало глубоководной якорной стоянки, которой русские пользовались во внешней бухте бодеги, предложенное место имело общие преимущества в почве, древесине, водоснабжении и пастбищах. Кроме того, его относительная недоступность с оккупированной Испанией территории давала ему преимущество в плане обороны. Кусков представил Баранову свои рекомендации, и началась подготовка к основанию поселения.
В марте 1812 года, получив приказ о строительстве и управлении поселением, кусков вернулся на побережье Сономы. С ним пришли двадцать пять русских, многие из них ремесленники, и восемьдесят алеутов. Эти коренные аляскинцы привезли с собой сорок байдарок-быстрых, маневренных кожаных байдарок, используемых для охоты, и несколько больших кожаных лодок-байдарок для транспортировки. Задание Кускова не было незнакомым. Он ранее управлял поселениями на Аляске и построил Ново-Архангельск на острове Ситка после того, как местные индейцы разрушили крепость компании в 1802 году. Строительство на калифорнийской площадке началось сразу же. Возможно, кто-то из мастеров вместе с Кусковым работал над реконструкцией Ситкинского городища. Строения, выросшие на обрыве новой колонии, приобрели черты, сходные с Ново-архангельскими, так как рабочие следовали образцам традиционных частоколов, блокгаузов и бревенчатых построек, найденных в Сибири и на Ситке.
30 августа 1812 года (по старому стилю русского календаря), в день именин царя Александра I, русские провели в колонии особое богослужение, ознаменовавшее завершение строительства частокола. Частокол был построен из красного дерева, почти в той же конфигурации, что и сегодня. В Северо-Западном и юго-восточном углах частокола были построены два блокгауза с пушечными портами. Северо-западный блокгауз имел семь сторон, а юго-восточный-восемь, причем каждое строение было высотой в два этажа. Между двенадцатью и сорока пушками были размещены внутри частокола и блокгаузов, число которых варьировалось в различных отчетах об этом месте, написанных в течение многих лет. Часовые с кремневыми мушкетами стояли на страже в каждом блокгаузе, но хотя он был укреплен, поселение служило торговым, а не военным форпостом. Сначала в центре частокола и за его пределами на утесе были установлены флагштоки, на каждом из которых красовался флаг Российско-Американской компании с императорским двуглавым орлом в качестве эмблемы. Поселение получило название "Росс", скорее всего, чтобы поэтически подчеркнуть его связь с императорской Россией (Россией). У Росса были и другие ранние названия: русские часто описывали аванпост как “колонию Росса”, “поселение Росса” и “крепость Росса”, а официальные лица компании называли его “офис Росса".- Его нынешнее название, Форт-Росс, используется американцами с середины XIX века.
К 1820 году внутри частокола располагались дом управляющего (ныне Дом Кускова), помещения других чиновников, казармы для русских служащих, различные склады и мелкие строения. Некоторые здания были двухэтажными. В доме управляющего были стеклянные окна и удобная мебель. Часовня была пристроена около 1825 года, заменив небольшую колокольню на том же месте. Колодец внутри частокола обеспечивал колонистов свежей водой на случай чрезвычайной ситуации. В 1832 году анонимный Бостонец, посетивший Росса, записал его описание частокола и резиденции управляющего: Пресидио образован домами, выходящими фасадами внутрь, образуя большую площадь, окруженную высоким забором. Дом Губернатора стоит во главе, а остальная часть площади образована часовней, журналом и жилыми домами. Здания высотой от 15 до 20 футов, построенные из больших бревен, имеют обветренный вид.
За частоколом в течение пяти лет появились ветряная мельница, скотный двор, пекарня, гумно и кладбище, а также хозяйственные постройки и бани. Там были огороды и фруктовый сад. В последующие годы появились две ветряные мельницы, две молотилки, несколько бань и множество других строений, описанных в русской описи Саттера за 1841 год. Вдоль бухты, в устье ручья ниже частокола, располагались верфь, кузница, кожевенный завод, эллинг и сарай для хранения Байдар и байдарков.
После 1820 года многие русские предпочли жить за пределами частокола. Здесь же находились жилища местных индейцев Кашая, на земле предков которых была построена застава и которые работали на русских. Пришедшие с Кусковым коренные Аляски, которых русские обычно называли алеутами, тоже жили за пределами крепости. Огюст Бернар ДЮО-Силли, приехавший из Франции в 1828 году, отметил, что население страны составляет около шестидесяти русских, восьмидесяти “кадьяков” и около восьмидесяти индейцев, живущих в относительной гармонии.
Форт Росс-русская колония в Калифорнии
Записи показывают, что после 1812 года в поселении постоянно проживало от двадцати пяти до ста русских и от пятидесяти до ста двадцати пяти коренных жителей Аляски. Число Кашайцев, приходивших работать поденщиками, менялось в зависимости от времени года. Записи указывают на присутствие в колонии лишь нескольких русских женщин (наиболее заметной из которых была жена последнего управляющего); “креолки” и аляскинские женщины были несколько более многочисленны. Однако при жизни колонии ряд русских и уроженцев Аляски женились на калифорнийских индианках-Кашайе, береговой Мивок и Южной помо-с согласия племенных и корпоративных властей. Дети в поселении, составлявшие около трети жителей к середине 1830-х годов, почти все считались “креолами”, рожденными от этих этнически смешанных союзов.
Все в окрестностях Форт-Росса работали на Русско-Американскую компанию. Организация и функционирование колонии следовали той же общей схеме, что и в поселениях компании на Аляске. Колонию Росса, как и на Аляске, возглавлял управляющий. Ему платили жалованье и предоставляли жилье, и, хотя у него также были слуги, он работал так же усердно, как и любой из колонистов, даже находил время ухаживать за садом, чтобы пополнить запасы продовольствия. Кусков, первый управляющий, был особенно заядлым огородником, выращивал капусту и свеклу для маринования, а собранной продукции хватало для отправки в Ситку для распределения на Аляске. За время своего существования поселок Росс имел пять управляющих—кусков служил с 1812 по 1821 год, Карл Иванович Шмидт с 1821 по 1824 год, Павел Иванович Шелихов с 1825 по 1830 год, Петр Степанович Костромитинов с 1830 по 1838 год и Александр Гаврилович Ротчев с 1838 по 1841 год.
Остальные русские колонисты были набраны из разных частей Российской Империи. Кроме Прикащиков, которые были административными помощниками и надзирателями за работой, некоторые из колонистов были ремесленниками-плотниками, кузнецами, бондарями и мастерами своего дела. Многие из русских были промышленниками (кусков использовал термин "промышленные" в своей переписи 1821 года): разнорабочие, чернорабочие, охотники и случайные моряки на службе компании. До 1820 года таких работников нанимали для работы на долевой основе; после этого им выплачивалось жалованье, они подписывались на семилетний срок и соглашались служить своему управляющему, чтобы не торговать с туземцами или иностранцами ради личной выгоды и избегать порока, особенно пьянства. Жалованье им выплачивалось в ротной суме, и из этой суммы они должны были покупать себе одежду и пищу; им регулярно выдавалась порция мяса и муки. В 1832 году 72 наемных работника в Форт-Россе имели в среднем годовой доход 360 рублей в месяц, а не прожиточный минимум. Алеуты, с их "страстью" к охоте на морскую выдру, получали плату в зависимости от количества пойманных ими выдр. Они были снабжены непромокаемыми парками и сапогами для охоты и шкурами морских львов, чтобы починить свои байдарки, которые могли выдержать удары моря всего около трех месяцев, прежде чем нуждались в починке.
Большая часть износа байдарки происходила в водах у островов Фараллон, примерно в 30 милях к западу от Сан-Франциско, где русские до 1830 года держали свою главную охотничью базу. Здесь, в своей охотничьей группе, или артели, до десяти алеутов и индейцев под началом русского старшины жили в грубых земляных хижинах на каменистых склонах и регулярно совершали гарпунные набеги на берег и море. Они обрабатывали свой улов в этом базовом лагере для периодической отправки на материк-связки шкур тюленей и морских выдр, птичье мясо, яйца и перья, упругую кожу и сухожилия морского льва, соленое и сушеное мясо морского льва и ворвань, хранящиеся в небольших бочонках, используемые как для еды, так и в качестве лампового масла. Члены артели и их семьи менялись местами между Форт-Россом и Фараллонами, в зависимости от размера Стад морских млекопитающих во время охотничьего сезона.
Когда в 1811 году Кусков выбрал место поселения Росса на территории Кашая, он не был уверен в отношениях с индейцами. Подобные опасения оказались беспочвенными. В отличие от отношений между индейцами и другими иностранцами в Калифорнии, отношения между русскими и Кашайя были удивительно свободными от напряженности и раздоров. В целом, русские, по-видимому, относились к Кашайе справедливо. Индейцам, работавшим в поселении, платили мукой, мясом и одеждой (ежедневно или ежемесячно); им предоставляли жилье, и их труд сначала был добровольным, хотя позже отношения ухудшились. Прибрежные индейцы считали русских гораздо более желанными соседями, чем испанцы, и они рассматривали русское присутствие как защиту от испанцев (или мексиканцев) и от других индейцев, вторгающихся на их территорию.
Кашайцы называли иностранцев, связанных с русской колонией “ "подводными людьми“, тогда как сами они называли себя "людьми с вершины Земли"."Первоначально земля, предоставленная русским индейцами, сопровождалась обменом подарками, главным образом инструментами и безделушками, а также дружескими отношениями. По мере роста поселения русские, прекрасно осведомленные о притязаниях испанцев на всю территорию к северу от Сан-Франциско, благоразумно решили официально оформить свой титул. Поэтому главный управляющий Баранов отправил капитана Леонтия Андреяновича Хагемейстера на побережье Сономы для оформления перевода. Акт "о передаче земли компании" был составлен и согласован в 1817 году местными индейскими вождями (Чу-ГУ-Ан, Амат-Тан и джем-ле-ле), но подписан он был только русскими присутствующими—Хагемейстером и шестью другими чиновниками. В нем говорилось, что” вожди очень довольны оккупацией этого места русскими “и что " теперь они живут в безопасности от других индейцев, которые раньше нападали на них.- Копия соглашения, единственного из известных, заключенного между индейцами и европейцами в Калифорнии, была отправлена в Россию. Вождю Чу-ГУ-Аню была вручена серебряная медаль с надписью " союзники России.”
Трехсторонняя культура коренных калифорнийцев, коренных Аляскинцев и русских в Форт-Россе была главным образом подлинным сотрудничеством, которое некоторые приписывают религиозным ценностям, которые были привиты ранее русским и алеутам священнослужителями в аляскинской Русской Америке. В Форт-Россе многие Кашайи хорошо понимали русский язык, и некоторые русские слова нашли свое место в словаре Кашайи. Известно также, что некоторые Кашайские жены и дети сопровождали своих промышленных мужей и отцов на север, на Аляску и даже в Россию после продажи колонии в 1841 году.
Хотя никто не оставил подробного отчета о повседневной жизни в колонии, наблюдения как жителей, так и посетителей указывают на оживленное, хотя и простое существование. Помимо охоты на морских млекопитающих и птиц, отряды ловили лосося, морского окуня и морского окуня, а также собирали местных моллюсков для кладовой поселения. Осетров ловили в русской реке. Земледелие и скотоводство отнимали у колонистов много времени, и даже некоторые алеуты и индейцы присоединялись к ним, чтобы заниматься посадкой, возделыванием земли, выпасом скота, лесозаготовками и строительством. В сараях вдоль бухты ремесленники принялись делать мебель, бочки, плуги и прочую утварь, а позже даже корабли и лодки. Наковальня кузнеца звенела от стука металла, поскольку бесчисленные предметы, необходимые для торговли и управления колонией, были изготовлены квалифицированными рабочими. Однако не все было тяжелым трудом для сотрудников, так как в Россе, как и на Аляске, и на родине, отмечались различные праздники. Эти случаи были поводом для празднеств, которые иногда включали в себя стрельбу из ружей и винтовок, а затем пир свежего мяса, полученного путем забоя быка из стада крупного рогатого скота поселения. В целом, повседневная жизнь была активной и мирной.
Ни разу поселению не угрожало нападение извне. Климат был мягкий, но бодрящий, и красота окрестностей придавала ощущение благополучия, отмеченное многими, кто был там. Управляющий Ротчев должен был с ностальгией оглядываться на время, проведенное в этой “чарующей стране”, как на “лучшие годы” своей жизни.
Их религия была тесно связана с жизнью колонистов. Русские принесли с собой свое восточное православие, как это было в Сибири и на Аляске. В начале 1820-х годов, как сообщал главный управляющий компании “ " Русские, креольские и Алеутские служащие в поселке Росс выразили намерение построить за свой счет часовню, посвященную св. Николай. Эта цель была достигнута в 1823-24 годах, когда офицеры и экипажи трех кораблей русского флота, посетив бухту Сан-Франциско, пожертвовали “довольно значительную сумму” на предполагаемую часовню, и вскоре после этого Министерство внутренних дел компании приказало прислать из России четыре иконы для размещения в здании.
По-видимому, Павел Шелихов, управляющий поселением в то время, заслуживает похвалы за надзор за строительством часовни, так как первое известное упоминание о “новопостроенной” часовне, первом православном сооружении, созданном в Новом Свете к югу от Аляски, пришло в 1828 году от французского гостя ДЮО-Силли. Часовня, однако, никогда не была освящена как церковь из-за шаткой законности колонии и того факта, что ни один священник никогда не был назначен постоянно. Тем не менее колонисты проводили молитвенные собрания в часовне и назначили Пономаря для ее содержания. В последующие годы они принимали по меньшей мере двух священников, которые посещали Росс и его часовню.
Летом 1836 года отец Иоанн Вениаминов провел в слободе около пяти недель. Там он проповедовал, наставлял и проводил свадьбы, исповеди, причастия, крещения, погребения и молебны. Он также провел службу для алеутов (в переводе), освятил воды ручья Форт-Росс и возглавил праздничную процессию вокруг внешнего частокола. Согласно подробному дневнику отца Вениаминова, около 15% населения поселка, насчитывавшего тогда двести шестьдесят человек, составляли индейцы, крещенные в Восточную православную веру; среди жителей было также несколько лютеран и католиков. Священник также рассказал о своем посещении миссий в районе залива Сан-Франциско и о сердечных отношениях, которые ему удалось установить с мексиканцами. В последующие годы отец Вениаминов стал епископом Аляскинским, а затем митрополитом Московским, старшим епископом Российской империи; в 1980 году он был канонизирован как Святой Иннокентий Аляскинский.
Сельское хозяйство и скотоводство в Форт-Россе
Уже в 1816 году улов морской выдры начал сокращаться, и примерно к 1820 году все большее внимание стало уделяться сельскому хозяйству и скотоводству. Но первоначальное намерение чиновников компании, чтобы поселок Росса стал важной продовольственной базой для Аляски, а также для сибирского побережья (Камчатки и Охотска), не было выполнено. Причин было много. Пахотные земли вокруг поселения были ограничены и относительно бесплодны. Прибрежные туманы и наступление дикого овса часто приводили к плохому урожаю пшеницы. Суслики, мыши и черные дрозды вредили вспаханным полям и отрицательно влияли на урожай. Несмотря на некоторые попытки механизации и научного земледелия, предпринятые московским агрономом Егором Леонтьевичем черных, колонисты имели недостаточные знания севооборота, удобрения и других приемов земледелия, и по большей части не могли собрать даже незначительные урожаи зерна. Более высокие результаты часто достигались на небольших участках пшеницы и ячменя, возделываемых в частных, индивидуальных хозяйствах. Урожаи с частных владений фактически превзошли урожаи с полей компании во время правления преемника Кускова, Карла Шмидта, в начале 1820-х гг. наиболее продолжительными из первых садоводческих усилий Росса были русские эксперименты с фруктовыми деревьями. Первое персиковое дерево, привезенное из Сан-Франциско, было посажено в 1814 году, а в 1817-18 годах капитан Хагемейстер ввел виноградный запас, привезенный из Перу, и еще больше персиковых деревьев из Монтерея. В конце концов русский сад, расположенный на склоне холма менее чем в миле от Росса, включал яблоки, персики, виноград, вишни и несколько видов груш. В этом саду, который сохранился и по сей день, есть несколько плодоносящих деревьев, которые, возможно, были посажены более полутора веков назад.
Сельское хозяйство в Форт-Россе достигло своего пика в начале 1830-х годов, но оно далеко не оправдало ожиданий. Это разочарование постепенно заставило руководство компании экспериментировать с сельским хозяйством в глубине страны и на юге. Они рассудили, что создание ферм в более защищенных районах не только повысит общую производительность колонии, но и послужит буфером между российскими прибрежными владениями и мексиканскими и американскими поселенцами, наступающими с юга. Между 1833 и 1841 годами русские держали три таких ранчо. Самым дальним от Росса было ранчо, основанное агрономом Егором черных. Черных был направлен компанией в Калифорнию для улучшения растениеводства на побережье Сономы
и вскоре после своего прибытия в 1836 году он рекомендовал расширить сельскохозяйственную деятельность колонии дальше вглубь страны. Он основал свое ранчо примерно в десяти милях от побережья, в небольшой долине, орошаемой лесистым ручьем (Муррингтон-крик, между Оксиденталем и Гратоном). Там он построил бараки и еще пять строений, выращивал овощи, фрукты, пшеницу и другие злаки. Черных также развил большой виноградник, введя то, что с тех пор стало главной культурой в этом районе.
Еще одно ранчо располагалось на южном берегу русской реки, недалеко от ее устья, к востоку от нынешнего шоссе штата один мост через реку. Предполагаемым учредителем был Петр Костромитинов. К 1841 году эта усадьба состояла из ста акров и производила в основном пшеницу. Кроме дома на ранчо, здесь были бараки, зернохранилище, молотилка и веялка, а также дом для индейских рабочих. Здесь также были кухня, баня, загоны для скота и лодочная пристань для переправы через реку. Ранчо Василия Хлебникова, служащего компании, находилось в нескольких милях от побережья, к востоку от залива Бодега, в долине верхнего Салмон-крика. Самый большой из трех ранчо, он имел такие же здания, как и на ранчо Костромитинова, а также пекарню, кузницу и табачный сарай. Здесь русские использовали саманный кирпич при строительстве главного дома. Значительное количество земли было отведено под пшеницу, кукурузу, бобы и табак. В 1841 году на месте ранчо было выбрано место для проведения двухдневного празднования Дня рождения Елены (Елены) Павловны Ротчевой, жены последнего управляющего. В мероприятии приняли участие гости из мексиканской общины Сономы, иностранные гости и русские из Форт-Росса. Праздник сопровождался музыкой и танцами, которые продолжались почти сорок восемь часов.
Хотя русские никогда не делали его своим главным предприятием, скотоводство было более последовательно успешным, чем выращивание зерновых культур, и со временем оно стало неотъемлемой частью экономики. Племенной скот, впервые полученный от испанцев, давал несколько тысяч голов крупного рогатого скота, лошадей, мулов и овец и позволял отправлять значительные партии шерсти, жира, шкур, соленой говядины и масла на Аляску, а также в другие страны для сбыта. Кроме того, овцы и крупный рогатый скот обеспечивали сырьем одежду и различные предметы домашнего обихода, большая часть которых использовалась в торговле. В начале 1820-х годов ежегодно производилось около 1800 фунтов шерсти, более чем достаточно, чтобы покрыть потребности колонии и экспортировать ее в калифорнийские миссии и другие места. Хотя шерстяные одеяла и седельные ткани ткали в Форт-Россе, попытки расширить производство шерстяных изделий оказались безуспешными из-за нехватки квалифицированных рабочих. Из сала русские делали свечи с фитилями из льна или тростника, а также использовали животный жир в сочетании с дубовой золой, известью из ракушек и водой для изготовления мыла. Фонари, гребни и пороховые рожки были сделаны из бычьих рогов. Подошвы и верх ботинок были сделаны из шкур. В последние годы существования колонии 1700 голов крупного рогатого скота, 940 лошадей и мулов и 900 овец находились в руках русских и были описаны французским наблюдателем Эженом Дюфло де Мофрасом как “в превосходном состоянии и, несомненно, лучшие в Калифорнии.”
Производство и торговля
Леса, окружающие русское поселение, поставляли сырье для строительства жилья, судостроения и других изделий из древесины. Колонисты делали бочки из красного дерева в бондарне, а навигационное оборудование - из более твердой древесины лавровых деревьев. Они кипятили смолу из пихты и сосны и обрабатывали дубильной кислотой кору дубового дерева. Они пилили балки из красного дерева, длиной 21 фут и различной ширины, и даже сборные секции домов, которые хорошо продавались на калифорнийском рынке.
Из-за обилия древесины чиновники компании возлагали большие надежды на развитие судостроения на Россе, прежде всего как на средство улучшения Транстихоокеанской торговли и коммуникаций. Баранов, в частности, поощрял это предприятие и в 1817 году послал корабельного плотника из Ситки Василия Грудинина руководить проектом. За восемь лет в бухте были построены три брига и одна шхуна водоизмещением от 160 до 200 тонн и стоимостью от 20 000 до 60 000 рублей каждая (от 4000 до 12 000 долларов). В конце концов, однако, судостроение было заброшено, как сообщил агент компании Кирилл Тимофеевич Хлебников, потому что дуб, используемый в строительстве, был ” . . свежесрубленная и использованная древесина еще не просохла, и к тому времени, когда корабль был спущен на воду, гниль уже успела начаться. Через три или четыре года изменения климата привели к тому, что гниль усилилась во всех основных частях корабля, и не было никакой возможности починить его. Как следствие, большие суда могли использоваться только для прибрежной торговли от Монтерея до Аляски, а иногда и для плавания на Гавайи или в Охотск. Тем не менее верфь в Россе была первой крупной верфью, работавшей в Калифорнии, и многие из построенных там небольших судов нашли готовый рынок сбыта среди калифорнийцев, как называли испано-мексиканских поселенцев в районе залива Сан-Франциско.
Другие виды коммерческой деятельности были более последовательно успешными, в частности дубильные, фрезерные, кирпичные, кузнечные и литейные работы. На кожевенном заводе в устье ручья Форт-Росс, работая с шестью чанами из красного дерева, Алеутский мастер-кожевник одевал, дубил и выделывал шкуры и шкуры для обуви, сапог и других изделий из кожи. К концу 1820-х годов в Ситку ежегодно отправлялось от 70 до 90 дубленых шкур. В 1814 году на холме к северу от частокола была построена первая известная в Калифорнии ветряная мельница; другая ветряная мельница, добавленная некоторое время спустя, была способна перемалывать более 30 бушелей зерна в день. Третья мельница была ручной и работала на животных. После того как мука была перемолота, ее складировали, вывозили или использовали для выпечки на одной из кухонь форта. Две мельничные машины использовались для измельчения дубовой коры для кожевенного завода. Поблизости была найдена глина хорошего качества, которая привела к изготовлению кирпичей; их производство и хранение были перенесены в бодегу в 1832 году.
О вражде и подозрительности, существовавших между русскими и испано-мексиканскими властями в Калифорнии, было написано много, но их разногласия были преувеличены. Испанское правительство официально запретило своим подданным торговать с иностранцами. Однако, начиная с визита Резанова, между испанцами и русскими действительно происходили торговые обмены, и в первые дни Росса калифорнийцы поставляли русским свою первую пшеницу, фруктовые деревья, крупный рогатый скот и лошадей. Поскольку калифорнийцы почти не занимались собственным производством, у них был значительный спрос на сельскохозяйственные орудия и предметы домашнего обихода. По мере того как русская колония росла, она вскоре смогла удовлетворить некоторые из этих требований. Не было почти ни одного полезного предмета из дерева, металла или кожи, который не производили бы промышленники и ремесленники, и вскоре русские продавали своим соседям плуги, топоры, гвозди, колеса, металлическую посуду и баркасы в обмен на зерно, соль и другое сырье.
После того как Мексика получила независимость от Испании в 1821 году, внешняя торговля больше не была запрещена законом. Торговля между калифорнийцами и русскими продолжалась, но теперь конкуренция между американцами и англичанами усилилась. Конкуренция снизила цены на российские товары и повысила цены на калифорнийскую продукцию. Торговые отношения еще больше осложнились введением Мексикой новых сборов за якорную стоянку для всех иностранных судов, заходящих в калифорнийские порты. Одной из компенсаций для русских, однако, был их контроль над заливом Бодега, их главным морским портом. Здесь они установили складские и снабженческие сооружения, а также права на посадку, и все это было предоставлено иностранным судам. Здесь складировались некоторые припасы,а другие доставлялись в Форт Росс байдарой и байдаркой или верхом. Путь от порта Бодега-бей до Форт-Росса обычно занимал пять часов, как по суше, так и по морю. С этим портом въезда и с их разнообразием товаров для продажи русские могли продолжать торговлю с калифорнийцами, о чем свидетельствуют, например, записи о продаже пороха и обмундирования, закупленных или произведенных русскими, генералу Мариано Гуадалупе Вальехо на близлежащей мексиканской границе.
РУССКИЕ КОНТАКТЫ В КАЛИФОРНИИ НЕ ОГРАНИЧИВАЛИСЬ ИСПАНСКИМИ И МЕКСИКАНСКИМИ ПОСЕЛЕНЦАМИ. РОСС ТАКЖЕ ТОРГОВАЛ С АМЕРИКАНСКИМИ И ЕВРОПЕЙСКИМИ СУДАМИ, ПОСЕЩАВШИМИ ПОБЕРЕЖЬЕ КАЛИФОРНИИ. ТАКЖЕ ИНТЕРЕС ПРЕДСТАВЛЯЛ КОНТАКТ В 1833 ГОДУ С БРИГАДОЙ БОНА ВЕНТУРА, ВОЗГЛАВЛЯЕМОЙ ДЖОНОМ УОРКОМ И МИШЕЛЕМ ЛАФРАМБУАЗОМ ИЗ КОМПАНИИ ГУДЗОНОВА ЗАЛИВА. БРИГАДЕ, СОСТОЯВШЕЙ ИЗ 163 ЧЕЛОВЕК, УПРАВЛЯЮЩИЙ КОСТРОМИТИНОВ НЕОХОТНО РАЗРЕШИЛ ПРОЙТИ МИМО ФОРТА РОСС. ГРУППУ РАЗБИЛИ ЛАГЕРЬ В ПЯТИ МИЛЯХ ВВЕРХ ПО ПОБЕРЕЖЬЮ ЗА ПРЕДЕЛЫ ФОРТ-РОСС.
Исследования и естественные науки
Многие исследователи, ученые, художники и литераторы из императорской России использовали Росс в качестве базы для проведения своих исследований и регистрации своих открытий. Другие использовали русские корабли в заливе Сан-Франциско в качестве плацдармов для разведки, путешествий и научных исследований. Некоторые из этих людей участвовали в экспедициях, спонсируемых российским правительством или по частной инициативе; другие были служащими компании со склонностью к наблюдательности, которые записывали то, что видели вокруг себя. В целом, их новаторская работа в области географии, ботаники, зоологии, энтомологии, геологии, метеорологии и этнологии региона внесла ценную информацию и понимание в настоящее время.
Первый из этих наблюдателей, врач и биолог Георг Генрих фон Лангсдорф, сопровождал Резанова в Калифорнию в 1806 году. Лангсдорф был членом-корреспондентом Императорской Академии наук, и воспоминания о его пребывании здесь представляют собой классическое описание ранней испанской Калифорнии. Его наброски калифорнийских индейцев и их артефактов относятся к числу самых ранних сохранившихся портретов туземной жизни.
В 1808 году Иван Кусков и его команда исследовали залив Бодега; вскоре после этого кусков прошел 45 миль вверх по русской реке (которую он назвал Славянка) в поисках подходящего места для поселения. Позже он отправил отряды коренных Аляскинцев в экспедиции вдоль побережья до самого залива Гумбольдта и Тринидада. Именно главный управляющий Баранов решил переименовать бухту Бодега в бухту Румянцева в честь графа Николая Петровича Румянцева, министра иностранных дел России и богатого покровителя российско-американской компании. К 1818 году кусковские промышленники прошли почти 70 миль вверх по реке Сакраменто; позже они поднялись по американской реке выше того места, где сейчас находится форт Саттера.
В 1816 году капитан Отто фон Коцебу возглавил кругосветное плавание. Зафрахтованный лично графом Румянцевым, корабль доставил в Калифорнию натуралиста Адельберта фон Шамиссо, художника Луи Андреевича Хориса и энтомолога-зоолога Иоганна Фридриха Эшшольца. Во время их пребывания в районе Сан-Франциско Шамиссо собрал Калифорнийский мак и дал ему ботаническое название Eschscholzia californica, в честь своего друга и земли, которую они исследовали. На обратном пути в Калифорнию вместе с Коцебу в 1824 году Эшшольц собрал большую коллекцию насекомых, описал геологию этой местности и тщательно описал таких млекопитающих, как медведи, скунсы, олени и “горные козлы” с “длинными волосами, свисающими с их ног, и короткими, довольно прямыми рогами."Коцебу оставил подробные воспоминания о своих калифорнийских путешествиях в обоих случаях;он приводит, например, первое упоминание о гейзерах округа Сонома, путая их с дымом индейских костров.
В 1818 году капитан русского флота Василий Николаевич Головнин посетил Северную Калифорнию и сделал остановки в Форт-Росс и Бодега-Бей. Его мемуары описывают теплый прием, оказанный ему вождями племени Мивок в Бодега-Бей, а также многочисленные наблюдения за жизнью и обычаями индейцев, в том числе осенние пожары травы, намеренно разжигаемые, чтобы стимулировать рост семян и зерна. Головнин составил полезную навигационную карту района залива Бодега с указанием точных глубин воды и топографических особенностей. На борту его корабля находился молодой художник Михаил Тихонович Тиханов, который сделал серию из пяти цветных набросков калифорнийских индейцев, находясь на берегу залива Бодега. В середине 1820-х годов другой русский морской офицер, лейтенант Дмитрий Иринархович Завалишин, посетил бухту Сан-Франциско. В обширном литературном портрете испанского населения и местной географии он писал, что путешествовал по суше в Форт-Росс, Санта-Крус и на восток в район Калаверас-Марипоса.
В начале 1830-х годов барон Фердинанд Петрович фон Врангель, будучи главным управляющим русско-американской компанией, всячески поощрял научное изучение дикой природы и географии Северной Америки. В 1833 году во время путешествия с целью оценить возможности распространения русского поселения дальше вглубь страны он лично провел первое антропологическое исследование индейского населения района русской реки и равнины Санта-Роза. Наряду со своими собственными письменными наблюдениями о естественной среде обитания и обычаях индейцев Врангель добился того, чтобы Императорская Академия наук опубликовала полный антропологический отчет об индейцах Калифорнии, написанный управляющим Петром Костромитиновым. Также неоценимы сегодня первые систематические метеорологические записи, хранящиеся в Калифорнии, составленные Егором черных между 1837 и 1840 годами. Они фиксировали температуру, небесный покров, атмосферное давление, осадки и ветер в Россе и на его ранчо в десяти милях от побережья.
Среди позднейших посетителей Росса был натуралист и художник Илья Гаврилович Вознесенский. Опытный ученый и грамотный график, Вознесенский был направлен Императорской Академией наук для изучения и изучения русской Америки. Многие важные наброски поселения Росс и его окрестностей были сделаны рукой Вознесенского в результате его годичного пребывания в Северной Калифорнии. Его страстный интерес к калифорнийской флоре и фауне, а также к жизни индейцев привел его в далекие края пешком, на лодке и верхом.
В мае 1841 года черные и Вознесенский объединили усилия, чтобы нанести на карту и назвать притоки русской реки вплоть до района Хилдсбурга. Вскоре после этого они совершили первое зарегистрированное восхождение на гору. Святая Елена. Металлическая табличка на русском и испанском языках была сделана заранее, и исследователи установили ее на северной вершине, чтобы отметить свой подвиг. В 1850-х годах мемориальная доска была удалена, но для ее замены в 1912 году было сделано факсимиле столетнего юбилея Форт-Росса; этот маркер остается на вершине горы Монтана. Святая Елена. Вознесенский также путешествовал вверх по реке Сакраменто, чтобы посетить швейцарского эмигранта, капитана Иоганна (Джона) августа Саттера, на его ранчо и в форте новая Гельвеция. Он поехал в центральную Калифорнийскую долину, чтобы исследовать вулканические горы Саттер-Баттс вместе со своим хозяином, которому вскоре предстояло сыграть важную роль в судьбе Форт-Росса.
В этих и других экспедициях Вознесенскому удалось собрать этнографически бесценную коллекцию калифорнийских индейских артефактов. К ним относятся украшения, оружие, одежда и корзины, которые сегодня можно увидеть в Этнографическом музее Санкт-Петербурга. Многие из этих предметов являются единственными сохранившимися предметами своего рода. Путевые заметки Вознесенского рассказывают о его многочисленных местных экскурсиях-от островов залива Сан-Франциско до лесов побережья Мендосино. Они содержат наблюдения за жизнью калифорнийцев, начиная с детей в Форт-Россе и кончая иностранными купцами в Йерба-Буэне (Сан-Франциско).
Последние годы русской колонии
К 1839 году, при всем разнообразии деятельности в Форт-Россе, чиновники российско-американской компании решили покинуть колонию. К середине 1830-х годов популяция калифорнийской морской выдры была в значительной степени истощена, и смещение акцента с охоты на сельское хозяйство и скотоводство, чтобы производить большое количество зерна, говядины и молочных продуктов, не соответствовало ожиданиям. Более того, эксперимент в судостроении, хотя и впечатляющий в краткосрочной перспективе, со временем оказался неудачным, а торговля промышленными товарами не приносила достаточной прибыли, чтобы компенсировать дефицит.
В то же время активное поощрение мексиканским правительством новых поселенцев в этом районе, а также растущий приток американцев представляли собой угрожающий вызов российским притязаниям на территорию, который ни имперское правительство в далеком Санкт-Петербурге, ни российско-американская компания не смогли удовлетворить. Последняя попытка предотвратить отступление русских была предпринята в 1836 году, когда барон фон Врангель отправился из Ситки в Мехико в поисках улучшения отношений с новой мексиканской Республикой. Он также добивался официального признания Мексикой законности притязаний России на Форт-Росс, ранее отвергнутых как Испанией, так и Мексикой. Мексиканцы были готовы уступить в этом вопросе, но только в обмен на дипломатическое признание Россией их собственной национальной независимости как республики. Однако царь Николай I, непоколебимый защитник абсолютной монархии и противник революционных перемен, отверг это условие и тем самым положил конец всякой возможности благоприятного разрешения спорного вопроса о “законности” русской колонии. В апреле 1839 года царь одобрил план компании по ликвидации поселения, и вскоре после этого компания выставила на продажу все свои калифорнийские владения.
Человеком, которому было предъявлено обвинение в продаже колонии и ее активов, был Александр Ротчев, прибывший в Форт Росс в середине 1836 года по временному заданию. Позже к нему присоединились его жена Елена, княгиня Гагарина и трое их детей. Видный писатель и литературный переводчик, знавший несколько языков, энергичный и талантливый Ротчев вместе со своей привлекательной женой вскоре придали новый тон жизни в пограничной общине, придав ей в последние годы бодрость, интенсивность и утонченность. Назначенный преемником Костромитинова на посту управляющего колонией в конце 1838 года, Ротчев быстро схватывал проблемы, стоявшие перед далеким колониальным форпостом, и проявил себя находчивым администратором и дипломатом. Хотя он лично выступал против решения продать колонию, он добросовестно выполнял свои приказы, умело проводя сложные переговоры, которые привели к продаже активов компании в Калифорнии.
Ротчев впервые обратился к Компании Гудзонова залива по поводу покупки, но англичане отклонили это предложение в 1840 году. Затем он сделал предложение Франции через французского военного атташе в Мехико Эжена Дюфло де Мофраса. Дюфло посетил Росс с обширным визитом, чтобы лично осмотреть местность, но и он отказался от предложения, сославшись на то, что у него нет полномочий в таких вопросах. Тогда российско-американская компания приказала Ротчеву предложить форпост Мексике. И мексиканское правительство, и генерал Вальехо из Сономы отвергли русские условия отчасти потому, что Мексика уже считала Форт Росс своим законным владением, а возможно, потому, что они надеялись, что русские просто оставят аванпост.
Затем ротчев обратился к капитану Саттеру на его ранчо в долине Сакраменто, и в конце 1841 года Саттер согласился купить активы российско-американской компании. Сюда входили все постройки, скот и орудия труда, но не сама земля, на которую по-прежнему претендовала Мексика. Контракт предусматривал, что Саттер заплатит компании эквивалент 30 000 долларов в рассрочку, как наличными, так и продукцией. Однако отдельный неофициальный акт, подписанный Ротчевым на один день раньше того дня, когда Саттер, мексиканский гражданин, подписал официальный контракт, передал новому владельцу участок земли, простирающийся от мыса Мендосино до мыса Рейес и вглубь страны на 12 миль. (Этот акт не появлялся публично до 1857 года, а затем вызвал значительные юридические споры.)
1 января 1842 года Ротчев и около сотни колонистов отплыли из бухты Бодега на последнем русском корабле, направлявшемся в Ситку. Через 30 лет флаг Российско-Американской компании был спущен в Форт-Россе, и русская эпоха в истории Калифорнии подошла к концу.
Калифорнийский форпост России в исторической перспективе
Предприятие российско-американской компании в Калифорнии было недолгим. Однако память о нем сохранилась надолго, сохранилась в зданиях и частоколе Форт-Росса, как первоначальных, так и восстановленных, в топонимических названиях разбросанных по северному побережью ручьев и бухт самой большой реки в округе Сонома, а также в остатках русского и коренного Аляскинского влияния на язык и культуру Кашайя-помо. Русские первыми исследовали и нанесли на карту части Северной Калифорнии, а также первыми европейцами, совершившими восхождение на гору Монтана. Святая Елена.
Оставление Форта Росс было предвестником полного ухода России из Северной Америки. Прибыль российско-американской компании продолжала снижаться, и когда в 1862 году истек срок действия ее устава, он был продлен лишь временно. Между тем, озабоченность России развитием недавно приобретенных тихоокеанских территорий к северу от Китая возрастала, и перспективные расходы на дальнейшее содержание форпостов в Америке, особенно перед лицом растущего британского присутствия, привели Россию к продаже своих аляскинских владений правительству Соединенных Штатов в 1867 году, тем самым прекратив столетнее территориальное присутствие в Америке. Оглядываясь назад, можно сказать, что уход из Форта Росс, самого восточного форпоста России, стал поворотным пунктом в экспансии Российской Империи. Будучи крупнейшей в мире сопредельной империей, Имперская Россия решила перенаправить свою энергию и консолидироваться только на двух континентах вместо трех.
ПОСЛЕ 1842 ГОДА И ОСТАВЛЕНИЯ КОЛОНИИ РОСС ЭЛЕМЕНТЫ РУССКОГО ИНТЕРЕСА В КАЛИФОРНИИ ПРОДОЛЖАЛИСЬ. АЛЕКСАНДР РОТЧЕВ, ПОСЛЕДНИЙ УПРАВЛЯЮЩИЙ РОССА, ВЕРНУЛСЯ ВО ВРЕМЯ ЗОЛОТОЙ ЛИХОРАДКИ В 1851-1852 ГОДАХ. ОН ПОЛУЧИЛ ПАТЕНТ НА ПЕРВУЮ В КАЛИФОРНИИ ЗОЛОТУЮ СТИРАЛЬНУЮ МАШИНУ, КОТОРУЮ УСТАНОВИЛ НА РЕКЕ ЮБА. ПЕТР КОСТРОМИТИНОВ, УПРАВЛЯЮЩИЙ РОССОМ С 1830 ПО 1838 ГОД, ВЕРНУЛСЯ В САН-ФРАНЦИСКО В 1851 ГОДУ В КАЧЕСТВЕ АГЕНТА РОССИЙСКО-АМЕРИКАНСКОЙ КОМПАНИИ, А В 1852 ГОДУ СТАЛ РОССИЙСКИМ ВИЦЕ-КОНСУЛОМ, ЗАНИМАЯ ЭТУ ДОЛЖНОСТЬ ДО 1862 ГОДА. КОММЕРЧЕСКИЕ ИНТЕРЕСЫ ПРОДОЛЖАЛИСЬ И В КАЛИФОРНИИ. КАДЬЯКСКОЕ ОТДЕЛЕНИЕ ЛЕДОВОЙ КОМПАНИИ БЫЛО ОБРАЗОВАНО В 1851 ГОДУ ДЛЯ РЕЗКИ И ХРАНЕНИЯ ЛЬДА ВБЛИЗИ КАДЬЯКА И ДОСТАВКИ ЕГО В САН-ФРАНЦИСКО.
