Недобрая полночь, пушистики. Окружающий мир кажется бессмысленным и пустым, как банка из-под давно сожранной тушенки. Тщательно облизанная изнутри. Даже бессмысленнее, будто продырявленная такая банка — даже чая в ней не вскипятить. Да, ещё и это ощущение, словно щупальце, холодное, как у осьминога-зомби, неуверенно, но очень целеустремленно прикасается к позвоночнику. И причудливо вихляясь.
В общей сумме все-таки движется выше и выше... Мозгиии! Типовой побочный эффект от слишком близкого присутствия источника когнитивных искажений, звуков речи на первом универсальном языке, экстерриториального и олдскульного квазисубъекта, разбалансированного бомбардировочного прицела, нестабильного заряда метательного вещества — Радио ледяных пустошей, короче.
И несмотря на чудовищные наводки в магистралях нервной системы, многократно усиленные адским похмельем, за его боевым пультом по-прежнему находится верхушечный гуру, последователь нескольких древних невообразимых ремёсел, мегасверхчеловек, квалифицированный оттягиватель конца и демонстратор Кузькиного папы, агрессивный эскапист — Джон-ледяные-яйца, да, это он.
А темой его сегодняшней беседы будет безысходность. Когда ночи — это кошмары, припечатанные зловещим обещанием: «От этого сна тебе не проснуться». А после все-таки случившегося пробуждения ситуацию лучше всего описывает другая цитата: «Когда просыпаешься от дурного сна, в котором одни несчастья. Наяву всё оказывается не менее плохо. Но ты хотя бы не спишь». Однако и тут происходящее вокруг.
Ни черта не поддается контролю и катится по своей умонепостигаемой колее. Называется, найди-ка десять отличий от хорошего nightmare. Подсказка, и одного нет. Всё, долой, сегодня будет мрачная сказка-хоррор, треш-меш и всё такое — городская легенда о мыслящих и хищных кирпичах.
Легенды, началом которой стали брошенный ветром в лицо Джону клочок, похожей на туалетную бумаги, с подозрительными пятнами и коряво нацарапанной надписью: «…кирпичи нас хищно ждут на карнизах…», заставивший его сбиться с шага, сдирая с очков мерзкую дрянь. И с пушечным треском взорвавшийся, разбрызгивая острые шрапнельные осколки, с мощью, словно был из нитроглицерина слеплен.
Или будто не с пятиэтажной хрущевки, а с крыши одной из башен Москва-Сити рухнул, как раз туда, где Джон оказался бы без этой заминки, кирпич. После этого в длинной череде сложно вообразимых, крайне рискованных, нередко чрезвычайно отвратительных и запредельно трудно описуемых исследований и опытов кристально выяснилось, что строка на отвратительной бумажке была никакой не метафорой.
А самым что ни на есть научным фактом. Некоторые из кирпичей действительно по-своему живы. Нечто стороннее и безмерно чуждое нашему миру, подтекая в его щели, способно накапливаться в этих прямоугольных искусственных камнях. И после набора нужной концентрации снабжать их медленной, космически далекой от той, что обладают мясные существа, жизнью.
В качестве бонуса, рождая в них неторопливую, нежаркую, но очень лютую ненависть ко всему теплому и мягкому. Ибо существование разумного кирпича томительно-мучительно. Бесконечная наркоманская ломка, облегчить которую может только падение-погружение в теплую мякотку. И со скоростью течения стекла неделями и месяцами они выдвигаются к краям крыш.
Затем в математически точно рассчитанном неустойчивом равновесии застывают на этих гранях. Ещё один атом туда, другой — сюда, и падение. После серым мутным каменным зрением терпеливо высматривают внизу добычу. Обнаруживают. Отмеряют упреждение. Без демаскирующего книжного свиста рушатся на цель. Добавляя ещё кое-чего к действию земного тяготения, до энерговооруженности бронебойного снаряда.
Хрясь! Скорая помощь и полиция. А если вдруг промашка. При удаче некоторым кирпичам получается уцелеть. Глупые люди, разумеется, ничего не поймут — случайность, бывает. А значит, через месяцы или годы, для камней это немного, может получиться попробовать ещё разок. А вы
Оплакиваю поражение при Чэньтао (с) Ду Фу
Пошли герои снежною зимою
На подвиг, оказавшийся напрасным,
И стала кровь их в озере водою,
И озеро Чэньтао стало красным.
В далеком небе дымка голубая,
Уже давно утихло поле боя,
Но сорок тысяч воинов Китая
Погибли здесь, пожертвовав собою.
И варвары ушли уже отсюда,
Блестящим снегом стрелы обмывая,
Шатаясь от запоя и от блуда
И варварские песни распевая.
А горестные жители столицы,
На север оборачиваясь, плачут.
Они готовы день и ночь молиться,
Чтоб был поход правительственный начат.