В моей жизни была одна встреча, после которой я верю в существование прошлых жизней, реинкарнации и незавершённых кармических задач. Не верю, а просто знаю, что так оно и есть - ясно, чётко, наверняка. В ту ночь, когда мы встретились, я в первый раз ехала с BlaBlaCar-ом пассажиром. Мы сидели с мужем на бордюре, болтали, смеялись, ждали нашу машину. Муж шутил, что я сведу водителя с ума своим пятичасовым ворчанием и воплями на каждом повороте и обгоне - как любой водитель я не люблю, когда за рулём не я. Я отвечала, что начну ворчать ещё до того, как сяду в машину - водитель опаздывал уже на полчаса. Было почти четыре утра, когда он приехал. Вышел из машины, виновато улыбнулся нам обоим, сказал как старым знакомым: "Эх, проспал, надо же, как крепко уснул! Ничего, сейчас всё наверстаем!" И ворчать расхотелось.
Я его знала. Всё - каждую морщинку, глаза без дна, манеру разговаривать, не прекращая улыбаться. И он меня знал. "Ты со мной раньше не ездила?" - спросил он, когда мы стояли под каким-то фонарём во дворе на окраине Казани и ждали следующего, тоже проспавшего, пассажира. Я помотала головой, не сводя с него глаз: "Я вообще в первый раз пассажиром еду".
Мы оба должны были что-то друг другу сказать. И оба не понимали что, мы же встретились в первый раз и вообще практически не знакомы. Мы оба хотели схватить друг друга за руки и держать, не отпускать как после разлуки, и рассказывать друг другу всю жизнь, и что-то успеть... Что? Мы же встретились в первый раз.
Так началась наша дружба, которая продлилась год.
Он ездил часто, работал торговым представителем в фирме, продающей капроновые чулки и колготки. Он оказался отличным водителем, очень внимательным, аккуратным, неторопливым. Если я возвращалась из Казани без своей машины, то только с ним. Мой муж прав, я не доверяю другим водителям, кроме себя самой, но тут был совсем другой случай. Он чувствовал дорогу как продолжение себя самого. С ним было очень спокойно. Но вот уснуть в дороге никогда не получалось - мы слишком много обо всём болтали.
Он был лёгким, весёлым, живым, искренним. С таким огненным юмором, который вспыхивал мгновенно от самой маленькой искорки. Каждый раз мы хохотали до слёз от Казани и до самого Ижевска. И каждый раз что-то ускользало. Что-то очень важное, совсем другое. И время от времени мы продолжали друг на друга долго молча смотреть, пытаясь что-то понять, что-то вспомнить.
Зимой, когда я была в Индии, он прислал мне фотографии своей разбитой машины. Сказал, в тумане налетел на лежащее на дороге колесо. Сказал, что остался без работы. Шутил, что самое время махнуть ко мне в Индию. Сказал, что как раз в Индии сейчас его сестра. Он как всегда шутил, а мне вдруг стало ужасно страшно, тревожно, неуютно, не по себе, как будто кто-то невидимый постучал невидимым холёным пальцем по большому невидимому циферблату. Я должна что-то успеть. Что-то вспомнить. Это ощущение ускользающего времени не покидало меня всё время нашего общения - лёгкого, радостного, беззаботного, всегда исключительно о хорошем. Я что-то упускала. "А давай я найду твою сестру?"
И я купила ему маленького серебряного Ганешу. Я нашла его сестру на нашем пляже в Мандреме, и она пошла ко мне навстречу и обняла меня как старую подругу. Она была такая же как он - искренняя, живая, родная. Мы говорили о Гоа, о море, о зимней Казани, о том, какой короткий отпуск и как здорово, когда не надо возвращаться. Через два дня она должна была улетать домой, а с ней - мой Ганеша. "Пусть он заботится о тебе," - говорила я серебряной фигурке и чувствовала только тщетность всех моих слов. Чувствовала, что я снова очень близко к чему-то важному, к какому-то воспоминанию, пониманию, признанию, но опять мимо, в пустоту, в молоко.
Как в фильме "Тот самый Мюнхгаузен". "Дорогая, ты не хочешь сказать мне что-нибудь на прощанье?" "Я люблю тебя". "Не то". "Я буду ждать тебя". "Не то". "Я буду верна тебе". "Не то!" "Они положили сырой порох, Карл, они хотят обмануть тебя!"...Я должна была что-то сказать ему, но нужное признание про порох никак не получалось, просто не приходило мне голову.
Потом я вернулась из Индии. Снова раз в две недели ездила из Ижевска в Казань. А он снова работал торговым представителем, но уже в другой фирме и на другой машине. Возил чипсы вместо капроновых чулок. Но про чулки мы с ним по-прежнему шутили. "Не многовато ты летом 40 ден покупаешь?" (это он для меня по моему списку в своей старой компании чулки набирает). "Какое лето - такие чулки". "Тогда ты мало берёшь, в нашей компании и 100-денные есть!" "100 ден - это уже не чулки, это валенки". "Ээ, брат, ничего ты не понимаешь, валенки - это не чулки, это гольфы!"
В моём телефоне сотни его голосовых сообщений. Каждый раз, когда я ехала в Казань, а он отвозил товар в другие города, мы встречались на трассе и пили чай. "Ты Рыбную слободу проехала? Вот сейчас у тебя будет Александровка, там и притормози". "Я с Шалей поворачиваю на М7, там в Ирбисе тебя и дождусь". "Ты Мамадыш только проезжаешь? Ну тогда это час ещё тебе до однополосной дороги ехать, ближе к делу и спишемся".
В моём телефоне сотни анекдотов, сотни смешных картинок. И я знаю, что не только в моём. Ему как будто не жилось спокойно, когда кто-то где-то забывал улыбаться. Сам он - не забывал никогда. "Вот перестанешь в Казань ездить и забудешь меня совсем, и не увижу я тебя больше," - шутя, поворчал он в очередном сообщении. "И не мечтай даже. Как это я без чулок-то жить буду? Замёрзну на фиг," - отшутилась я. И в четверг записала ему очередное голосовое сообщение: "Еду в понедельник в Казань. Как там ваш чемпионат по футболу? Гаишники зверствуют? Уже весь город в пробках встал? Доложи хоть обстановку с фронта, буду знать, к чему готовиться".
Это сообщение он уже не услышал.
За четыре часа до этого сообщения он разбился на 1010 км трассы М7. Трассы, которую знал наизусть, по которой ездил каждый день.
А вчера утром я прочитала на стене у его сестры: "Моего Эдика больше нет". Моего Эдика больше нет. Эти слова со вчерашнего утра пульсируют в голове как в туго перетянутой ране. Моего Эдика больше нет. Я говорю родителям, что нужно учить детей прожить, проплакать утрату. Я говорю, что, только проплакав, они смогут её отпустить, освободиться, утешиться. Я говорю, что не бывает маленьких утрат, любая утрата причиняет боль, травмирует, разбивает сердце. Как мне самой проплакать мою утрату, если я даже конца ей не вижу? Вижу холёный палец, лоснящимся ногтем стучащий по циферблату. Как будто я каждую нашу встречу чувствовала, что ты уходишь. Как будто каждую встречу пыталась вспомнить что-то важное, не завершённое, принесённое в эту жизнь из прошлой жизни. То, что теперь мы с тобой перенесли в жизнь будущую. А в этой жизни - дыра, провал без краёв. Моего Эдика больше нет.
