Вот уже 138 лет существует троллейбус. Ежедневно его пассажиры – крепкие духом мужчины – проходят проверку на прочность, но иногда сдаются и предают свои идеалы. Предал ли их Костя Клюшкин, когда ринулся в дверь троллейбуса, как будто бы это были ворота крепости, за взятие которой ему пообещали награду? И награда в самом деле была. Ею стало сидячее место.
За баррикадой. «Нужно занять возле окна», – Клюшкин мыслил стратегически, понимая, что без прикрытия ему, возможно, придётся уступить сиденье. И, о радость! Рядом с ним расположилась пожилая женщина. «Ну как я теперь встану, не побеспокоив старушку? – мысленно обратился к стоящим пассажирам Костя. – Вы и сами всё видите – закрыла меня, как настоящая баррикада. Вполне возможно, она ещё и инвалид. Ну и что, что втиснула между мной и собой сумку, заняв часть моего сиденья. Как культурный человек, я просто не хочу тревожить пенсионерку – из уважения к старости».
На следующей остановке в троллейбус зашла мама с двумя дочерьми приблизительно пяти и семи лет.
«Приучишь таких с детства занимать места, так они потом вырастут с ощущением, что сиденья созданы для них. Вырастут эгоистками! Хорошо, что есть те, кто позаботится об их воспитании»,
– скромно заметил про себя Клюшкин.
145 тысяч пассажиров ежедневно перевозят троллейбусы Гомеля.
С места поднялась хрупкая девушка, уступив сиденье девочкам.
«Вот что значит слабый пол, не выдержала,
– Клюшкин ощущал прилив превосходства и даже гордость за парней, которые сидели, как приваренные. – Вот что значит мужская солидарность».
Верность парней своим принципам укрепляла Клюшкина, побуждала не сомневаться, в том, что он ведёт себя правильно. «Кто работает, тот сидит, – размышлял Костя. – Отпахал на предприятии, теперь и отдохнуть можно. Если бы мы, мужчины, катались просто так, от нечего делать, тогда другое дело. Девушка, уступившая место, наверняка, бездельничала на работе. Дети так те подавно лоботрясы. С их энергией можно пешком до Пекина дойти, да что дойти – потом ещё и Берингов пролив переплыть!»
Костя включил медитативную музыку на мобильном, надел наушники, всем своим видом сообщая, что хотя его бренное тело и пребывает в салоне, душа вознеслась не то, что над троллейбусом, но и над всей Землёй. Он ощутил гармонию и даже в таких сложных условиях продолжал совершенствовать свою неповторимую личность.
Сидящим мужчинам предстояло выдержать ещё одно испытание. Тут и самый сильный духом мог отступить от принципов, наработанных годами, засомневаться в себе, предать идеалы, усвоенные с младых ногтей, дрогнуть. В общем, парням предстояло настоящая проверка на прочность.
В троллейбус зашла беременная женщина с коляской, в которой сидел ребёнок. Мужчины стали переглядываться, будто бы спрашивая друг друга: кто, кто этот слабак? Доли секунды могли разрушить сложившиеся годами модель поведения, уничтожить общественный институт, да что там – мужское братство! Что скрывать, но даже среди самых закоренелых пассажиров были те, кто мог проявить слабость характера. Да и сам Клюшкин, что греха таить, с трудом сдерживал себя, чтобы не встать.
«И почему им не сидится в декрете дома?»
– досадовал Клюшкин. Он окинул взглядом троллейбус, ища поддержки. Мужчины сидели, будто это был строй, где им отдали команду: «Равняйсь!» И они повернули головы в сторону окна, застыв в таком положении. Настоящие воины! Сильные духом. Богатыри! В это время один из мужчин, видимо, чувствуя, что Клюшкин может дать слабину, посмотрел на него в упор, как ковбой в американском вестерне. Будто бы выжидая, когда Костя сдастся и встанет. И это будет равносильно проигранной пистолетной дуэли.
«Сидеть, я тебе говорю!»
- приказал себе Костя из последних сил.
Но тут дверь троллейбуса открылась, и беременная женщина с коляской вышла. «Фу-у-ух! – выдохнул Клюшкин. – Стоило так подвергать нас мучениям ради одной остановки. Но трудности нам посылаются, чтобы закалить, чтобы сделать ещё сильнее».
У Кости зазвонил мобильный:
– Я на остановке с детьми, – услышал он голос жены Наташи. – Были у врача, проходили обследование для детского сада и школы. Решили ехать с тобой домой. Поможешь коляску в автобус занести?
Лишился иммунитета. Клюшкин, чтобы не беспокоить бабушку (свой защитный иммунитет), подлез под поручень и подошёл к двери. Она открылась, и Косте навстречу, как лососи вверх по горной реке, устремились новые пассажиры. Клюшкин, едва удержавшись в этом потоке, стал втаскивать детскую коляску в троллейбус.
– Чего такая тяжёлая? – закряхтел Костя. – Дочь, что ли, поправилась?
– В магазине детской одежды вещи покупала, в промтоварном тарелки и чашки взяла, тебе туфли нашла. Сложила всё в отсек под коляской. Вот и потяжелела.
К месту для своей стоянки в троллейбусе коляска двигалась как ледокол – медленно, словно прорубаясь сквозь толщу льда. Льдинами были пассажиры, которых будто приморозило к полу. В результате несколько человек так и остались стоять, нависая телами над коляской. Хотя места под солнцем в салоне хватало, но людям хотелось полюбоваться урбанистическим пейзажем, который так приятно было рассматривать у большого окна троллейбуса.
Обернувшись, Клюшкин пришёл в негодование. Его место занял какой-то бородатый парень.
«Ладно, женщины, но какая-то мужская солидарность должна быть?»
– в расстроенных чувствах подумал Клюшкин. Он рассеянно осмотрелся и, видя, как парни отводят от него глаза, почувствовал себя исключённым из «Тайного ложа сидячих мужчин». Они отвернулись от него и смотрели в окна, как если бы он был и не мужчина вовсе.
– Детям никто даже место не уступит, представляешь, – прошептала Наташа. – Вон бугай здоровый прямо за тобой сидит. Даже не шелохнётся.
Клюшкин почувствовал солидарность с женой, тем более что она говорила о бородаче, который захватил его место:
– Наташа, тише, некультурно обсуждать человека вслух.
– Ты что, его боишься? Да эта слабинка стоять не может. Сразу бухнулся на сиденье,
– почти в полный голос сказала Наташа.
Но тут рядом с викингом освободилось место: бабушка собралась выходить.
– Ну, вот зря только волновалась, садись, пожалуйста,
– Клюшкин почувствовал облегчение.
Наташа усадила сына на сиденье и, взяв на руки дочь, примостилась рядом. Троллейбус тронулся.
– Скажите вашему ребёнку, чтобы он не задевал меня своей ногой. Давайте уважать личное пространство друг друга! – произнёс бородатый мужчина.
– Саша, уважай дядю,
– подвинулась Наташа.
Костя почувствовал, как, помимо воли, в его лёгких стал собираться смерч, а в душе заполыхал целый сибирский лес.
«Ах, так! Ну я вам устрою!»
– разозлился Клюшкин. Он встал в проход и с вызовом произнёс:
– Если среди вас есть мужчины, то докажите это. Совершите мужской поступок – уступите место детям!
Реакции не последовало.
– Наушники не спасут вас от позора! Не делайте вид, что вы ничего не слышите,
– Клюшкин почувствовал себя римским полководцем, вдохновляющим полки на победу. В данном случае победу над собой.
И тут обветренное невзгодами лицо парня, занявшего место Клюшкина, выразило муку из-за свалившегося на него будто бы вдруг земного притяжения. Казалось, мужчина выходил из какого-то летаргического сна. Медленно, как солдат с пулевым ранением в ногу, он поднялся со своего сиденья, причмокивая языком от напряжения.
«Подействовало! Сработало! – обрадовался про себя Клюшкин, – Надо же, уступил место».
Бородатый витязь спокойно, не обращая на Костю никакого внимания, направился к двери, чтобы выйти на своей остановке.
Его место занял семилетний сын Клюшкина.
– Саша, встань, – произнёс Костя. – Сегодня мы едем стоя.
– Стоя… зачем? – удивился мальчик.
– Потому что мы мужчины, – ответил Клюшкин, гордо окинув взглядом весь салон.