Последний шаман нганасанов – великий Демнимэ ушёл в 1970 году, не оставив приемника. Боялись последнего шамана, и боготворили одновременно. Сильный был шаман Демнимэ из древнего рода Нгамтусо. Издалека приезжали лечиться к знаменитому Демнимэ. Бывало, что приезжали, аж люди из большого правительства. И вот ушёл шаман, а приемника не оставил. Сын у него был. Надеялись, что заменой отцу станет. Но последний из мужчин древнего рода Нгамтусо выбрал путь охотника. Оставалась ещё старшая дочь шамана Ладолю.
Теперь уже совсем дряхлой старухой стала Ладолю. И живёт в небольшом панельном доме с семьёй дочери – Набаптэ.
***
Случилось всё это в прошлом году. Заболела пятилетняя Дезар – внучка Набаптэ. Хотя и не внучкой вовсе, а дочкою младшенькой, любимой была Дезар для Набаптэ. Старшая дочь Набаптэ - Ярку загуляла в 17 лет с русским мужиком по имени Борис. Только и знали про этого Бориса, как его звать. А кто он, да откуда - никто в Усть-Аваме не знал. Прилетел с материка на вертолёте. Вроде, как бизнес какой-то хотел открывать, говорили. В клуб приходил. Там и положил, видать, глаз свой на Ярку. А она то - глупая дурында, разважничалась перед девчонками. Как же - большой человек, да ещё русский, её выбрал!
- Не смотри ты на него, дочка. Добра не будет, - уговаривала Ярку Набаптэ.
Но разве влюблённая девушка послушает свою старую мать? Ох, как пришлось побеспокоиться Набаптэ в те два месяца. И не знала она чего боялась больше. Того ли, что увезёт Борис от них Ярку в далёкую Москву? Или того, что разобьет доверчивое девичье сердце? Однако, вышло всё не совсем так, как предполагала Набаптэ.
Борис не позвал Ярку с собой в Москву. Но и она переживать не стала. Тихо расстались. А через 9 месяцев родила Ярку девочку. Бабушка Ладолю назвала её Дезар. Узнав о беременности дочери, Набаптэ не расстроилась, и восприняла всё случившееся, как должное. Значит так надо было. А вот затосковала Ярку после родов.
- Не могу я тут больше, мама, - говорила Ярку, - уехать хочу.
Уехать из Усть-Авама можно было только в два города – Дудинку или Норильск.
Решили отправить Ярку в Норильск на учёбу в педагогический колледж, а маленькую Дезар пусть растят родители и бабушка Ладолю. Так и в старые времена всегда поступали. Если нагуляет нганасанская девушка ребёночка по любви, родители растят, как своего, а девушку замуж отдают честь по чести.
Унёс Ярку вертолёт в Норильск, в колледже учиться стала, а потом и замуж там вышла. В Усть-Авам редко наведывалась. По телефону всё больше разговаривали. И если бы не малышка Дезар, неизвестно ещё, как бы Набаптэ перенесла разлуку с дочкой.
Радовалась Набаптэ на доверчивую улыбку девочки, млела, когда та называла её «мама», совсем как Ярку в детстве. Обожала возиться с Дезар и старая бабушка Ладолю.
***
Однажды в начале весны заболела Дезар. Здоровенькой всё время росла, даром, что наполовину русская. Почти и не хворала, хотя жизнь на Таймыре не каждому по плечу. А тут вдруг кашель откуда то взялся сухой, звонкий, как хруст веток, и горячей стала, щёки так и пылают красным.
Пятый день огнём горела малышка. Пятый день не спали Набаптэ и бабушка Ладолю.
Набаптэ не отходила от девочки ни днём не ночью. Иногда проваливалась в дрёму, сидя у её кроватки. А старая Ладолю всё свои талисманы перебирала, доставшиеся от отца её - последнего шамана из древнего рода Нгамтусо. Подносила к губам древние камни, шептала им какие-то старые непонятные Набаптэ слова.. Но легче Дезар не становилось. Не помогали и лекарства, прописанные фельдшером. Горячая, бессильная лежала Дезар и почти всё время спала.
На утро пятого дня старая Ладолю поманила Набаптэ крючковатым пальцем и сказала полушёпотом:
- Во сне приходил ко мне отец мой – Демнимэ. Он сказал, что у девочки не простая болезнь. Её душа сейчас там у них – в нижнем мире. Она будет там ещё день и половину ночи. Чтобы вернуть нашу Дезар, должны мы ехать к погребальным чумам самого Демнимэ и деда моего Дюходэ. Там споём мы древнюю Дя-лы-ни-мы - песню Матери Дня. И будет наша Дезар здорова.
- Ой, мама, да ведь нельзя туда живым ходить, - ужаснулась Набаптэ, - ты сама сколько раз говорила, что нельзя мёртвых беспокоить.
- То я говорила, а то сказал сам Демнимэ! Что здесь непонятного? - рассердилась старая Ладолю, - Готовь нарты! Отец никому не позволяет с собой спорить. Иди скорей к Агдышеву, пусть он заводит свою машину.
- Он не поедет, - пыталась возражать Набаптэ, - Откажет сразу же, как только узнает, куда ты его посылаешь.
- Не спорь, Набаптэ. Иди уже, и укутай получше девочку. Дезар зовёт её великий дед – Демнимэ!
Полуслепые глаза старой Ладолю вдруг глянули ясно и живо. И Набаптэ побежала к соседу – Агдышеву. Стала просить отвезти их на старое нганасанское кладбище – «Долину Мёртвых» Раньше нганасаны верили в то, что беспокоить духи умерших очень опасно. «Долина Мёртвых» - место-табу! Там похоронены шаманы из пяти древних нганасанских родов. И последний шаман – Демнимэ тоже был там – в «Долине Мёртвых» Тела великих шаманов покоились в погребальных чумах, сложенных из священной на Таймыре лиственницы.
Агдышев – хороший человек. Он уважал бабушку Ладолю, как самого старого человека в Усть-Аваме, и как дочь последнего шамана. Узнав о её намерении посетить «Долину Мёртвых», он согласился без лишних вопросов отвезти их туда. Надо, значит надо.
Нарты крепко прицепили к снегоходу Агдышева. А на нартах три женщины из древнего рода Нгамтусо. Две – старые нганасанки, сидели тесно, прижавшись друг к другу и держали третью – самую младшую Нгамтусо – бледную девочку Дезар, кровь, которой была наполовину русской. Они направлялись в авамскую тундру, в «Долину Мёртвых», чтобы пропеть древнюю песню Дя-лы-ни-мы – песню Матери Дня. Эту песню пели шаманы от начала времён. И слова той песни не менялись из века в век.
К «Долине Мёртвых» вела старая дорога. Теперь ею не пользовались. Простых людей хоронили на новом кладбище. А шаманов после Великого Демнимэ не было.
Денёк выдался солнечный. Белые просторы глаза слепили. Агдышев остановил снегоход, поодаль. Нельзя, чтобы рёв мотора тревожил духи Предков.
Набаптэ помогла подняться с нарт старой матери. Потом взяла на руки Дезар. Прикоснулась губами к лобику девочки. Лобик был влажный от пота, но не горячий. Дышала Дезар спокойно. Казалось, что она спит.
«Кажется, что ей полегче стало», - подумалось Набаптэ. «Может быть от того, что мы приехали сюда?»
Они пошли в ту сторону, где виднелись верхушки погребальных чумов. «Долина Мёртвых» напоминала старое стойбище, которое покинули люди. Кроме чумов, были здесь ещё старые засохшие сучковатые деревья. На старых корявых ветвях висели маленькие гробики. Так нганасаны хоронили когда-то своих детей. Считалось, что с дерева душе ребёнка легче будет вспорхнуть птицей. Ведь именно в птиц превращаются невинные детские души.
- Вот тут, - указала Ладолю на один из чумов, - покоится тело Демнимэ – твоего прапрадеда, Дезар, - сказала она, обращаясь к спящей девочке.
- Ушли великие шаманы. Оставили они род нганасанов и землю эту без охраны, без заботы своей. И стонет земля, и погибает наш род. Пришли на Таймыр другие люди. Пришли, чтобы забрать из неё всё, и, даже саму душу отнять. Горько рыдает Мать Небо по родному дитю своему - Земле. Без Шамана погибнет тундра!
И старая Ладолю запела древнюю песню Дя-лы-ни-мы. Песню, слова которой не менялись из века в век, с тех самых пор, как на Таймыр пришли люди. И люди эти были Великие Нганасаны. Набаптэ стала подпевать Ладолю. Маленькая Дезар открыла глазки, чихнула, и вдруг тоже запела тоненьким голоском:
- Дя-ааа, Лы-ыыы, - тянула она. Слов древней песни она не знала, просто повторяла за бабушкой Набаптэ и прабабушкой Ладолю.
Спасибо за внимание, уважаемый читатель!