Пару недель назад у меня был очередной разговор с моими родителями о семейном образовании моего сына Мити. Папа спросил меня: "Как Митя
написал контрольную работу?" Накануне Митя как раз ходил в школу и писал комплексную итоговую работу вместе с одноклассниками. "Я не знаю," - ответила я. "То есть, ты не интересовалась, какую оценку получил твой сын?" "Нет, я не интересовалась". "Что ты за мать, если тебе плевать на оценки твоего сына?" "Вот такая я мать". "Но ты же сама как-то его знания оцениваешь?" "Нет, никак не оцениваю. Я просто вижу, что он уже понял и знает хорошо, а что нам следует ещё подучить и разобрать". "Это само собой, но ведь ты можешь сказать, на какую оценку твой сын знает тот или иной предмет?" "Нет, не могу, я не ставлю ему оценок". "Это тоже понятно, но ведь как-то ты его оцениваешь? Например, по десятибалльной шкале на сколько бы ты оценила его знания?" "Ни на сколько. Сегодня он выспался, проснулся в хорошем настроении и усвоил новую тему слёту. Завтра он поссорился другом, у него болит живот, он никак не может сосредоточиться на уроках, и тема никак ему не даётся". "Хорошо. Это единичные случаи. Но должна же быть какая-то средняя оценка?" "Нет, её нет, я никак не оцениваю своего сына".
А через несколько дней после этого разговора состоялся следующий - с классной руководительницей Мити. Она учительница старой советской закалки, требовательная и к детям, и к родителям, и к себе самой. Ещё она очень чуткая и добрая, и дети обнимают её, прощаясь после уроков.
Результаты Мити за комплексную итоговую работу далеки от идеальных. А скоро ему предстоит сдавать промежуточную аттестацию по основным предметам. Это такие срезы знаний за год, которые необходимы школе для перевода детей в следующий класс. Именно школе - не родителям, не учителю, не самому ребёнку. Это абсолютно формальная, техническая процедура, которая нужна системе для обоснования и формирования её, системы, работы.
"Вы понимаете, что ваш сын может не пройти аттестацию?" - спрашивает классный руководитель (без иронии или сарказма, очень заботливо спрашивает). "Теоретически понимаю, но я не думаю, что это случится. Он - умный мальчик". "Да, но у него нет опыта работы в классе, он может начать нервничать, растеряться. И мы пишем уже довольно длинные диктанты, он может не успеть за остальными ребятами". "Да, может, но всё это не имеет никакого отношения к его знаниям". "Комиссия будет оценивать только его работу, только результат". "Да, но эта оценка будет субъективна". "Но от неё будет зависеть его перевод в следующий класс". "А у вас есть дети, которых могут не перевести?" "Да, в нашем классе есть дети, которые очень плохо учатся, у них проблемы с вниманием, они очень рассеянны, у них плохая память, я уже говорила с родителями, мы уже представили этих детей на рассмотрение комиссии, там будет, в том числе, и психиатр, который оценит..." Я помню, что на этих словах мне стало нечем дышать. Учительница говорила, её голос звучал всё оглушительнее, а весь окружающий мир вокруг меня уходил в туман. Оставалась только зелёная школьная доска с написанным на ней каллиграфическим почерком домашним заданием...
В моём воображении вокруг маленьких растерянных второклассников сжималось кольцо из строгих, высококвалифицированных, оценивающих взрослых (педагоги, администрация школы, психологи, представители отдела соцзащиты, все те, кто всё всегда лучше всех знает, и "в том числе, и психиатр"). И хорошо ещё, если такие же растерянные родители стояли в центре этого круга со своими растерянными детьми. Но моё тревожное воображение рисовало родителей среди взрослых. Вот они - укоризненно качают головами, угрожают "мы с тобой дома ещё поговорим", смотрят с брезгливостью и отвращением, отворачиваются. Им стыдно за своих детей. Мама готовит монолог про "я для тебя всё, а ты мне - назло", так она реабилитируется в собственных глазах. Папа тянется за ремнём - так он снова сможет почувствовать себя хорошим и правильным отцом, всецело участвующим в воспитании. Меня охватил ужас.
"Простите, а что это за комиссия? Для чего она?"
"Нам нужно понять, что дальше делать с этими детьми".
Ты - ещё второклассник, но уже отброс, утиль, вторсырьё, мусор, позор. Ты не нужен этому обществу, ты всем мешаешь, ты всё портишь. На переплавку, на переработку, на перевоспитание. Или к таким же как ты, в коррекционные классы, в определённую коробочку с определённой надписью. Закрыть крышкой. Убрать. Вычеркнуть.
"Простите, я, наверное, уже пойду, мы будем готовиться к аттестации, он напишет, всё хорошо, я пойду, " - мне по-прежнему трудно дышать, и очень хочется поскорее уйти из школы. Разве право ломать детские судьбы выдают вместе с дипломом о педагогическом образовании?..
Когда я вышла из школы на улицу и выгнала из своего воображения образ педагогической комиссии, нависающей над ребёнком, я подумала уже объективно и трезво. Это система, она работает по правилам, и работает успешно и эффективно. Учитель тут тоже ничего сделать не может. Мы все так или иначе живём в системе и должны жить в соответствие с её правилами. Но семья, семья - это вне системы. Это дом, это крепость, если хотите. Это то, что не должно рухнуть никогда и ни при каких обстоятельствах. В семье ребёнок должен быть любим - любым, вне зависимости от школьных оценок и решения педагогических комиссий. Он должен чувствовать себя защищённым со всех сторон, окружённым надёжными и любящими взрослыми, отделённым ими от этих чужих взрослых, вызывающих страх, заставляющих сомневаться в своей нужности и ценности хоть для кого-нибудь...
Я подумала, пусть каждый в этом мире выполняет свою работу. Учитель пусть учит, член комиссии пусть оценивает и судит, а родители - пусть любят, всем сердцем, безусловно, несмотря ни на что.
