Водопады Иматры
1
Отчим гулял по улице, с козой, с баяном, пел. Ну как пел – орал.
Нагулявшись, терял баян, гнал козу, раздевался. Голый, шёл домой обливаться из бочки. В ней плавали карпы, и, обливаясь, отчим беседовал с карпами.
Потом темнело, отчим ходил по саду, продолжал разговаривать – с деревьями, с лягушками… Звал «кукушку» – спрятанный самогон. Но тот был выпит, и отчим начинал кричать Сашке.
А Сашка сидел в сарае, оттачивал нож.
Он точил его каждый день, подолгу, – готовясь к дороге. Сашка мечтал путешествовать – в Австралию, в Америку, в Африку… Туда, где не ровная степь, а горы, каньоны и водопады. Особенно – водопады. Пока отчим, рыча, лил воду из большого ковша, Сашка представлял себе мощные струи, бьющие в камни.
(В дальние страны) (Ни на Викторию, ни на Ниагару) Сашка поехать не мог. Денег-то хватало – он колол соседям дрова, занимался физикой с дочкой беженцев, выдавал в конторе продуктовые карточки, и его накопления достигли сумм фантастических. Но революция закрыла границы, и Сашка решил съездить на водопады Иматры – в Финляндию, под Петроград. Осталось раздобыть проездной документ.
Отчим орал, все молчали. Сашка сидел в сарае с ножом. Смотрел на отчима в щель между досками. Не дождавшись ответа, отчим заплакал. Рыдал, хрустел зубами, ругаясь всё невнятней и громче.
Сияла луна, из непредставимой дали пробивался свет звёзд. Отчим, вращаясь вокруг своей оси, кругами – оборот за оборотом – ходил по двору. Белый, блестящий, большой. Устал, поднял к звёздам лицо, раскинул руки и рухнул спиной на землю.
Сашка подождал. Отчим захрапел. Сашка медленно, стараясь не шуметь, открыл дверь сарая. И, не глядя на отчима, направился в дом, обходя двор по периметру.
Отчим храпел.
Голая рука лежала так близко к крыльцу, что её пришлось перешагивать.
Сашка почти ступил на крыльцо, вдруг отчим крепко схватил его за ногу. Сашка замер. Прислушался. Тихо. Храп прекратился.
– Зарезать меня решил? – спросил спокойный голос из тьмы. – Я тебя кормлю, а ты ножик точишь. Не стыдно?
Сашка с досадой понял, что сжимает рукоятку ножа. Надо было спрятать в сарае.
– Ничего я не решил. – Ответ прозвучал сипло, пришлось откашляться.
Отчим неожиданно резво вскочил. Сашка потряс ногой, разгоняя боль в отпущенной на волю лодыжке. Сдержался, чтоб не сбежать.
– Ну, режь, – сказал отчим.
Луна и звёзды освещали лишь центр двора, а возле дома перед Сашкой вздыбился мрак. Он дышал влажным жаром, но от него шёл такой космический холод, что крик застыл в животе. И сердце застыло. И весь Сашка изнутри замёрз до бесчувствия.
– Режь! – из темноты проступило полмертвеца – нижняя, гнусная, половина.
Тут над крыльцом раскрылся свет, и верхняя – страшная – половина тоже стала видна. В выси явилась мать, чёрная в освещённом проёме двери.
Отчим, цветом незагорелого низа по-прежнему похожий на труп, и такой же, как покойник, бесстыжий, смотрел на Сашку в упор. За зиму и весну они почти сравнялись по росту.
Свет падал отчиму прямо в лицо – пьяное, злое, с трезвыми ледяными глазами.
– Мразь, – поморщился он. – Какая же трусливая мразь.
Отвернулся и ушёл со двора.
Утром в школе оркестр играл «Марсельезу». Вместо директора выступил дядька с красным бантом на пиджаке. Он произнёс много слов, и, когда закончил, школьники образовали Совет и центр молодёжи, где откроют читальный зал.
Сашка аж захмелел. «Мир хижинам, война дворцам!» – выкрикивал про себя, шагая из школы.
И дома ел, не переставая думать об удивительном времени. Рухнуло рабство. Прекратилось неравенство. Больше не будет голодных и бедных. Исчезнет несправедливость. И всё это он скоро увидит! Более того – сам сможет участвовать в строительстве небывалого общества.
– Лопай, лопай, ровняй морду с… оп-па, – подмигнул ему отчим, входя в летнюю кухню. – Вымахал, хлеба по полбулки уходит.
Внезапно на Сашку снизошло откровение. Он понял, что отчим тоже мечтал о каньонах и водопадах, но не увидит их – никогда. Сашка скоро поедет на водопады Иматры, а отчим останется здесь, с козой и баяном. С карпами. Состарится, не пожив в новом обществе. Сашка с жалостью глянул на отчима, увидел ущелья морщин, кусты седой щетины, лысый лоб.
– Вишь чё, зыркает, – хмыкнул отчим. – Я, мать, его кормлю, он мне ножик точит. Убить собирается.
– Никто вас не убьёт, – сказал Сашка. – Для таких, как вы, построят тёплые стардома. Будете отдыхать. В шахматы играть, в домино.
– Стардома? – удивился отчим.
– Да! Специальные дома, куда соберут стариков.
– Сашка! – предостерегающе вскрикнула мать.
Но Сашка переживал непривычное чувство – пропала ненависть. А там, где она копилась, давя на дыхалку, стало просторно и радостно.
– Все теперь заживут хорошо. Страна у нас большая, богатая. Стариков будут кормить завтраком, обедом и ужином. Одежду вам раздадут, сапоги и пальто. Водку и самогон, наверно, отменят. А махорки будет полно. И по праздникам – хороший табак.
– Издевается? – весело удивился отчим.
– Погоди, – попросила мать. – Сосчитай до десяти, успокойся.
– Один! – засмеялся отчим. – Два! Три! Это я могу. Ещё не настолько состарился! Четыре. Пять. Шесть.
Сашка с матерью смотрели на него. Сашка не мог сдержать улыбки. Отчим, считая, улыбался в ответ.
– Семь. Восемь. Девять!
На счёте «Десять!» пудовой пощёчиной сбил Сашку на пол.
И уселся за стол:
– Ну что, мать, можно и чаю попить.
Сашка, оглушённый, тщетно попробовал встать. Сидел, привалившись к шкафу, дышал разинутым ртом.
Мать кинула чашку об стену.
Отчим вскинул брови. Пожал плечами. Смазал и матери. Вроде легко, но она заплакала, упав на колени, свалилась вбок.
Голый человек беззащитен против ножа. Когда отчим, снова поругавшись с козой, отшвырнув баян, разделся и пошёл обливаться, Сашка ждал его.
Стоял без рубашки, с ножом в руке, прислушиваясь к далёкому блеянью, вою и ору, рассматривал карпов. Они давно уже плавали в чёрной воде. Те, кто покрупней и понаглей, успели сожрать остальных, их осталось несколько: старых, огромных, с выдранной до мяса чешуёй на хребтах. У самого большого и мерзкого, был выгрызен левый глаз, отчего правый таращился особенно жутко.
У отчима, когда он подошёл, оказался такой же мёртвый бессмысленный взгляд.
– Зарезать меня хочешь? – спросил он, еле справляясь с губами. Зачерпнул воду ковшом, стукнув по морде карпа. Сашка не ответил. Нельзя отвечать тому, кого хочешь убить. Ненависть жгла, мешая вдохнуть.
– Режь, – велел отчим. Выплеснул себе воду в лицо. Вода покатилась по волосам на груди, животе и ногах, собираясь в красивые полосы.
Сашка выставил руку с ножом.
Отчим потрогал лезвие:
– Острый. Хорошо наточил. Молодец.
Шагнул навстречу.
– Ну, режь!
Сашка отпрянул.
– Режь, – повторил отчим.
И грохнулся на спину. И захрапел.
Сашка заплакал. Но от слёз легче не стало, напротив. Жгло так нестерпимо, что вой рвался наружу. И, чтобы не заорать на всю улицу, Сашка резанул себе по груди. Потом по плечу. Ещё раз. И ещё. С мрачной радостью глядя, как мгновенно, от лёгкого касания, раскрывается кожа, как свободно выливается кровь.
– Сашка? – позвала его мать. Спустилась с крыльца, молча отвела на кухню, обработала раны, зашила плечо. Тут стало по-настоящему больно, но мать, сестра милосердия, не обращала внимания на Сашкины гримасы и стоны. Закончив работу, вынесла кусочек картона:
– Вот. До Петрограда плацкарта. На службе взяла. Поезжай. На водопады, или куда ты там... – Она вздохнула. – Мечтал.
Светлана Чураева
Продолжение рассказа читайте на сайте нашего журнала
Журнал "Бельские просторы" приглашает посетить наш сайт, где Вы найдете много интересного и нового, а также хорошо забытого старого!