Что происходит, кто-нибудь может ему объяснить?
Смутные очертания ординаторской, мерцание монитора, истории болезни на столах… За окном – мартовские сумерки, огни многоэтажек вдоль шоссе…
Реальность оставалась до боли знакомой, осязаемой, но… То ли время утратило непрерывность, то ли сам Глеб в него начал включаться пунктиром. Словно нерадивый портной раскромсал огромный лоскут пестрой материи на треугольники, квадраты, кружочки, и теперь уже не разобраться, какой лоскуток откуда. Все мельтешит перед глазами доктора.
Все произошло примерно час назад, а ощущение такое, как в другой жизни. И вообще – не с ним, доктором Глебом Катышевым, а с кем-то другим. Столько всего в этот час напласталось…
Глеб сжал до боли виски и зажмурился. Пора было идти домой, но он продолжал сидеть в ординаторской, будто от этого могло что-то проясниться. Коллеги заходили, уходили, поначалу пытались с ним заговорить, но, разглядев отрешенный взгляд, тотчас отказывались от попытки.
Что, собственно, произошло? Пришедший на дежурство Стас Феткулов попросил его зайти в отделение реанимации, посмотреть больного Зарипова, который поступил по «скорой» утром.
Помнится, Глеб недовольно хмыкнул, поскольку успел переодеться к тому времени во все «цивильное», но быстро накинул халат поверх пиджака и спустился в реанимацию.
Больной как больной, лежал под капельницей. Дремал, периодически зевая, на Глеба поначалу никакого внимания не обратил. На кардиограмме доктор «разглядел» острую стадию обширного инфаркта. Болевой приступ был снят.
Обычные вопросы, пульс, давление… Стоп!
На измерении давления, собственно, все и началось. На нем же и закончилось.
Зарипов как очнулся от спячки, схватил Глеба одной рукой за рукав, второй, - той, в которой была капельница, - потянулся к воротнику доктора. Бледное лицо исказилось до неузнаваемости. Рот раскрылся, оттуда вырвался хрип…
Больной узнал в докторе кого-то. Похоже, смертного врага.
Все завершилось в несколько секунд. Судорожные подергивания, пена изо рта… Реанимационные мероприятия, начатые тотчас, успеха не имели. Дефибрилляция, непрямой массаж сердца, интубация трахеи, сломанные ребра…
Смерть констатировали в половине седьмого. Растерянное лицо Стаса Феткулова, брошенные им небрежно слова «Хорошее начало дежурства, нечего сказать!» засели в голове Глеба наподобие вермишели в дырках дуршлага. Ощущение какой-то виртуальности, словно все происходит понарошку, не покидает доктора до сих пор.
До его воротника больной так и не дотянулся, как в компьютерной игре. Опасность была близко, но в самый последний момент для победы над тобой врагу не хватило самой малости. Ночной кошмар какой-то!
Что происходит, коллеги?
А начиналось все так романтично, почти взахлеб…
* * * *
Как бы ни расписывали, ни приукрашивали хирурги, все же усталость после многочасовой операции, когда гудят ноги, затекает спина и двоится в глазах, - ровным счетом ничего по сравнению с той усталостью, которая подобно удару молнии пронзает тебя после страстной ночи испепеляющей любви. Когда та, которую ты несколько часов подряд «вспенивал», как молодую бурлящую реку веслом, с утомленной благодарностью прикорнула на твоем плече и размеренно посапывает. Ты чувствуешь щекой ее ровное дыхание и боишься заснуть, чтобы ее не потревожить.
Все же молодец он, Катышев. Не стал размениваться по мелочам, суетиться. Выждал свое и теперь оттягивается по полной. В чужой квартире, чужой постели и с женщиной, которая… Ее зовут Полина… Таких на всей планете - раз два и обчелся. Он вспомнил, какой неприступной она была два месяца назад, когда он увидел впервые ее на приеме. И что она вытворяла сегодня… Вернее – они вытворяли!
С мужем ее он знаком не был, но чертовски ему завидовал. Еще бы - каждый вечер ложиться в постель с такой женщиной! Недотепа какой-то, своего счастья не ценит. Будь Глеб ее мужем, она бы ему точно не изменяла. Даже в мыслях.
Остались еще в жизни миги, пусть не так много, но они есть, ради которых стоит, скрепя сердце, терпеть остальные… серые будни.
Писклявая мелодия мобильника подобно пиле-двуручке настойчиво вгрызалась в мякоть короткого сна. В мертвецкую расслабуху, в заоблачный кайф после пахоты. Бесцеремонно, по-хамски.
Вставать и идти в прихожую, где висел пиджак с мобильником, не хотелось. Мобильник не унимался. Пытка продолжалась.
«Это может быть Ленка, - всплыло из подсознания. – Она знает, что я могу долго не брать трубку на дежурстве, оттого так настойчиво и трезвонит.»
Глеб осторожно освободил плечо от головы Полины, встал, хрустнул суставами и направился в прихожую.
Это действительно была жена. В четыре часа утра!
Сон слетел с него, как пепел с сигареты.
- Глеб, извини, что беспокою…
- Это ты извини, Ленок, больной с инсультом поступил, замотался, - врать жене ему приходилось и раньше, но сейчас он поймал себя на том, что убедительности в голосе – кот наплакал, что интонация подводит. – Больной тяжелый, пришлось поднапрячься.
- Я все понимаю, Глеб, тут дело такое, - супруга замолчала, подыскивая подходящие слова, а он почувствовал, как между лопаток пробежал холодок. – Меня Вера Антоновна среди ночи разбудила. Ну, соседка напротив, помнишь? Нет, чтобы «скорую» вызвать! Приступ у нее какой-то. Я сказала, что ты сегодня на дежурстве. Так ее супруг и повез к тебе, на дежурство. Представляешь?!
- Они что, Ленок, с ума съехали?- внутри доктора все клокотало и рвалось наружу. – Мне сейчас только и забот, что у них приступы снимать? Ну, соседушки! Ну, удружили!
- Я им то же самое твердила, а она свое, дескать, Глеб – доктор от бога, пару укольчиков назначит, и я буду здоровой. Не забудь, фамилия Ярушкины.
- Да помню я! – огрызнулся он. - Когда они уехали?
- Минут пять назад. Извини, Глеб…
Что он, собственно, теряет время? Если соседи уже в пути… В приемной им скажут, что невропатолог Катышев сегодня не дежурит, - и все, пузырек воздуха поползет по вене, как букашка по стеблю тимофеевки. Его оттуда не выцарапать, вопрос только – где и что он закупорит. Да, вляпался…
- Ты не виновата, Ленок. Хорошо, пусть подъезжают. Правда, им придется подождать. Тут ничего не попишешь. Ложись спать, спокойной ночи.
- Они подождут, Глеб. Они все понимают.
В комнате вспыхнул свет, Полина появилась в проеме дверей раньше, чем он успел спрятать трубку сотового в карман пиджака. Точеная фигурка в короткой цветастой ночнушке потянулась так, что Глеб проглотил слюну. Но любоваться любовницей времени не было. Он схватил трубку стационарного телефона, что ждал своего часа на тумбочке, и стал судорожно набирать номер приемного отделения. В голове стучало: «Только бы она дежурила сегодня. Только бы… Один шанс из трех! Не может невезение быть сплошным, беспросветным.»
Трубку на том конце сняли.
- Приемное слушает, - немного детский голосок, легкая картавость… Его, Катышева, спасательный круг. – Говорите.
- Анюта, привет, это Глеб Григорьевич.
- Здравствуйте, Глеб Григорье…
- Слушай внимательно и не перебивай. Времени – в обрез. Сейчас подъедут муж с женой. У жены приступ какой-то. Ярушкины их фамилия… Они спросят меня…
- Но вы сегодня не дежурите, Глеб Григорье…
- Знаю, потому и звоню, - вновь перебил он, матеря последними словами ни в чем не виноватую Анюту за вполне естественный вопрос, себя за то, что вынужден быть грубым. – Ты им скажешь, что я сейчас подойду, что пока занят с больным. Короче, скоро освобожусь. Сделай вид, что меня по телефону вызываешь. А сама сходи до хозяйственного входа, и открой двери.
- Как романтично, Глеб Григорьевич!
- Я через десять минут подъеду, они не должны знать, что меня нет.
- Сделаю, не сомневайтесь… - на том конце послышались какие-то шорохи, скрипы и, наконец, торопливым шепотом Анюта сообщила: – Кажется, они уже подъехали, Глеб Григорьевич. Все. С Богом!
- С богом, целую тебя в носик, - положив трубку на рычаг, он почувствовал, как дрожат его руки.
- А мне перепадет хотя бы в щечку? И без Бога, – Полина протянула ему махровый халат. – Одень, Аполлон, а то слепишь немного.
Только тут он обнаружил, что стоит в квартире любовницы «в чем мать родила». В несколько прыжков оказался в спальне, начал лихорадочно одеваться.
Дальше он смутно помнил нюансы. Кажется, Полина обиделась, замкнулась. В спешке он рубашку застегнул не на все пуговицы. Зачем, если в раздевалке через несколько минут все равно переодеваться в костюм и халат!
На лестничной площадке лифт будто поджидал доктора: тотчас распахнул «объятия». Видавший виды «Рено-Логан» домчал его по ночному мартовскому городу за считанные минуты до медсанчасти.
Перед соседями он появился, как и планировал, со стороны коридора, словно не грешил до этого, а дежурил всю ночь. Репутация вроде не пострадала… Надолго ли?
Окончание следует