Она жила надо мной. Я написал это, и подумал, сколько разврата в этой фразе – надо мной, подо мной, все эти предлоги… Их было достаточно, чтобы дать пищу моему распущенному воображению. Что я всегда и делал - представлял себе их супружескую кровать и ее, распластанную надо мной, прямо над мои телом. Если бы это был плоский мир, наши тела совпадали бы, и нас можно было бы обвести мелом, превращая в причудливый контур. В двумерном мире мы были бы единым существом.
Думаю, их кровать действительно стояла у батареи, потому что ночами я слышал этот мерный, сводящий с ума звук. Начинался он тихо, напугано, но потом наглел и перерастал в частый ритмичный стук, будто кто-то быстро забивает гвоздь. Куда он торопится? – думал я и, чтобы отвлечься, включал порно.
Ненавижу порнуху, все в ней насквозь лживое и неестественное. Идеально выбритые девушки принимают в себя накаченных и блестящих от масла мужиков. С наигранной похотью девушки смотрят в камеру, в глазах плохо скрываемое отвращение. Зачем их заставляют смотреть в камеру?
Я включаю порно и отворачиваю ноутбук. Слушаю всхлипывания, стоны, хлопки. Представляю соседку сверху. Вот она лопочем что-то неразборчивое, потом громко вскрикивает, удивляясь. Она постанывает, сперва жалостливо, будто ей больно, потом сладостно, все распущеннее и влажней. И вот уже она всхлипывает и рычит. Наши тела трутся друг о друга, будто нечто внутри нас силится прорваться сквозь кожаную оболочку тел.
После я лежу в тишине и прислушиваюсь, силюсь уловить звуки сверху, но больше придумываю, чем слышу, их расслабленный тихий разговор. Я уже не пытаюсь занять его место. Это глупо. Именно он лежит рядом с ней на растерзанной супружеской постели, он приносит ей воду, а она ставит будильник, и они засыпают в обнимку.
Я часто встречал ее с мужем. Невзрачный, невысокий, жилистый. Я не мог запомнить его лицо, узнавал только если она шла рядом. Цветастое платье, легкие волосы, длинный шарф, аромат весеннего ветра. Он еще долго витал в подъезде, в лифте, на этаже. Я старался вдохнуть его и забрать в свою одинокую квартиру.
Был конец апреля. Мы долго сидели в пивной. Я зачем-то начал клеить какую-то телку. Она посмеялась надо мной и ушла. А я разозлился, то ли на себя, то ли на нее. Шел по улице, и так невыразимо, так неизбывно и тягостно хотелось чего-то телесного, теплого, какой-то гладкой мягкости, простоты, чтобы закутаться, обхватить, прильнуть губами, погрузится и пропасть. Может, думал я, снять проститутку? Я представил, как она будет смотреть на меня сонными злыми глазами, и передумал.
Лифт не работал. Поднялся на пятый этаж пешком. Ковыряя ключом в замке, услышал шорох, обернулся и уронил ключи. На пролет выше в углу затаилась тень.
- Вали отсюда, бомжара! Нехера здесь! - выругался я, вглядываясь в сумрак.
Тень не двигалась.
- Ты че, не слышишь? – я поднялся на несколько ступеней. Захотелось вломиться какому-нибудь безответному несчастному существу. Там молчали. Чиркнул зажигалкой. Свет дрожал. Неровный круг выхватил парочку. Они испуганно жались к стене.
- Эй, вы че тут? – крикнул я.
Даже в сумраке я узнал ее лицо: растрепанные волосы, лихорадочный блеск глаз. С ней был какой-то хлыщ в длинном пальто, похожий на иностранца. Точно не муж. Да и зачем они бы целовались с мужем в подъезде? Рукой хлыщ придерживал ее ногу. Я заметил, как расстегнуто сверху и задрано снизу ее платье. Хлыщ недовольно посмотрел на меня, и вернулся к своему занятию.
- Извините, - я стал пятиться. Уже с площадки я еще раз взглянул на них, и больше угадал, чему увидел, что он целует ее в шею как вампир. Свет уличного фонаря упал на ее лицо. Она смотрела на меня. В глазах были страх и мольба, надежда, что я ее не выдам. А может мне показалось.
Лето выдалось жаркое. Я сперва много думал, должен ли я что-то сказать ей, мол, ничего страшного, с кем не бывает, или наоборот, делать вид, что не узнал. Пару раз, по пьяни, думал позвонить в дверь или по домашнему телефону, и сказать, что все видел, и если не хочешь, чтобы твой муж узнал… Потом я винил себя за паскудство, где-то в глубине души все же надеясь однажды намекнуть ей про свою симпатию. Но за лето я ни разу ее не встретил.
Встретились мы уже осенью, первого сентября. Стоял солнечный день, от школы доносились звуки: кто-то что-то говорил в микрофон, дребезжала бравурная музыка. Я шел домой уставший. Хотелось спать.
Она вела дочь в школу. Белый бант, букет цветов, огромный квадратный ранец. Я как-то никогда не задумывался, сколько ее ребенку лет. Девочка была похожа на маму, только более собранная, сосредоточенная на своем. Мать что-то говорила дочери, но, увидев меня, смутилась и слегка покраснела. Видимо, узнала невольного свидетеля ее измены.
- Здравствуйте, - сказала она. – Как ваши дела?
- Нормально, - сказал я.
- Красивая рубашка, вам идет.
- Спасибо.
- Извините, надо бежать. Линейка в школе, опаздываем. Всего доброго! - она потянула угрюмую девочку за руку. Я стоял и смотрел, как они удаляются. Она была как всегда легка, казалось, ее стрекозиные длинные ноги, обутые в тонкие белые лодочки, едва касаются земли.
Стоял яркий октябрь, но по ночам уже начались заморозки. Я возвращался домой после пробежки. Возле подъезда стояла скорая. Я не удивился. В нашем подъезде много старух, часто приезжает скорая. Я набирал код домофона, когда дверь открылась, и два санитара вынесли на носилках тело, накрытое с головой. Тонкая женская рука, совсем молодая, торчала из-под простыни.
Как я сразу понял, что это соседка сверху? В моей голове словно сложился пазл: обманутый муж, разоблаченный любовник, бытовая ссора, удар ножом. Даже не знаю, кого мне больше жаль стало: ее, мужа, дочь или горе-любовника, который оказался в этом замешан. И теперь муж в тюрьму, ребенок в приют. Все таки это беда - гулящая баба. А с другой стороны, каково ей быть такой красивой, привлекательной для мужчин. Поднимаясь пешком на этаж я как-то явственно ощутил значение этой дурацкой поговорки – не родись красивой, а родись счастливой. Действительно, красивой женщине счастливой не быть. В тот день я сильно напился.
***
Зима прошла. Приближалась весна. Я так и не узнал, что произошло с соседом сверху. Ни с кем из подъезда я не общался, а спрашивать у старух не хотелось. Вскоре там начался ремонт, что-то постоянно двигали и стучали. Я решил, что квартиру продали, и вскоре забыл об этом.
Была середина марта. Утром, как обычно, я шел на работу. У подъезда стоял новенький серебристый минивен. Двери его были открыты, из машины медленно выгружала вещи семья: девочка волокла рюкзак, муж вытаскивал через багажную дверь сумку, а с пассажирского сидения осторожно, придерживая живот, выкатывалась круглая, словно солнце, беременная жена, в которой я с трудом узнал ее, соседку сверху.