«ХРОНИКИ МЁРТВЫХ ГОРОДОВ»

Авторы: Александр Васин, Татьяна Осипова, Анастасия Венецианова, Жан-Кристобаль Рене, Марк Волков, Василий Скородумов, Нитка Ос, Дмитрий Зайцев, Сергей Кулагин

Стараниями нашего художника — Юлии Ростовцевой, у сборника «ХРОНИКИ МЁРТВЫХ ГОРОДОВ» появилась обложка.

Юлия Ростовцева

Техника смешанная — акварель, линер и белая гелевая ручка. Антураж немного стилизованный. В таком стиле делались самые первые комиксы. На фотографии художник на фоне ещё одной своей работы — стена в детской комнате.

«ХРОНИКИ МЁРТВЫХ ГОРОДОВ»

От составителя

В сборник вошли рассказы-призёры конкурса «ХРОНИКИ МЁРТВЫХ ГОРОДОВ» — организатор сообщество ВКонтакте «Леди, Заяц & К» (https://vk.com/ledy_zaytc_k).

Конкурс проводился в три этапа: реалистический рассказ, фантастический рассказ и сказка. Для каждого этапа предлагалась иллюстрация, содержание которой, по замыслу организаторов, должно было органично вписаться в повествование.

Оценивали конкурс жюри в составе: писатель Тим Волков, журналист Алексей Сидоров, редактор Виталина Дзярик, композитор Андрей Гучков и художник Юлия Ростовцева. Спасибо им за оценки и комментарии. Услышать от специалистов такого высокого уровня рекомендации — очень ценно.

Отдельное огромное спасибо: Виталине Дзярик — за редактирование работ, корректору Галине Заплатиной и Юлии Ростовцевой — за прекрасную обложку, которую она сделала для сборника.

В сборнике «чёртова дюжина» сказочных реалистично-фантастических историй. Думаю, описывать их нет смысла. Лучше читать и наслаждаться фантазией авторов.

Друзья, спасибо за добрую атмосферу, внимание и доброжелательность во время проведения конкурса.

Сергей Кулагин,

июнь 2020 года

Ссылка на Ridero: https://ridero.ru/books/khroniki_mertvykh_gorodov/

Ссылка на ЛитРес: https://www.litres.ru/aleksandr-vasin-23618483/hroniki-mertvyh-gorodov/

ОГЛАВЛЕНИЕ:

АЛЕКСАНДР ВАСИН. ЛУЧШЕЕ МЕСТО НА ЗЕМЛЕ

ТАТЬЯНА ОСИПОВА. У СМЕРТИ ПОД КРЫЛОМ

АНАСТАСИЯ ВЕНЕЦИАНОВА. ПАРАЛЛЕЛЬ

ЖАН КРИСТОБАЛЬ РЕНЕ. КРИСТИНА

АЛЕКСАНДР ВАСИН. ЗАИГРАВШИЕСЯ

АЛЕКСАНДР ВАСИН. РОЖДЕСТВЕНСКАЯ ИСТОРИЯ

ЖАН КРИСТОБАЛЬ РЕНЕ. ПЕРЕВЁРНУТЫЙ ГОРОД

МАРК ВОЛКОВ. «ВЕЛИЧАЙШАЯ ЦЕННОСТЬ»

ЖАН КРИСТОБАЛЬ РЕНЕ. ЗМЕЙКА

ТАТЬЯНА ОСИПОВА. ЕСЛИ ТЫ ВОЛШЕБНИК

ВАСИЛИЙ СКОРОДУМОВ. ВРЕМЕННЫЕ ТРУДНОСТИ

НИТКА ОС. КОЛЕСО САНСАРЫ

СЕРГЕЙ КУЛАГИН, ДМИТРИЙ ЗАЙЦЕВ. ХРОНИКИ МЁРТВЫХ ГОРОДОВ. ЧАСТЬ I. ЧТО НАША ЖИЗНЬ?

Александр Васин

ЛУЧШЕЕ МЕСТО НА ЗЕМЛЕ

— Дерек, тормози! — закричала Энн. Нервы уже не выдерживали. Четвёртый час они колесили по этому покинутому даже собаками городу и никак не могли из него выбраться. — Посмотри на эту вывеску, я её помню, мы проезжали здесь как минимум дважды.

Дерек резко вдавил педаль тормоза, машину немного крутануло, и она встала прямо посреди перекрёстка. Он откинулся на водительское кресло и убрал потные руки с руля. Пот заливал глаза, обильно затекал во все складки тела. Но снять опостылевший костюм инопланетянина Дерек так и не решился. Тревожный маячок, расположенный где-то в районе мозжечка, не переставал мигать и предупреждать об опасности.

Слухи про мёртвый город ходили разные. После закрытия гиганта-автоконцерна тридцать лет назад понадобилось всего полгода, чтобы большая часть населения, собрав вещи, переехала в другие штаты. Ещё какое-то время здесь работали магазины, городская больница, и даже вывозился мусор. Но через год бывший мегаполис превратился в город-призрак. Это место осталось городом: например, до сих пор в автономном режиме работала ТЭЦ, дающая электричество фонарям, вывескам и светофорам. Дерек не удивился бы, узнав, что в зданиях по-прежнему тепло и уютно. Но в то же время город стал настоящим призраком — ни людей, ни животных. За три часа катания они не увидели даже крыс, завсегдатаев подобных мест.

Вот только голоса… Ему постоянно слышались голоса: живые, человеческие, понятные. Мать отчитывает нерадивого сына, задержавшегося после школы со старшеклассниками с дурной репутацией; старушка дрожащим голосом просит полисмена помочь перейти на другую сторону улицы; зычный рекламщик предлагает зайти в недавно открывшийся супермаркет и получить максимум от сногсшибательных скидок… Голоса были повсюду, и с наступлением ночи становились всё отчётливее и реалистичнее. Дерек не решался спросить у Энн, слышит ли она эти разговоры. Во-первых, девушка и так была на взводе, а во-вторых, он боялся услышать неправильный ответ и понять, что сходит с ума.

— Я больше так не могу! — Энн открыла дверь и вышла наружу. — Ты как хочешь, а я намерена избавиться от этого чёртова костюма. Мне осточертело выглядеть словно амазонка из «Города грехов». Я простая учительница старших классов. И все эти надутые выпуклости и прямые носы мне претят.

— Стой! — протестующе закричал Дерек. — Не смей. Посмотри вокруг: электричество работает, значит и уличные камеры могут быть активированы. После всего, что мы вынесли за последние сутки, ты хочешь попасться вот так просто?

Энн вскочила на капот автомобиля. Резко крутнулась на высоком каблуке вокруг собственной оси, не удержалась и приземлилась на крышу.

— Да о чём ты говоришь? Это ты посмотри вокруг. Этот город давно вымер. Здесь нет никого уже несколько десятилетий. Мы здесь одни.

От отчаяния Дерек постучал кулаком по крыше.

— Энн, остановись! — но девушку уже несло, истерика набирала обороты.

— Знаешь, что здесь осталось? Что я чувствую в затхлом воздухе? Разбитые надежды. Неудавшиеся жизни простых людей, ехавших сюда делать карьеры, но оставшиеся ни с чем, — Энн с шумом втянула носом воздух. — Запах пороха от револьверных пуль, которые отцы-банкроты пустили себе в лоб, получив уведомления о сокращении. Запах слёз матерей, которые после этого вынуждены в одиночку воспитывать своих детей. Этот город сожрал так много жизней и сделал это так быстро, что средневековой чуме впору обзавидоваться.

Надо что-то предпринять. Дерек судорожно соображал, но что делать дальше, не понимал. Они не спали уже больше суток, почти ничего не ели, а этот мёртвый город кружил их и кружил. Конечно, можно было бы оживить айфон и включить навигатор, но Дерек не делал этого по той же причине, по которой не торопился избавляться от костюма инопланетянина — боялся быть обнаруженным.

— Наша жизнь — полное дерьмо! — продолжала причитать Энн. — Мы живём с тобой в нормальном цивилизованном мире. Но чем наши судьбы отличаются от судеб миллионов людей, оставивших свои надежды в этом городе? Та же боль, те же страдания, та же безысходность, — она с яростью содрала с себя маску и принялась кусками вырывать силиконовый костюм.

Всё, хватит! Дерек резко распахнул дверь, вскарабкался на капот и влепил звонкую пощёчину своей спутнице. И через два удара сердца ещё одну — по другой щеке.

Энн задохнулась от возмущения, покраснела, попыталась ударить его в ответ. Дерек отвесил ещё одну пощёчину, но уже несильную, почти нежную. И тут же взял её за плечи и притянул к себе. Девушка сделала вялую попытку вырваться, но быстро сдалась и уткнулась ему в шею. Она заревела в голос. Слёзы скатывались по щекам и неприятно щекотали кожу.

Дерек монотонно гладил её по волосам.

— Ну ладно, пора заканчивать, — сказал он через пару минут. — Мы не довели свою миссию до конца. Подумай о Дэнни.

Энн попыталась взять себя в руки. Получилось не с первой попытки, но кое-как девушка собралась.

— Надо расслабиться и немного отдохнуть, — решил за обоих Дерек. — Пойдём со мной. — Он спрыгнул с капота и предложил девушке руку — Энн аккуратно спустилась. Спутники направились в сторону мигающей бирюзовой вывески, ставшей причиной их внезапной остановки.

Как и предполагал Дерек, под вывеской располагался небольшой бар со странным названием «Круги миллениалов». Он дёрнул дверь — не заперто. Сразу за порогом валялся какой-то древний мусор, но в целом в помещении царил порядок. Многолетняя пыль была не в счёт. Странно было бы увидеть в мёртвом городе натёртые до блеска бокалы и тщательно вымытый пол. Лампы под потолком давно перегорели, но диодные полоски на окнах, вдоль барной стойки и на стеклянных полках между бутылками достаточно развеивали сумрак, чтобы ориентироваться в помещении.

— Словно в каком-то неудачном нуаре, — пробормотал Дерек, сняв наконец-то опостылевшую маску. Он с интересом стал разглядывать ассортимент спиртного. Энн заняла один из крутящихся барных стульев и уронила руки на стойку.

Через пять минут Дерек присоединился к ней. В одной руке он держал бутылку вычурной формы, по-видимому, с виски, в другой — два пузатых стакана.

— Стаканы почистил, как мог, — улыбнулся он. — Остальное продезинфицирует спирт.

Дерек плеснул в оба стакана не глядя. Хозяев нет — можно не экономить.

— Давай за Дэнни! — предложил он. Стаканы звонко соприкоснулись.

Энн лишь немного пригубила виски и сразу скривилась — для неё напиток оказался крепковат. А Дерек залпом выпил до дна. Это было приятно. Он налил себе снова. И замешкался, не зная, какой ещё тост будет сейчас уместным. Его выручила Энн.

— Ты знаешь, — сказала она. — Я так и не сказала тебе «спасибо». Ни разу. Я промолчала, когда ты согласился на мою авантюру, не поблагодарила, когда ты разработал весь план. Наверное, сейчас — самое время.

— Принимается, — чокнулся с ней Дерек. — Хотя ты знаешь, что я не мог поступить по-другому. Мы хоть и сводные брат с сестрой, но после смерти родителей ты по сути и была моей семьёй. Как же я мог бросить тебя в такой ситуации? Как я мог бросить Дэнни? Помнишь, как ты пришла ко мне три месяца назад, боясь, что и я, последняя твоя надежда, откажу тебе? Но я ни за что на свете не отпустил бы грабить банк тебя одну.

Энн кивнула. Она помнила каждый кошмарный день за последние полгода. А ведь день, когда всё началось, был ярким и солнечным. Провожая Дэнни в школу и укладывая сэндвичи в его рюкзак, она и помыслить не могла, что через несколько часов её жизнь закончится.

Энн специально отправила Дэнни учиться в другую школу — чтобы не давать коллегам лишний повод для сплетен. Впрочем, оба комплекса находились на соседних улицах, и в случае необходимости она могла дойти до сына за считанные минуты. После того страшного звонка она добежала за пятьдесят четыре секунды…

Энн всегда строго-настрого запрещала своим ученикам пользоваться на уроках смартфонами. Самой себе же она делала послабление — отключала лишь звук. В тот день её подопечные сдавали тест, и в классе царила гробовая тишина. И настойчивое рычание виброзвонка показалось раскатом грома. Или ударами колокола. Колокола, который звонил по её жизни.

Чтобы не мешать ученикам, она вышла в коридор. Звонок не сдавался и продолжал звонить.

— Мисс Джонсон? — раздался в трубке учтивый голос. Она узнала его, это был директор школы Дэнни. — Вам нужно срочно прибыть к нам. Ваш сын упал в обморок, мы были вынуждены вызвать скорую помощь.

Дальше Энн слушать не стала. Дала «отбой» и полетела через дорогу. Через пятьдесят четыре секунды она была во дворе и пыталась справиться с душившими дыханием и слезами. Её Дэнни, её маленький мальчик лежал с закрытыми глазами на каталке.

— Что с ним? — закричала она. — Что с ним случилось? Ответьте мне, я прошу вас! Я требую!

Врачи скорой помощи ответить не смогли. Как не смогли распознать болезнь и доктора в больнице. Анализы и процедуры не давали точного диагноза. Через месяц Дэнни транспортировали в столицу, где собрался целый консилиум. Сыну не становилось хуже, но и в сознание он не приходил. Спустя ещё месяц Дэнни всё же диагностировали редкую генетическую болезнь. Требовалась операция. Срочная. И очень дорогая. Чем дольше её откладывать, тем меньше становилось у Дэнни шансов однажды открыть глаза.

Конечно, у одинокой школьной учительницы таких средств не было. В течение следующего месяца она обошла все общественные организации и фонды, организовывала сборы средств через интернет, просила кредиты в банках и пожертвования у богачей. Нельзя сказать, что все ей отказывали. Но для операции и последующего лечения требовалось больше денег. Намного больше.

Обо всех своих неудачах она рассказывала Дереку. Тот обычно выслушивал её молча, хмурился, но помочь ничем не мог.

Отчаяние всё больше овладевало Энн. Однажды вечером, бесцельно переключая каналы телевизора, она наткнулась на фильм об ограблении банка. Парочка безбашенных молодых людей с дерзостью очищала один сейф за другим. Вот тогда и родилась идея, как спасти Дэнни…

К её удивлению, Дерек не покрутил пальцем у виска, когда она рассказала ему об ограблении. Как и раньше, он нахмурился и попросил зайти через три дня. За это время он превратил её мысль в продуманный план.

Убегать с деньгами через мёртвый город тоже было его идеей.

— Это последнее место, где нас станут искать, — убеждал её брат. — Оставь глупые суеверия, там давно уже никто не живёт. Соответственно, нет лишних глаз, ушей и наручников. Мы всё сделаем быстро, никто ничего и не поймёт. Нам не нужны миллиарды, возьмём, сколько необходимо Дэнни — и свалим. Обратно проедем через мёртвый город. Да — лишний крюк, но зато заметём следы.

Два с лишним месяца ушло на подготовку. Небольшая неувязка вышла с костюмами, но пришлось брать, что есть. Амазонка из «Города грехов» смотрится всё же лучше, чем инопланетянин из древнего фильма Спилберга, думала Энн, вертясь перед зеркалом.

Ограбление банка прошло чётко, как по нотам. Пока два пожилых охранника пытались осознать произошедшее, пока оторопевший кассир судорожно нащупывал тревожную кнопку под столом, Энн с Дереком уже выбегали из здания с сумкой, полной наличных. Через пять минут они уже петляли по узким улочкам. Через пять часов они въехали в мёртвый город.

И вот тут их план дал первую трещину.

Она допила свой виски и подтолкнула стакан брату. Тот послушно налил на два пальца.

— Мы заблудились в этом чёртовом городе! — чётко произнесла Энн. — Глупо отрицать очевидное. Нам нужна карта. А для этого…

— Нет! — отрезал Дерек. — Мы не будем включать телефоны. Сигнал, пойманный отсюда, вызовет вопросы. А дальше размотать клубок не составит труда даже стажёру из полицейской академии.

— И что ты предлагаешь?

— Больше не кружить по темноте. Давай заночуем здесь. Мы больше суток на ногах, сейчас усталость сильнее нас. Нужно отдохнуть.

Энн встала с виски в руке и подошла к окну. Напротив, через улицу, мигала вывеска. Присмотревшись, она прочитала лаконичное «HOTEL». Аргументы Дерека были весомые: она, действительно, очень устала. Да и садиться за руль после виски, откровенно говоря, небезопасно.

— Хорошо, — повернулась она к брату. — Давай отдохнём. Напротив есть отель. Я займу любой приличный номер на четвёртом этаже. Как закончишь с бутылкой, приходи. Найди меня и занимай соседний номер.

— Почему четвёртый этаж? Если придётся убегать, то это не самый лучший выбор.

— Первые два — занимают магазины, на третьем, скорее всего, ресепшн. Так что я буду на четвёртом.

— Хорошо, я скоро приду.

…Через несколько минут Энн стояла перед лифтом. Её слегка пошатывало от выпитого алкоголя. Электричество в городе было, лифт работал. Она поднялась на третий этаж.

— Бинго! — Энн щёлкнула пальцами, увидев ресепшн. Она перегнулась через стойку и сгребла все имеющиеся ключи с бирками — чтобы не возвращаться.

Этажом выше располагались номера. Некоторые были без дверей, такие были ей не интересны. Инспекция продлилась недолго. В первом номере было разбито окно, во втором — не работал свет. А вот в третьем всё было в ажуре, даже вода бежала из крана. Правда, только холодная.

Впрочем, принимать душ Энн не собиралась. Она подошла к окну и одёрнула штору. Она не увидела бара напротив и их машины — номер выходил на другую сторону здания.

— Да и чёрт с ним! — раскинув руки, девушка рухнула на двуспальную кровать.

Она закрыла глаза, но сон упрямо не шёл. Мысленно поборовшись сама с собой, Энн достала смартфон. Дерек строго-настрого запретил его включать. Но ей нужно посмотреть на Дэнни. В палате сына была установлена камера, онлайн-трансляция велась в интернете круглосуточно.

— Всего одним глазком, — бормотала Энн, удерживая кнопку включения. — Без этого я не засну. А если я не засну, то не смогу завтра здраво соображать.

Смартфон загружался мучительно долго. Но вот яркая заставка сменилась не менее ярким рабочим столом — фотография Дэнни, здорового и полного сил. Энн задержалась на изображении, любуясь сыном, прежде чем зайти в сеть. В эту паузу выскочило уведомление — «1 новое письмо».

Она зашла в почту. Письмо было из клиники. Сердце застучало быстрее. Энн отогнала мрачные мысли, успокоила дыхание и только потом открыла письмо.

«Уважаемая мисс Джонсон!

Мы не смогли дозвониться до Вас, в последние двое суток Ваш телефон постоянно выключен. Также мы не смогли дозвониться до Вашего брата Дерека. Вы оставляли его номер как резервный на случай, если Вы не сможете ответить.

К сожалению, у нас больше нет контактов. При регистрации Дэнни в нашей клинике Вы оставили адрес электронной почты. Поэтому мне не остаётся ничего другого, как написать Вам сюда.

Вчера Дэнни стало хуже. Это первое изменение с тех пор, как он поступил к нам. Мы срочно сделали анализы, по результатам которых созвали совет. Наше общее мнение — Дэнни необходима была срочная операция, дольше тянуть было нельзя.

Вы не оплатили последний взнос за хирургию, но мы взяли на себя ответственность и решили оперировать. Операция длилась более семи часов. И, как нам показалось, прошла успешно. Однако спустя два часа Дэнни снова стало хуже. Сделать ещё одну операцию мы не успели. В процессе подготовки у Дэнни не выдержало сердце.

Поверьте, мисс Джонсон, мы сделали всё от нас зависящее. Примите мои искренние соболезнования! Мы надеемся, что после того, как Вы прочитаете это письмо, Вы незамедлительно свяжетесь с нашей клиникой, чтобы утрясти все формальности! Мы не бросим Вас в этот тяжёлый для Вас момент и обязательно Вам поможем!

«С уважением,

ведущий хирург

М. Стивенсон-мл.»

ПРИМИТЕ… МОИ… СОБОЛЕЗНОВАНИЯ!

У ДЭННИ… НЕ ВЫДЕРЖАЛО… СЕРДЦЕ!

Энн раз за разом повторяла эти слова, опустошающие её душу. В этих словах заключался её собственный мёртвый город. Они обрывали её жизнь, безжалостно и равнодушно.

Она поймала себя на том, что не дышит. С шумом впустив воздух в лёгкие, она встала с кровати и подошла к окну. Дэнни мёртв. Всё было зря, чёрт побери! Энн осознала, что чувствовали люди, пожираемые этим городом. Вот теперь он поглотил и её сына. Нет смысла идти дальше и ей самой…

Девушка открыла приложение, загрузила камеру. Связь была плохой, так что пришлось подождать. Наконец, картинка появилась. Та же палата, те же приборы. Вот только койка пустая и аккуратно застеленная. Закричав, Энн швырнула телефон на кровать.

Она распахнула окно. На улице пошёл дождь. Энн подставила ладонь, набрала немного воды и умыла рукой лицо. Затем, не раздумывая, встала на низкий подоконник и шагнула наружу. Чёрный латексный костюм амазонки идеально слился с мокрой мостовой.

…Дерек допил бутылку до конца и почувствовал себя пьяным. Но по-другому нельзя, иначе стресс догрызёт его и без того дряхлое сердце. Он снова подошёл к стеллажу с виски, раздумывая, не выпить ли ещё. Поколебавшись, он решил взять бутылку с собой. Дойдём до кровати — там видно будет.

Повернувшись к выходу, он обнаружил раскрытую коробку с сигарами. Порывшись, Дерек обнаружил одну, не рассыпавшуюся в руках.

— Великая вещь — целлофан! — улыбнулся он себе под нос.

Он с удовлетворением втянул запах крепкого табака. Окинул взглядом лежащую на барной стойке маску, но решил оставить инопланетянина на месте. Кому придёт в голову искать её здесь?

На улице шёл дождь. Неприятно, но не смертельно. Перебежав через дорогу, Дерек вошёл в здание. Поднялся на лифте на четвёртый этаж.

— Энн! — позвал он. — Ты где?

Ответа не было. Скорее всего, сестра уже спит. Дерек стал заглядывать во все двери подряд, но Энн нигде не было. Он прошёл полный круг и начал заново. На этот раз его внимание привлёк смартфон, лежащий на кровати. Дерек узнал его: это был аппарат сестры.

В номере было холодно из-за распахнутого настежь окна. Почуяв неладное, Дерек подбежал и высунулся наружу. Не увидев ничего криминального, он закрыл створку. В помещении сразу стало уютнее. Он взял смартфон в руку — от движения загорелся экран.

— Ах, Энн, ну что ж ты делаешь? — покачал головой он. — Я же сто раз говорил: никаких телефонов.

Дерек знал пароль сестры и ввёл его. Тёмный экран сменился страницей электронной почты. Нехорошо читать чужие письма, но любопытство взяло своё.

Он прочитал письмо дважды. Потрясение было слишком сильным.

И тут вернулись заглушенные алкоголем голоса. Их было много больше, чем раньше. Они стонали, кричали, жаловались на свою жизнь. Дерек стиснул ладонями голову и закричал:

— Прочь! Идите прочь! Оставьте меня в покое!

Неожиданно грянула тишина. Не в силах поверить, Дерек разлепил уши, напряжённо вслушиваясь в окружающее пространство. И услышал тихий, но такой родной голос:

— Примите мои искренние соболезнования! В процессе подготовки операции у Дэнни не выдержало сердце. Что нам его извинения, да, мой мальчик? Зато теперь мы с тобой вместе. Здесь, в самом лучшем месте на Земле…

Дерек вытащил из кармана сигару, чиркнул зажигалкой и закурил.

Татьяна Осипова

У СМЕРТИ ПОД КРЫЛОМ

Удушье вползло в кровать, залезло под одежду. Я хотела проснуться и сбросить с себя сковавший тело страх, но не смогла. Силы оставили меня, как и надежда, на их место пришла апатия. Смрад стелился между стенами, впитывался в них, рисуя кружева на чёрных цветах плесени. Она расцветала на бетонной стене подвала, которая была влажной и липкой.

Голос дочери вернул меня в реальность. Она говорила во сне. Я медленно осознавала, что кошмар не приснился. Теперь это моя жизнь, и к этому невозможно привыкнуть.

Отец Кэрри давно уехал, бросив семью, когда дочке было три года. Я переехала к маме, и мы были счастливы, разделив на троих радость и невзгоды.

Теперь, когда малышка повзрослела и ей исполнилось восемь, она была в том возрасте, когда школа и друзья занимали всё свободное время. Помню, как Кэрри считала дни до начала учебного года.

Мы очень переживали за бабушку. Она странно вела себя, многое забывала, даже по мелочам. Я пыталась с ней общаться, как раньше. Переживала, что между нами рвутся нити, связывающие нас. Верила, что диагноз болезнь Альцгеймера — не приговор.

Моя знакомая доктор Зоуи Мартин предложила пройти обследование в клинике, находящейся в живописном месте Йеллоустоунского заповедника. Идея доктора Мартин была воспринята на ура не только мной, мама с удовольствием согласилась отправиться в небольшое путешествие из Пенсильвании в Вайоминг со мной и Кэрри.

Мы остановились в Шайенне и добираться до клиники решили на скоростном поезде. Кэрри обожала смотреть в окно, где проносился необычный для нас, жителей Нью-Йорка, пейзаж. Болтали о пустяках, с удовольствием уплетая картошку фри и хот-доги, маме нравилась поездка, а я верила, что если доктор назначит правильное лечение, ей смогут помочь.

Рядом с клиникой притаилась небольшая уютная гостиница для родственников, которая оказалась удобной и недорогой. Вокруг важно раскачивались высокие деревья с густыми кронами. Доктор Мартин проводила маму к главному врачу, а мы с Кэрри вышли в парк лечебницы. Ухоженный сквер, с множеством дорожек, цветочных клумб и со вкусом и знанием дела постриженных кустарников радовал глаз.

— Мам, тут так красиво! — восхищалась Кэрри, делая снимки на телефон. Рассматривая поющую малиновку и дрозда, бегая за бабочками, девочка смеялась, и я немного отвлеклась от грустных переживаний по поводу болезни мамы.

Внезапный свист разрезал безмятежную атмосферу, дочка замерла, а потом подбежала ко мне, прижалась, обхватив ручками. Я непонимающе смотрела по сторонам. Сердце заколотилось в груди, а в желудке всё сжалось. Предчувствие беды заставило стиснуть руку малышке. В голове стучало: «Это не по-настоящему, этого не может быть».

— Мамочка, что это?

— Не знаю.

— Мне страшно…

— Мне тоже…

По ушам ударил вой сирены, а мы так и стояли в оцепенении, пока не увидели бегущих людей. Пациенты, врачи, гости. Земля под ногами вздрогнула от прогремевшего взрыва. Кэрри завизжала, а я, подхватив её на руки, побежала к зданию клиники. «Мама там! — стучало в голове. — Надо отыскать её!».

Я плохо помню, как мы понеслись к зданию лечебницы. Верила, что смогу найти мать, держа на руках перепуганную и плачущую дочь.

— Мама, — дочка задыхалась от плача, — я хочу домо-о-ой, ма-а-ама!

За спиной раздался свист и новый взрыв, кто-то завопил, запахло гарью. Сизым дымом заволокло парк. Из главного входа в лечебницу хлынула толпа людей, кто-то ударил меня в лицо, и я чуть не упала.

— Мама, у тебя кровь!

Паника, ужас, крики, я еле удержалась на ногах, чтоб не свалиться со ступеней. Из орущей человеческой массы меня выхватила Зоуи и потащила за собой.

— Что происходит?!

— Не знаю, Молли! Бежим!

Еле успевая за ней, я задыхалась в дыму, пока мы не очутились у лестницы. Сбежав вниз, мы оказались у железной двери, по словам Зоуи, ведущей в бомбоубежище. Новый взрыв заставил пригнуться, Кэрри уже не кричала, а тихо выла и сжимала меня за шею холодными от ужаса руками.

Как позже рассказала Зоуи — здание лечебницы старое, и бомбоубежище оборудовали ещё в шестидесятые годы, когда Соединённые Штаты охватила истерия ядерной войны с русскими.

Высокий мужчина в форме санитара с растрёпанными белобрысыми волосами помогал другим людям спуститься по крутой лестнице, подгонял, посматривая в сторону выхода. По его розовому лицу струился пот, а мы, напуганные и оглушённые канонадой, влетели в тёмное помещение бомбоубежища, слыша, как захлопнулась дверь.

Мрак окутал будто покрывалом, я чувствовала, как сердце Кэрри готово вырваться из груди. Прижала дочку к себе, слыша гул, раздающийся сверху.

— Тут есть генератор, — услышала я мужской голос. — Сейчас будет свет, не бойтесь.

Вспыхнувший фонарик осветил небольшую комнату.

Над нами снова прогремел взрыв, я, зажмурившись, обхватила дочку, опустившись на корточки. Когда загорелся свет, по комнате пронёсся вздох облегчения. Нас восемь человек, все напуганные и благодарящие спасителя в белой униформе. Мы плакали и боялись, что началась война. Не слушая споры, кто способен совершить наглое нападение на Америку, я пыталась успокоить Кэрри. Осмотревшись, увидела, что помимо одного помещения здесь есть кладовка, две комнаты и душевая. Шум голосов походил на гул пчелиного роя.

— Разницы нет, кто начал атаку! — выкрикнула я, пытаясь заглушить голоса спасшихся людей. — Мы уцелели, и, когда всё уляжется, необходимо связаться с кем-то на поверхности.

— Она говорит дело, — кивнул парень в очках и в джинсовой рубашке. — Если это бомбоубежище, здесь должен быть передатчик для связи.

— Взгляни, — мотнул в сторону стены с полками высокий парень в униформе санитара. — Я бывал тут раньше. Приёмник древний, сомневаюсь, что он работает. Но, если попробовать… Как там тебя?

— Кайл, — ответил молодой человек в очках.

— Я Грэмм.

Приёмник не работал. Кайл разобрал его, пытаясь понять причину поломки. Сетовал, что нет под рукой оборудования, чтобы проверить конденсаторы. Что-то крутил, собрав снова, оповестил нас, что толку от радиопередатчика нет.

Прошло несколько часов, мы всё прислушивались, что происходит за дверью. Грэмм запретил выходить на поверхность.

— Там может быть опасно, и лучше некоторое время отсидеться здесь. Припасы и вода есть, и топлива достаточно на несколько месяцев, — санитар мотнул головой в сторону пыхтящего генератора.

Я заплакала, вспомнив, что мама осталась в лечебнице. Сердце разрывалось от переживаний. Хрупкая надежда, что она жива, цеплялась, словно человек, повисший над пропастью. Я хваталась за мысли, что, возможно, маме удалось укрыться, и она спаслась. Обняв Кэрри, я поёжилась. Холодно.

Дни тянулись медленно, как будто время замерло и здесь в убежище у него свои законы. В подвале психиатрической лечебницы трое мужчин, четыре женщины и Кэрри – напуганные, усталые, измученные. После нападения мы ни разу не выходили наружу. Хотя Кайл спорил с Грэммом, что опасность может настигнуть нас и в убежище.

Что происходит в стенах клиники, где умалишённые стали свободными, где безнаказанность и жестокость установили новые законы, неизвестно. В первые дни после атаки я понимала, что за дверью кто-то ходит. Мы подходили к выходу и прислушивались. Грэмм начал показывать недовольство и отгонял нас, поначалу объясняя, что его слушать — в наших интересах.

Зоуи не спорила с ним, но мне не нравился её взгляд. Она смотрела на Грэмма и всякий раз качала головой. Особенно напрягалась Зоуи, когда он пытался заводить разговор с симпатичной блондинкой, Линдой.

— Мы все умрём, когда — вопрос времени, — любил повторять Кайл. Он отчаялся одним из первых. Особенно, когда его новая попытка добраться до ключей и открыть дверь жестоко пресеклась Грэммом. Добродушный с первого взгляда санитар несколько раз ударил парня, разбив ему очки и окинув присутствующих звериным взглядом, рявкнул:

— Если ещё один из вас подойдёт к этой проклятой двери, — он вытащил из-за пояса пистолет. Огромный, чёрный, от вида которого у меня всё сжалось внутри, — я продырявлю ему голову. Это ясно?!

Жители подвала расселись на кроватях, а мы с Зоуи и Кэрри ушли в маленькую комнату рядом с душевой.

Спасение не приносило радости, а когда запасы воды и еды начали таять, я поняла, что скоро жажда вырваться из душного подвала станет сильнее желания сохранить жизнь. Кто-нибудь да откроет дверь. Впустит страх и выпустит нас на свободу. Один из нас решится пригласить смерть, чтобы шагнуть в бездну. Если только он бессмертный — я вспомнила о пистолете Грэмма.

Мы не знали, что происходило на поверхности.

— Это война?

— А если это ядерная атака началась?

— Тогда там точно радиация!

У каждого была своя версия, но я старалась не вступать в споры, чтобы не пугать Кэрри. Девочка замкнулась в себе и почти не разговаривала.

Кэрри со мной, но где мама, жива ли она, что с ней?! Эти вопросы не давали покоя. Некоторые из спасшихся в убежище приехали в лечебницу навестить родственников или работали здесь. Двое оказались пациентами клинки. Теперь стало сложно понять, кто из нас более нормален. Женщина без имени, которая всё время молчала, уставившись на стену, или улыбчивый негр Ромми Уотсон, рассказывающий всякие истории перед сном.

Кайл после избиения притих, но говорил, что выберется, и ему плевать, что снаружи.

— Если бы у меня был «Глок», я бы тоже стал смелым, — тихо бросил он в сторону Грэмма.

Линде Грэмм отдавал предпочтение, ей доставалось больше еды. Зоуи рассказала, что девушка всегда сопротивлялась его ухаживаниям, а сейчас у неё не осталось выбора. Теперь он часто запирался с ней во второй комнате, где расположилось Его Логово.

После недельного вынужденного заключения надежда, что нас спасут, угасала.

Линда сидела на кровати в большой комнате и, обняв подушку, раскачивалась из стороны в сторону. Напевала что-то, накручивая грязные волосы на палец.

— Что с ней происходит? Она сходит с ума, — прошептала я, поделившись догадкой с Зоуи Мартин.

— Нет, Молли. Линда раньше работала в столовой. Она не пациент. Вот Ромми Уотсен — наш давний больной. Сейчас взгляни на него, никогда бы не подумала, что у него что-то не так с головой. Рассудителен, последователен. Нормальные люди тронулись умом, а душевнобольные просто не рисуют иллюзий.

Поначалу я пыталась считать время, выцарапывая на стене нательным крестиком палочки-дни. Потом как-то попыталась посчитать их. Плакала от отчаяния, видя, что целых семь суток мы здесь, и помощь не приходит. В тесной комнате спали Зоуи, Ромми и мы с Кэрри. Я не могла выносить мычание бывшей пациентки лечебницы, которую никто не помнил, как звали, нытья или ругани Кайла. Из комнаты Грэмма доносились стоны и крики Линды, я не хотела, чтобы Кэрри слышала это.

Теперь убежище стало клеткой, из которой не выбраться. Через девять дней мы стали делить не только еду, постель, обязанности. Некоторые повинности, выписанные неровным почерком хозяина подвала, были не просто тяжёлыми, они стали унизительными. Тогда молчаливым согласием мы выбрали «вождя», а теперь каждый день приносили себя в жертву его ненасытности. Как может измениться человек, если его вырвать из зоны комфорта и дать в руки власть и оружие. Теперь я понимала отчаяние Кайла и радовалась, что извращённый рассудок Грэмма не добрался до Кэрри. Девочка почти никогда не выходила из комнаты, чтобы не попадаться на глаза извергу.

Пожилой афроамериканец Ромми рассказывал Кэрри сказки, она засыпала, слушая бархатный голос рассказчика, и я была очень благодарна старику. Мне жаль было Кайла. Парнишка приехал в лечебницу навестить брата. Когда он понял, что попытки выбраться тщетны, то впал в депрессию, отказывался от еды и всё время молчал, лежал, уставившись в потолок, или начинал плакать. Я опасалась его, уверенная, что он не совсем здоров. «Что делает с каждым из нас страх и замкнутое пространство», — рассуждала я.

Давление Грэмма превращалось для большинства в пытку, я терпела его только из-за Кэрри. Надежда, что кто-то придёт и спасёт нас, стала призрачной. Выбраться наружу невозможно, пока Грэмм, как цепной пёс, охраняет дверь.

Ночью нас разбудил шум. Мы выбежали в большую комнату и услышали, как кто-то пытается открыть вентиляционную решётку.

— А ну, назад! — заорал нам Грэмм. — Не хватало здесь ещё одного нахлебника. — Кто там?! — выкрикнул Грэмм, подскочив к вентиляции. Выставил пистолет перед собой и посветил фонариком в просвет решётки.

— Я сержант спецподразделения. Не бойтесь, у меня нет инфекции, — ответил солдат, — осколком зацепило.

— Ты один?

— Да.

— И о каком заражении ты говоришь?! Там радиация?!

— Дождь, — простонал сержант.

— Что мы будем с ним делать? — озабоченно спросила Зоуи.

— Нахрена он нам сдался! И так жрать нечего! — выкрикнул Кайл.

— Полегче, сынок, — попытался успокоить его старик Ромми, похлопав по плечу.

— Заведи генератор! — крикнул Грэмм и пнул Кайла в бок, парень не двинулся с места. Тогда хозяин подвала ткнул дулом пистолета ему в плечо, и бедняга подчинился.

Тусклый свет вспыхнул жёлтым пятном. Высокий Грэмм подтянулся, вырывая решётку с потолка, и выругался, отбросив её в сторону. В проёме показалось лицо мужчины, который пытался самостоятельно выбраться из вентиляционной шахты. Ромми и я подскочили, чтобы помочь ему вылезти.

Грэмм, кивая, крикнул, чтобы мы вытащили бойца из шахты и отнесли к себе в комнату.

— Пусть поживёт. Любопытно, что он расскажет нам, — в глазах санитара появился интерес, он убрал пистолет, а потом, словно спохватившись, резко подскочил к раненому, начал обыскивать его. Оружия у солдата не было.

— Надо помочь ему, — осторожно проговорила Зоуи, она не хотела спорить с Грэммом, вчера он ударил её за непослушание.

— Да, Грэмм, — добавила я, — если он выздоровеет, то сможет рассказать, что случилось там…

— Заткнитесь! — рявкнул Грэмм. — Я сам решу, что с ним делать! Всем спать, недоноски!

Незнакомец стонал и что-то бормотал, мы уложили его на кровать Ромми. Сержант был ранен и твердил, что не заражён.

Мы с Зоуи ждали, когда заснёт Грэмм, и тихо наблюдали за раненым. Лампочка под потолком тускло мерцала. Верзила санитар захрапел. Я смочила тряпку и протёрла лицо солдату. Доктор Мартин нашла в его рюкзаке аптечку, там были разные лекарства. Зоуи отыскала антибиотики и сделала инъекцию солдату.

— Жара у него вроде нет, — я потрогала ему лоб, наблюдая за действиями Зоуи. — О каком заражении он говорил?

— Пока не понимаю.

Когда все проснулись, Грэмм увеличил обороты генератора, лампочка загорелась ярче, и Зоуи смогла внимательно осмотреть раненого. Она увидела кровь на броннике и попыталась снять его. Солдат застонал и открыл глаза.

— Давай, Зоуи, я помогу тебе, — Ромми расстегнул ему бронежилет.

— У него осколочное ранение. — Доктор Мартин приподняла сержанта. — Осколок попал под бронник, в районе груди, и, кажется, вышел чуть ниже подмышечной впадины, – она слегка надавила пальцами на рану. — Но это не смертельно. Самое главное, чтобы не было заражения. У него есть дезинфицирующее средство, обработаю раны и сделаю перевязку.

— Сначала пусть расскажет, что происходит наверху! — недовольно бросил вошедший Грэмм.

— Он сейчас без сознания, ему требуется хотя бы пара дней, тогда парень сможет нам рассказать, что там происходит, — тихо ответила доктор Мартин.

Грэмм, сжав губы, махнул рукой и выругался.

«Надеюсь, этот солдат не принёс сюда заражённый воздух, — размышляла я, — и, Господи, он поможет нам выбраться».

Несколько дней тянулись мучительно долго. Мы ухаживали за раненым, который ненадолго приходил в себя и был ещё слаб.

— Сейчас выходить на поверхность опасно, — подал голос солдат на третий день. Мы столпились вокруг, а Ромми позвал остальных. — Атака началась внезапно, и кто противник, неизвестно. Потом начался ливень, нам сообщили, что он и принёс инфекцию. Только слишком поздно, не все это сразу поняли. Дождь так же быстро закончился, как и начался. Когда меня ранило, я был в здании больницы. С людьми происходило странное, мокрые они вбегали внутрь. Падали и корчились, словно с неба лилась кислота. Поэтому я не решился выходить наружу. Умирали они долго, как будто задыхались, харкали кровью, а потом бились в судорогах. — Он говорил медленно, делая длинные паузы. — Не знаю, что это было. Последний раз вышел на связь, и командир штаба сообщил, чтобы я ждал эвакуацию. Никто не появился, и мне пришлось, посмотрев план здания, искать вентиляционную шахту. Я подумал, что в бомбоубежище есть люди… и не ошибся, — солдат взглянул на Грэмма, потом в сторону Зоуи. — Здесь в аптечке кое-что есть для перевязки, лекарства.

— Я всё нашла и уже обработала раны. Ты уверен, что не заражён, раз говоришь, что смерть пришла с неба, с дождём? — спросила Зоуи.

Он замолчал, не зная, что сказать, а потом сжал пальцы:

— Я не стал бы вас подвергать опасности. После ранения прошло около сорока восьми часов. Сколько я был в отключке?

— Трое суток, — ответил Грэмм, скрестив руки на груди.

— Думаю, симптомы бы дали о себе знать.

— Хорошо, если ты говоришь правду, — усмехнулся хозяин подвала. Он вытащил пистолет и склонился над сержантом.

— Хорошая пушка, — кивнул Грэмму раненый. — В подвале опасная штука. Рикошет, как поцелуй Бога.

Грэмм хрипло рассмеялся, поцеловав дуло пистолета, а потом направил его в сторону бойца.

— И сколько этот вирус будет жить?

— Я не знаю. Возможно, неделю, а может, и месяц.

Мне показалось, что у Грэмма какой-то интерес к бойцу, и наделась, что он не станет убивать его. Появление солдата, как свет в конце тоннеля. Мы с Зоуи надеялись, что парню вскоре станет лучше. Только с его помощью мы могли выбраться на свободу.

Я обняла дочку, скрывшись в тёмном углу. Тусклый свет освещал середину комнаты, где собрались жители подземелья.

С начала бомбёжки прошло три недели. Как-то в нашу комнату вошёл Кайл, его пошатывало, глаза стали мутными, а руки дрожали, он поднёс бутылку с водой к губам и криво улыбнулся:

— Кроме Ромми, здесь ещё есть пациенты? — он мотнул головой в сторону старика. — Они могут стать опасными.

Мы переглянулись с Зоуи, но промолчали, Кайл рассмеялся, а потом бросил пустую бутылку в сторону Ромми. Негр сжался, но не стал ничего отвечать несчастному парню. Это место ломало всех, кого-то быстрее, а кто-то цеплялся за жизнь. Наверное, мне было в чём-то легче, я жила ради дочери. И именно Кэрри давала силы не сдаваться, а думать, как не погибнуть в грязном подвале, как выбраться наружу.

— Знаешь, Молли, — поделилась догадками Зоуи, — вода скоро закончится, нам и так уже не хватает припасов. Во всяком случае, так говорит Грэмм. Это место пропахло не только нечистотами и смертью, здесь зарождается безумие.

Нет ничего хуже сумасшествия, которое пробуждается в мыслях человека. Оно опасное, непредсказуемое, словно внезапное цунами, а безнаказанность развязывает руки даже тем, кто вчера был твоим другом. «Психи снаружи, они бродят там, озлобленные и голодные, — меня передёрнуло от того, что я представила, – они могут добраться до мамы». На глаза набежали слёзы, но я проглотила комок в горле, бросив взгляд на сержанта. — «Что, если в этом бункере мы все сойдём с ума? Если этот день и наступит, мы уже не заметим разницы, кто вчера был нормальным, а кто слетел с катушек»!

— Не всё потеряно, этот военный справится с ним.

— Ты хочешь открыть двери и выбраться? — спросила я, посмотрев в сторону Зоуи, прижимая к себе Кэрри.

Женщина кивнула, бросив взгляд на солдата.

— Он поможет нам. Где-то должна быть армия, нас спасут. Ведь так?

— Нет, девочки, — подслушав разговор, ответил сержант. — Все, кто попали под дождь, мертвы, — произнёс он

— А что это за инфекция? — поинтересовалась Зоуи, уверенная, что вояка рассказал не всё.

— Теперь все станут зомби? — вдруг спросила Кэрри. Я, удивлённо взглянув на неё, грустно улыбнулась.

— Я не видел ничего такого, — пожал плечами солдат. — Курить хочется. Я бы только ради этого выбрался. — Он потёр колючий подбородок и посмотрел на нас с Кэрри.

— Как же малышке здесь?

— Мама рядом, и я в безопасности. — Кэрри забралась к нему на колени и обхватила худенькими ручонками шею, что-то прошептав на ухо. Губы мужчины тронула улыбка.

Обхватив себя за плечи, я стояла у стены в полутьме, окидывая взглядом убежище и людей, которые медленно теряли рассудок. Я выучила каждую трещинку этого места, но предсказать действия всякого находившегося здесь было невозможно. Боязнь замкнутого пространства или что-то иное происходит со всеми нами.

Грибок, покрывающий стены, низкий потолок делали это помещение давящим, походящим на склеп, где лежат мертвецы.

Грэмм начинал каждое утро с молитвы, хотя Бог не одобрил бы его поступки. Серый медицинский халат на хозяине подвала сидел как мешок и напоминал рясу священника прихода Сатаны. Покрытый пятнами балахон бывшего санитара стал напоминанием о прошлой профессии Грэмма, теперь, разглядывая его, я чаще представляла, как должен выглядеть фартук мясника.

Теперь в убежище всё шло по его правилам. Правилам Грэмма. Солдат обещал, что уйдёт, когда ему станет лучше. Мне казалось, он уже давно мог встать на ноги, но словно копил силы, чтобы расправиться с Грэммом, иначе отсюда не выбраться. Зоуи кивала ему, уповая вырваться на свободу.

Закрыв глаза, я отвернулась к стенке. Слышу, как кричит безумный Ромми, подозреваю, что Грэмм делает с ним. Обняв Кэрри, понимаю вдруг, что становлюсь похожей на Линду, которая раньше других отказалась бороться. Мысль, что будет с дочерью, если меня не станет, заставила сжаться пружиной. Я поднялась, поджав колени к животу. Спрашиваю себя, сколько прошло дней. Счёт времени потерян. Зоуи прошептала, что генератор скоро сдохнет.

— Когда погаснет свет, мы похороним себя заживо, только уже по-настоящему, — проговорила она.

Иногда бесило, почему этот военный не вмешивается в разборки Грэмма. Мерзавец запер четверых в душевой, сообщив, что от них мало толку. Это решение он принял единолично, и мы боялись спорить с ним. Линда тихо сходила с ума, как и Кайл. Безобидный старик Ромми, рассказывающий сказки, в чём провинился перед ним? Женщина, не назвавшая своего имени, высохла, как мумия, и просто лежала целыми днями, даже не вставая в туалет. Оправлять естественные надобности приходилось в душевой, где всё равно никто не мог искупаться, вода в трубах давно закончилась. Люди походили на тени, и я знала, что за запертой дверью их ждёт смерть.

Изгои не сопротивлялись и не пытались выбраться, они тихо умирали. С жалостью представляю, как Линда подходит к крану и пытается потрескавшимися губами вытянуть хоть каплю воды. Как Ромми гладит её по спутанным волосам. Несколько дней из душевой доносилось его тихое пение. Мы перебрались в большую комнату, чтобы прежнее обиталище стало туалетом. «Боже, неужели я могла раньше представить, что привыкну к этой дикости, к вони, грязи и прочему, что происходит здесь»!

— Грэмм, мы пока ещё люди, и нельзя так поступать с ними, — выразила я протест. В моём голосе не было вызова, но великан расценил это по-своему, лишив меня суточной нормы еды и велев отправиться с ним в его комнату. Я не сопротивлялась, боясь, что он выместит злобу на Кэрри. Грэмму нравилось, когда ему подчинялись.

Голод уже не так мучил, теперь я понимала, что в нашем положении смерть будет страшная. Сначала радуешься, что тебе удалось спастись, не жалуясь на жуткие условия. Потом, когда душевая становится склепом для обречённых, а не местом, где можно смыть с себя грязь, ты снова говоришь себе, главное мы прожили ещё один день, важно, что Кэрри здорова. Когда еды почти нет, сил остаётся только лежать на жёстком топчане, пропахшем ужасом и болью, и тихо радоваться, что твой ребёнок рядом, что он жив.

Теперь нас пятеро — я, Кэрри, Зоуи, солдат, который не назвал имени.

— Почему нас так мало? — спрашиваю я. Вижу сидящего около двери Грэмма. Он сцепил пальцы на животе и мутным взглядом рассматривает оставшихся заложников подвала. «Почему? — простой вопрос больно застучал в голове. Я коснулась лба. — У меня жар. Или это просто кажется?».

— Они в душевой, — тихо проговорила Зоуи. — Разве ты не помнишь, что он сделал с ними? Грэмм сказал, что они мусор, и не хочет, чтобы мы делились пищей с ущербными.

— Что?! — меня пробрала дрожь, и в то же время гнев начал растекаться по жилам, как раскалённый металл. — А как же раненый солдат?

— Ему хватило ума не связываться с ним. Этот боец — наша последняя надежда, — прошептала Зоуи. — Он выжидает, набирается сил.

Я взглянула на неё и не узнала. Тридцатилетняя женщина превратилась в старуху. Под глазами залегли тени, скулы теперь стали резко очерченными, губы потрескались, голос хриплый, дрожащий. Боже, зачем умирать здесь, точно мы приговорены к пытке голодом и унижениями? Это размышление пришло внезапно, хотя я уже допускала мысль о побеге. «Бежать от чего и куда? — спрашивал внутренний голос. — Бежать от смерти в неизвестность, чтобы найти ещё более жуткую смерть. Почему солдат ждёт, почему он не убьёт Грэмма, который жесток ко всем нам»?

— Мама, я хочу кушать. — Голос Кэрри заставил задуматься, что пора действовать. Сейчас мы ждали. Каждый своей смерти, а не спасения, чтобы потом стать пищей для тех, кто выживет. Я была уверена — так и будет. И эти гниющие тела в душевой приготовлены для «вожака», который давно потерял рассудок.

Ночь или день отмечались желанием уснуть или проснуться. Чаще всего нам хотелось спать, наверное, от истощения. Мы не сражались, перестали просить Бога помочь нам. Страх сменялся отчаянием, смирением, которое расписалось в собственной беспомощности и неспособности самостоятельно принимать решения. Моя дочь, только благодаря ей я находила силы думать иначе и решать, как поступать, потому что у всех нас не оставалось выбора.

— Как тебя всё-таки зовут? — тихо спросила я солдата. — И что с твоей раной, ты сможешь выбраться отсюда?

— Да, — кивнул он, не ответив на первый вопрос. Провёл пальцами по стриженой макушке. Сержант и я, похоже, ровесники, ему тоже тридцать с небольшим, только волосы у него почти все седые. — Я ждал, когда ты спросишь. Вы со мной? Пора убираться.

Его ответ удивил и показался неожиданным.

— Как? Ключ от подвала у Грэмма.

— Это не твоя забота.

Такая перемена заставила ненадолго воспрянуть духом. Перед глазами появлялись картины, как солдат расправляется с Грэммом, и разные варианты исхода битвы. Что это — обострившееся восприятие реальности или надежда, что мы избавимся от тирана? Я знала, что просто так ничего не выйдет, а ещё мне очень хотелось открыть дверь душевой и надеяться, что кто-то остался в живых. Надежда то слабела, то вспыхивала вновь, как и теперь, после слов солдата.

Грэмм чувствовал, что-то назревает. Он сидел на стуле, и теперь казался высоким и тощим, похожим на восковую куклу. Душный воздух плотным одеялом укутывал мысли. Боец не спал, он наблюдал за Грэммом. Он знал, что тот вряд ли окажет сопротивление. «Почему у военного нет оружия?» — спрашивала себя не в первый раз.

Зоуи обняла меня, сидя на кровати, я взглянула на дверь душевой, заметив, как из-под неё натекла тёмная лужа. В полумраке сложно разобрать, кровь это или что-то другое. «Ну конечно, кровь, что ещё может быть, или тела настолько разложились. Чёрт, зачем я думаю об этом?» — отругала себя. Видения и страхи с каждым днём усиливались. Мысли, что дверь в душевую откроется, и оттуда вывалятся запертые мертвецы, начала преследовать, становясь паранойей.

Внезапные грохот и сдавленный крик Грэмма заставили меня сжаться, обхватить Кэрри. Руки Зоуи, холодные, липкие, стиснули мне плечи. Трое, мы стали одним целым, слившись одним объятием друг с другом, словно спрятавшись от происходящего в подвале. Солдат почти справился с поверженным королём убежища. Я закрыла дочери лицо, не желая, чтобы она смотрела, как убивают человека. Потом, возможно, она увидит не один раз подобные сцены, возможно, они станут более жестокими. Сейчас же я не хотела, чтобы Кэрри смотрела.

Ноги Грэмма дрыгались в беззвучном танце. Я не видела его лица из-за спины солдата, который, взяв в захват шею чудовища, сдавил её и не отпускал. Поднялась с кровати, Зоуи попыталась задержать меня. Не знаю, что вело к умирающему негодяю — любопытство или желание убедиться, что Грэмм испустил дух.

Его глаза словно вылезли из орбит, посиневший язык выглядывал из полураскрытого рта, а из уголков губ стекала слюна. Сержант отбросил его от себя, обыскал, вытаскивая из-под грязной униформы пистолет и ключи от двери. Грэмм скорчился в неестественной позе, на когда-то светлых брюках расползалось пятно.

— Уходим, — боец бросил мне связку ключей. — Забери остатки провизии.

Я кивнула, взглянула на Зоуи и направилась в кладовку.

— Эта сволочь обманывал нас?! — завопила я, сбрасывая с полок металлические банки. — Смотрите, Зоуи, Кэрри, тут ещё столько еды!

Солдат медленно вошёл следом и, сжав губы, покачал головой:

— Тут хватило бы надолго. Забирайте, сколько сможете.

Больше всего провизии поместилось в вещевом мешке бойца. Вместе с Зоуи мы стали осматривать комнату, отыскав два рюкзака. В небольшую сумку я сложила воду, Кэрри настаивала, что ей под силу нести несколько бутылок. Ей всего восемь, но за последние недели она повзрослела. Детство осталось в прошлом, там, где война не проехалась болью, криками и смертями, навсегда изранив детскую душу.

— Наверху точно безопасно? — спросила я, прижимая к себе Кэрри.

— Я не знаю, — солдат, нахмурившись, взглянул на меня. — Там у нас есть шанс, и он выше, чем в этом подвале.

— А что если там бродят зомби? — спросила Кэрри. — Ты же защитишь нас?

— Конечно, малышка, — улыбнулся солдат, погладив девочку по голове.

— Но у тебя всего один пистолет, солдат.

— Меня зовут Макс, — он повернул ключ в замке и, сжимая пистолет в руке, толкнул дверь.

«Макс, — решила я про себя. — Всё будет хорошо, если мы будем с ним».

Свежий воздух ударил в лицо. Свет вверху лестницы и тишина. Словно нас никто не мог преследовать или поджидать у выхода.

Ворчание генератора в подвале затихло, лампочка моргнула и погасла. Оставив ключ в замке, Зоуи закрыла дверь. Макс первым осторожно начал подниматься по ступеням. Меня удивляло, что не пахнет гарью, я спрашивала себя, сколько прошло недель, ведь в убежище время текло иначе.

Кэрри сжала мне руку, холодные пальцы с обкусанными ногтями впились в ладонь.

— Не бойся, — шепнула я, пропуская вперёд Зоуи.

Нас встретило безмолвие и тела. Мёртвые тела повсюду.

— Это напоминает какую-то инфекцию, — Зоуи инстинктивно закрыла рот и нос рукой. — Если вирус в воздухе, нас может спасти только чудо.

— Что ты имеешь в виду? — бросила я.

— Если у кого-то из нас иммунитет к этой болезни, тот выживет, но не стоит питать иллюзий, — она серьёзно взглянула на меня. — Нам неизвестно, что произошло. И находиться здесь — риск. Нам неведомо, что это за вирус.

Макс подошёл к одному из мёртвых бойцов, носком ботинка перевернул его на спину, вытащив полные обоймы из жилета. В уголках рта покойника — запёкшаяся кровь. Солдат осмотрел его беглым взглядом, отметив, что не пули убили безымянного сержанта. Отцепил от его пояса рацию.

— Трупы свежие, эти люди погибли пару дней назад. — Один пистолет он сунул в кобуру на поясе, второй — на бедре. Ещё один протянул мне. — Держи, теперь вам придётся тоже защищаться.

Я взяла пистолет в руки, ощущая его тяжесть, его силу убивать и делать тебя сильнее. Сильнее, если ты можешь выстрелить вопреки страху и пониманию, что людей убивать нельзя.

Липкие застывшие лужи крови, чёрные подтёки на скорчившихся в гримасах лицах мертвецов. Некоторые трупы вздулись на солнце, привлекая мух.

Макс подбирал оружие и боеприпасы, жалея, что нельзя взять больше, и, проверяя обоймы, складывал их в рюкзак.

— Мне надо отыскать маму, — я посмотрела на товарищей, — вдруг она жива…

Вместо ответа Макс покачал головой, а Зоуи обняла меня и прошептала:

— Здесь находиться опасно, если кто-то из сумасшедших выжил, они могут напасть на нас. Мне больно говорить тебе, но мамы, наверное, уже нет… В живых…

Сейчас я поняла, что до конца так и не смирилась с потерей, я всё еще верила, что могу спасти её.

— Куда теперь? — спросила я, заметив, как Кэрри поднимает с земли пыльную мягкую игрушку.

Раньше я обязательно отругала бы её, но теперь почему-то промолчала.

Макс вытащил карту, попытался связаться со штабом по рации. Ему ответило гробовое молчание.

— Неужели все мертвы? — удручённо проговорил он.

— Кто-то же должен остаться в живых? — спросила я.

— Наверное, в этом месте из живых никого, кроме нас, и как долго мы протянем, не знаю.

Я не стала задавать вопросов, зная, что солдат приведёт нас в безопасное место. Мы верили ему, потому что больше надеяться было не на кого. Вокруг последствия катастрофы, а как иначе назвать произошедшие события. Дороги, забитые машинами, тут и там трупы людей и животных, птиц. В воздухе витал сладковатый запах разлагающейся плоти. В живых остались только мухи, которые с жадностью въедались в тела мертвецов, откладывали в рыхлую плоть личинки. Мне это напомнило возделывание земли, когда фермер сажает картофель в удобренную почву.

Макс вытащил из рюкзака бандану и протянул мне, чтобы я закрыла лицо Кэрри. Девочка стойко выносила долгий путь, не просила есть или пить. Пока мы находились в зоне поражения, аппетита не появилось ни у кого. Однако, когда мы выбрались к лесу, воздух стал чище. Устроив небольшой привал, Макс, разведя костёр, разогрел банки с тушёнкой. Поев, мы двинулись дальше, следуя за ним.

К вечеру у Зоуи начался озноб. Макс, нахмурившись, порылся в аптечке, лекарств оставалось мало, и в его глазах появилась безнадёжность, я видела это, пусть он и не говорил ничего. Ночью лихорадка заставляла Зоуи трястись, точно через неё всякий раз проходил электрический ток. Испарина покрывала лоб и грудь женщины, облегчения не приходило даже после лошадиной дозы жаропонижающего средства.

— Это инфекция, — тихо сказал Макс, глядя на спящую Кэрри. — Ты — мать и должна понимать, что каждый из нас в опасности.

— Я могу надеяться на тебя, Макс, если со мной что случится? — спросила я, сжав ему руку.

Солдат опустил глаза и повернулся в сторону Кэрри. Вздохнул устало, и я поняла, что он не бросит девочку и на него можно положиться.

— Я не оставлю её, — кивнул Макс.

Сон не хотел приходить, дорога утомила, но больше угнетали мысли. Страх, что я тоже заболею, как Зоуи, заставил кожу покрыться мурашками. Я говорила себе, что должна быть сильной и нельзя сдаваться. Зоуи дышала тяжело, хрипела, словно в её горле что-то застряло. «Что, если она умрёт, — вдруг пронеслось в голове, — что, если мы все погибнем, и Кэрри останется одна»?

Утро принесло плохие вести. Зоуи умерла. В лесу стояла удивительная тишина, будто здесь не было ни одной птицы. Земля в этом месте рыхлая, и нам удалось быстро выкопать могилу. Никто не плакал. Мы приготовились к потерям.

Ничто не предвещало беды, хвойный лес, освещённый солнечными лучами, хранил теплоту и какую-то девственность этого места. Земля, усыпанная пожелтевшими иголками, сквозь которые тянулись к солнцу лесные гвоздики, папоротники и кустарники черники. Кэрри попыталась сорвать манящие спелые ягоды, Макс же резко остановил её.

— После дождя неизвестно, можно их есть или это станет смертельным. Иди лучше ко мне на плечи.

Наконец, за последние недели, на лице дочери я увидела улыбку. Я знала, что серая маска уныния была некой защитой. Подвал стал для Кэрри домом чудовища, которое ждало часа, чтобы расправиться с жертвами.

На следующее утро я поняла, что инфекция началась и у меня, к счастью Кэрри и Макс чувствовали себя хорошо. Вспомнились слова Зоуи об иммунитете к вирусу. Начинающаяся болезнь напоминала грипп — ломота в теле, слабость, повышенная температура. Я не сразу стала говорить Максу и Кэрри, что тоже больна. Аппетит исчез, на привале я отказалась от еды, и Макс понял, смертельная зараза настигла и меня.

— Прости, — почему-то сказала я. Хотела взять его за руку, но что-то заставило меня передумать. — Оставьте меня здесь, я все равно умру.

— Мамочка, — глаза Кэрри наполнились слезами. — Скажи, что это неправда. Ведь ты не умрёшь?

Дочка кинулась мне на шею, и солдат не успел оттащить её.

— Кэрри, я могу заразить тебя, — заплакала я, — а ты… Ты должна жить.

В груди боль разразилась тяжёлым кашлем. Я оттолкнула дочку и согнулась пополам, закрывая ладонью рот. Алые капли крови я не стала показывать никому, вытирая руку о штанины джинсов.

— Идём, мне уже лучше, — попыталась улыбнуться я. — Мало ли, это просто простуда. Так бывает, — я подмигнула Кэрри, понимая, что, возможно, следующий рассвет может стать для меня последним.

Ночь прошла в бреду, я то уходила во мрак, то возвращалась. Ощущая на лице прохладную тряпку, которая казалась самым прекрасным, освежающим в эти часы. Я хотела жить! И не хотела оставить дочь. Судьба, или как назвать злой рок, считали иначе. На следующий день мне стало хуже. Теперь я не могла идти, Макс, сложив еловые ветви, соорудил подобие лежака, развёл костёр, так как мне всё время было холодно.

Дышать сложно, тем более из лекарств почти ничего не оставалось. Макс рассказывал о чём-то, но понимала его плохо, слыша обрывки слов. Головная боль превратилась в огнедышащий вулкан. Видения из проклятого подвала вернулись и терзали меня — смех Грэмма, крики умирающего Ромми, плач Линды и стоны Кайла. Заставляя много пить и глотать оставшиеся таблетки, солдат делал свою работу, а я не думала уже ни о чём, превратившись в сосуд, наполненный болью.

— Мама, смотри, как красиво, — голос Кэрри разбудил меня. Я открыла глаза, впервые ощутив лёгкость в теле. «Неужели, — пронеслось в голове, — жар, кажется, спал, ушла головная боль».

Я посмотрела на розовую полосу в небе. Рассвет расчертил облака словно кистью, густо сдобрив белое кружево небесной синевы алой зарёй. Клюквенный сироп на взбитых сливках стал тусклым, как только солнце поднялось выше. Я искала глазами Макса. «Неужели он оставил нас? Нет, он не поступил бы так».

— Кэрри, как ты себя чувствуешь?

— Всё хорошо, мамочка. — Дочка грустно улыбнулась и обняла меня. В руках та же грязная игрушка, напоминающая то ли зайца, то ли собаку.

— А где Макс?

На мой вопрос она удивлённо приподняла бровки:

— Так вот же он. Перед тобой.

Тревога подкралась тихими шагами. Почему я не вижу его? Почему перед глазами только Кэрри? Он вернётся, он обязательно придёт.

* * *

— Это ничего, Кэрри, — успокаивал солдат девочку. — Я позабочусь о тебе. Я обещал твоей маме.

— Но она же выздоровела?! — не унималась малышка, размазывая слёзы по грязным щекам. Всхлипывала и задыхалась от плача. — Мы тоже умрём?!

— Нет, милая. У нас иммунитет к болезни. Помнишь, доктор Зоуи говорила?

— Нет… — снова заплакала девочка, ударив мужчину кулачками в грудь. — Нет, мы все умрём! Как Зоуи, как мама!

Макс хотел сказать, что перед смертью человеку может стать лучше, но не стал говорить ничего. За этот месяц восьмилетняя Кэрри слишком часто видела смерть. Так часто, что и не каждый взрослый выдержит. «Всё пройдёт, она сильная. Такая же, как…» — солдат вдруг понял, что не может вспомнить имя матери Кэрри.

— Кэрри, как звали твою маму? — спросил Макс.

Захлебываясь слезами, девочка ничего не могла произнести внятно. Солдат соорудил крест на холмике. Вырезав табличку, спросил снова, как имя матери.

— Мне надо знать, какая у тебя фамилия, — грустно улыбнулся он. — Мало ли что, или я буду говорить всем, что ты моя дочка?

Кэрри перестала плакать и вдруг бросилась к Максу на шею, прошептав на ухо:

— Мою маму звали Молли, Молли Хейс. Она самая лучшая мама на свете! Но если ты будешь моим папой, то тоже станешь самым лучшим.

Горячий порыв девочки тронул сердце солдата, он сжал Кэрри в объятиях, ощущая, как комок подкатывает к горлу:

— Конечно, я стану самым лучшим папой на свете.

Выйдя на возвышенность, солдат и маленькая девочка, сжимающая в руках плюшевую игрушку, увидели развороченную железную дорогу. Впереди сошедший с рельс скоростной поезд, напоминающий поверженное чудовище, лежал на боку с разорванным брюхом. На распоротой автомобильной трассе – перевёрнутый автомобиль, словно раненый гигантский жук, не сумевший подняться на лапы. Тела, занесённые пылью, и серая трава, покрытая сажей.

Вдали виднелся горящий мегаполис. Огонь сожрал большую его часть, и пламя не выпускало из жарких объятий охваченный пожаром деловой центр. Обуглившиеся макушки небоскрёбов смотрели в небо, которое стало серым. Копоть и дым окрасили городской пейзаж в чёрно-белые тона. Красные всполохи яркими мазками вырывались из серых зданий, делая картину похожей на сюрреалистический пейзаж.

Кэрри сделала несколько шагов вперёд. Макс остановился и наблюдал за девочкой. Ему не хотелось идти в мрачные руины некогда сверкающего стёклами, металлом и рекламой мегаполиса.

Внезапный порыв ветра принёс запах гари, Кэрри обернулась и побежала к Максу, бросив мягкую игрушку. Он подхватил девочку на руки, прижимая к груди. Теперь им предстоял сложный путь. Хотя Кэрри сделала выбор, доверчиво прижимаясь к груди сурового мужчины, сердце которого дрогнуло. Он всегда был готов защищать слабых.

— Не беспокойся, малышка. Я научу тебя не бояться и стать сильной.

— Хорошо, Макс, я верю тебе.

Анастасия Венецианова

ПАРАЛЛЕЛЬ

Закатное солнце золотой рекой струилось с небес, кутая городские небоскрёбы в блестящую мантию. Стёкла высоток отбрасывали множество бликов, выкладывая из серебристой мозаики причудливые узоры на мостовых. Среди этого великолепия то тут, то там вспыхивали изумрудными отблесками парки города.

Но Том не мог видеть всей этой красоты из окна маленькой комнатки в старой квартире. Дом, где он жил, располагался в полуразрушенных трущобах на окраине города. Сюда пробирались только тонкие блёклые ниточки света, а в тусклых стёклах серело небо. Или эта серость плыла перед глазами из-за слёз, текущих потоком? Да, Том плакал. Это совсем не украшало его, как будущего мужчину, но на душе у подростка становилось легче.

Четырнадцать лет… Время, когда все ребята хвастаются друг перед другом своими достижениями, победами, умениями. И каждый из них говорит: «Меня этому научил отец!» Том старался не ввязываться в склоки, но тщеславные одноклассники каждый раз норовили поддеть его. «Хиляк! Маменькин сынок! Безотцовщина!» — обзывательства и унижения лились на Тома, словно грязь из помойного ведра.

А в этот день он ещё и подрался. Не выдержал больше нападок, бездумно кинулся на толпу обидчиков, словно волчонок. Его повалили на землю и жестоко избили. Домой парень добрался еле-еле, прячась по подворотням и скрывая разбитый нос за капюшоном разорванной куртки.

Матери дома не оказалось. Видно, ушла снова по своим делам. Но это и к лучшему — понимания между ними никогда не было.

Из кухни раздавался звон и тихий голос — бабушка мыла посуду и напевала. Том удивлялся её жизнелюбию и необъятной радости. Всю свою жизнь она прожила здесь, в тесной квартирке не самого благополучного района, и чего только не повидала в своей жизни, при этом всегда оставаясь всё такой же весёлой. Том уважал эту сильную женщину с ласковым взглядом голубых глаз и гордился, что у него есть такая бабушка. Однако сейчас он не хотел, чтобы его кто-то видел, тем более любимая бабуля.

Проскользнув в комнату, юноша запер дверь на щеколду и повалился на кровать прямо в одежде. Слёзы, катившиеся из глаз, смешивались с кровью и текли на подушку, пачкая наволочку.

Том не заметил, как уснул. Разбудил его настойчивый стук в дверь и обеспокоенный голос бабушки. Нехотя парень встал с кровати, мимоходом подумав, что ему достанется от матери за перепачканную постель.

— Том, у тебя что-то случилось? Вот уже час, как ты не выходишь… — старушка замерла у порога. — Том, что с тобой?

В голубых глазах не было страха, жалости и тем более злости, только желание помочь.

— Я не сдержался, — юноша опустился на стул. — Не смог больше молчать, — он непроизвольно сжимал кулаки, стараясь унять разгоревшееся от воспоминаний негодование. — Разве я виноват, что мой отец бросил нас? — выкрикнул парень в лицо женщине.

Слёзы снова полились рекой, заныл распухший нос. Но боль теперь перекрывало отчаяние и злость.

— Идём-ка на кухню, — бабушка мягко приобняла Тома. — Нам есть о чём поговорить.

Старушка шустро собрала с кровати постельное бельё и вышла из комнаты.

Когда Том, немного успокоившись, вошёл на кухню, на столе уже стояли две чашки с ароматным чаем и его любимое малиновое варенье.

— Присядь, надо обработать раны, — бабуля тепло улыбнулась, но в её глазах застыло неясное чувство — то ли огорчение, то ли разочарование.

Перекись водорода нещадно обжигала ссадину на переносице, но Том мужественно терпел. Хватит слёз! Они ничего не решают. Только приносят из глубины души дурные чувства, как море, выталкивающее мусор из своих недр.

— Я обидел тебя? — юноша виновато взглянул на бабушку.

Она ничего не ответила, вздохнула, убрала аптечку и присела за стол рядом с внуком.

— Твой отец не бросал вас, — произнесла, глядя в глубину чашки. — Ему пришлось оставить этот мир…

— Он умер?

— Я не знаю, жив ли он теперь…

— Бабушка, расскажи мне! Я хочу всё знать.

Женщина вновь вздохнула, помолчала, словно раздумывая.

— Об этом нельзя говорить вот так… Но… Ты должен знать, — теперь родные глаза смотрели на Тома, казалось, заглядывали прямо в его душу.

Юноша затаил дыхание.

— Ты помнишь дедушку Питера?

— Конечно, он был такой весельчак, — парень улыбнулся.

— Да, весельчак и мечтатель. Наш сын вырос точной его копией…

Старушка вздохнула, сделала глоток из чашки.

— В то время Питер и твой отец вместе работали в одной компании. В стране был кризис, мест не хватало. Мойщики стёкол — не самая престижная работа, — бабушка горько усмехнулась, — но ни твой отец, ни твой дед не брезговали таким заработком. И вот однажды им поступил заказ вымыть окна на самом высоком здании Нью-Йорка. Когда работа была закончена, Питер предложил ещё раз подняться на самый верх и с крыши здания полюбоваться окрестностями города. Твой отец не возражал — когда ещё сможешь увидеть Нью-Йорк с высоты птичьего полёта?

Закат казался невероятно красивым! Океан, пропитанный солнцем, отражал в воде его золотые лучи. Город лежал перед ними, как на ладони. И в этот момент твой отец заметил воздушный шар. Сначала мужчины подумали, что он небольшого размера, но потом увидели, что тот парит очень высоко.

«Кто же рискнул так высоко подняться? — изумился твой отец. — Похоже, он летит даже выше самолёта!

— Интересно, что потерял аэронавт на такой высоте? — некоторое время они наблюдали за полётом, потом отец слегка дёрнул сына за рукав: — Идём уже, нас ждут дома.

— Иди, отец, я сейчас».

Выходя из здания, Питер увидел скользящую по мостовой огромную тень. Подняв голову, он изумлённо ахнул — воздушный шар завис возле крыши небоскрёба. Удивительным было то, что люди вокруг вели себя так, словно каждый день видели швартующиеся к высоткам аэростаты. Твой дедушка бросился обратно. Когда он вышел из двери, ведущей на крышу, то увидел, что сын разговаривает с каким-то седовласым человеком. Питер спрятался за трубу и прислушался.

«Значит, ты хочешь увидеть, что там за облаками? Хочешь посмотреть на наш мир? — голос незнакомца звучал плавно. — И… Хочешь управлять воздушным шаром?

— Да! Очень хочу!»

Глаза твоего отца горели диким огнём.

«Хорошо. Но если ты полетишь с нами, то сюда уже не вернёшься. Ты согласен?»

Питер хотел подбежать к сыну, отговорить его от неразумного решения, но, пока он подбирал нужные слова, чтобы отговорить сына от неразумного решения, щёлкнула дверца гондолы и раздалось шипение форсунок. Твой дедушка выскочил из укрытия, но на крыше уже никого не было. На площадке лежало оставленное сыном снаряжение и записка, чёркнутая второпях.

Том слушал рассказ бабушки приоткрыв рот. Такие приключения казались невероятными.

— Вот… — женщина протянула небольшой тетрадный листок.

«Отец, прости меня, но я давно мечтал о путешествиях. В нашем мире с нашими деньгами это вряд ли возможно… Кажется, судьба подарила мне шанс увидеть другую вселенную».

Утром твоего дедушку нашли на крыше небоскрёба без сознания. Он долго болел, тоскуя по сыну, и эту историю рассказал только мне, понимая, что больше ему никто не поверит…

— Но ведь это правда, бабушка? — глаза Тома искрились лучиками любопытства.

— Конечно, правда, дорогой, — мягко улыбнулась старушка.

Хлопнула входная дверь, и из коридора раздался голос матери:

— Том, ты дома? Помоги! Юноша выскочил из кухни, подошёл торопливо.

— Мама, мой отец лётчик, — сказал он полуутвердительно. — Он летает на воздушном шаре!

— Ага, лётчик-залётчик, — усмехнулась Марта, вытащив из пакета бутылку пива. — Это мигом в холодильник поставь, а матери холодненького принеси.

— Заканчивала бы ты пить… — бабушка оперлась о дверной косяк. — А ты не лезь! Это моя жизнь и мой ребёнок! Скажи спасибо, что я не выгнала тебя, когда твой муж коньки отбросил!

— Вообще-то это мой дом, — твёрдо ответила старушка.

— Доля твоего сына по закону принадлежит мне! А тебе недолго куковать осталось.

— Мама! — Том выступил вперёд.

— Что «мама»? — карие, уже чуть захмелевшие глаза Марты воззрились на сына. — А это что? — она схватила юношу за подбородок. — У тебя нос разбит. Ты подрался?

— Я… Упал… — тихо отозвался парень.

— Врать мне вздумал? — рука женщины откинула голову мальчика. — Врать? Мне? Матери своей! — Марта вновь повернулась к старушке. — Это всё из-за тебя! И из-за твоего сынка, который нас бросил! Парень теперь без отца уголовником растёт!

Разразился нешуточный скандал. Кричала в основном мать, а бабушка лишь твёрдо стояла на своём. Том закрылся в своей комнате, хотя ему ужасно хотелось сбежать, но волнение за бабушку не позволяло сделать этого прямо сейчас.

К ночи все звуки в доме затихли. Мать, осушив три бутылки пива, завалилась спать. Бабушка в своей комнате тихо постукивала спицами. Том знал, что вязание помогает ей справиться со всеми переживаниями.

— Бабуль, — парень заглянул в уютную комнатку, освещённую жёлтым светом лампы. — Ты как?

— Ничего, — старушка улыбнулась, — всё в порядке.

— Я зашёл пожелать спокойной ночи.

— Иди, я поцелую тебя, — бабушка протянула руки. — Мой дорогой Том. Спокойной ночи.

Полная луна пыталась пробраться в окно, но плотные шторы мешали её вторжению. Сон не шёл. Том лежал на кровати и вспоминал историю, рассказанную бабушкой. А вдруг и ему повезёт увидеть воздушный шар и улететь из этого мира навсегда? Может, он встретит там отца? Решение далось с трудом — юноша переживал за бабушку. Однако он был уверен, что она поймёт его. И если бы знала, что он задумал, то наверняка поддержала бы. Парень хотел оставить записку, но побоялся, что её обнаружит мать, и тогда его вмиг найдут и вернут домой. Лучше потом. Он обязательно придумает, как дать о себе знать.

Карманных денег было не слишком много, но имеющейся суммы должно было хватить на проезд в автобусе и метро. Прокравшись на кухню, Том завернул в бумажный пакет несколько бутербродов и сунул в рюкзак бутылку воды. Быстро одевшись, выскользнул из дома ночной тенью.

Проехать в метро не составило труда, но на этом карманные деньги закончились. Оказавшись в центре Нью-Йорка, Том усомнился в своей затее. Где искать здание, с которого город виден как на ладони? Здесь сотни небоскрёбов, какой из них «тот самый»? Вдруг вдалеке что-то сверкнуло. Первые лучи рассветного солнца коснулись окон самого высокого строения.

— Извините, — Том подошёл к женщине на остановке, — подскажите, как мне пройти вон к тому зданию? — он указал рукой в нужную сторону.

— Ох, парень, это тебе целый день придётся ходить по городу. Может, всё-таки на автобусе?

— Ничего, я люблю ходить пешком, — смущённо улыбнулся парень.

Женщина подробно рассказала дорогу, и обрадованный Том зашагал в нужном направлении. Кажется, удача протянула ему счастливый билет.

Город затянул Тома в свой круговорот. Парень сосредоточенно читал названия улиц, чтобы не сбиться с пути. К вечеру он добрался до нужного места.

Высотное здание упиралось прямо в небеса, по крайней мере, так казалось Тому, стоящему у его подножия. В этот момент восхищение переполняло душу. Взгляд опустился, и холодная волна разочарования смыла весь восторг. За стеклянными дверями стоял широкоплечий высоченный охранник. Этот с лёгкостью вышвырнет Тома на улицу, если он попытается сунуться внутрь.

Вдруг возле входа остановился небольшой фургончик, из которого несколько рабочих стали шустро выгружать офисную мебель. Юноша подошёл ближе.

Из машины вышел низкорослый жилистый мужчина в чёрной футболке и окликнул Тома, предложив ему пару долларов, если тот поможет рабочим занести стулья. Парень с радостью согласился, быстро осознав, что это отличный шанс пройти мимо громилы-охранника.

Взяв один из стульев, Том понёс его в здание. Проследовав за рабочими, он оставил мебель в одном из кабинетов и устремился к прозрачному лифту, где нажал кнопку последнего этажа.

Лифт мигом домчал Тома до крыши, приветливо распахнул дверцы. Оказавшись на самой вершине стеклянного гиганта, парень восхищённо оглянулся вокруг. Красота! Город и правда как на ладони. Здания кажутся игрушечными, а до небесной синевы всего ничего. Подросток вертел головой, рассматривая такой незнакомый ему вид родного Нью-Йорка. Где-то гудели автомобили, откуда-то ветер приносил разные запахи, а в вышине парили птицы.

Солнце уже почти скрылось за океаном, а воздушный шар на горизонте так и не появился. Том сидел на прогретой за день площадке и уныло разглядывал изученный уже до мелочей городской пейзаж.

Внезапно потемнело. Парень вскинул голову, устремив взгляд в сторону горизонта. Громадный купол заслонил заходящее солнце. Том заворожённо смотрел, как плетёная корзина остановилась возле небоскрёба, и на крышу спрыгнул темноволосый мужчина.

— Эй, малец, ты чего тут? — он снял с руки кожаную перчатку.

— Я вас ждал, — парень не отрываясь смотрел на парящий шар.

— Нас? — мужчина обернулся к напарнику — светловолосому юноше, который оставался в корзине. — Слышишь, Ник, нас тут ждали!

— Брайан, нам нельзя долго задерживаться здесь! — крикнул молодой человек. — Ты обещал, что мы только посмотрим город.

— Я помню, Ник. — Ласковый взгляд голубых глаз пытливо изучал мальчишку.

«Совсем как у бабушки» — подумал Том.

— И зачем же ты нас ждал?

— Я ищу своего отца, — юноша полез в рюкзак. — Сейчас.

В недрах своего маленького багажа Том отыскал старую фотографию. На ней была изображена его мать — молодая, красивая, ещё не истерзанная муками судьбы и не оплывшая от пьянства. На руках Марта держала ребёнка. Мальчика.

— Вы знаете её? — парень протянул фото мужчине.

Брайан, как назвал его напарник, с минуту изучал снимок, потом пристально посмотрел на Тома.

— Откуда это у тебя?

— Это моя мать. И я…

— Не может быть… Я ничего не знал… Когда? Когда у тебя день рождения? — сильные руки вцепились в куртку мальчишки.

— В середине февраля.

— Так значит… Какой же я дурак! — мужчина жадно вглядывался в черты лица нового знакомого. — Но Марта ничего мне не сказала… Может, она сама не знала тогда? Ну конечно! — бормотания оборвались внезапно, Брайан прижал Тома к себе. — Сынок…

— Отец? Отец, я нашёл тебя!

— Да, мой дорогой. Как я рад! У меня сын! Мужчина обернулся в сторону шара. — Ник, это мой сын! У меня есть сын!

Казалось, что голос мужчины разносится над городом.

— Расскажи, как мама?

— Не очень. Она тоскует по тебе, поэтому пьёт… — Том опустил голову, словно это он был повинен в случившемся.

— Жаль… Я бы хотел её увидеть, рассказать обо всём… Но я не могу. У меня работа, — мужчина кивнул в сторону воздушного шара.

— Я бы хотел посмотреть на твою работу. Где ты сейчас живёшь?

— О! Я оказался в удивительнейшем из миров!

— Брайан, нас ждут в штабе! — послышался голос светловолосого.

— Иду, Ник.

Мужчина крепко обнял сына, прощаясь.

— Отец, возьми меня с собой! — Том вцепился в мозолистую ладонь.

— Том, ты не сможешь вернуться, — в глазах отца читалась грусть.

— Я знаю это. И я готов, — в голосе юноши звенела решительность.

— И ты не будешь жалеть об этом? Подумай, ведь иначе наш мир станет для тебя пыткой.

— Я уже подумал. Если бы я сомневался, то не стал бы проделывать весь этот путь.

— Хорошо, идём.

Брайан помог сыну забраться в корзину. Громко пыхнув, шар стал набирать высоту.

Солнце уже давно скрылось из виду, и на город опустилась ночь. Нижняя часть гондолы замерцала серебристым светом.

— Люди думают, что с небес им светят звёзды, а это мы проводим дозор, — улыбнулся мужчина и потрепал юношу за волосы.

Том заворожено смотрел, как шар пересёк границу облаков и стал подниматься ещё выше.

— Мы уже в вашем мире, отец?

Вокруг всё плыло, казалось, воздух струится, словно шёлк.

— Ещё нет. Мы пересекаем Параллель.

— Параллель?

— Да. Это такая своеобразная разделительная черта миров.

— А какой он, ваш мир? — восхищение от полёта полностью завладело сердцем подростка.

— Наш мир почти не отличается от земного.

— Почти?

— Да. Внешне он точно такой же, только будто перевёрнут с ног на голову. И живут в нём не люди, а…

— Брайан, в северной точке снова замечено движение! — голос Ника прозвучал над самым ухом.

— Что это значит? — забеспокоился Том.

— Это значит, что сейчас мы познакомим тебя с самым любопытным жителем нашей Вселенной.

Форсунка снова пыхнула, лизнув языком пламени нутро, и аэростат стал набирать высоту.

— Разве можно подняться ещё выше?

— Конечно, сынок, — Брайан хлопнул мальчишку по плечу. — Обычно мы совершаем рейды в пространстве Параллели, чтобы не привлекать внимания. Но, когда случается нарушение границ, как сейчас, необходимо подняться несколькими метрами повыше.

Шар сменил свою траекторию, оказавшись возле одного из зданий. Том сразу узнал его — это была точная копия небоскрёба, с которого он отправился в это путешествие. Только вот крыша здания почти касалась купола воздушного шара, а первые этажи скрывались где-то в глубине города. Парень высунул голову из корзины, с трепетом рассматривая «перевёрнутый» мир.

Внезапно до его ушей донёсся звук, похожий на шорох крыльев. Том повернул голову и увидел огромное существо с головой и телом змеи и хвостом льва. Оно парило в воздухе, раскрыв невероятных размеров орлиные крылья.

— Осторожно, Ник, наш Змеёныш сегодня в азартном настроении.

Гигантский змей проплыл вокруг корзины, немного отлетел в сторону и резко развернулся, раскрыв пасть, словно собираясь проглотить шар. Однако Ник был опытным пилотом, и вмиг изменил направление.

— Иди сюда, иди!

Брайан вытащил откуда-то длинную верёвку, на конце которой переливался блестящий бант из фольги.

— Это с виду Змеёныш страшен, а характер, как у кошки — мягкий и игривый. И предпочтения те же, — он подмигнул Тому.

Змей, увидев любимую игрушку, тут же полетел следом, пытаясь поймать добычу полураскрытым ртом. Брайан ловко орудовал верёвкой, то немного отпуская её почти до самой пасти змея, то вдруг выдёргивая из-под самого его носа.

Том удивлялся быстрому перемещению аэростата, ведь здесь вообще не чувствовалось ветра.

— Я же говорил тебе, что наш мир только внешне напоминает земной, — смеялся мужчина, обнимая одной рукой сына, а другой дёргая за верёвку.

Игра продолжалась несколько минут, после чего зверь потерял интерес к блестяшке и улёгся на одной из улиц, свернувшись калачиком и обогнув одно из высотных зданий.

— Притомился, нахалёнок, — Брайан улыбнулся. — Постоянно пытается пересечь границу. И что его там привлекает?

— Наверняка движение самолётов, — Ник с нескрываемой любовью смотрел на необычное существо.

— Вот такие зверушки живут в нашем мире, — отец присел перед Томом. — Они все разные, с разными характерами.

— И ты защищаешь нашу планету от их нападения?

— Я оберегаю их. Ведь если хоть одно из этих существ окажется в земном мире, то люди начнут охоту и истребление «тварей». Когда-то давным-давно этот мир чуть не исчез по вине человечества… Теперь мы восстановили его из руин и охраняем всех здешних обитателей.

— Неужели среди них нет ни одного хищного и злого зверя? — удивился Том.

— Хищники есть, — усмехнулся Ник. — Как же без них? А вот злых… К каждому живому существу есть свой подход, нужно только его найти. — Юноша уселся на дно корзины. — Тогда и враг может стать другом.

— Хочешь увидеть всех жителей нашего мира? — предложил Брайан.

— Конечно! — в глазах Тома снова вспыхнуло любопытство.

— Тогда смотри в оба!

Огромный воздушный шар вновь двинулся с места. Город вокруг утопал в ночной тьме, но блеск аэростата позволял рассмотреть округу во всей красе. Мимо неторопливо проплыл скат, тело которого было усеяно разноцветными чешуйками, следом за ним промелькнула стайка диковинных рыбок — вместо плавников у них на спинках расположились крылья бабочек. У подножия одного из домов прогуливался единорог с крыльями летучей мыши. А на крыше вил гнездо немного неуклюжий, но очень забавный пеликан с павлиньим хвостом и куриными лапками.

Множество невероятных животных населяли этот волшебный, неизведанный мир. Том смотрел вокруг и понимал, что влюбляется в эту загадочную вселенную.

* * *

Лучи закатного солнца отражались в стёклах самого высокого здания Нью-Йорка. Параллель подсвечивалась снизу золотистым светом, а между мирами тихо проплывал огромный воздушный шар. Брайан обнимал сына за плечи, а Том смотрел вниз с какой-то особенной надеждой. Нет, ему вовсе не хотелось вернуться. Дело было в другом…

Пожилая женщина в тёмно-синем платье сидела на скамейке у крыльца своего дома. Из подъезда то и дело выходили люди, по двору бегала ребятня, а воздух согревал теплом уходящего дня.

Старушка подняла голову, смотря в небо. Где-то там сейчас её сын и, наверняка, Том рядом с ним. Они должны были встретиться!

Внезапно в воздухе замелькало что-то разноцветное. Спустя минуту женщина смогла рассмотреть, что это маленький, размером с ладонь, воздушный шар, прикреплённый к корзинке. Мини-аэростат опустился в протянутую женскую ладонь. В крошечной гондоле обнаружилась записка, испещрённая мелким почерком внука и другим, более размашистым.

«Бабуля, здравствуй! Я шлю тебе привет из параллельной Вселенной! Не волнуйся, здесь очень хорошо и красиво! Я счастлив, но очень волнуюсь за тебя и маму. Не грустите! Я выбрал свой путь, и мне легко по нему шагать. Тем более, что рядом мой отец. Да, бабуля, я встретил его! Целую тебя, твой Том».

Слезинки счастья выкатились из уголков глаз, в носу защипало. Женщина вновь взглянула на небо, улыбнулась и продолжила читать.

«Дорогая, мама! Я так виноват перед тобой и Мартой! Если бы я знал, что у меня будет такой замечательный сын, то никогда бы не покинул земной мир! Молодость… Мы торопим жизнь и не замечаем самого важного… Но теперь мой Том рядом со мной! Я счастлив! Прошу, прости мне мой поступок и, если сможешь, успокой Марту. И скажи, что я очень её люблю… С надеждой на прощение, твой Брайан».

Последние строки старушка едва дочитала — слёзы лились рекой, застилая взор. Это были слёзы облегчения и радости.

Солнце скрылось за горизонтом, и в небе зажглась первая звезда…

Жан Кристобаль Рене

КРИСТИНА

Из чего рождается страсть? Оголённый провод нервных окончаний, искра, бушующий пожар, одержимость...

Позже, анализируя события, я не смог припомнить момент трансформации привычки в манию. Зато прекрасно запомнил день и час, когда увидел объект своей страсти впервые.

Восходы в брошенном городе необыкновенно красивые. Говорят, что было время, когда чёрные облака смога заслоняли небо Детройта, скрывая от жителей красоту возвращения света в мир ночных теней. Хорошо, что всё это осталось в прошлом. Считайте меня извращенцем, но я балдею от вида полуразрушенных небоскрёбов на фоне багрового полотна беременного горизонта, готового разродиться огнепышащим светилом. В такие моменты в наушниках надрывается Джонатан Дэвис, ладони отбивают ритм, постукивая по рулю, а двигатель, послушный моей воле и нажатию на педаль акселератора, порыкивает на нейтральной передаче, заставляя «Кадиллак» плавно раскачиваться. Американская мечта — выкуренным окурком мёртвых улиц? Плевать! Оскаленные пасти вконец оголодавших собак? Плевать! Грязь, наркотики, арабы, ниггеры, проститутки? ПЛЕВАТЬ!!

Есть только восход, «Кадиллак» и неудержимый хард, разрывающий барабанные перепонки.

Неудивительно, что на дикарку я обратил внимание только тогда, когда механическое оскорбление, которое она оседлала, попало на мушку кадиллаковского прицела. Автомобиль красотки ядовитым чёрным клинком разрезал детройтский воздух. Он был абсурден, нелеп и неуместен в этом городе, но, чёрт возьми, идеально вписывался в пейзаж. Так, должно быть, хорош был Аттила, шагающий по мощёным улочкам Рима. Убийца и жертва. Настоящее и прошлое. «Тесла» и Детройт.

Но больше всего меня поразил силуэт девушки, сидящей за рулём электромобиля. Тогда я не разглядел её личико — солнце уже вовсю слепило, прорвавшись сквозь просветы между домами. Но и того, что было в наличии, хватило мне с лихвой. Тонкая шея, волосы, собранные в косу, вздёрнутый носик, высокая грудь. Всё это в таком идеальном сочетании, что хотелось завыть на солнце, по причине отсутствия Луны, и броситься в погоню. Размышлял я недолго. И... бросился в погоню.

Не знаю, что на меня нашло и на что я рассчитывал, пришпоривая триста с лишним лошадей незамутнённой мощи. Двигатель торжествующе взревел, словно пёрышко, подхваченное ветром, унося мой тёмно-синий хот-род вслед за чёрным бесшумным авто. Наверно, догони я в этот день красотку, нашлись бы ответы на многие вопросы. Наверняка будущая мания не выпустила бы первые робкие корешки. Судьба распорядилась иначе. Я, конечно, слышал много историй о «Теслах». И знал, что в динамике автомобиль пришелицы нисколько не уступает моему злобному семилитровому «Де-Виллу». Но я и предположить не мог, что схлестнусь с той, кто способна до капли использовать возможности ультрасовременного скакуна.

Мы мчались по улицам брошенного города, отчаянно лавируя между обломками разваливающихся зданий, кучами давно сгнившего мусора и искорёженными мусорными баками. Девица вела автомобиль филигранно, смело ныряла в управляемые заносы, и выходила из них на грани фола. Если бы не спортивная подвеска моего «кэдди», я бы давно отстал от юркой беспредельщицы. Впрочем, к стыду своему, я медленно, но верно проигрывал гонку. В мастерстве мы были равны, но габариты «Де Вилла» вынуждали всё чаще жать на тормоз, втискиваясь в повороты. Я сдался через три квартала. Резко снизил скорость и покатил медленно и вальяжно, словно забыв о недавнем всплеске адреналина.

Телефонный звонок ловко подсёк сознание и выдернул его из глубины раздумий. Я глянул на номер, досадливо поджал губы. Я же на отдыхе, мать вашу!

— Хелло... Да, Стиви, я помню про четверг. Да, я буду на Аляске вовремя. И, пожалуйста, сделай одолжение — не звони мне больше.

Настроение было напрочь испорчено. Антураж, ради которого я раз в неделю приезжал в Детройт, больше не радовал глаз. Виной тому была нахалка в чёрном авто и идиот-продюсер, так не вовремя воспылавший вниманием к моим делам.

Позвольте представиться. Дуэйн Мёрфи. Да, я ирландец и горжусь этим. Ещё я горжусь своей профессией, которая обеспечивает мне солидный счёт в банке и возможность быть независимым от обстоятельств. Почти независимым...

Я чертыхнулся и прижал педаль, направляя «кедди» в сторону хайвэя. Понадобится неделя на то, чтобы забыть происшествие и вновь вернуться сюда, дабы насладиться постапом, который был моим фетишем чуть ли не с детских лет. Да, я люблю «Безумного...», тащусь от фильмов про зомби и зачитываю до дыр классику об осколках разбитого вдребезги мира.

Детройт притягивает меня, как Новый Орлеан — любителя джаза. Я тащусь от пустынных улиц и разрушающихся домов, я дефилирую по ним на классическом авто и каждую секунду ожидаю появления живых мертвецов, инопланетян, оголодавших потомков погибшей цивилизации и других обитателей любимых фильмов и книг. Да, я мечтатель! Могу себе это позволить при доходе в триста тысяч годовых.

Нет, я не гангстер и даже не дальнобойщик. Я специалист по трёхмерной анимации. Помните, пару лет назад был концерт почившей Уитни? Одним из специалистов, что готовили голограммы её выступления, во всех деталях воссоздав певицу, был ни кто иной, как старина Дуэйн. Поверьте, про разработку технологичных миражей я знаю всё. Вам нужно присутствовать на заседании совета директоров, находясь за тысячи километров от места встречи? Вы там побываете! Главное, не допускать, чтобы вашего тела касались. Никому не нужна паника, когда рука неосторожного охранника пройдёт сквозь начальство. Спецэффекты грандиозного шоу, вроде динозавров, разгуливающих по сцене? Только позвоните. Ожившие двойники почивших знаменитостей — раз плюнуть.

* * *

На Аляску я ехал по заказу правительства США. Всё было настолько секретно, что о деталях мы узнали уже на месте. Мониторинг, размещение аппаратуры, калибровка лазеров, предварительные испытания заняли три дня. Когда всё было готово, меня выдворили из собственного трейлера. Место за пультом управления занял агент спецслужб, которого я подробно проинструктировал по всем вопросам, связанным с голограммой.

На пятый день привезли человека, ради которого всё и затевалось. Я неумело делал вид, что не узнал министра обороны. Заказчики умело делали вид, что поверили в мою неосведомлённость. Вся процедура заняла час, после чего мне вернули аппаратуру, тщательно удалив с носителей всё, что касалось операции.

Всё это время красотка на «Тесле» занимала большую часть моих мыслей. Да, можно сказать, что мною овладела мания. В упорядоченный мир постапокалипсических мечтаний грубо вмешался новый, доселе неизвестный сценарий. В нём непременно присутствовала ОНА. Я спасал её от зомби-сутенёров, отстреливал бешеных собак, пытающихся ворваться в «Теслу», рубил щупальца осьминогу-мутанту, сжимающему электромобиль в объятиях. Все эти сценарии заканчивались страстными поцелуями и затемнением.

Я взвинтил себя настолько, что не удержался и, оставив далеко позади трейлер с оборудованием, погнал «кедди» в сторону Детройта. До концерта в Нью-Йорке оставался месяц. Я вполне мог отлучиться. Времени было более чем достаточно, чтобы попробовать отыскать красотку.

* * *

Суббота и воскресенье прошли в безрезультатных поисках и расспросах. Детройт ещё не вымер окончательно. На его улицах иногда можно было встретить редких прохожих. Днём эта подозрительная публика, опасаясь полиции, вела себя вполне благопристойно. Даже симулировала некое подобие озабоченности, когда я рассказывал о предмете поиска.

Утро понедельника ещё не отчаявшийся, но утративший изрядную долю иллюзий Дуэйн Мёрфи встретил на том самом перекрёстке. Солнце уже взошло, и я, покинув прогретый салон, встал посреди улицы, вглядываясь вглубь улицы, откуда тогда приехала незнакомка.

— Рыжий дурачок.

Я вздрогнул, оглядываясь.

Она улыбалась, и эта улыбка одну за другой срывала повязки с заживающих ран. Природа создала эту девушку для меня. Теперь, увидев её не в виде силуэта, я в этом не сомневался. Красотка распустила волосы, и теперь они каштановыми завитушками ниспадали на хрупкие плечи. Хайтековская кожаная куртка с декольте скромно прятала края в области подмышек, обнажая такую грудь, в которую хотелось с рычанием вцепиться зубами. А ножки... это была поэма страсти. Две поэмы, сходящиеся в точке «Дуэйну снесло башню». Наглый и напористый я, никогда не знавший стеснения в общении с дамами, самым позорным образом дал петуха, отвечая соблазнительнице:

— Вы такая... бесшумная...

От её смеха у меня задрожали колени. Ещё минута, и старина Дуэйн рыбкой нырнул бы на соседнее сидение, игнорировав любое сопротивление со стороны соблазнительницы.

— Тесла бесшумна, дурачок. Подбери слюнки. В прошлый раз ты забрызгал ими всё лобовое стекло своего допотопного драндулета. Наверно, потому и не догнал?

Подмигивание, движение бёдрами и мой возмущённый рык, как лейтмотив бесшумного старта электромобиля.

Я коршуном бросился к тачке. Прекрасно понимая, что время упущено, и мне не догнать девицу. Тестостерон бурлил в крови и требовал действия. Рёв мотора. Я рванул с пробуксовкой и сразу заложил вираж. «Де Вилл» взбрыкнул, чуть не врезавшись задним крылом в ржавую бочку возле обочины. Увлечённый выведением машины из заноса, я не смотрел вперёд. Поэтому вид поджидающей «Теслы» стал приятным, но и обидным сюрпризом. Со мной играли в кошки-мышки. Я это понимал, но был готов подставиться под коготки.

В этот раз гонка протекала иначе. Девица не удирала, она колесила по всему городу, петляя, возвращаясь на те же улицы и притормаживая, когда «кэдди» отставал. Я физически ощущал ослиные уши на своей макушке, но охотничий азарт не позволял остановиться.

Всё закончилось внезапно. «Тесла» резко затормозила. Рубиновые бритвы стоп-сигналов полоснули по глазам. Я и сам вжал педаль в пол. Несмотря на производительную ABS, тяжёлый «Кадиллак» слегка занесло. Машина застыла в полуметре от электромобиля. Дым от протекторов ещё не успел развеяться, я ещё не успел прорепетировать слова, с которыми обращусь к своей ожившей мечте, а положение дел изменилось самым кардинальным образом. Её поджидали. Мужчине на вид было лет тридцать-тридцать пять. Столько же, сколько и мне. Жгучий брюнет, скуластый, чернявый. Какая-то дикая смесь азиата с африканцем. Тварь! С первой секунды я возненавидел ублюдка. Возненавидел настолько, что готов был наброситься на него с кулаками. Мерзавец посмел прикоснуться к НЕЙ. Даже поцеловал взасос, прежде чем сесть на соседнее сидение. Окончательно меня добил наманикюренный средний палец красотки, который она продемонстрировала, высунув руку в окно. «Тесла» бесшумно отъезжала, а я в ярости лупил кулаком по рулю, изрыгая самые грязные ирландские ругательства.

* * *

О женщины! Чего только ради вас не совершали влюблённые мужчины! Разрушали города, захватывали страны, отдавали все свои богатства и приходили вовремя на службу. Мой бунт против здравого смысла не был столь масштабным. Я, всего лишь, позвонил команде и потребовал свернуть в сторону Детройта. Неделю Дуэйн Мёрфи практически не выходил из своего логова в чреве технологичного трейлера. Неделю вышколенные помощники размещали камеры и проекторы вдоль улицы, по которой каждый день проезжала «Тесла». Я видел её — женщину своей мечты — на экране в десятках ракурсов. Я узнал, что в будни она отправляется на службу в один из пригородных офисов, выяснил, что владеет этим офисом какая-то подозрительная калифорнийская компания. Сотрудник этой компании — тот самый чернявый урод — чем-то смог пленить сердце моей девушки-мечты. И с этим надо было что-то делать.

Позже, анализируя свои действия, я осознал, насколько по-мальчишески поступил, использовав наработки с последних шоу. Но при этом ни на секунду ни тогда, ни сейчас я не испытал и намёка на сожаление. Было круто. Этим всё сказано.

* * *

Инопланетянин возник в кабине «Теслы» в тот миг, когда моя мечта только-только стартовала от полупустого здания, в котором ей фирмой выделено было жильё. Безухий, безносый, с огромными глазищами и пастью. Классический пришелец из другой галактики. Я гордился этой моделью. Мы собирались продать её одной нью-йоркской рок-группе. У меня были все аргументы в пользу такого актёра. Компьютерные эффекты высокого качества обходились в разы дороже, чем аренда нашего продукта. Инопланетянин обладал великолепной мимикой, умел копировать эмоции и манеру разговора певца или актёра, управляющего голограммой. Но, самое главное, он мог перевоплощаться. Представьте идеального работника сцены, который сегодня пел от имени инопланетянина, завтра был динозавром, а послезавтра вечно живым Пресли.

В этот день модель не пела. Управляемая мною, она повернулась к опешившей девушке, скорчила устрашающую рожу и клацнула зубами.

Я рассчитывал на вполне естественный вариант развития событий: «Тесла» врезается в столб или стену (благо скорость совсем несерьёзная), девушка визжит и убегает, инопланетянин, возможно, перевоплотившись в динозавра, гонится за ней, я, передав управление помощнику, бросаюсь её спасать. Дальше по ситуации.

Об агрессии со стороны рассерженной красотки я как-то не задумывался, бездумно романтизируя объект своей страсти. Глупо? Конечно! И было бы поделом, если бы моя задумка раскрылась из-за дамской сумочки, прошедшей сквозь голову «инопланетянина».

Результат бездумной авантюры превзошёл все ожидания. Девица застыла. Автомобиль продолжил движение, сам выруливая в нужном направлении. Я для вида ещё немного поклацал зубами, потом вгляделся в изображение на экране. К сожалению, техника не позволяла видеть глазами голограммы. Но и через окна было заметно, что ступор у красотки капитальный. Руки соскользнули с руля, глаза остекленели.

Следующий сюрприз не заставил себя ждать. «Тесла» затормозила возле моего трейлера. Воцарилась пауза. Затем красотка ожила, вышла из машины и, пораздумав, вскарабкалась на капот, пристроив прекрасный задик на крыше своего автомобиля. Таиться не имело смысла. Мы всей группой высыпали наружу. Картина, надо сказать, была не для слабонервных. Сногсшибательная красотка верхом на «Тесле» и оставленный без присмотра «инопланетянин», с видом дурачка уставившийся на её бёдра.

— Свихнулась девочка, — выразил общее мнение мой помощник.

* * *

Детройт, будучи практически городом-брошенкой, вовсе не погружён в абсолютную тишину. Изредка по улице проезжает одинокий автомобиль, галдят птицы, обустраивая гнёзда в трещинах начинающих разрушаться зданий, поскрипывают опоры давно истлевших рекламных плакатов. Тем не менее, шаги мы услышали вполне явственно. Все физиономии, кроме личика застывшей в ступоре девушки, повернулись на звук. Чернявый. Странно... Я не испытывал к нему неприязни. Может, причиной были последние события, сбившие меня с толку. А может — широкая дружеская улыбка.

— Браво! Браво мне! Я смог обвести вокруг пальца самого Дуэйна Мёрфи!

Мужчина пафосно захлопал в ладоши, затем весело рассмеялся. Мои воображаемые ослиные уши вновь зашевелились, приобретая немыслимую длину и обрастая шерстью.

— Не хотите объясниться?

Я накручивал себя, но по-прежнему не испытывал злости. Любопытство? Ещё какое! Но не злость.

Собеседник кивнул, затем, сделав ещё парочку шагов, провёл ладонью по талии моей недавней воплощённой мечты. Пальцы прошли сквозь девушку, заставив меня громко и грязно выругаться. Я бросился к «Тесле», заглянул в салон. Ну, конечно! Лазерные установки в потолке! Голограмма!

Детали пазла-головоломки стали складываться в пока ещё нечёткую картинку.

— Вы управляли ею?

Чернявый отрицательно покачал головой. Ещё одна догадка. Ещё один кусочек пазла. Я снова заглянул в салон.

— А ведь это тот, прошлогодний заказ!

Мужчина согласно хмыкнул:

— Признаться, я был в шоке, когда обнаружил на улицах города поставщика оборудования, которое мы приехали тестировать. Вас.

Палец указал на меня. Я не обиделся на такую бесцеремонность. Меня разъедало любопытство.

— У меня была догадка, что проектор ближнего действия предназначен для автомобиля. Но, если вы не управляли ею, — кивок в сторону голограммы, — то как она общалась?

— О! Это моя основная специальность. Я занимаюсь промышленным применением алгоритмов искусственного интеллекта. Вроде тех, что мило беседуют с вами в поисковиках и навигаторах. Кристина вполне может вести простенькие беседы и флиртовать, широко используя сеть и находя нужный ответ на заданный вопрос.

Я пожал плечами. О подобных программах не знал только ленивый.

— Так её зовут Кристина? Поздравляю! Вы создали шедевр сексуальности и стиля!

— Нет, мастер иллюзий. Её создали вы. Я заточил алгоритм под анализ именно ваших предпочтений. Дуэйн Мёрфи — заметная фигура в ай ти мире. И вы мало что скрывали...

Я кисло улыбнулся, признавая его правоту. Уши никуда не делись.

— А ещё вы научили её отменно водить машину...

— И снова вы неправы. Машина ездила сама. Это могут все «Теслы», вы не знали?

Я досадливо махнул рукой.

– Знал, конечно. Они ездят. Но не в таких экстремальных режимах...

Я осёкся. Чернявый подтвердил мою догадку:

— Это одна из причин моего присутствия в брошенном городе. Мы испытываем на автомобилях новый алгоритм, точнее, модернизируем имеющийся.

— Есть ещё причины?

— Ну конечно! Эмуляция водителя. На ваши устройства, создающие столь реальные трёхмерные изображения, возможно, скоро поступит огромный заказ. Дело в том, что уже имеются прецеденты, когда хозяева автомобилей отправляли свои экипажи в поездки без пассажиров и водителя. Пустыми. На обывателей подобное действует, как красная тряпка на быка. Жалобщики могут добиться закона о запрещении таких поездок. А тут — голограмма, которую даже её создатель не в состоянии распознать.

Я довольно хмыкнул.

— Мы гордимся своей репутацией. Так вы говорите — контракт?

Чернявый довольно осклабился и кивнул в сторону девицы:

— Ну, эту версию алгоритма я вручу вам бесплатно.

Александр Васин

ЗАИГРАВШИЕСЯ

— Ар, ну хватит канючить, давай дальше играть! — милая белокурая девочка лет шести, сжав кулачки и губы, брезгливо смотрела на младшего брата. Тот, захлёбываясь плачем, катался по земле. Растирая по лицу сопли и слёзы, он обвинял сестру:

— Ты играешь нечестно, Арти, всегда нечестно. Ну откуда ты узнала про самолёт? Раньше его не было. Я бы тоже с удовольствием его сбил.

— Сколько раз я тебе говорила, что нужно внимательно изучать местность. А ты в прошлый раз обнаружил этот грузовик с тремя десятками людей и решил, что это идеальный первый ход. А если бы ты не спешил и посмотрел вправо-влево, вверх-вниз, то нашёл бы много интересного. Я вот нашла самолёт. Хотя будем откровенны, мне повезло, что в нём летело почти триста человек. Он же мог оказаться каким-нибудь транспортником с небольшой командой пилотов. И жертв было бы меньше, чем у тебя в грузовике.

Последние слова Ар пропустил мимо ушей.

— Ага, самолёт ты обнаружила ещё до моего первого хода. И ничего мне не сказала, — снова обвинил Арти брат.

— Ну вот ещё, — возмутилась девочка, — я тебе поддаваться не буду — и не проси. Лучше давай вставай. Твой ход. И не торопись в этот раз.

Мальчик поднялся. Слёзы высохли моментально — азарт брал своё. На втором ходу допускалось наносить урон городу до трёх тысяч человек. Он схватил планшет, прикусил губу и стал напряжённо думать.

В прошлый раз он запустил ракету в скопление зданий на востоке. Но оказалось, что это были не жилые дома, а всего лишь офисные помещения. И вместо ожидаемых нескольких тысяч жертв он получил лишь пару сотен. Сейчас, после первого хода, он уже отстаёт от Арти, поэтому нужно догонять. Конечно, отставание в триста человек в самом начале поединка — преимущество призрачное. Но по опыту Ар знал, что отпускать сестру далеко нельзя — потом не догонишь.

Прямо перед ними, километрах в двух — даже на карту планшета смотреть не нужно — располагались жилые кварталы. Но здесь тоже можно было ошибиться. Игра могла смоделировать город по-разному. Во-первых, дома могли быть ещё не сданы и, соответственно, не заселены. Во-вторых, именно в этот момент там могли проводить, например, дератизацию, и всех жителей попросили освободить помещения. В-третьих… Да вариантов тысячи, всего и не предскажешь. В конце концов, в голову искусственному интеллекту не залезешь.

Ар, прищурившись, вглядывался в группу домов, медленно переводя взгляд с одного здания на другое. Как вдруг его внимание привлекло движение на балконе в крайнем доме с правой стороны. Присмотревшись, он опознал женщину, которая вышла развесить белье. Ага, восторжествовал Ар, дом обжит и, значит, полон людей.

— Ты долго думать будешь? — поторопила его Арти. — Давай уже, время не резиновое.

Ар наконец решился и с помощью планшета навёл ракету прямо на тот балкон, где видел женщину. Он нажал на большую красную кнопку на весь экран и затаил дыхание. Пошёл обратный отсчёт — и по его окончании воздух разрезал противный свистящий звук. Еще через несколько секунд балкон растворился во всепожирающем пламени, быстро распространяющемся по всему этажу. Почти сразу же раздались хлопки с разных сторон от эпицентра взрыва.

— Газ пошёл рваться, — удовлетворённо заметил мальчик.

Арти не ответила. Она тоже напряжённо наблюдала за последствиями хода брата. Запуск получился на загляденье. Взрывов становилось все больше. Конструкция здания стала рушиться, и дом начал заваливаться в сторону. При падении он зацепил соседнее здание. Разрушения были серьёзные, но второй дом устоял.

— А жаль, — констатировал Ар. — Эффект «карточного домика» мне сейчас не помешал бы.

Когда пыль улеглась, планшет замигал, немного подумал и, в конце концов, выдал: «В РЕЗУЛЬТАТЕ ВАШЕЙ АТАКИ БЫЛО УНИЧТОЖЕНО 2 789 ЧЕЛОВЕК! ПОЗДРАВЛЯЕМ!»

— По-моему, для второго хода — некислый результат, — гордо сказал Ар. — Вряд ли сможешь переплюнуть.

— Ну попробовать стоит в любом случае, — ответила Арти и забрала у брата планшет.

Ущерб, причинённый Аром, действительно, был близок к идеальному для второго хода. Но, как и в случае с самолётом, у неё были припасены тузы в рукаве. Пока братик мучительно размышлял, в какой из жилых домов пустить ракету, она изучила неприметную рощу на самой окраине города.

Ар, увлёкшись игрой, забыл, что сегодня Хоэс — день кувшинов. Или по-другому — самый пьяный праздник на свете. И вряд ли искусственный интеллект обошёл эту тему стороной. А где же праздновать простым людям как не в Святой роще? Наверняка, там с самого утра собрались все пьянчуги этого города. Конечно же, оставалась вероятность, что она ошибается. Но, как говорится, кто не рискует, тот не пьёт…

Арти задала цель и нажала на пуск. Оставалось ждать совсем чуть-чуть. Ар, увидев, что ракета прошла в стороне от жилых кварталов, растянулся в довольной улыбке:

— Промазала, что ли? Ничего, сестра, бывает. Ты только не расстраивайся, впереди ещё много ходов.

Раздался взрыв. Планшет призадумался и вынес свой вердикт: «В РЕЗУЛЬТАТЕ ВАШЕЙ АТАКИ БЫЛО УНИЧТОЖЕНО 2 983 ЧЕЛОВЕКА! ПОЗДРАВЛЯЕМ!»

— Как тебе такой ущерб? Неплохо для промаха? — Арти протянула планшет брату. Тот, увидев результат, снова забился в истерике:

— Нечестно, нечестно, нечестно. Ты опять что-то нашла и мне не сказала. Так нечестно, нечестно…

— Ар, с тобой становится неинтересно играть, — заявила девочка. — Ты хочешь только выигрывать. А так не бывает.

— Да как можно у тебя выиграть, если ты нечестно играешь? Откуда ты знала, что там так много людей?

— Просто я не витаю в облаках на уроках истории, в отличие от некоторых, и помню, что сегодня — праздник, — безапелляционно заявила Арти. — Ты будешь продолжать? Или признаешь своё поражение уже сейчас?

— Буду, буду, — Ар нервно забарабанил по экрану планшета, прикидывая, куда бы пальнуть в этот раз. В идеале, было бы жахнуть по торговому комплексу «Европа», чтобы сразу получить десятки тысяч покойников. Раз сегодня праздник, то, наверняка, там собралось полгорода. Но ограничение по количеству жертв снимается только после третьего хода. А сейчас — их может быть не больше пяти тысяч.

Что же выбрать?

— А долбану-ка я по Храму Трезубца, — озвучил он вслух своё решение. — Народу там битком в честь празднования, но вряд ли больше пяти тысяч. Все-таки это далеко не Собора Грома. Помнишь, как-то в Собор запихнули двадцать пять тысяч человек? Как сельди в бочке.

Приняв решение, Ар произвёл все необходимые манипуляции. С третьего хода в арсенале игроков появлялось более мощное оружие, и уничтожение объектов происходило намного эффектнее. У Храма Трезубца не было шансов оставить на память потомкам даже фундамент. Пламя слизало всё, до последнего камушка.

Планшет скрупулёзно подсчитал причинённый ущерб: «В РЕЗУЛЬТАТЕ ВАШЕЙ АТАКИ БЫЛО УНИЧТОЖЕНО 4 766 ЧЕЛОВЕК! ПОЗДРАВЛЯЕМ!»

— Прекрасный выстрел! — вынуждена была признать Арти. Она понимала, что быстро найти объект для достойного ответа у неё вряд ли получится. Так что этот раунд останется за братцем. Но ничего — главное далеко не отпустить.

Девочка быстро перебирала в уме места, где могло бы находиться порядка пяти тысяч человек. Но всё, что приходило в голову, она отметала — правила игры были жёсткими, и нарушать их было чревато. В первые три хода нельзя превышать верхнюю планку количества жертв. В этом случае игроку присуждалось ноль очков. Поэтому надо ударить наверняка. Пусть результат будет хуже, чем у брата, — ничего, отыграемся в следующих раундах. Там у Арти запасено несколько сюрпризов.

В конечном итоге выбор пал на детский игральный городок в одном из жилых микрорайонов. Оружие девочка выбрала средней мощности, чтобы ударная волна сильно не повредила окружающие здания. Как оказалось, выбор был сделан правильный. На экране планшета выскочила надпись: «В РЕЗУЛЬТАТЕ ВАШЕЙ АТАКИ БЫЛО УНИЧТОЖЕНО 4 158 ЧЕЛОВЕК! ПОЗДРАВЛЯЕМ!»

— Идём где-то вровень, — резюмировала Арти первую часть игры. — Пристрелялись — и полно. Пора засучить рукава и показать этому городу, кто здесь хозяин.

И они показали. В течение нескольких следующих часов они самозабвенно стирали мегаполис с лица земли. Ракеты становились все мощнее, а объекты — всё масштабнее. Количество жертв, а с ними — и сумма набранных очков, возрастали.

Пострадали и уже упомянутые торговый комплекс «Европа» с Собором Грома. И центр досуга и отдыха «Олимп», собирающий в праздники до пятидесяти тысяч человек. Полностью был уничтожены жилые кварталы, городские парки и промышленные районы. Не пощадили брат с сестрой ни одного храма, ни одной школы, ни одной больницы.

На какое-то время Ар серьёзно оторвался в очках, разбомбив Центральный стадион города. Оказалось, что сегодня там проходило футбольное дерби, и чаша была забита под завязку. В свою очередь, Арти не повезло с подрывом амфитеатра — безучастный планшет уже после хода показал, что комплекс закрыт на реконструкцию. Но в целом, игра больше удавалось девочке, чем её брату. Преимущество медленно, но верно росло в пользу Арти.

…Ар вытер пот со лба и уселся на землю. Арти тоже сильно устала, но виду не подала.

— Давай сделаем паузу, — предложил брат.

— Давай, — согласилась сестра. — Только недолго.

Девочка подошла к оторванному от грузовика колесу и легонько пнула его.

— Как ты думаешь, почему мы не играем в обычные игры?

— Это какие? — удивился Ар.

— В те, которыми заняты дети этого города, что мы с таким рвением разрушаем. Девочки играют в школу, больничку, магазин. Да в куклы в крайнем случае. А мальчишки гоняют мяч и строят гаражи для моделек машин. Дети строят замки в песочницах, рисуют семью мелками на асфальте и запускают воздушных змеев. А мы? Мы ничего не делаем конструктивного, мы только разрушаем.

— Ты ошибаешься, сестра. Ты видишь только то, что показывает тебе искусственный интеллект. Эти картинки не отражают всей действительности. Ты не видишь тех детишек, которые скрыты от нас бетонными стенами зданий. Те, кто сидит дома, не отрывает своих лиц от ноутбуков, планшетов, смартфонов. И я тебя уверяю, что они там не паззлы складывают.

— То есть?

— Они играют в войнушку в том или ином виде. 3D-шутеры от первого и третьего лица, файтинги, слэшеры, симуляторы истребителей и бомбардировщиков, стратегии, варгеймы — вот сфера интересов современных детей. А какие обороты набирают сегодня «симуляторы бога»… Ты бы очень удивилась, узнав о количестве играющих в подобные игры.

— Но разве это правильно? — грустно спросила Арти.

— А как по-другому? — Ар встал и заходил взад-вперёд. Сейчас он мало походил на пятилетнего мальчика. Куда только делись резкие смены настроения, слёзы и хныканье. И глаза — они поменяли форму, цвет. Если бы Арти заглянула сейчас в них, то увидела бы глаза умудрённого долгой жизнью человека. Глаза, обладающие многими знаниями, а через них — многими печалями. — Понимаешь, сестра, это же закодировано в людской сущности. Каждый из них — будь то маленький сорванец или заслуженный учёный — в глубине души хочет быть сильнее, чем он есть. Хочет стать богом. А чем отличается бог от простого человека?

— Чем? — чуть слышно, чтобы не прервать ход рассуждений брата, спросила Арти.

— Силой. И проявлением этой силы. Если ты бог, ты сильнее всех. Как это можно доказать остальным людям? Сломать, сокрушить, взорвать, убить, раскромсать, испепелить, уничтожить. Как много глаголов придумано человечеством для обозначения по сути одного и того же действия — проявления силы.

— Но ведь люди — умные существа, они понимают, что они не являются богами. Более того, никому из них не удастся ими стать.

— Так уж никому? — рассмеялся Ар. — Теперь мне кажется, что это ты прогуливала уроки истории. И ты, и я знаем примеры, когда смертные удостаивались чести вставать в один ряд с небожителями. Но в общем и целом ты права. Люди все понимают, но вот верить не хотят. И делают всё возможное, чтобы хоть на короткий миг ощутить себя сильнее других — поиграть в бога. И виртуальный мир даёт им такую возможность.

— Но это же всего лишь иллюзия.

— Да-да, иллюзия, которая многим заменяет обыкновенную жизнь. Ты ведь слышала о заигравшихся?

— О ком? — не поняла Арти.

— Заигравшиеся — люди, которые ментально погружаются в мир компьютерных игр. Без возвращения обратно. Телесную оболочку помещают в какую-нибудь специализированную клинику, а сознание продолжает бесконечно блуждать по просторам выдуманной вселенной.

— И такие вот люди никогда не возвращаются назад? — с ужасом спросила девочка.

— Случаев не зарегистрировано, — жёстко ответил брат. — Пока тело в реальном мире не откажет, сознание продолжает раз за разом захватывать вражескую цитадель, мочить главаря монстров или вот, как мы, — день за днём сравнивать с землёй вот этот город.

— Что ты хочешь сказать, Ар, — девочка подбежала к брату и схватила его за руки, — что мы ненастоящие? Что мы лишь отголоски чьего-то сознания? Что мы лишь… заигравшиеся?

— Успокойся, сестра, — брат нежно обнял сестру. — Ты прекрасно знаешь, кто мы такие. И также знаешь, что нам не грозит стать бледной тенью нашей сущности. Никогда.

Арти крепче прижалась к брату.

— Я так рада, что ты у меня есть.

Ару было приятно проявление чувств сестры, но как мужчина он решил этого не демонстрировать. Напротив — он включил режим «капризного братца» и, оттолкнув от себя Арти, схватил планшет.

— Ладно, хватит сопли разводить. У нас ещё треть города не уничтожена. И если ты не будешь жульничать, то я обязательно тебя сегодня сделаю.

И они снова погрузились в игру. Выбор цели, оружия поражения — и радость от большого количества жертв. Или наоборот — досада от неудачного хода. Красивый современный город постепенно превращался в груду обломков, среди которых было уже невозможно разобрать отдельные строения. Повсюду бушевали пожары, добавлявшие зловещие тона в эту и без того апокалиптичную картинку.

Ближе к концу игры дети уже не напрягались в выборе целей. Они просто бомбили всё, до чего ещё могли дотянуться.

— Обнаружен автомобильный паркинг под обломками жилого дома, — возбуждённо кричал Ар.

— Отлично, долбанём по этому месту ещё раз.

— А вот, смотри, частная гимназия всего о двух этажах. Как же мы её пропустили?

— Стреляй, стреляй быстрее.

— Музей родной природы бьём? Там, наверное, сейчас никого нет. Очков мало дадут.

— С очками потом разберёмся. Мочиииии!

…Брат с сестрой тяжело дышали. Они уже не передавали планшет друг дружке, а держали вместе. Выбор целей также был совместный, и лишь бездушный искусственный интеллект поздравлял участников после каждого запуска и распределял заработанные очки.

— Деееееетиииии! Домооооой! — раздался голос сверху. Арти обернулась и задрала голову. На балконе величественного строения стояла мама. «Какая же она все-таки красивая», — подумала девочка, но вслух отрепетировано заныла:

— Ну, мам, ну еще чуть-чуть, нам осталось сделать по одному ходу! Пожаааалуйста!

— Артемида! Арес! — в голосе матери зазвучал металл. — Даю вам ещё две минуты. А потом зову вашего отца.

Богиня Гера покинула балкон и вошла в залу, посередине которой, развалившись на троне, возлежал громовержец Зевс. Сейчас он был мало похож на того благородного старца-атлета, каким его привыкли изображать художники и скульпторы. Волосы на голове были не уложены, борода нечёсаная. Фривольный шёлковый халат, накинутый прямо на голое тело, пестрел жирными пятнами. В одной руке Зевс держал поднос с амброзией, в другой — кубок с нектаром.

— Ещё пару лет, и твои дети станут совсем неуправляемыми, — заявила богиня мужу.

— Они и твои дети, — с сербаньем отхлебнув нектара, возразил Зевс. — Ну почти все...

Артемида была дочерью громовержца и титаниды Леты, но Гера легко избавлялась от любовниц мужа и их нежданных плодов. Кроме Арти — к девочке она прикипела и воспитывала как свою дочь.

— Вот потому, что они мои дети, я и беспокоюсь об их воспитании. В отличии от тебя, — богиня подошла ближе к трону. — Пожалуйста, будь более тщателен в выборе подарков на их дни рождения. Этот симулятор «Мёртвый город» просто ужасен. Они уничтожают население мрачного мегаполиса, наверное, уже в сотый раз. Это разрушит их психику.

— Ой, да ладно тебе, они же дети богов! И при этом они просто дети. У них столько энергии. Ты хочешь, чтобы они выплёскивали её здесь, во дворце? Бедному Гефесту придётся отстраивать его из руин чуть ли не ежедневно.

Гера понимала, что Зевс прав, но так просто сдаваться в споре не собиралась.

— Из-за этой игры они постоянно ссорятся. А Арес ещё и плохо засыпает. Думаю, что по ночам ему снятся кошмары.

Зевс пожал плечами:

— Пусть привыкает, жизнь — это такая непростая игра. Хотя склонность к войне я наблюдаю у обоих отпрысков. У Ареса она даже более выраженная. И то, что он не любит проигрывать, скорее пойдёт в будущем в плюс, чем в минус.

Словно в подтверждение слов хозяина Олимпа на улице раздался плач Ареса:

— Ты сжульничала, опять, опять, опять! Так нечестно, Арти! Я с тобой больше не буду дружить! И играть больше не буду!

Гера вздохнула, и в этот момент в залу вбежала счастливая Артемида:

— Мама, погляди, — она протянула богине планшет: — Я снова выиграла. Я намного умнее брата!

Гера взяла в руки гаджет, на его экране светилась надпись: «ГОРОД ПОЛНОСТЬЮ МЕРТВ! В РЕЗУЛЬТАТЕ ВАШИХ АТАК БЫЛО УНИЧТОЖЕНО 1 564 323 ЧЕЛОВЕКА. РЕЗУЛЬТАТ АТАК ВАШЕГО СОПЕРНИКА – 1 289 478 ЧЕЛОВЕК».

Богиня посмотрела на Зевса. Её взгляд немым укором вопрошал громовержца: «Ну что толкового может вырасти из этих заигравшихся в карателей детей? Нет, безотцовщина до добра не доведёт». Зевс в ответ пожал плечами: «Ну что-нибудь да получится. А если что-то пойдёт не так — нажмём RESET и начнём всё сначала».

Александр Васин

РОЖДЕСТВЕНСКАЯ ИСТОРИЯ

Санта-Клаус стоял на носу летучего корабля и напряжённо всматривался вдаль. Они выслали разведывательный воздушный шар полчаса назад, но до сих пор не получили никакого сигнала. Седая борода, заплетённая в три одинаковые косички, болталась на ветру. Одетый против обыкновения не в красный кафтан, а в коричневый походный костюм с крепкими кожаными сапогами, дух Рождества был предельно сосредоточен.

В этом году праздник должен стать особенным. По крайней мере для мёртвого города, раскинутого на лежащем впереди острове. Санта крепко сжал кулаки: он не имеет права на ошибку. Только не он. Иначе вера в добрые чудеса окончательно покинет этот мир...

Небо разрезала сигнальная ракета. Следом за ней — вторая. Можно приземляться. Вот только сначала нужно подготовить команду.

— Господин Санта, — рядом появился старший эльф Доминион. — Мы готовы идти на посадку. Ждём только вашего приказа.

— Как там команда? — повернулся к эльфу Клаус.

— Вы же знаете: за вами — хоть на край света. Хотя коленки подрагивают не только у новобранцев, но и у ветеранов.

Санта кивнул и снова повернулся лицом к приближающемуся городу. Доминион деликатно кашлянул:

— Извините, господин, что отвлекаю, но что насчёт приказа садиться?

Клаус ответил, не поворачиваясь:

— У нас ещё есть время, мой старый друг. Собери всех на верхней палубе. Я расскажу им про историю города. Они должны знать, куда и зачем идут.

— Слушаюсь, господин! — отрапортовал эльф и умчался выполнять приказание.

Через десять минут Санта-Клаус, стоя на капитанском мостике, с удовлетворением осматривал стройные шеренги своего рождественского воинства. Красные сапожки начищены до блеска, зелёные чулки и кафтаны идеально выглажены, колокольчики на колпаках не шелохнутся, несмотря на порывистый высотный ветер.

Эльфы с обожанием смотрели на своего предводителя. Словно боясь нарушить очарование наступившего мгновения, Санта не спешил с речами. Но затягивать паузу надолго нельзя. Рождественская ночь — очень длинная для Клауса и его эльфов. Но не бесконечная.

— Место, где нам предстоит сегодня работать, — наверное, самое странное место на земле — дух Рождества говорил негромко, но был уверен, что слова долетают до каждого эльфа. — Когда-то этот мёртвый город был цветущим мегаполисом, полным людей и жизни. Здесь смеялись, играли, работали, влюблялись, женились, и обязательно в конце декабря праздновали Рождество. А сегодня здесь никого нет. Никого, кроме одного человека. Башенный город поглотила гнетущая тишина. Тишина, которая царит здесь уже несколько столетий.

Санта сделал паузу, погладил косички на бороде и спросил:

— Я думаю, все знают историю Башенного города?

В ответ раздался слаженный рёв десятков эльфийских глоток.

— Однако я всё же расскажу вам её еще раз. Здесь, у самого берега, она слушается намного интереснее… Доминион! Распорядись принести мне воды, чтобы во рту не пересохло!

Смочив горло, Санта-Клаус уселся на бочку и начал свой рассказ.

— Давным-давно, когда Башенный город ещё назывался по-другому (его название кануло в Лету), а вместо стекла и бетона здесь царствовали зелёные луга и деревянные мельницы, правящий в те времена король Августин был самым счастливым человеком на свете. А как по-другому? Город процветал: запасы росли, казна пополнялась, а люди улыбались. А тут ещё и королева благополучно разрешилась бременем — да родила не одного наследника, а сразу двух красавцев-близнецов. Это был воистину «золотой» век в истории города. Но длился он недолго…

Близнецы, наречённые при рождении Фестусом и Линусом, оказались одинаковыми с лица, но абсолютно противоположными по характеру. Фестус, нежный и добрый ребёнок, восхищался каждым мгновением, проведённым под этим солнцем. Он любил общаться с простыми ремесленниками и рыбаками, тяготел к наукам и искусствам. Люди Башенного города всегда улыбались при виде королевича, приглашали в свои скромные жилища на трапезу. Фестус никогда не отказывался и часто оставался допоздна поиграть с ребятишками, далёкими от придворного этикета.

А вот Линус — напротив, оказался капризным и вечно недовольным мальчуганом. Учиться он не любил, королевича привлекали лишь военное дело и искусство налогового сбора. Общался он исключительно с отпрысками из богатых семей, а простолюдинов с детства игнорировал.

Король Августин предпочитал не замечать, какими разными растут его дети. Всё-таки родительская любовь слепа. Но его можно понять: через несколько лет после рождения близнецов он остался вдовцом. А жениться ещё раз так и не решился.

Шли годы. Королевичи из мальчишек превратились в юношей, из юношей – в мужчин. И в один из летних дней Августин решил, что пора передавать свой престол по наследству. Конечно, его выбор пал на любимца народа Фестуса. Праздничная церемония затянулась на несколько дней, весь Башенный город в едином порыве приветствовал нового короля. Впрочем, не весь… Один человек остался очень недоволен решением отца. Линусом овладела жгучая зависть к успеху брата. Но на открытое восстание он не решился. И впал в депрессию.

Целый месяц он не покидал свои покои. Добрый Фестус, понимая состояние брата, каждый день приходил к его дверям и упрашивал выйти. Он предлагал разделить трон и службу своему народу на двоих — ведь это так здорово, когда люди счастливы вдвойне. Но Линус так и не открыл брату двери, а заодно — навсегда запретил себе произносить вслух слово «счастье».

Спустя месяц Линус тайно покинул дворец и Башенный город в поисках лучшей жизни. Народ Башенного города скорбел недолго — сварливого королевича недолюбливали, поэтому неудивительно, что прошёл всего год и о нем забыли. Вот только Линус о городе не забыл…

Тернист был путь отвергнутого брата. Многие испытания выпали на его долю. В своих скитаниях Линус дошёл до самого края мира, побывав в гостях у циклопа, в плену у морских пиратов и в объятьях прекрасных заморских дев. Он возмужал и окреп телом, но душа его становилась всё более чёрствой. Тысячу и один раз Линус был на волосок от смерти, но каждый раз оставлял Костлявую не у дел. Пока однажды навсегда не закрыл перед старухой дверь.

Этот осенний хмурый день с самого утра предвещал тревогу. Волны, ещё не сильные, яростно бились о борта корабля Линуса. А к обеду поднялся настоящий шторм. Девятый вал сорвал паруса, перевернул судно и отправил на дно весь экипаж. Только королевич, успевший привязать себя к обломку мачты, сумел спастись. Три дня его мотало по водам, пока наконец не прибило к берегам, на первый взгляд, необитаемого острова.

Но на этом забытом всеми богами куске суши издревле жила могучая колдунья Люцерна, помнившая времена, когда был сотворён мир, но уже забывшая, какой по счёту век она доживает. Остров был её тюрьмой, её проклятием. Она не могла покинуть его до тех пор, пока не найдётся человек, который бы стал её мужем. Но прошедшие года превратили её в сморщенную и согнутую старуху. Редко кто из мореплавателей попадал на остров. А увидев Люцерну, и те несчастные шарахались от неё, как от прокажённой. Многие предпочитали смерть в морской пучине жизни с колдуньей.

Но Линус, сам давно отверженный миром, увидел в Люцерне её внутренний дух. Увидел родственную злобу и мрак. А ещё — он ощутил в колдунье силу, огромную колдовскую силу. Ему было плевать на внешний облик Люцерны. Впервые в жизни Линус увидел человека, ещё более обречённого, чем он сам. И королевич пожалел старуху. А услышав её историю, разделил с ней ложе.

В тот же миг проклятие пало. Люцерна сбросила оковы старости, превратившись в холодную красавицу, навсегда покорившую сердце Линуса. Для колдуньи больше не оставалось преград, и она решила покинуть остров вместе с королевичем. Заманив колдовством один из проплывающих неподалёку кораблей, она одурманила команду и подчинила её своей воле. Приказ был один: без остановки плыть на восток — в Башенный город.

По пути Люцерна провела над Линусом обряд бессмертия. Это была её награда за снятое проклятие. Ровно через месяц они проплыли в том самом месте, над которым мы сейчас парим.

Королевич не собирался скрываться. Корабль открыто вошёл в гавань, и Линус в сопровождении Люцерны отправился во дворец. Постаревший Фестус был рад возвращению брата и распорядился закатить трёхдневный пир. Линусу и его супруге были выделены лучшие покои. Если бы Фестус знал, чем закончится это торжество — для него самого и для его народа!

Хотя поначалу всё шло по заведённому порядку. Длинные тосты короля и знати, не менее длинные перемены блюд. Линус молча слушал все выступления, а когда дошла очередь до него самого — без обиняков предъявил свои права на трон.

В зале повисла гробовая тишина. А Линус, повторив свои требования, заявил, что если брат не согласится решить дело мирным путём, он заберёт корону силой. Фестус с грустью покачал головой, с сожалением понимая, что Линус за все эти годы не изменился. А королевские генералы подняли гостя на смех, дескать, как он собирается завоевать трон с одним кораблём.

Но Линус обошёлся без войска. Еще по пути в Башенный город он решил не убивать брата, план был другой. Люцерна по сигналу бросила в Фестуса заклятие. И сердце короля стало биться в сто раз медленнее. Он не умер, но и живым больше не был. Линус сорвал корону с брата и водрузил себе на голову. По праву родства он объявил себя королём Башенного города. Король не умер! Но да здравствует король! А жители ещё не знали главного — Линус стал не просто правителем, он собирался править вечно!

Новый король быстро поменял порядки, заведённые его отцом и братом. Дополнительные поборы, увеличенные налоги, тройной набор в армию для войны с соседями. Он отменил все праздники — нельзя было даже отмечать свадьбы и дни рождения. А через год Линус пошёл ещё дальше. Сначала он издал указ, согласно которому вычеркнул из речи и письма слово «счастье». То самое, которое запретил говорить самому себе много лет назад.

Но и этого Линусу было мало. Вскоре он издал новый указ: больше никто в королевстве не имел права радоваться. Никогда. И ни по какому поводу.

Конечно, мои дорогие эльфы, вы, как никто другой, понимаете, как сложно запретить человеку быть счастливым. В жизни каждого происходят большие события, когда невозможно не улыбнуться, например, рождение ребёнка или возвращение живого мужа с войны. Они случаются не так часто. Намного чаще людям выпадают маленькие радости. Когда они находят давно потерянную вещь. Или когда по приходу домой суровой зимой их ожидает сытный ужин и тёплая постель. Как не порадоваться за успехи сына или выздоровление отца? Человек так устроен. Он каждый день радуется и огорчается много раз.

Но Линус хотел, чтобы люди лишь горевали. Он понимал, что указ не работает, что жители Башенного города втайне от его стражи собираются и празднуют дни рождения или окончание сбора урожая. Это лишало его сна, лишало аппетита.

По приказу нового короля тело Фестуса заключили в хрустальный саркофаг и оставили в тронном зале в качестве напоминания, что ждёт любого ослушавшегося королевской воли. Линус часто говорил с неживым, но и не мёртвым братом. Он высказывал ему все накопившиеся за годы скитаний претензии, спорил с ним, ругал его. Эти монологи могли длиться часами. Но заканчивались они всегда одинаково: Линус бил кулаком о хрусталь и обещал Фестусу, что его народ никогда больше не будет счастлив. Спящий король всегда оставался молчаливым, а жители Башенного города приспосабливались жить в новых условиях, храня в себе человеческую радость как самую большую драгоценность...

Шли века, сменялись поколения. Город из деревянного превратился в каменный, а потом и в бетонный. Хрупкие низенькие лачуги сменялись многоэтажными башнями, давшими то имя городу, которое мы знаем и поныне. Самое высокое здание было в центре острова — оно заменило дворец. Менялись поколения людей, и лишь король Линус и его супруга Люцерна оставались вечными правителями самого грустного королевства на земле. Люди радовались всё меньше, многие дети рождались с искажёнными чертами лица — их приходилось учить улыбаться подобно тому, как малышей учат ходить. Линус скрупулёзно пытался искоренить счастье в Башенном городе, но окончательно победить в этой войне за столетия ему так и не удалось.

По воле рока именно Фестус подсказал, как бороться с неповиновением жителей. Однажды Линус сидел на троне, подперев щёку кулаком, и угрюмо смотрел на саркофаг. Заходящее солнце стрельнуло сквозь витраж и отзеркалилось от одной из граней хрустальной тюрьмы. Луч пометался по залу и спрятался в складках тяжёлой портьеры.

Зеркало! — осенило Линуса. Стремглав он помчался на поиски Люцерны и, сбиваясь, рассказал ей о своём плане. Колдунья взяла месяц на раздумье и составление заклятья. Ещё месяц ушёл на подготовку и поиск необходимых ингредиентов. И ещё месяц Люцерна колдовала. Результат поразил даже её саму.

Проснувшиеся с утра жители Башенного города с удивлением обнаружили над своей головой… ещё один Башенный город. Удивлённые, они выходили на улицы и, задрав голову, как в зеркале рассматривали отражение своих жилищ. Небесный город был полной копией настоящего, но с одной лишь разницей — там не было людей. Совсем. Это был пустой двумерный слепок с реальности.

Но Небесный город всё равно выглядел очень необычным. Один шалопай из ватаги ребятишек, выбежавших на улицу, не удержался и засмеялся от увиденного. В этот миг его тело стало быстро распадаться, пока от него не осталась лишь золотая пыльца. Налетевший откуда-то ветер подхватил пылинки и понёс их вверх. Через несколько минут золотое облако достигло поверхности Небесного города. Ветер с силой впечатал их в поверхность. Внутри зеркала пылинки снова собрались в фигуру мальчугана, навсегда заперев его в стеклянной тюрьме.

С ужасом жители Башенного города смотрели на застывшего паренька, который так страшно поплатился за свой смех. Тут и там, в разных частях острова, вверх поднимались золотые облака пыли, чтобы остаться в Небесном городе навсегда. Понадобилась тысяча невинных жертв, чтобы остальные осознали весь ужас сотворённого Люцерной колдовства.

Улицы опустели. Но и дома люди не смогли укрыться от силы заклятья. Каждый день Небесный город пополнял свои ряды. А остров — превращался в мёртвый мегаполис. Любопытно, что и сама Люцерна стала жертвой своего колдовства. Однажды, выйдя на крышу Дворцовой башни, она с удовлетворением посмотрела на город. Оставшиеся жители были раздавлены и порабощены. Всё то, о чем мечтал её муж, свершилось. Не в силах сдержать злорадное торжество, Люцерна расхохоталась. И через мгновение — превратилась в золотую пыль.

Через год Башенный город опустел. Впрочем, один человек здесь всё же остался. Линус, бессмертный правитель, давным-давно сам себе запретивший любое проявление радости, в мрачном молчании ходил по мёртвому городу. Он был абсолютно спокоен, он наконец-то наказал непокорных жителей так, как они того заслужили много веков назад на том самом пиру, когда король Августин пренебрёг им, Линусом, в пользу брата…

Санта-Клаус замолчал. Он внимательно обвёл эльфов взглядом. Ни один из них не шевельнулся, слушая рассказ своего предводителя. Рождественский дух удовлетворённо погладил косички на бороде и продолжил:

— Башенный город мёртв уже очень давно. А король Линус, наверное, давно сошёл с ума. Многие пытались снять заклятие Люцерны и вдохнуть в город жизнь. Мы с вами далеко не первые. Но пока что никому не сопутствовал успех.

У меня есть план. Однажды Линус освободил колдунью, не обратив внимания на её внешнюю оболочку. Он заглянул внутрь и нашёл ключ к сложному замку. Я предлагаю сделать то же самое.

Я верю, что в этом мрачном, обезлюдевшем, лишённом счастья городе, в самых укромных его уголках ещё тлеет радость, которую люди тщательно хранили и оберегали столетиями. Нам нужно только раздуть эти угольки. Но нужно постараться. Нам нужен не просто огонь, нам нужно пламя.

Голос Санты крепчал с каждой фразой, и завершал дух свой рассказ уже громоподобным рыком:

— Рождественская ночь — одна из немногих в году, когда ослабевает любое тёмное волшебство, каким бы сильным оно ни было. Именно поэтому мы сегодня здесь. ВЫ ГОТОВЫ, ВОИНЫ МОИ?

— ГОТОВЫ!!! — проревели эльфы.

— ГОТОВЫ, БРАТЬЯ МОИ?

— ГОТОВЫ!!!

— Я МОГУ НА ВАС РАССЧИТЫВАТЬ?

— ВСЕГДА!!!

— ТАК ДАВАЙТЕ ЗАТОПИМ ЭТОТ ГОРОД РАДОСТЬЮ И СЧАСТЬЕМ!!!

Санта дал знак Доминиону — пора! Борта корабля пришли в движение. Вместо спасательных шлюпок там располагались десятки огромных саней с летающими оленями. Клаус с разбега запрыгнул в одни из них. Эльфы ровным строем заполняли остальные. На поясе у каждого висел волшебный и бездонный мешок с подарками.

Духу Рождества и его подручным сегодня предстояло много работы. Но они её хорошо знали и привыкли делать на совесть. Рассредоточившись, эльфы влетели в город с разных сторон. Безошибочно угадывая самые яркие, но несбывшиеся желания запечатанных в зеркале жителей, они входили в каждый дом, в каждую квартиру и раскладывали там подарки. Красиво перевязанные яркими лентами коробки сотнями и тысячами оставались в Башенном городе. И в каждом мяче, в каждой кукле, в каждом паровозике была пусть небольшая, но настоящая частичка Рождества, таящая в себе каплю неразбавленной радости.

Эльфы, действительно, постарались на славу и успели до рассвета разнести все подарки. Двигаясь от края города к центру, они сошлись в итоге у Дворцовой башни. Дело сделано, но заклятье не снято. Санта смотрел вверх на застывших обитателей Небесного города, больно прикусив губу. Неужели он ошибся? Неужели всё зря? Нет, надо ещё немного подождать. Радость должна победить.

И тут раздался треск. Большая трещина пробежала по идеальной глади Небесного города. Эльфы радостно закричали. Трещин становилось всё больше, шум — всё громче. И вот от зеркала отделилось маленькое облачко золотой пыли. Ветер подхватил его и приземлил прямо возле Санты. Через мгновение оно материализовалось в того самого мальчишку, который когда-то стал первым жителем Небесного города. Теперь он вернулся домой.

А потом люди стали возвращаться один за другим. Удивлённые, но счастливые, они обнимались и плакали. Но это были слёзы счастья.

— Господин Санта! — Доминион был тут как тут. — Я поздравляю вас. Вам удалось совершить настоящее рождественское чудо.

— Не мне, а нам, — поправил эльфа Клаус. — Впрочем, у нас есть ещё одно незавершённое дельце.

В толпе он увидел Люцерну, которая не знала, как вести себя, когда вокруг столько счастливых людей. Санта подошёл к колдунье и взял её за руку:

— Пойдём со мной, Люцерна, и давай без заклятий!

Они вошли в Дворцовую башню и поднялись в тронный зал. Там они увидели Линуса, сидящего рядом с хрустальным саркофагом.

— Король! — позвал его Клаус. – Посмотри, кого я тебе привёл. Ты ведь даже себе боишься признаться, что хотя бы один раз в жизни был по-настоящему счастлив — в тот день, когда встретил любовь всей своей жизни. Силой, данной мне Рождеством, я возвращаю её тебе. Будь счастлив, король Линус! Ты и твоя возлюбленная Люцерна! Вы больше не бессмертны. Так не тратьте остаток своей жизни на ярость и злость.

Санта отпустил руку колдуньи, и она бросилась в объятья Линуса. Когда их тела соприкоснулись, небо над городом взорвалось на мириады осколков — настолько мелких, что их легко подхватил и унёс ветер. Далеко-далеко.

А потом растворился и хрустальный саркофаг. Фестус открыл глаза и несколько раз глубоко вздохнул.

— Мне снился странный сон, — сказал он. — Как долго я спал?

Санта подошёл к нему и помог подняться:

— Слишком долго. Ты многое пропустил, король Фестус. Но у тебя будет время наверстать упущенное. Ты должен снова стать правителем Башенного города и делать то, что у тебя получается лучше всего — дарить людям радость!

…Дух Рождества устало поднялся на крышу Дворцовой башни. Повернувшись на восток, он невольно сощурился: над дальним краем моря неспешно вставало солнце. Длинная рождественская ночь подходила к концу.

Жан Кристобаль Рене

ПЕРЕВЁРНУТЫЙ ГОРОД

Элла жила в огромном городе. Таком огромном, что за день пешком не исходишь. Город возносил к небу бетонные стены, и девочке казалось, что это сказочные замки тянут серые пальцы неприступных бастионов к синему простору, пропитанному солнечным светом и пением птиц. А ещё город представлялся ей нищим стариком, который курил дешёвые сигареты, кашлял и ворчал, замолкая лишь на ночь. Мама смеялась над её фантазиями, папа улыбался виновато и убегал на работу. Только бабушка — папина мама — всегда внимательно выслушивала и даже задавала вопросы. Нет, Элла, конечно, фантазировала. И знала, что замки и старик — придумки. Но ей так хотелось поделиться этими придумками!

Бабушке она доверила и свою главную тайну. Ту самую, из-за которой её год назад, незадолго до восьмилетия, водили к психологу. Тогда, увидев Перевёрнутый город, она сразу сообщила о нём маме. Показывала пальцем на здания, висящие в небе вниз шпилями, и восхищённо комментировала увиденное. Родители вначале не отнеслись всерьёз к её рассказам, но потом, когда целый месяц Элла продолжала настаивать на своём и добавлять всё новые подробности, её отвели к врачу.

Девочка не запомнила имя строго одетой мадам, которая долго и подробно расспрашивала её о городе. Отвечать не хотелось. Женщина изо всех сил изображала заинтересованность, но Элла ей не поверила. Поэтому неохотно буркнула парочку ответов, а потом и вовсе замолчала, уставившись в окно. Там, за стеклом, бурлил серый город. А в вышине висел вниз головой его двойник. Точнее, это тогда он казался двойником. Сейчас-то Элла знала, что он совсем другой.

После похода к врачу у неё появилась Тайна. Папа и мама успокоились, решив, что психолог сделал своё дело, а Элла научилась хранить секреты. Только с бабушкой она так и осталась откровенной. Они долго бродили по улицам, выискивая здания повыше, поднимались на лифте к смотровым площадкам на крышах, откуда девочка могла разглядеть подробней небесные строения. Выслушивая внучку и всматриваясь вверх, бабушка удивлённо распахивала глаза, кажущиеся огромными за диоптрическими линзами. Она искренне верила Элле, хоть ни разу не рассмотрела то, о чём девочка рассказывала. Старушку все считали милой безобидной чудачкой, и только внучка знала, что бабушка — мечтатель. Такой же, как она.

Во время этих походов Элла впервые увидела жителей небесного города. Они не были отражением обычных людей, хоть и одевались так же, и внешне от них не отличались. Вон, собрались на симметричном (слово, которому научила бабушка) здании. И смотрят на мир внизу. Или вверху? Для них же обычный мир вверху, наверно. Уж они-то знают о существовании нашего города! Показывают пальцами, обсуждают. У некоторых — бинокли. Элла часто видела, как передают их из рук в руки.

— Бабуль, они такие странные... Там почти нет детей, но много старичков и старушек!

— Да ну! — цокала языком бабушка. — А ты помаши им. Дай знать, что видишь.

И Элла старательно махала. Антиподы всегда отвечали. Радовались, что их заметили. Смешные.

Вы, наверно, подумали, что Эллу только бабушка и любила? Нет, конечно. Любили её и папа с мамой, и соседи. По-своему любили и никогда не желали ей зла. Просто не понимали и считали чудачкой, как и бабушку. Любил Эллу и соседский мальчик Джордж. Впервые она увидела его в тот день, когда выходила вместе с бабушкой на очередную прогулку. Возле их дома остановился огромный грузовик, и мускулистые грузчики заносили в подъезд старую, но хорошо сохранившуюся мебель.

— Ух ты! — воскликнула бабушка. — Это, видимо, соседи с первого этажа. Элла, давай пойдём, поздороваемся.

Девочка слегка покапризничала: день был ясным, на небе ни облачка. Перевёрнутый город манил блестящими шпилями и изумрудом парков. Однако, бабушка-мечтательница, когда ей это было нужно, вполне могла проявить себя строгой воспитательницей. В такие моменты перечить ей было бесполезно. Вздохнув, Элла зашагала к пикапу, из которого как раз выходили хозяева мебели. Кислое выражение на личике девочки сменила заинтересованность, когда вслед за родителями из машины выбрался Джордж. Рыжему мальчику было столько же лет, сколько и ей. Худой, словно тростинка, бледный. Уже позже бабушка рассказала о его болезни, но в этот день Эллу заворожили искорки веселья в глазах Джорджа. Они с бабушкой ещё не подошли, а он уже махал им худой рукой.

— Здравствуйте, сестрички!

Бабушка прыснула в кулак, Элла удивлённо воззрилась на заливающегося смехом шутника. Конечно, они были похожи с бабушкой и походкой, и улыбкой, и пронзительно-синими глазами. Но «сестрички»! Вот ведь дурачок. Всерьёз девочка обидеться не успела. Пока бабушка чинно здоровалась с родителями Джорджа, тот просто закидал её кучей вопросов и историй. Отвечать на вопросы Элла не успевала, но из рассказов в первый же день узнала о соседях столько, что хватило бы на год общения. Несмотря на болезнь, а может и вопреки ей, мальчик просто бурлил энергией и заряжал ею всех вокруг. Бабушка так его и окрестила — Батарейка. Джордж был в восторге от такой клички и каждый раз громко смеялся, когда его так «обзывали». Наверно, будь мальчик здоров, Элла, обделённая общением со сверстниками, считающими её ненормальной, предпочла бы дружбу возможности любоваться Перевёрнутым городом. Но, увы, новый сосед редко появлялся во дворе, да и в гости они друг к другу почти не ходили. Дело в том, что папа и мама Джорджа переехали в город, чтобы быть поближе к клинике. Большую часть времени мальчик проводил в госпитале, возвращался оттуда бледным, ещё более похудевшим, но с неизменной улыбкой на плутоватой физиономии. Бабушка и Элла всегда знали дни перерывов в лечении и прибегали проведать соседей.

Тем временем лето тихо приближалось к завершению. Скоро должны были начаться уроки, а это значит, что прогулки переносились на уикенд и ограничивались отдыхом от домашних заданий. Ещё это означало, что будет меньше встреч с Джорджем — мальчиком-батарейкой, умеющим заряжать задором двух неугомонных «сестричек».

Август умело раскрасил небо между городами синей краской, прикрепил к шпилям помпончики взбитых облаков и пропитал воздух ароматами многочисленных булочных. В это утро Элла и бабушка наконец оказались на смотровой площадке самого высокого здания в городе. Реконструкция (ещё одно смешное слово) завершилась, и посетители хлынули на крышу небоскрёба, чтобы смотреть вниз. А Элла мечтала взглянуть вверх. Ведь в этой точке здания нижнего и верхнего города почти соприкасались. Увиденное трудно передать словами. Жители Перевёрнутого города оказались на расстоянии вытянутой руки. Они смотрели на девочку с удивлением, а потом, когда убеждались, что она их видит — с восторгом. Элла пыталась заговорить с ними, но не слышала ответов. Словно там, на верхней площадке, кто-то выключил звук. Прикасаться к ней люди не спешили, хоть бабушка, приобняв внучку, позволила той тянуть пальцы к небу. Старики и старушки, несколько девушек, один парень и двое детей просто расступились, виновато улыбаясь. Не протянули в ответ руки. Элла поняла, что ведёт себя некрасиво и больше не делала попыток прикоснуться к жителям таинственного верхнего мира.

Через неделю после того, как открыли площадку, «сестрички» увидели воздушный шар. Точнее, его увидела Элла. В этом и была странность. Аэростаты не редкость в таком большом городе. Но этот не был виден бабушке и, следовательно, принадлежал Перевёрнутому городу. Правда, поднялся он снизу. Вышел из тени огромного здания и заблистал в лучах утреннего светила, словно бабочка с бело-оранжевыми крыльями.

Элла заворожённо следила за ним взглядом, открыв от восхищения рот. Шар величественно проплыл в каких-то пяти сотнях футов от ограждения, и девочка смогла рассмотреть его во всей красе. Огромный пузырь оболочки, прутья лёгкой гондолы, и несколько пассажиров. Старик, две старушки и...

У Эллы почему-то задрожали колени. Огромный, как скала, человек стоял к ней спиной. Не было сомнений в том, что именно он управляет шаром. Мозолистые лапищи крепко сжимали рукоятку управления, пламя с рёвом рвалось вверх, послушное его воле. Пассажиры выглядели растерянными, даже напуганными. А воздухоплаватель просто излучал уверенность и мощь. А ещё он внушал девочке страх. Она умоляла небеса, чтобы он не обернулся. Непонятно, что так пугало. Плащ из чёрной струящейся ткани? Рассыпанные по спине волосы неухоженной шевелюры? Звериная мощь гигантской фигуры? Элла не смогла бы ответить.

Картина промелькнула и исчезла. Шар устремился ввысь. За долю секунды он перевернулся гондолой вверх, в сторону Перевёрнутого города, и постепенно скрылся между домами. Элла перевела дух и только тогда почувствовала, что её трясёт за плечо обеспокоенная бабушка.

— Что с тобой, милая? На тебе лица нет.

Девочка хотела ответить и, неожиданно для самой себя, расплакалась. Горько и безутешно. Бабушка больше не расспрашивала её. Обняла крепко, погладила по волосам, шепча на ушко слова успокоения. Когда «сестрички» уходили с крыши, Элла обернулась. Жители Перевёрнутого города смотрели ей вслед. Смотрели грустно, сочувственно.

* * *

Встреча с воздушным шаром стала переломной в жизни Эллы. Она больше не хотела прогулок, не смотрела вверх. Она боялась увидеть шар и человека, который им управлял. Наверно, она видела их и раньше, но не придавала значения аэростату. Но сейчас ей было страшно. Бабушка всё понимала и не спешила выспрашивать внучку. Ждала, что сама расскажет. Наверно, так бы и произошло, не случись то, о чём хотим сейчас рассказать.

Бабушка слегка прихворнула. Возможно, сказалось отсутствие прогулок, а может, наоборот — её продуло на крыше прохладным предосенним ветерком. Элла вот уже неделю сидела дома. Скоро должны были начаться уроки. Она грустила, но не рисковала выходить из дома одна. Возможно, боялась увидеть шар. Ночью её разбудил лёгкий шорох. Приоткрыв глаза, девочка увидела в дверном проёме... бабушку. Та смотрела на внучку и, словно, сквозь неё. Потом, отвернувшись, зашагала по коридору. С секунду Элла размышляла. Потом бросилась следом. Бабушка ступала почти неслышно. Шла в сторону двери на балкон. Сквозь прозрачную дверь виднелось что-то огромное. Узнавание. Элла ахнула, прикрыла рот ладошками, чтоб не закричать. На высоте четвёртого этажа, прямо напротив их балкона, висела гондола. Яркий отсвет пламени высвечивал массивную фигуру воздухоплавателя. Сердце пропустило удар. Всё тело сковал страх. Не сдвинуться, не крикнуть. Пока девочка уговаривала себя, бабушка распахнула дверь, шагнула на широкий табурет и потом в предупредительно распахнутую дверцу гондолы. Как только она захлопнулась, страх слегка отступил. Ровно на столько, чтобы крикнуть:

— Нет! Нет!!

Гондола отделилась от балкона, плавно отплыла в темноту. Оцепенение спало. Элла бросилась к перилам, поймала грустный взгляд бабушки. А ещё — оценивающий взгляд горящих, словно угли, глаз воздухоплавателя. Страх испарился. Только отчаяние и чувство потери. Щемящее, горькое.

— Неееет!!!

Увеличивалась пропасть между шаром и балконом. Росла темнота в душе. Потом чёрная ночь приняла в свои объятья потерявшую сознание девочку.

* * *

Элла очнулась не в своей постели. На балконе. Наверно, прошло совсем немного времени. Было всё ещё темно. Над головой, далеко-далеко, мерцали звёзды. Или это огоньки перевёрнутого города? Город! Бабушка!

Девочка бросилась в дом. Почему везде горит свет? Почему у двери бабушкиной спальни стоит взъерошенная мама? Кто плачет там, в комнате? Папа?

Мама крепко обняла Эллу, зашептала какие-то непонятные слова. А та всё шептала: «Нет! Бабушка!»

* * *

Элла пошла в школу по истечении месяца с начала уроков. Врачи-психологи, долгие разговоры с папой и мамой. Она замкнулась, не рассказывала об увиденном. Собственно, её ни о чём и не спрашивали.

«Девочка потеряла бабушку...»

« ... психологическая травма...»

«Не напоминайте ребёнку о похоронах!»

С неё сдували пылинки, улыбались при каждой встрече, боялись, что она замкнётся в себе. И не подозревали, что вместе с тоской по родному человеку её мучает страх за бабушку. Ту самую, которую все оплакивают. Ту, которую утащил в Перевёрнутый город чёрный человек.

Через несколько дней после похорон Элла попробовала встретиться с Джорджем. Увы, хоть мальчик-батарейка и был дома, хоть мать Джорджа очень сочувствовала горю и одиночеству соседской девочки, но к другу её не пустила. Обняла, крепко прижала и, почему-то, плакала.

Уроки немного отвлекли от мрачных мыслей. Большую часть дня над головой был потолок. Перевёрнутый город Элла видела лишь в моменты, когда шла к школьному автобусу, или от него. Смотреть не хотелось. Она боялась увидеть шар. И, хоть и хотела подняться на ту крышу, хоть и хотела встретить бабушку, но до смерти боялась взгляда рубиновых глаз.

Следующее событие произошло снова ночью. Предчувствие чего-то непоправимого сжало сердце, выгнало на тот самый балкон, с которого шагнула в шар бабушка. Пустое небо. Точнее, заполненное зданиями Перевёрнутого города. Спящими, словно заброшенными. Теперь она уже знала, что город и правда мёртв. Что он — пристанище тех, кто ушёл. Кого увезли не по доброй воле.

И у балкона — никого. Сердце, бьющееся испуганной птичкой в рёбра, успокоилось. Показалось. Хорошо, что просто показалось...

Элла опустила взгляд и вскрикнула. Шар приземлился во дворе. Возле соседнего подъезда. Бледная фигурка мальчика-батарейки уже стояла в дверях. Пока Элла путалась в туфлях, пока бежала по ступеням вниз, Джордж уже дошёл до гондолы. На этот раз Элла не раздумывала ни секунды. Бросилась к мальчику, попыталась схватить за руку. Пальцы прошли сквозь него. Элла всхлипнула, сделала шаг, ступив на бугристый пол плетёной гондолы. В ту же секунду в уши ударило заунывное завывание. Словно ветер в трубах пел грустную песню. Звуки снаружи исчезли. Их заменило невнятное бормотание. Песня? Песня! Воздухоплаватель, отвернувшись, что-то мудрил с агрегатом, испускающим пламя. И пел под нос какую-то странную залихватскую песню. Слов невозможно было разобрать, только невнятное: «бу-бу-бу».

— Что ты делаешь здесь!?

Ни разу ещё Элла не видела Джорджа таким серьёзным и испуганным. Казалось, мальчик-батарейка неспособен на это. Тем не менее, сейчас он был таким.

— Я пришла за тобой, Джордж! Ты не должен уходить. Вначале бабушка, потом ты. Не уходи, прошу тебя!

Черты лица собеседника разгладились. Словно прежний мальчик-батарейка вернулся. В глазах мелькнул озорной огонёк. Мелькнул и погас, вновь сменившись озабоченностью. Джордж пригляделся к подружке, выдохнул облегчённо.

— Я думал, и ты. Ох, как же ты меня напугала! Уходи скорей! Тебе рано в город мёртвых. Очень и очень рано. Бабушка? Прости, я не знал. Сочувствую. И обещаю найти её!

Произнеся это, мальчик развернул её и вытолкал за плечи из гондолы. Дверца захлопнулась, по барабанным перепонкам ударила тишина спящего города. Элле больше не было страшно. Она не испугалась даже тогда, когда рядом с Джорджем возник гигант-воздухоплаватель. Махнул ей рукой, потом повозился с механизмом. Блеск пламени. Аэростат плавно взмыл в небо. Навстречу шпилям Перевёрнутого города.

* * *

Три года спустя.

Элла сидела возле мольберта. Ветер, почти неизбежный на такой высоте, трепал её каштановые кудри, играл с плохо закреплённым уголочком ватмана. Девочка вонзила поглубже в дерево жёлтую кнопку, закрепляя акварель, глянула поверх неё на расстилающийся внизу город. Второй день она рисовала необычную картину. Второй день посетители крыши небоскрёба наблюдали, как на белом листе появлялись очертания зданий и их отражения в небесной синеве. Сегодня, несколькими смелыми мазками, она пририсовала к картине воздушный шар. Подвешенный между мирами проводник. Слуга неизбежности.

Краешком глаза девочка заметила движение. Глянула, озорно улыбаясь. Бабушка и Джордж сразу расплылись в улыбках и подняли вверх большие пальцы. Они очень радовались успехам Эллы, постоянно угадывали часы её прихода и неизменно оказывались на крыше. Мальчик корчил рожи, непрерывно о чём-то болтал. А бабуля нежно улыбалась «сестричке».

Их поддержка очень воодушевляла девочку. Она росла как художник. Это признавали все, от родителей до учителей. Никому не рассказывала о «группе поддержки». Зачем? Всё равно не поверят. Главное, что родные ей люди — рядышком.

Ей почему-то казалось, что память хранит их вернее, чем самые лучшие заклятия. Потому и собираются на крышах жители Перевёрнутого города. Потому и выискивают в толпах родные лица. Потому что пока их помнят, они никуда не исчезнут.

Марк Волков

«ВЕЛИЧАЙШАЯ ЦЕННОСТЬ»

Друзья, спасибо за добрую атмосферу, внимание и доброжелательность во время проведения конкурса.

«Ангел смерти будет здесь, когда начнётся бой,

Он наткнёт тебя на штык и заберёт с собой.

Но опять играет марш, опять вопит главарь,

И колонны дураков восходят на алтарь!»

Группа «Ария»

Я бежал по Бруклинскому мосту к выходу из Нью-Йорка, надеясь успеть перебраться на другой берег Гудзона до того, как нас накроет взрывной волной. На руках я нёс шестилетнюю дочь Сальму, обнимавшую меня за шею. Сзади плечи оттягивал увесистый рюкзак, в котором лежали документы, запас одежды и провизии. Все вещи, что могли пригодиться в дальнейшей жизни. При условии, конечно, что мы сумеем пережить сегодняшний день.

Позади, с двумя объёмными сумками, чуть отстав, бежала моя жена Пэгги.

Несмотря на позднее время, весь мост был забит автомобилями. Водители отчаянно сигналили друг другу, ругаясь что было сил. Но тщетно, поток даже не думал продвигаться вперёд хоть на фут. Я предвидел это заранее и потому оставил машину припаркованной там, где она и стояла, — возле дома. Там же, в квартире, осталось большинство вещей, которые могли бы задержать нас в пути. Вещей, ранее казавшихся важными, а теперь утративших свою ценность.

Глядя на застрявших в пробке водителей, я мог бы на полном основании усмехнуться и похвалить себя за смекалку. Если бы на это было время...

...Никто не ожидал, что война начнётся так сразу. Сбитая на подступах к Израилю нашими истребителями иранская ракета. Уничтоженный в ответ американский пассажирский авиалайнер. Бомбёжки Тегерана. Китай, у которого внезапно нашлись с Ираном общие интересы...

Сперва, как и положено, война велась с применением обычного оружия. Однако после того как кому-то из горячих голов в Пентагоне показалось обидным терпеть поражения «от каких-то там узкоглазых мартышек» — как выразился в СМИ один генерал, пожелавший остаться неназванным, — в ход пошли поистине Последние Аргументы...

Но главной неожиданностью для всех явилось наличие у Китая ядерных ракет большой дальности. Проклятые пекинские комми сумели обвести вокруг пальца даже нашу разведку! Хотя все политики, как один, круглыми сутками уверяли, что вдоль и поперёк изучили вооружение противника и никакого ядерного оружия там нет и быть не может. Что это многократно проверено и абсолютно исключено!

Поговаривали, правда, что ракеты китайцам могли экстренно поставить русские, за хорошую плату. Но кому теперь, спрашивается, какая была разница?..

Само собой, не мы одни из всего города догадались пойти пешком. Справа и слева также текли целые потоки людей. Но у нас перед ними имелось огромное преимущество. Ибо они не знали, куда спасаться, и бежали просто так, наобум, ведомые паникой и инстинктами. Мы же...

…Несмотря на успокоительные заверения властей, Америка оказалась совершенно не готова к ядерной войне. Все бомбоубежища в Нью-Йорке были давным-давно заброшены и превращены в велопарковки или прачечные. В остальных городах ситуация обстояла не лучше. Впрочем, это еще вопрос, смогло бы кого-то спасти даже их наличие...

В самом начале войны многие надеялись, что китайцы не решатся бомбить нашу территорию ядерными ракетами, ведь в США жило так много их эмигрантов. Однако эти надежды быстро развеялись. Чёртовы фанатики-маодзедуны никого не жалели. Лос-Анжелес, Сан-Франциско, Чикаго, Балтимор и Хьюстон — большинство крупных городов Америки уже стёрты с лица земли и превратились в пепел. А Нью-Йорк ожидал своей участи с минуты на минуту...

К нынешнему моменту в городе оставалось одно-единственное действующее бомбоубежище, уцелевшее лишь потому, что никто о нем не знал. Не ведал бы о его существовании и я, если был не случай, приведший туда однажды.

Некоторое время назад по призыву мэрии мне довелось поучаствовать в качестве волонтёра в составе поисковой бригады. В то время в Нью-Йорке пропала группа подростков, и все гадали об их местонахождении, строя различные версии. Мы с приятелями обошли тогда в их поисках все подземелья, канализации и заброшенные дома в районе побережья. Подростки так и не нашлись. Зато в портовой зоне, под одним из пролётов Бруклинского моста наш отряд натолкнулся на одну любопытную, заросшую травой и кустами, дверь...

Пожилого мужчину рядом с нами сбили с ног и так и не дали подняться. По-моему, толпа пробежала прямо по его телу. По крайней мере, некоторое время я еще видел его поднятую, окровавленную руку в людском потоке, мелькавшую между бегущих ног.

— Лиз! Лиз! — истошно кричала рядом женщина в красной кофте.

Возможно, я даже знал её когда-то. Быть может, не только её, но и её дочь. И почти наверняка помог бы им обеим. Как и тому пожилому мужчине. В другое время. Но не сейчас, когда всеобщая паника почти превратила меня в то же загнанное, безумное животное, что и остальных.

Сейчас я твёрдо понимал лишь одно: что обязан выжить и спасти свою семью. Любой ценой. И потому глаза были прикованы к полу, чтобы не споткнуться и не потерять тот призрачный шанс, что еще оставался...

Достигнув конца моста, мы свернули в сторону спуска и быстро побежали вниз, переступая по ступеням лестницы. Затем пересекли улицу внизу и вышли на берег Гудзона. Наш путь лежал к одной из опор, в тени которой скрывалось бомбоубежище.

Впрочем, как оказалось, с выводами о его «секретности» я поторопился. Ибо еще на подходе мы увидели, что полукруглые створки гермодверей открыты и на их страже стоят двое солдат FEMA. Значит, не я один проявил столь уникальную бдительность, как надеялся.

Солдаты были молодыми и явно нервничали, сжимая в руках автоматы. Бледное лицо одного выдавало состояние, близкое к панике. Он моргал и постоянно озирался, тиская в руках автомат. Другой жевал зубочистку и беспрестанно вызывал кого-то по рации.

Мы с женой приблизились к ним. Увидев нас, солдаты насупились и приняли насколько возможно внушительный вид.

— Добрый день, — первым поздоровался я. — Можно нам пройти в убежище?

— Вообще-то, там и так уже достаточно народа... — замялся Бледнолицый. Однако другой сурово взглянул на него, и тот осёкся.

— Добро пожаловать, сэр! Пожалуйста, проходите, — вежливо сказал нам мистер Зубочистка, показывая на вход. — Мэм! — поздоровался он уже с женой.

Мы вошли. Ступени лестницы начинались сразу за порогом, а затем уводили резко вниз. Дальше шёл короткий сводчатый коридор, в котором пахло сыростью и запустением. Однако в нашем положении грех было жаловаться на неудобства.

Пройдя ещё, мы обнаружили следующую гермодверь. Как и входная, она тоже была открытой. Квадратная и бронированная, изнутри она имела колесо, как на подводной лодке, повернув которое можно было её запереть. За ней шло непосредственно бомбоубежище: несколько длинных комнат, уставленных металлическими койками. Бетонные стены до середины были покрашены в зелёный цвет, верх побелен. Всюду во множестве висели стенды с плакатами, посвящёнными гражданской обороне. Редкие электрические лампочки, подвешенные под потолком на длинных шнурах, моргали, создавая полумрак.

Как и в коридоре, это место дышало долгим запустением. На полу валялись куски отвалившейся побелки, краска на стенах вспучилась. Только плакаты по непонятной причине хорошо сохранились и выглядели нетронутыми.

Как и предупредили нас солдаты, в убежище было полно народу. Женщины и мужчины, старики и дети. С пакетами, сумками, тележками, позаимствованными из супермаркетов, все они сидели сейчас на койках или стояли возле них. Тем, кому не хватило места, расположились, бросив вещи, прямо на полу. Многие держали телефоны или планшеты. Знакомых среди них не было.

Люди смотрели напугано и настороженно, как собаки в приюте для бродячих животных, ожидавшие, не выгонят ли их на улицу. Впрочем, увидев, что мы такие же беженцы, они расслабились и перестали обращать на нас внимание.

— Ну вот, милая, мы и на месте. — Я спустил Сальму на пол, заняв один из углов. Затем с наслаждением освободился от лямок надоевшего рюкзака.

— Это теперь наш дом, да, пап? — непонимающе огляделась по сторонам дочка.

— Видимо, так, крошка, – развёл я руками. — Пока неизвестно. А теперь иди, помоги маме разобрать вещи.

Я слегка подтолкнул девочку к Пэгги, примостившуюся рядом с сумками. А сам пошёл к солдатам, нёсшим охрану возле наружных дверей, чтобы перекинуться с ними парой слов и узнать последние новости.

Когда я подошёл к посту, солдат с зубочисткой по-прежнему разговаривал с кем-то по рации.

— Пожалуйста, вернитесь на место, сэр! — увидев меня, потребовал Бледнолицый. Не знаю, был ли его голос от природы тонким или таким его сделало ощущение приближавшегося апокалипсиса, но в сочетании с отданным приказом это прозвучало довольно комично.

— Я просто хотел поблагодарить вас за помощь. Капрал, — шутливо поднял я руки, подчеркнув звание. — И предложить свою в ответ, если она потребуется. — Кстати, сержант Джон Рид, выпускник JROTC, — представился я, достав из кармана старое удостоверение. Наверное, солдат понял, как выглядит со стороны. Особенно по сравнению со стоящим рядом офицером, пусть даже и запаса. Ибо он тотчас стушевался и, похоже, был готов выдать мне государственную тайну. При условии, конечно, владения ею...

— А что вообще слышно? — не преминул воспользоваться его замешательством я.

— В штабе уже полчаса как полная тишина, сэр, — сконфузившись, пониженным голосом сообщил тот. — Но с восточного побережья передали, будто вот-вот должно начаться.

При этих словах Бледнолицый облизнул пересохшие губы и заговорщически посмотрел на меня.

— Понятно. Ну, если что, помните, что всегда можете рассчитывать на меня! — похлопал я его по плечу и отошёл. Он даже не ответил, погруженный в собственные мысли.

— Сэр! — внезапно окликнул Бледнолицый меня, когда я уже занёс ногу, собираясь шагнуть на лестницу. — Как вы думаете, мог в Балтиморе кто-нибудь выжить?

Несмотря на суровый вид, в глазах его горела плохо скрываемая надежда. Сколько ему лет? Восемнадцать? Двадцать один?

Насколько смог, я успокаивающе улыбнулся и пообещал:

— Все будет хорошо.

Солдат рассеянно кивнул и вновь ушёл с головой в собственные мысли...

Когда я вернулся в убежище, то увидел, что Пэгги уже разложила вещи из первой сумки и приступила к изучению содержимого другой (как-никак собираться пришлось в дикой спешке!).

Внезапно я понял, что нигде не вижу дочери.

— А где Сальма? — спросил я у Пэгги.

— Не знаю, я думала она с тобой, — встревожилась жена. — Сальма, милая! — позвала она, оглядываясь по сторонам. Но никто не отозвался.

Бросив вещи, мы стали обходить одно помещение за другим в поисках дочери. Однако это не принесло никакого результата. Страшная догадка пронзила сознание. Я снова выбежал в коридор, ведший наружу. Затем взлетел по ступеням вверх.

Солдаты уже зашли внутрь и как раз запечатывали гермодвери за собой. Насколько возможно быстро, я объяснил им суть проблемы.

— Простите, сэр, но это совершенно невозможно, — покачал головой мистер Зубочистка. — Уже слишком поздно. Вы должны остаться внутри.

— Вы не понимаете, там моя дочь! — перешёл я на крик.

— Это вы не понимаете, сэр! — поддержал товарища Бледнолицый. — Атака начнётся с секунды на секунду! Есть конкретные инструкции...

Я не дал ему договорить, резко оттолкнув в сторону. Затем нажал плечом на полукруглую створку, распахнув её. И бросился на улицу...

Я опоздал. Когда я только пересекал порог, впереди, со стороны города, раздался страшный удар. Его грохот, наверное, слышали даже демоны в Чистилище. На секунду коротко взвыли сирены противовоздушной обороны и смолкли. Еще секунду стояла полная тишина. А затем воздух наполнился треском и нараставшим многоголосым воем. Это вопили сотни тысяч людей, сгоравших заживо в атомном огне.

Я выбежал наружу. Двери за моей спиной захлопнулись, но я уже не обращал на это никакого внимания. Площадка, на которой я оказался, была берегом Гудзона. И на ней стояла Сальма, спиной ко мне, так что я не видел её лица.

Берег впереди устилал старый хлам — ржавые остовы автомобилей, тостеров, микроволновок, среди которых виднелся даже хвост самолёта. А напротив, через пролив...

Хотя стоял уже глубокий вечер, небо над городом было ярко освещено. В ржавых, темно-бурых облаках плясали всполохи разноцветного огня. Небоскрёбы пылали, словно спички. Струями из их окон вырывалось пламя, превращая дома в пустые, бетонные коробки.

За изломанной линией города росла вспышка. Её можно было бы принять за клонившееся к закату Солнце, если бы не неподходящее время и не зловещий, кроваво-багряный оттенок. Это было затухавшее эхо взрыва ядерной бомбы.

Нас волна разрушений пока не коснулась, но воздух уже сделался горячим и сухим, сжимаясь в тугой узел, словно перед грозой.

— Сальма, что ты здесь делаешь?! — с ужасом закричал я дочери. — Скорее, пойдём в убежище!

Она не отвечала. Тогда я подбежал, схватил её за плечо и стал поворачивать к себе.

Медленно, очень медленно она обернулась. Холодный липкий ужас охватил меня. Одна половина её лица была целой. Другая же превратилась в месиво из опалённых лохмотьев кожи, в прорехе которых снизу криво торчала челюсть с зубами. Бельмо глаза слепо глядело из костяной глазницы. Длинные светлые волосы беззвучно развевались в воздухе, усиливая и без того кошмарный эффект.

— Что это?! — Я оглянулся и увидел обгоревший скелет в рваном женском платье, похожем на то, в которое была одета Пэгги. За ней еще и еще один, выходившие из бункера...

Картинка задёргалась и поплыла, словно плёнка в старом кинопроекторе...

* * *

…И тут я проснулся.

Открыл глаза и увидел перед собой потолок собственной квартиры. Белая, слегка шероховатая поверхность гипсокартона, в центре которого замерли лопасти вентилятора. Сонное сопение жены, лежавшей справа под одеялом. Солнечное утро уикэнда, смотрящее из приоткрытого окна. С улицы доносились ленивые гудки автомобилей нью-йоркцев, спешивших по делам.

Я посмотрел на часы, стоящие на прикроватном столике. Полдевятого утра. Затем встал и вышел в коридор. Прошёл мимо закрытой двери спальни Сальмы. Вернулся, приоткрыл её и заглянул внутрь. Дочка тоже еще спала и тихонько посапывала, накрытая одеялом. Я закрыл дверь и прокрался на кухню. Заварил в автомате кофе, включил телевизор и стал смотреть, прихлёбывая из кружки горячий напиток.

На экране мелькали знакомые лица телеведущих. Дженнифер Энистон разошлась с очередным бойфрендом моложе её на двадцать лет. Ариадна Гранде записала клип, выйдя в свет в еще более прозрачном платье. Тихо и спокойно. Ни войны, ни взрывов, ни бомб. Просто сон.

«И привидится же такое!» — подумал я, утирая со лба выступивший пот. Выхватил из пачки «Newport» сигарету и закурил, удивившись, как она дрожит в пальцах.

— Дорогой, ты уже встал? — послышался голос жены в кухне. Я посмотрел и увидел, что она стоит в дверях. Выражение её лица было заспанным и слегка напуганным.

— Что-то случилось? — уточнила она, входя внутрь.

— Ничего особенного, просто дурной сон, — улыбнулся я. Пегги подошла ко мне сзади и, прижавшись, обняла за шею.

«Слава Богу, — подумал я, чувствуя тепло её тела. — Какое же это счастье — мир! Одна из величайших ценностей во Вселенной. Тех, что не замечаешь, принимая как данность, пока не потеряешь. Как и здоровье, и любовь родителей, и вообще многое в этой жизни».

И вдруг пол подо мной содрогнулся, а с улицы донёсся слитный вой сирен противовоздушной обороны...

Жан Кристобаль Рене

ЗМЕЙКА

Утром меня разбудила Змейка. Коснулась плеча осторожно, словно вовсе не собиралась расталкивать. Я, однако, сразу распахнул глаза. Комнату заливал льющийся из окна свет, а по стенам разбрелись солнечные зайчики. Волосы приёмной дочки посверкивали в этом рассветном великолепии, словно рыжеватый нимб.

Мордашка серьёзная, глазки смотрят вопросительно. Потянулся, подмигнул хитро. Конечно, я помню о Луна-парке. Дети им ещё вчера все уши прожужжали. Жека, небось, и не ложился вовсе. Словно в ответ на мои мысли, со стороны входа в спальню раздался стук. Сын стоял в дверях, переминаясь с ноги на ногу и никак не решаясь задать Главный Вопрос. Улыбнулся обоим.

— Двинем сразу после завтрака! Вы готовы, дети?!

Фраза повисла в воздухе. Откуда этой мелочи знать о мультфильмах из моего далёкого детства? За столом, как и всегда, активистом и заводилой был Жека. Ну а как же иначе? Самый младшенький. Мне по статусу положено быть солидным, степенным и рассудительным, а Змейке…Змейка у нас особенная. Во-первых, она всегда молчит. Врачи говорят, что всё у неё нормально с голосовыми связками. Дело в психике. Во-вторых, Змейка никогда не улыбается. Одному богу известно, что происходит в голове моей приёмной дочери. Но, тем не менее, я и Жека любим её. Она — неотделимая часть семьи. Когда-то нас было четверо. Именно Галя настояла на том, чтобы мы усыновили второго ребёнка. Ей так хотелось, чтобы в семье был абсолютный баланс. Чтобы папа, мама, сын, дочь. Второго ребёнка врачи запретили заводить. Тогда мы ещё не знали, что это первый признак болезни, которая через пять лет разрушит баланс и гармонию. Тогда вообще всё казалось таким простым и естественным. Жизнь, прямая, как стрелка, указывала в направлении «тихое семейное счастье», мы души не чаяли в детях и верили, что однажды добьёмся того, что Змейка будет улыбаться и болтать, как и все дети, как её сводный брат, который в это утро шумно рассуждал о предстоящей поездке, не успев даже прожевать толком тост, щедро намазанный шоколадным маслом.

Жека, к счастью, не замкнулся после смерти Гали. Дети в семь лет иначе относятся к смерти, чем мы, взрослые. Что касается Змейки, то я знал наверняка, что для неё значила вторая мама. Да, я не видел улыбки приёмной дочери. Ни разу. Но в день, когда мы вернулись в опустевший дом, впервые увидел её слёзы. Змейка не плакала навзрыд. Просто уткнулась носом мне в грудь и горестно всхлипнула. Это неожиданное действие вывело меня из шока. Я понял, что обязан сохранить гармонию, к которой так стремилась Галя. С тех пор всё моё свободное время проходило в компании детей. Мы путешествовали, покупали тысячи бесполезных с моей точки зрения безделушек. Вот и в этот день нам предстоял поход. Луна-парк открылся совсем недавно. Великое событие для нашего маленького городка. Конечно, аттракционами удивить Жеку и Змейку было сложновато. Мы перепробовали сотни разных горок, центрифуг и прочих развлекательных пугалок. Но одно дело столица, а другое — наш Тьмутараканск. Всего в паре кварталов от дома. С доставкой! Круто, правда?

* * *

Мне не хватает моего бесшабашного детства. Не хватает шумных и дымных улиц, смартфонов, чатов, сериалов, интернета. Для меня это не просто ностальгия. Хотя иногда и хочется оправдать свою непримиримость наступлением старости. Хе-хе… сорокалетний старец.

Мы с детьми шли вдоль пустынной улицы. На противоположной стороне молодой парнишка вылезал из салона мовила. Электромобиль подобострастно подождал с минуту, потом плавно прикрыл дверцу и тронулся в сторону въезда на минус десятый уровень. Если произойдёт сбой, и тачка останется на поверхности больше пяти минут, муниципалитет влепит мовил-компании неслабый штраф. Казалось — мечты сбываются. Пробки, смог, вонь, шум, ругань — всё в прошлом. И всё-таки мне ненавистен мир, который наследуют Жека и Змейка.

Я смотрел на парня и вспоминал себя в этом возрасте. Втиснутая между стеной и соседским джипом малолитражка, борода лопатой, пальцы, летающие над экраном смарта. Я был другим. Живым. Радовался реальным событиям, любил, страдал от чувств и пил за здравие. У пацана из мовила застывший, словно у рыбины, взгляд. Зрачки слегка шевелятся — явно смотрит что-то пикантное в нейросети. А чего не смотреть? Навигация за ручку до дома доведёт, а там всякие хреньки нательные, для полноты ощущений. Хочешь быть героем-любовником — вэлком. Капитаном космического корабля, футболистом, рок-звездой — запросто. Всё для пользователя!

В день, когда нейросеть полностью заменит реал — человечество вымрет как вид. Некому будет детей рожать. Придуманные искусственным разумом любовницы во сто крат желанней реальных — это же гигиеничный и практичный эксклюзив, под подсознательные требования заказчика. Впрочем, кого я обманываю? Будем размножаться в пробирках. Роды давно поставлены на конвейер. Кино, книги, театр, музыка — везде только IT-продукт. Вкалывают роботы… Мдя…

Мы с Галей были одними из последних могикан погибающего прошлого. Чатились на останках соцсетей, писали простыни комментов, часто в пустоту. Сайты пустели с каждым днём. А мы до последнего тянули с вживлением чипов.

Чипы…

Я взглянул на беспечного Жеку и серьёзную Змейку. Дети понятия не имели, какой важный день их ждёт сегодня. Будь жива Галя, она бы устроила мне форменную истерику, сопротивляясь неизбежному. Такую, какую устроила много лет назад, когда я, наконец, заявил, что вживление чипов неизбежно. Когда-то это делали без принуждения. Явного. Просто лишали возможности заработать, не обналичивали счета, давили общественным порицанием. Сейчас уже нет ни одного взрослого без чипов. А детям эту дрянь устанавливают неназойливо в таких заведениях, как Луна-парк. Собственно, такие парки — единственные невиртуальные развлечения. И они интересны только детям, не получившим ещё доступ в нейросеть, да белым воронам, вроде меня.

Наша цель находилась совсем близко от дома. Не было смысла вызывать мовил. Пара кварталов, и вот уже слышно шипение пневматики. А ещё со стороны Луна-парка звучала музыка. Древний пыльный раритет в эпоху нейросети. Не индивидуальный набор гармоничных сигналов, синтезируемый искусственным интеллектом и воспроизводимый прямо в мозгу, а МУЗЫКА. Та, которую можно слушать ушами. Общая для тысячи посетителей.

Жека умчался вперёд, время от времени оглядываясь на нас со Змейкой. Дочка шла рядом со мной, держась за ручку. Не то чтобы в этом мире опасностей много. Просто так. Вокруг запястья та самая татуировка, которая заставила Галю ругаться самыми некрасивыми словами ещё при удочерении. «Идиоты! Как можно делать тату младенцу? Если бы Витя и Лена были живы, я бы их за такое точно грохнула!»

Галя преувеличивала, конечно. Мы были очень дружны с погибшими родителями Змейки. Виктор Левин — создатель нейросети, человек, ставший могильщиком интернета. В последние годы его жизни нас объединила ненависть к Витиному детищу. Он любил повторять, что не представлял последствий. Нейросеть, объединившая в себе свойства глобальной сети, алгоритмы искусственного интеллекта и возможность использовать в виде серверов человеческий мозг, уничтожила привычный нам с детства мир. Виртуальность и реальность перемешались, доделав то, что начал интернет. Кто-то считает это прогрессом. Мы считали деградацией.

Увы, поделать уже ничего было нельзя. Оставалось радоваться мелочам, которые имели ценность для наших семей. Например, рождению детей. Жека и Змейка родились в один год. С разницей в два месяца. Через десять дней после рождения нашего сына Виктор и Елена погибли. В то время ещё можно было разбиться на автомобиле. Мовилы пока не до конца вытеснили частные бензиновые тачки. И всё равно я до сих пор не верю в стечение обстоятельств.

Решение об удочерении было принято практически сразу. Ни секунды не сомневаясь, мы в самый кратчайший срок добились разрешения.

За восемь лет татуировка расплылась, была почти не видна. Змея, поедающая свой хвост. Шаблонно и пошло. Ума не приложу, что двигало родителями. Имя ей лучше бы дали пораньше. Всё сомневались, выбирали. А потом их не стало. А татуировка стала поводом назвать приёмную дочь Змейкой.

— Пап, смотри!

Мы, наконец, вышли на площадь, по которой раскинул аттракционы Луна-парк. Всё вращалось, шумело, шипело. Музыка почти оглушала. На секунду я представил себя маленьким ребёнком, которого папа привёл впервые на карусели. Как же давно это было!

Наваждение повисело секунду в сознании и развеялось дымом. Стоило только взглянуть в глаза некоторых родителей. Бесстрастие, уставившееся на мир, придуманный мир, сквозь шумное великолепие реала. Да, и мои родаки ходили, уткнувшись в экраны смартфонов, но здесь другое…

Радостная детвора и родители-зомби с рыбьими глазами, которые привели отпрысков на заклание. Мерзость!

* * *

Три часа пролетели незаметно и немного помирили меня с Луна-парком. Конечно, движимый своей ненавистью к нейросети, я преувеличивал масштабы зомбирования. Никто не тянул пользователей в мир грёз насильно. Нам просто предложили альтернативу серым будням, и мы дружно ринулись к мозговым кормушкам. Кто-то полностью переходил на искусственный корм, кто-то отщипывал от него кусочки. Были и подобные мне любители натуральных эмоций. Эти искренне радовались аттракционам, улыбались отпрыскам и, похоже, были счастливы.

Дети вдоволь напились лимонада, наелись мороженого и навизжались на качелях-каруселях. Змейка, конечно, не улыбалась, но глазки радостно сверкали. За восемь лет я хорошо изучил её и чувствовал, когда дочь счастлива. И я не считал её неполноценной, в отличие от врачей. Молчаливой и замкнутой, но не больной.

Особенно впечатлило детей рисование на асфальте. Цветные мелки… Ностальгия!

Веселье передалось и мне, поэтому сигнал оповещения с башни стал холодным душем. Посетители послушно двинулись в сторону разукрашенного строения. Для них процедура вживления была неким любопытным ритуалом, а мне хотелось выть от ужаса.

Накрутив себя, я уже собирался схватить детей за руки и оттащить от разноцветного здания. Наверно, я так бы и сделал, несмотря на кучу потенциальных неприятностей, но напирающая сзади толпа не дала мне времени на размышления. Пока я собирался с духом и недобро поглядывал в сторону камер высокого разрешения, сканирующих каждое лицо, Жека и Змейка ушли вперёд и смешались с остальными детьми.

Биочип вводится под кожу абсолютно безболезненно. Капелька красной жидкости, мгновенно проникающая сквозь поры. Нанотехнологии. Зато в награду — латексный костюм, имитирующий динамические нагрузки. Мечта игромана. И пусть дети вырастут из него уже через год-два, но здесь и сейчас это немалый стимул, добавляющий желания получить доступ в нейросеть.

Я стоял потерянный и ждал. Сердце отстукивало секунды, из башни один за другим выходили «осчастливленные» дети. К некоторым бросались с расспросами родители, другие молча уходили вслед за зомбированными предками. Моих всё не было. Они появились в тот миг, когда я уже собирался прошествовать в башню. Появились в обнимку с пакетами. Наверно, в них те самые хвалёные костюмы.

Я ещё не успел раскрыть рот, как сверху раздался звон разбитого стекла и на бетон перед башней рухнул мужчина в форме работника службы социального кодирования. Рухнул вниз головой, щедро расплескав мозги метра на два от места падения.

* * *

Случись такое событие в пору моей молодости, упавшего тут же бы окружила толпа зевак. Женский визг, ругань мужчин, требование вызвать неотложку, вспышки камер. Без обмороков и заламывания рук, но интерес к смерти люди бы проявили. В середине двадцать первого века такое поведение стало ненормальным. Нейросеть и трансляция образов прямо в мозг создают иммунитет к зрелищам. Да и какое это зрелище — придурок, сверзившийся с пятого этажа? Вот динозавр из последнего нейроклипа — круть. Штаны можно обмочить, когда он обнюхивает тебя на предмет поедания.

Нет, на мертвеца оглядывались, дети даже пальцами показывали. Но в основном бедняга удостаивался разве что пожатия плечами. Им, работником аттракциона, займутся особые службы. Это их работа.

Из раздумий меня вывел Жека. Дёрнул за палец (дурацкая привычка), кивнул в сторону упавшего:

— Пап, ты видел? Этот дядя нам со Змейкой чипы ставил.

При упоминании о дочке я машинально взглянул в её сторону. Взглянул и замер…

Змейка была напугана. Испуг так явственно читался на её мордашке, что по спине невольно пробежал холодок нехорошего предчувствия.

— Доча? Что с тобой?

Я не ждал ответа, конечно. Тем большей неожиданностью стал хриплый, совсем не детский голос. В первый момент я даже не понял, что это заговорила Змейка:

— Я не хочу, пап!

Слёзы брызнули из глаз малышки. Она протянула мне запястье, вокруг которого обвивалась блёклая змея. Блёклая? Сейчас она горела пунцовыми красками. Казалось, что языки пламени примостились выше кисти дочки. Через секунду до меня дошло, что именно в запястье и устанавливают проклятые чипы.

— Больно, малыш? Это может быть аллергией.

Змейка досадливо махнула рукой. Произнесла снова этим странным голосом:

— Я не хочу ЭТОГО, пап…

На этот раз я испугался не на шутку. Дочь отвернулась, сделала шаг к стенке какого-то подсобного строения. По стене, явно послушные её воле, заплясали какие-то разноцветные фигурки. Мел! Цветные мелки, которыми полчаса назад дети рисовали на асфальте. Сейчас эти кусочки карбоната кальция с красителем рисовали на стене странную и страшную картину. Город в руинах. Я узнавал здания, искорёженный мовил, самолёт, разорванный на части. Мелки рисовали и рисовали. Змейка, стоя ко мне спиной и заложив ручки за спину, смотрела на картину. Плечи малышки вздрагивали. Я хотел уже подойти, обнять её, но тут взгляд упал на фигуру, которую выводил взбесившийся мел возле самых ног дочки. Узнавание и мой отчаянный вопль. Мальчик… Мёртвый мальчик! Жека!

— Я! Не! Хочу!

Произнесла каждое слово с расстановкой. Остатки мелков скользнули в ладошку. Змейка поднесла их к глазам, потом брезгливо отбросила.

Я обернулся на Жеку, который всё ещё держал меня за палец. От сердца отлегло.

— Это неправда, милая! Это явно мираж! Не могут предметы летать.

Мои слова будто сдёрнули покрывало грёз с мира. Я был уверен, что мираж в моей голове навела именно Змейка. Исчезла странная картина на стене, исчезли рассыпанные под стенкой мелки. Труп остался на месте. Вокруг уже деловито суетились полицейские, неподалёку опускался под землю мовил, который привёз служителей закона.

— Ну, здравствуй, дружище! Спорим, ты не ждал меня.

Такой знакомый голос! Я уставился на Змейку. Она больше не плакала. Улыбалась так знакомо…

— Витя??

Дочь усмехнулась, с абсолютной точностью воспроизведя шутовской реверанс — коронную фишку моего покойного (покойного ли?) друга.

— Я жив, Саня. Неужели ты не рад меня видеть? Спасибо тебе за то, что позаботился о нашей дочери. Теперь мы вновь одна дружная семья, — Витя вновь хохотнул. — Дружнее не бывает.

— Мы?

Наверно, я выглядел полным идиотом

Лицо Змейки вновь изменилось — разгладились черты, взгляд стал более тёплым:

— Здравствуй, Сань. Мне жаль, что Гали нет больше с тобой.

— Лена?!

Я окончательно впал в шок и теперь только ждал разъяснений, которые супруги, неизвестно как вселившиеся в собственную дочь, не спешили дать.

Витя (это явно был он) кивнул на мертвеца:

— Этот гад на свою беду вживил Змейке чип. Туда ему и дорога.

Меня осенило.

— Ты вживил в дочь чип ещё с рождения?

Снова необычный, взрослый смех.

— Чип? Друг мой, Змейка — живой сервер, хранилище трёх сознаний. Своего, моего и Лены. Мне нужно было обмануть систему, которую я сам и создал. Внушить властям, что я умер. Они уже готовили убийство и не оставили мне выбора. Наверно, прознали про мои опыты с управлением сознанием. Нужно было переждать. А потом они сами меня впустили. Через идиотское принудительное подключение к нейросети. Змея пожрала саму себя. Правда, забавно?

Я обнял сына, потом пробормотал, стараясь не переборщить:

— Ты использовал собственную дочь для достижения цели?

Мне хотелось добавить матерное слово, но я сдержался. Витя пожал детскими плечами:

— Не было других вариантов, Сань. Генетическая совместимость. Только в Змейку я и Лена могли переместиться оба. И не смотри на меня так! Мы все живы. И все вместе. А ты… ты потерял Галю.

Укол в самое сердце. Зачем я спорю с ним? Ведь я так ненавидел нейросеть, и теперь разговариваю с её палачом. Палачом ли?

Словно угадав мои мысли, Витя продолжил:

— Хорошо стать богом этого мира. Управлять всем человечеством.

— Ты внушил ему мысль о самоубийстве? — я кивнул в сторону трупа, который как раз грузили на носилки.

— Всего лишь пешка. Что ты переживаешь?

— Чипы есть и у меня, и у Жеки. Ты и нами будешь управлять?

На этот раз я удостоился холодного и внимательного взгляда. Потом бывший друг покачал головой.

— Вами – нет.

— Вить, зачем тебе это? Права Змейка. Это не власть. Это — разрушение и война. Я тоже не хочу такого будущего.

— Змейка ещё ребёнок, Сань. Она пока не понимает всего масштаба. Вирус уже почти доломал нейросеть. Скоро все люди окажутся под моим управлением. Настанет мир и благоденствие.

— Почти? — почему-то меня насторожило это слово. И то, что бывший друг опустил глаза, заставило не на шутку встревожиться. — Почти?

— Они, видимо, начали догадываться, что я жив. Возможно, я недостаточно хорошо спрятал результаты последних экспериментов, — смущённо буркнул создатель нейросети. — Ничего серьёзного, Сань. Парочка истребителей. Их уже сбивают.

— Это война, — повторил я, повернув голову на гул.

Беспилотники. Вовсе не парочка. Первые вспышки взрывов.

В здание напротив влетел самолёт. Ослепительная вспышка, осколки стекла, бетонная крошка. Армагеддон широкими шагами мерил землю.

Татьяна Осипова

ЕСЛИ ТЫ ВОЛШЕБНИК

Пролетая сквозь облака, рыжеволосый человечек вертелся волчком. Приземлившись с грохотом на крышу, он крякнул, потирая спину. Сетуя на возраст и старую рану, рыжий стиляга в клетчатом костюме осмотрел просыпающийся город. Поправил взъерошенные волосы.

Солнце потянулось в облаках, пощекотав первыми лучами нос. Руфус сморщился и чихнул от души. Улыбаясь, он заметил, что город номаджей — как будто отражение сказочной Дивины, столицы Магистратуры Магического Королевства.

Отличие было в одном. В городе, где обитали номаджи, жизнь текла иначе. В Дивине время умело остановиться или пойти вспять, люди ходили не только по горизонтальной, но и вертикальной поверхности и называли себя маджами, или по-простому — волшебниками.

Открыв магическую карту, Руфус почесал поясницу. Прошлым летом мягкое место, ниже спины, повредила стрела колдуна из Змеиного города. Ух, и неприятное происшествие! Рыжеволосый волшебник вздохнул, провёл пальцем по карте и начал поиски.

* * *

— Девятнадцать лет назад, — Клития, верховная жрица Магического Круга, взглянула на Руфуса и тяжело вздохнула, пройдясь по комнате, — один из маджей покинул Дивину. Когда мир номаджей и наша реальность сближаются, можно увидеть чужой город в небесах. Тебе известно об этом. Не каждый и опытный волшебник рискнёт перепрыгнуть в Зазеркалье. Это опасно. Цикл завершается через неделю, и вернуться можно спустя двадцать лет. Иво, сын Эвандера, поднявшись на самую высокую башню, решил дотянуться до её близнеца из города номаджей. Не знаю, что им двигало – мальчишеская бравада или желание поэкспериментировать. Иво удалось проникнуть в таинственный город. Спустя несколько дней он вернулся, рассказывая удивительные истории. Этот мир совершенно не похож на наш. Эвандер вздыхал, глядя на сына, и молился Магистрату о скорейшем смещении пространства, от греха подальше. Однако Иво отправился в чужой мир снова и больше не вернулся.

— Уважаемая Клития, — Руфус приложил ладони к груди и склонился в поклоне, — прости, что прерываю, но отчего ты именно сейчас решила отыскать Иво, да и жив ли он? Время в другом мире течёт иначе, и реальность там совершенно чуждая маджам.

— Ты прав, Руфус, — кивнула Клития, поправив складки серого платья. Дрожащие пальцы, перебирающие ручку кружевного веера, выдавали волнение. — Я и не думаю, что Иво жив. Девятнадцать лет — приличный срок. Всякое могло случиться. Дивина снова приблизилась к миру номаджей. Магический шар уловил возмущение пространства. Время пришло. Как же сегодня жарко! — Клития обмахнула лицо веером. — Часть Иво до сих пор там. И только она спасёт умирающий город от гибели. Шар показал мальчишку, он как недостающее звено в цепи событий. Ты должен вернуть его, Руфус.

Клития замолчала и отошла к окну, взирая на болезненные очертания города. Краски сделались тусклыми, весну сменила осень. Душный воздух оседал дыханием пустыни или ветер гнал песок по безлюдным улицам. Маджи покинули дома, как и постепенно угасающая жизнь.

— Сегодня ещё один день. Так и запишу в «Хрониках Мёртвых городов», — женщина всхлипнула, тронув пальцами ярко-рыжие волосы, собранные в узел. Стараясь успокоиться, она сделала глубокий вздох и налила себе чаю.

Руфус помнил, как после побега Иво в Дивину прибыл Чёрный рыцарь из Змеиного города. Он всегда появлялся в неподходящее время. В этот раз он потребовал, чтобы жрица отправила в город другой реальности армию.

— Они вернут беглеца!

В голове Чёрного рыцаря неизменно возникали дьявольские планы. Клития не вмешивалась в его дела. Чародей захватывал чужие миры или изводил подданных.

Правитель Змеиного города дал понять, что ему известно не только об исчезновении Иво, он неожиданно предложил помощь, что показалось странным для правительницы.

— Оставив одного из маджей в Зазеркалье, ты обрекла волшебный город на вымирание!

— Отчего же?

— Тебе известно, Клития, что оставаться в мире, лишённом магии, опасно. Иво — глупый мальчишка.

— Что ты предлагаешь? — бросила ему Клития, стараясь не показать испуга, она и не думала, что исчезновение Иво станет проблемой.

— Вернуть его сегодня же!

— Но это невозможно, — ответила жрица. — Расстояние между реальностями начало смещаться. Что, если там застрянет ещё один волшебник?

— Мне несложно перебраться в Зазеркалье. Только дай волшебную карту.

— Нет, дорогой друг, — покачала головой Клития. Ей была известна репутация маджа. Только стоило ему положить глаз на иной мир, считай, пропало. Жрица не хотела гибели номаджей, надеясь, что Чёрный рыцарь ошибается, и у побега Иво не окажется последствий.

— С этого дня Дивина поведёт отсчёт к Гибели, — ответил чародей.

Клитии показалось, что он злорадно улыбается под железной маской. Никто и никогда не видел лица правителя Змеиного города. Многие боялись его, но только не жители Дивины. Они были под защитой Клитии.

Сейчас она вспомнила разговор с Чёрным рыцарем. Нет, тогда она не поверила ему. Один из волшебников сбежал. Что же в этом смертельного? Спустя годы Клития убедилась в правоте слов маджа. Единственный город, который мог стать доступным и опасным для волшебного мира, находился на расстоянии вытянутой ладони. Клития закрыла глаза, опустившись в мягкое кресло. Руфус наблюдал за её мыслями, читая картинки из прошлого, листая, словно страницы древней книги.

С каждым годом слова Чёрного рыцаря обретали смысл. Исчезновение Иво привело к разрушению магических связей Дивины. Она ослабла, а маджи разобщились. Эта брешь привела в город болезни и смерть, твердил Чёрный рыцарь. Потом упадок заставил многих покинуть колыбель светлых сил. Волшебники уходили в горы, в другие страны, миры. Остались единицы. Прекрасные некогда здания давно растеряли блеск. Мир стал похожим на хрупкое стекло в паутине.

— Возвращение последнего волшебника в твоих руках. — Глаза жрицы наполнились слезами. Руфус опустился перед ней на колено, поцеловав холодную руку госпожи.

— Хорошо, Клития, можешь верить мне.

— Только не забудь вернуться, используй приготовленное заклинание. Запомни, на поиски мальчишки у тебя мало времени.

— Жаль, что раньше не получилось так с Иво, — вздохнул Руфус.

— Жаль, — кивнула Клития.

* * *

Человечек с рыжими волосами поправил причёску и, сверившись с картой, кивнул. Отпрыск Иво жил в доме, на крыше которого появился Руфус, напугав голубей. Стая, хлопая крыльями, рванула в небо. К облакам поднимался воздушный шар, и волшебник с интересом разглядывал его очертания, яркий оранжевый орнамент, идущий по кругу, и пилота, управляющего старомодным средством воздухоплавания.

Сунув карту во внутренний карман пиджака, Руфус похвалил себя, как сыщика, и начал ловко спускаться по пожарной лестнице, пока не остановился возле окна Никиты Комарова. «Какое странное имя», — проговорил про себя волшебник и заглянул внутрь жилища потомка Иво Эвандера.

Глаза рыжего человечка оказались напротив взгляда голубых глаз высокого темноволосого парня. Он услышал шум сверху и решил открыть окно. От неожиданности Комаров ойкнул. На шее и правой руке отрока Руфус заметил интересные рисунки. Чёрные знаки и буквы, переплетающиеся между собой. «Наша братия, — улыбнувшись, кивнул мадж, — магические знаки, как оберег носит. Видимо, это защита от врагов».

Никита открыл окно и вопросительно посмотрел на незнакомца.

— Ты кто такой?

Вид рыжеволосого человечка в клетчатом костюме был странным, потешным. Ростом он был не больше второклассника. Особенно показались парню комичными – пышная шевелюра и босые ноги чудака, покрытые шерстью.

— Интересные ботинки, — мотнул головой юноша в сторону ступней волшебника. Руфус почесал большим пальцем правой ноги щиколотку левой и спросил сразу в лоб:

— Ты — Никита Комаров?

— Ну да.

— Прекрасно, — Руфус посмотрел вниз, под ногами двадцать этажей и поток автомобилей. — Не пригласишь ли ты меня, отпрыск великого Иво, Никита Комаров, внутрь, а то ветер, да и высота приличная несколько напрягают.

После недолгой заминки Никита махнул рукой в сторону комнаты. Мадж легко взобрался на подоконник. Усевшись удобнее, он свесил коротенькие ножки, оглядывая жилище отрока.

— Чем обязан? — спросил Никита, плюхнувшись в кресло напротив Руфуса. — Наркотой не балуюсь, алкоголь не употребляю, отчего ж всякая хрень мерещится?

— Погоди, друг, — примиряюще выставил перед собой руки волшебник. — Не мерещится. Чтобы тебе стало понятно, я расскажу причину моего появления.

Руфус обожал рассказывать истории, двадцать лет он общался с феями, которые всякий раз щекотали и тискали бедолагу, если он не начинал новой. Каждое чаепитие не обходилось без лихо закрученной байки. На то оно и чаепитие, говорила его любимица Клео. Девочка с розовыми волосами, заведующая отделом фей. Обычно он любил приукрашивать повествование, отчего сейчас стало удержаться сложно.

Он принялся подробно рассказывать не только о стране маджей и об умирающем городе, который необходимо спасти. Нет, даже не о великом предназначении Никиты Комарова, а об истории Иво и его возлюбленной. Клития не знала самой причины, почему её лучший ученик сбежал в мир номаджей, обрекая Дивину на вымирание.

— Иво увидел Татьяну и влюбился. Он целый час описывал мне её неземную красоту, прекрасные черты характера. На звонкий смех ушло не менее десяти минут. Не стану утомлять тебя, отрок, подробностями нашего разговора, но Иво решил забрать возлюбленную в наш мир, показать ей, как тут всё устроено. Но почему-то не вернулся в Дивину, а остался в Зазеркалье. — Руфус строго потряс указательным пальцем перед носом Комарова. — Тем самым запустив механизм уничтожения волшебного города.

Никита, скрестив руки на груди, недоверчиво посмотрел на Руфуса:

— Я, конечно, всё понимаю, но причём тут я? Да и мой отец… Он оставил маму, когда я даже не родился.

Рыжеволосый человечек с ужасом прижал руки к груди. Вытащил из кармана волшебную лупу и взглянул на Никиту. Потом заулыбался, махнув рукой:

— Извини, а то испугался. Ты сын Иво Эвандера, повелителя Звёзд, и прекрасной Татьяны. Хоть я и называл её всегда искусительницей.

— Это да, — кивнул Никита, — с мамой ты угадал, искушать она умеет пирожными и обещаниями. Ага. Мама, она такая.

— И разве мать не сказала, что ты сын волшебника?

— А должна была?

Руфус понял, что Никита не верит ему, поэтому, вынув из внутреннего кармана волшебную палочку, не стал терять время:

— Фейри фелем! — выкрикнул он.

Комаров начал сжиматься в размерах. Его лицо превратилось в кошачью морду, тело покрыла густая чёрная шерсть. Кот провалился в смятую одежду, оставив в зоне видимости пушистый хвост.

— Ты что, одурел?! — завопил Никита в обличии кота, выглянув из-под смятой рубашки. — А ну верни, как было!

— Узнаю голос Иво, — улыбнулся Руфус и взмахнул палочкой. — Хоминис фактисун!

Совершенно голый Комаров сидел на четвереньках в кресле в куче собственной одежды. Потом отряхнулся, почти как кот, фыркнул и начал одеваться.

— Не обижайся, — примирительно улыбнулся Руфус. — Теперь-то ты мне веришь?

— Ага, — буркнул Никита, натягивая джинсы, — тоже мне, Хоттабыч.

— Хоттабыч? — переспросил Руфус. Махнул рукой со словами: — Неважно, собирайся, нам пора вернуться домой.

— Ну да, больше мне делать нечего. Мой дом здесь. Да и что я мамке скажу. Она хоть и строгая, но всё же мать. Как я её брошу, ты подумал, как там тебя?

— Руфус. Руфус Хонорэтус, — он спрыгнул с подоконника и склонился в низком поклоне, шаркнув ножкой. — Кстати, никого бросать и не придётся. Ты просто побываешь в гостях, а там, может, и умирающий город подаст признаки выздоровления.

Хитрый Руфус утаил главное. Отправившись в Дивину, Никите сложно будет вернуться в своё время. Если, конечно, он не справится с заданием, что выпадет на его долю. Да и в городе номаджей пройдёт много времени, ведь люди не умеют использовать волшебство. «Если только сын Иво не овладеет мастерством так же быстро, как это делал его отец», — размышлял Руфус.

— Погоди, я пока мамке напишу, что уеду на пару дней, — он вытащил из кармана мобильник, а рыжеволосый волшебник с любопытством взглянул на чудо прогресса номаджей.

Руфус помнил, каким был мир двадцать лет назад, и теперь не узнавал его, как будто в этой реальности поселился какой-то волшебник. Кто-то подарил номаджам знания. Тёмные и жадные людишки Зазеркалья никогда бы не научились творить чудеса без чьей-либо помощи. Старый волшебник, крякнув, потёр ладошки, вытащил из кармана трубку и закурил, выпуская к потолку ароматный дым.

— Не, мамка говорит, чтобы я был дома к её приезду. Надо помочь с переездом её подруги…

— Но как же умирающий город? — с трагичным лицом Руфус простёр руки к потолку. — Там ведь тоже и мамы, и дети! И неужели, – волшебник хитро прищурился, — тебе не интересно взглянуть на магический город хотя бы одним глазком? А?

— Руфус, если б мне было пятнадцать, то конечно, но теперь я стал более ответственным. Тоже мне, нашёл Гарри Поттера.

— Кого?

— Неважно.

— Ну давай на полчасика? — не унимался старый пройдоха.

— А обратно как?

— Путём магии.

— Тогда скажи мне заклинание. — Никита склонил голову набок и, взяв со стола ручку, приготовился записать волшебные слова на ладони.

— Хорошо, — кивнул хитроумный Руфус. — Пиши. Сол доми эро, эт квис эст меус ин домум суам, эт дисас ад кор.

— Язык, блин, сломаешь, — выдохнул Никита, записывая неровным почерком на ладони волшебные слова. Обычно он на экзаменах шифровался так. Руфус с важным лицом кивнул, добавив, что пора начинать волшебство.

— Только читай внятно и не ошибись, а то отправишься в рабство к Чёрному рыцарю.

Комаров приподняв бровь, усмехнулся. Потом пробежался глазами по записи и, взглянув на Руфуса, кивнул, что готов к путешествию. Он до конца не верил, что внезапно появившийся странный человечек перенесёт его в волшебный город с помощью магии. Парень решил подыграть назойливому гостю. В его магических способностях Никита не сомневался, но опасался, что совершает ошибку.

Перед глазами вспыхнуло золотистое облако. Комарова завертело, словно он кружился на «американских горках» в Луна-Парке. Парень зажмурился, почувствовав, как несётся вверх. В ушах засвистело, а потом Никита полетел вниз.

Приземлившись на что-то мягкое, он ощутил запах свежескошенной травы и услышал сдавленный крик Руфуса.

— Всё лучше, чем на проклятую крышу, — кряхтел старый волшебник.

Никита потряс головой, приходя в себя, в голове шумело. Сидел он в стоге сена, стоявшем посреди городской площади. Парень с удивлением огляделся. Странным образом волшебный город очень походил на место, откуда прибыл юноша. Он окинул взглядом площадь, заметив Руфуса, застрявшего в большом квадратном ящике.

Спрыгнув с повозки на мостовую, Комаров огляделся, решив помочь выбраться человечку. Бедолага застрял и беспомощно дрыгал короткими ножками.

Сбив с ног, на Никиту налетело розовое облако. Незнакомка выпала словно из воздуха и захихикала. Комаров не сразу понял, кто это. Девчонка с ярко-розовыми волосами, повалив парня навзничь, уселась на его груди и потешно рассмеялась.

— И кто же рядом с порталом паркуется? — она мотнула головой в сторону телеги с сеном.

— Не знаю, — только что и смог ответить Никита, разглядывая очаровательную незнакомку. Глаза девушки, необычной миндалевидной формы, излучали свет и казались яркими, золотистыми. Длинные пушистые ресницы, как у куклы, а губы яркие, пухлые. «Ей не больше шестнадцати», — решил Комаров. Сердце его отбивало ритм, точно внутри груди сидел барабанщик и стучал ладонями по перкуссии.

— Ты смешной, — улыбнулась она. — А это кто застрял в навозной куче?

Никита повернулся в сторону квадратного ящика и, почувствовав «аромат полей», рассмеялся:

— Это Руфус. Я с ним.

— Ты номадж? Точно. — Незнакомка с розовыми волосами нахмурила аккуратные бровки. Потом слезла с груди парня, поправляя платье, и протянула ему руку: — Я Клео. Меня все зовут Клеопатра, но для друзей я просто Клео. Идём, пока Руфус не выбрался!

Милое создание потянуло Никиту за руку, и, поднимаясь на ноги, он рассмеялся. После телепортации его покачивало, и бежать за Клео показалось не совсем правильным решением.

— Идём, Руфус догонит! — махнула рукой девчонка.

Комаров не выпускал ладони из цепких пальцев Клео. Он вдруг вспомнил о заклинании, взглянув на руку, и увидел, что надпись немного стёрлась.

Они бежали, свернув с площади в узкий проход. Выскочили к горбатому мостику через реку и остановились возле запруды, чтобы перевести дыхание. Никита никогда ещё не ощущал себя настолько свободным. В животе порхали бабочки. Он смотрел на Клео, жительницу волшебного мира, и не задумывался, почему оказался здесь. Он подумал вдруг о Руфусе и ещё о том, что нехорошо было оставить его на площади, сбежав с новой знакомой.

Дивина походила на родной город Никиты, только вместо асфальта камень, и здания не из бетона, стекла и металла. Стены строений были из кирпича, камня или дерева, яркие витражи окон удивляли разнообразием и красотой. Одно озадачивало парня – тишина и хрупкость, царившая во всём. Вот статуя ангела, которой он коснулся, чуть не рассыпалась.

— Креатурай! — выкрикнула девушка, взмахнув палочкой над статуей. «Чудеса продолжаются», — пронеслось в мыслях Никиты. Трещинки на статуе загладились, исчезли сколы и вмятины.

— Да разве это сложно? — Клео, на манер ковбоя, сунула палочку в импровизированный чехол-кобуру на поясе. — Это ерунда, есть более трудные задачи, которые мне не решить. Ведь я только учусь.

— Любопытно. Вот у меня бы получилось? Или для этого нужно быть волшебником?

— Вот сейчас и проверим, — заговорщически захихикала Клео. — Держи. Вот так. — Теперь в её тоне появились нотки учителя. — Расслабь запястье, бери палочку так, чтобы большой и указательные пальцы были сверху. Вот, а средний внизу, это как берёшь в руки карандаш и пишешь.

— А-а, ясен пень, — кивнул Никита.

— Ой, я не спросила, а как тебя зовут?

— Никита Комаров, но для друзей просто Ник.

— Ну, давай, Ник, скажем, — она подняла очаровательные глаза к небу. Потом прошептала на ухо юноше волшебные слова. — Пространство не любит, если заклинания бросают на ветер без применения палочки.

— Люкс навикулям! — выкрикнул Никита, взмахнув палочкой. В воздухе замерцало, и перед ними появилась серебристая лодка. — Вот это да! — воскликнула Клео. — Да, ты из маджей.

— Кого?

— Маджей! — Она захлопала в ладоши и подпрыгнула, отчего розовые волосы озорницы вспыхнули ярким светом. — Наш человек!

— Ну, да, — с сомнением в голосе вздохнул Комаров.

Руфус, притаившись за колонной, наблюдал и улыбался. «Пришлось побегать за плутовкой, — проворчал он, ругая Клеопатру, — тем не менее, теперь я полностью уверен, что Никита — сын Иво. Волшебником просто так не становятся».

Ход лодки бесшумный. Путешествие на судёнышке напоминало Никите автомобильную поездку. Лодочка парила над землёй и двигалась, петляя между узких улочек и широких проспектов Дивины. Комаров рассматривал величественные здания, понимая, что, несмотря на красоту, это место назвать живым сложно. Этот город скорее напоминал умирающего больного. На пути им не встретился ни один человек, ни одно животное. Большая белая сова одиноко сидела на фонарном столбе, изучающе рассматривая Никиту и Клеопатру.

— А почему здесь никого нет кроме нас? — наконец спросил он.

Сова ухнула и, взмахнув крыльями, слетела с фонаря, переместившись выше.

— Говорят, дело в том, что давным-давно один из волшебников выбрал другую жизнь в другом мире, оставив вместо себя пустоту. Вот эта пустота и уничтожает город. Медленно, как точит червь корни дерева. Мы живём, но вроде и нет, понимаешь?

— Сложно всё это, — пожал плечами Никита. — Руфус сказал, что всё из-за моего отца, которого звали Иво.

Клео округлила глаза, а потом сделалась грустной.

— Значит, тебя взял с собой Руфус, чтобы вернуть равновесие. Но ты понимаешь, что никогда не вернёшься домой?

— Почему же, — улыбнулся Никита, показывая ей надписи на ладони. — Неужели? Они стёрлись…

Клеопатра горько кивнула, отвернувшись.

— Ну, ты чего? — Никита тронул её за плечо.

— Не знаю, — ответила она, не поворачиваясь. — Клития вызвала меня из уровня фей, чтобы я встретила одного непутёвого мальчишку, а тут ты, я даже не подумала, что ты и есть тот самый последний волшебник.

— Разве это что-то меняет?

— Конечно, — Клео коснулась пальцами ладони Никиты. — Теперь мне стоило бы отвезти тебя в храм жрицы Магистрата. А я думала, мы подружимся. Многие из друзей заболели, кто-то умер…

— Это и вправду серьёзно, как посмотрю.

— Да, Ник, даже не знаю, почему, и магия не справляется с разрушениями пространства. Только мне кажется, дело не только в Иво или в тебе. Старые волшебники твердят — это происки Чёрного рыцаря.

— А это ещё что за фрукт?

— Чародей такой. — Клео махнула рукой. — Он давно хотел захватить Дивину. В Змеином городе не так сладко живётся. Даже в эти сложные времена жители Дивины почти что счастливы, мы не корим судьбу, мы ищем выход. Так поступает Клития. Чёрный рыцарь может… — Клеопатра вдруг остановила движением руки лодку. — У меня появилась догадка, Ник, для чего Чёрный рыцарь сказал, что лишь последний волшебник спасёт Дивину. Ему нужен ты, но я не знаю, кто ты в этой истории…

— Клео, у меня стёрлись буквы, — Комаров показал ей измазанную чернилами ладонь. — Заклинание.

— Брось, это и так было понятно, Руфус не дал бы тебе адрес кассы, где можно купить билет обратно.

— И что теперь? Всё это интересно, — Никита развёл руками, показывая на городской пейзаж, — моя мама с ума сойдёт от горя, если я не вернусь и не дам о себе знать. Понимаешь?

— Ничего, что-нибудь придумаем.

— Я понял, здесь всё очень просто решается, — саркастически заметил Никита.

— Нет, Ник. Если ты спасёшь Дивину, то и заклинания возвращения сплести станет несложно.

Руфус с трудом нагнал молодых людей. На пятках горели мозоли. Он услышал обрывки разговора Клеопатры и Никиты и теперь настроился вмешаться. Однако лодка снова понеслась вперёд, а волшебнику пришлось опять бежать следом. Используя магию, он понёсся по воздуху и заметил, что с прибытием Никиты город начал оживать. Это чувствовалось в окружающей ауре Дивины, словно она просыпалась от долгого сна.

«Куда они направляются»? — размышлял Руфус, надеясь, что путь молодых людей лежит в Храм жрицы Клитии. Он не ошибся и вздохнул с облегчением. Клеопатра долго водила его за нос, но повела лодку к правительнице Дивины.

Белая сова сопровождала парочку — фею Клео и сына Иво. Она тяжело вздыхала и, останавливаясь, опускалась то на фонарный столб, то на крыши зданий.

Небо внезапно сделалось тёмным, как будто свет закрыла громадная тень. Сова резко метнулась вниз, пролетела между домами, теряясь из виду. Руфус остановился и пригляделся, понимая, что эти птицы — армия Чёрного рыцаря. «Что они делают здесь»? — спрашивал себя волшебник, потирая подбородок. Страх сжал его за горло и не отпускал.

Никто не знал, как звать мага под железной маской, тайна имени охраняла чародея. Многие волшебники боялись его, и не напрасно. Обычно Чёрный рыцарь не вёл войн в мире маджей, он отправлялся в иные мироздания, где порабощал королевства и страны. Однако Руфус всегда знал, что придёт время, и чародей возьмётся за лакомый кусочек — Дивину, тем более, когда она слабая и беззащитная.

Тысячи воронов, закованных в броню, пересекли границу неба. Похожие на летучих рыцарей, птицы летели низко, стройными рядами. Руфус побежал, скрываясь в тени домов, видя прячущихся Никиту и Клео.

— Хэй, — шикнул он, подобравшись ближе к ребятам.

— Ой, Руфус, — улыбнулась Клеопатра. — Прости, что бросили тебя в ящике с навозом, ну и видок у тебя.

— Брось шутки, видишь? — он показал указательным пальцем в небо. — Армия Чёрного рыцаря в Дивине. Возникает вопрос, зачем?

Клео взглянула на Никиту. Он пожал плечами.

— Идём. — Руфус юркнул в тёмный проход между домами. — Надо торопиться, до Храма всего ничего. Используем магию.

Он очертил палочкой круг на кирпичной стене. Стена вдруг сделалась похожей на студень, Клео смело шагнула в портал, поманив Никиту за собой:

— Не бойся, Ник, идём!

— Давай, — поторопил его Руфус, двигаясь следом.

— Ну и гадость, — поморщился Комаров, просовывая руку сквозь круг из желе.

Оказавшись в Храме, парень замер от удивления, пробормотав, что телепортироваться, оказывается, не так страшно.

— Идите вперёд, — сварливо проговорил Руфус, — хорошо ещё, что ищейки Чёрного рыцаря не заметили вас! Чего сбежали?

— Ладно тебе, Руфи, — обернувшись, Клео распростёрла руки для объятий, — не дуйся. Не знала, что Ник тот самый, кого мы ждали.

— Глупая девчонка, — буркнул волшебник. — На карту поставлена жизнь город.

— Понимаю.

— Ничего ты не смыслишь в стратегии.

— Да брось, — не унималась Клео.

— Щас я брошу тебе. Негодница!

Никита осматривался по сторонам, не слушая диалог волшебников. Гигантские залы, отделанные белым камнем, и парящие в воздухе фонарики делали это место по-настоящему сказочным. Маленькие создания с крыльями за спиной пролетели мимо.

— Это феи, Ник, — шепнула на ухо Клео.

— Ага, — кивнул Комаров, — а где же единороги?

— Они почти все вымерли, — грустно ответила Клеопатра, встряхнув розовыми волосами. — Но без них не будет…

Хлопанье крыльев над головой и шум прервали диалог молодых людей.

— Доброй встречи! — Громкий женский голос разлился по высоким сводам Храма. Никита застыл на месте, а Клео и Руфус склонились в поклоне.

Белая сова превратилась в красивую женщину с ярко-рыжими волосами и тонкими чертами лица.

Руфус ткнул парня в спину, давая понять, что негоже прямо смотреть в глаза правительницы волшебного города. Никита кивнул и, склонив голову набок, изучающе рассматривал Клитию.

— Не зря говорят, что ваш мир лишён манер, — сказала она, нахмурив брови, но потом её губы тронула улыбка, — но сейчас нам нет до этого дела. Ведь так, друзья?

— О, да, — потирая спину, проскрипел Руфус.

— Старая рана?

— Это ничего, Клития.

— У меня неприятные новости, — жрица скрестила руки на груди. – Чёрный рыцарь прислал советника Змеиного города, сообщив о своих истинных намерениях. Дело не в Иво, тут другой расклад.

Руфус удивлённо вскинул кустистые брови, а Клео приоткрыла рот.

– Именно Чёрный рыцарь убедил меня отыскать сына Иво. Сколько ему понадобилось терпения и дара убеждения. Ведь мир последнего волшебника, — она взглянула на Никиту, — последний, куда не смог пробраться коварный чародей, притворяющийся другом. Иво сделал выбор, но его вины не было, город пострадал не от его бегства.

— Что же случилось? — не выдержав, вскрикнула Клео.

— Невоспитанная девчонка! — Руфус отвесил ей лёгкий подзатыльник.

— Да брось, Руфи, сейчас точно не до манер. Через портал в Храм проник служитель Змеиного города, он-то и рассказал мне правду.

— Неожиданно, — надула губки Клео, скрестив руки на груди. — Ты веришь ему, Клития?

— Какой ему резон? — спросил Руфус. — Предавать хозяина и помогать нам?

— Чудовище, прячущее лицо под железной маской, мечется от жажды. Не имея возможности проникнуть в мир последнего волшебника…

— Меня, если что, Никита зовут, — пояснил Комаров, пытающийся вникнуть в непонятную и запутанную историю волшебного города.

— Ага, — кивнула ему Клития. — Извини, что сразу не спросила. Чёрный рыцарь навёл заклятие Мёртвого града на Дивину, который возродится лишь после смерти колдуна. Всем известно, что коварный колдун бессмертен. Он обманул нас, предал, завёл волшебников в непроходимые дебри суеверий.

— Это многое меняет, — вздохнул Руфус. — И как одолеть бессмертного?

— Даже у смерти есть имя, — вставила Клео. — И что, нет ни одного способа узнать, как нарекли Чёрного рыцаря?

— Способ всегда есть, — шумно вздохнула Клития, — только это невозможно. Почти. Во-первых — нужно пробраться во дворец в Змеином городе и войти в покоя правителя. С этим справиться не так сложно. На тумбе возле ложа — каменная чаша, наполненная колдовским зельем. Если выпить её до дна, то можно увидеть буквы имени Чёрного рыцаря. Так говорят маджи Змеиного города. Надеюсь, они не врут. Только ни у кого ещё не вышло допить чашу до дна. Многие пытались, но не справились. Ведь если не осушить её, иллюзии и страхи погубят душу, истерзают тело, оставив умирать, так и не узнав страшный секрет Чародея. Служитель Храма Чёрного рыцаря Архиус потерял детей, потому что его хозяину нужна кровь, много крови, а миры уже обескровлены, остался последний. Твой. — Она взглянула на Никиту. — Мне жаль, что все мы были в неведении. Надо принять решение. Сейчас.

— Выпить эту гадость из чаши? — спросила Клео.

— Это не так просто, девочка…

— Я справлюсь, — вдруг прервал Клитию Никита, — уж поверь, ужасы меня давно не пугают. Да и вернуться домой к полуночи — задача маловероятная.

Жрица недоверчиво покачала головой, добавив:

— Если ты не справишься, мы уже не сможем противостоять Злу. Одно угнетает меня, — Клития опустилась на деревянный трон, — почему я сразу не разглядела в Чёрном рыцаре чудовище.

— Все ошибаются, Клития, — горько добавил Руфус, коснувшись руки жрицы. — Один вопрос, как мы проникнем в покои властителя?

— Об этом не беспокойся, служитель Архиус проведёт нас.

* * *

Мрачный замок навевал мысли о смерти. Никита и Клео шли впереди, Руфус осторожничал и оглядывался всякий раз, бормоча под нос заклинания обереги.

— Думаю, знаки на твоей руке и шее защитят тебя, — прошептала Клеопатра, отбросив со лба розовые волосы. Комаров не стал говорить, что татуировки на теле — просто рисунки и ничего не значат. «Возможно, в этом мире всё иначе, и даже Чёрного рыцаря мои татухи испугают», — усмехнулся про себя парень.

Чем ближе они пробирались к логову хозяина замка, тем меньше у Никиты возникало желание пошутить. Он будто попал в виртуальный мир игр, в которые обожал окунаться с головой. Парень лихо проходил сложные задания, побеждал монстров и считал себя настоящим геймером. Сейчас, погрузившись в действительность тёмного мира, он ощущал дыхание смерти. На мгновение душу царапнули сомнения. «Правильно ли я поступаю? Этот мир похож на сон. Игра со смертью, или я и вправду последний волшебник?» — мысли путались, Никита начал спорить с собой, но не показал виду, что ему не по себе.

— Тебе страшно? — спросила Клео.

— Нет, — улыбнулся Никита, хотя в глубине души страх выпустил острые коготки.

— Здесь наши пути расходятся, — девушка сжала юноше руку. – Я верю, ты справишься. Прошу, как только ты узнаешь имя Чёрного рыцаря, запусти полуночную звезду. Вот она, — Клеопатра протянула ему маленький зеркальный шарик. — Стоит подбросить его, и звезда сама вспыхнет и отыщет путь к нам.

— Выкрикнешь имя чародея перед тем, как запустить звезду, — добавил Руфус, серьёзно взглянув в глаза Комарова. — Нам придётся охранять покои. Помни, у тебя один шанс всё изменить. Уничтожить чары Чёрного рыцаря, спасти город и вернуться домой.

Никита дёрнул на себя массивную деревянную дверь, перед его взором открылась просторная комната. Он не видел, как, применив волшебство, Клеопатра и Руфус стали невидимыми.

Бордовые шторы цвета крови свисали с потолка. Легко покачиваясь, словно от сквозняка, они будто перешёптывались между складок. Занавешенные окна не позволяли понять, день за окном, или ночь опустилась на Змеиный город. В комнате царил полумрак, тишина, и лишь звук шагов Никиты.

Свет вспыхнул внезапно. Парень даже вздрогнул, прикрывая лицо тыльной стороной ладони. Бронзовые подсвечники плавно парили в воздухе, освещая обитель Чёрного рыцаря. Они следовали за незваным гостем, освещая каждый угол, пока юноша не подошёл к массивной тумбе, на которой стоял кубок из зелёного камня.

Комаров наклонился над чашей, рассматривая жидкость янтарного цвета, похожую на лимонад, и принюхался. Волшебный напиток не имел запаха, тогда парень окунул туда указательный палец и поднёс ко рту. Никакого вкуса.

Он пожал плечами и решительно поднял чашу. «Что же может напугать меня, если я заранее знаю, всё это лишь иллюзия, — решил он, — где-то я уже читал об этом. Главное — не поддаваться страху. Если он, конечно, появится. И да, мама бы не одобрила моей беспечности».

Сжав кубок двумя руками, Никита поднёс его к губам. Жидкости, на взгляд, было не более половины литра, поэтому парень решил, что справится быстро.

Сделав несколько глотков, Комаров ничего не почувствовал, а продолжал пить, пока вдруг не понял, что не может добраться до дна, словно чаша не имела его. Это удивило и немного смутило, но он стойко продолжал делать один глоток за другим. «Не может же эта чаша быть бездонной», — рассуждал он. Однако объём жидкости оставался прежним, а желудок уже начинал раздуваться.

Оторвавшись, Никита выругался, благо никто его не мог слышать и, заглянув в кубок, увидел, что напитка стало наполовину меньше.

— Вот, блин, — проговорил он, обращаясь в темноту, — вы ещё не знаете, как я загнуть могу.

После нескольких глотков он понял, что теперь нужно сделать что-то другое и нецензурная брань больше не помогает. Из стены вылезло гадкое существо, а Комаров, вспомнив прохождение одной из игр, рассмеялся про себя: «Началось».

Существо не казалось плодом воображения, скользкое и холодное, оно обвилось вокруг ног Никиты мягким покрытым слизью телом и протянуло тонкие с когтистыми пальцами руки вверх.

— Думаешь, я боюсь? — бросил ему Никита. — Я и не таких гасил.

Правда, оружия сейчас не было. «Но если я волшебник, то у меня есть магия», — решительно подумал Комаров, веря в себя. Уверенность отбросила колебания, и он сделал ещё глоток.

Колдовской напиток словно испытывал на прочность. Монстры и мерзкие твари совершенно не церемонились. Отчего-то они не пугали парня, а ползали под ногами, забирались к нему на плечи, пытаясь совать гадкие щупальца или лапы в лицо. Комаров посмеивался и продолжал пить, только сейчас старался делать это небольшими глотками. «Наверное, я уже всё выпил, — рассуждал он, — что же снова выдумает извращённое воображение Великого и Ужасного Чёрного рыцаря?».

Раздался грохот, точно с потолка что-то рухнуло тяжёлое. Дверь распахнулась, и в покои влетел хозяин замка. Комаров, не выпуская кубка, сделал ещё пару глотков и отскочил к ложу чародея.

— Как ты посмел прикоснуться к моей чаше?! — заревел злой мадж.

Внезапно в его руках появилась Клео, она вырывалась, кричала и умоляла спасти её.

— Знаем мы твои фокусы, — усмехнулся Никита. — Клео, прости, но русские не сдаются!

Он попытался осушить кубок, но снова что-то мешало, дно по-прежнему покрывала жидкость. Никита задрал голову и перевернул чашу. Странное дело, колдовское зелье стекало, только если коснуться посудины губами.

— Ладно, — Комаров привычно припал к кубку, а злой колдун, притащив Руфуса, начал откручивать ему голову. — Слышь, ты, железяка, слабо личико показать? А этого рыжего я вообще плохо знаю, поэтому смерть двух так называемых волшебников не остановит меня.

Кубок почти опустел.

— Сколько можно?! Что ты ещё хочешь от меня?!

Никита вошёл в азарт, решив закончить игру вопреки козням главного злодея.

Вдруг пол под ногами Комарова стал вязким, превращаясь в трясину. Никита провалился по колено, ощущая, как его засасывает. Несколько пар рук, словно болотный камыш, качались из стороны в сторону. Они хватали Никиту за штаны. Лица существ без глаз, со ртами, искривлёнными гримасами, покрытые кровавым сиропом. Твари то ли пели, то ли выли стройным хором голосов.

Вынужденный герой стойко пил из волшебной чаши, проваливаясь глубже в кровавое болото. Комаров сохранял самообладание, что-то внутри подсказывало, что ничего страшного не случится. Несколько созданий тьмы потянули Никиту вниз, увлекая в вязкую кашу. В последний момент он вцепился зубами в край кубка, продолжая пить заговорённый напиток.

«Это же игра», — пронеслось в голове Никиты, он закрыл кубком лицо, стараясь не захлебнуться в кровавом месиве.

На дне посудины вспыхнули буквы «Ангеморт».

Никита задержал дыхание и, сунув руку в карман, вытащил зеркальный шарик: — «Волшебная, мать её, звезда, лети куда велено»! Он полукрикнул-полубулькнул, клюквенный сироп со вкусом крови заливался в рот:

— Ангеморт!

Толчок в спину. Неведомая сила вырвала Никиту из болота и бросила на мраморный пол. В руке светился опустошённый кубок, а на пороге стоял Чёрный рыцарь.

Комаров вытер тыльной стороной ладони губы, размазывая багровую жижу по подбородку.

Он не увидел, как вспыхнула звезда, как донесла до Руфуса и Клео имя чародея. Ангеморт застыл в оцепенении и не хотел верить, что какому-то мальчишке удалось осушить заколдованную чашу.

— Кто ты такой?! — чародей сорвал железную маску.

Жуткое лицо, покрытое незаживающими ранами и шрамами, походило на кошмар из темноты. Никита вдруг понял, что Ангеморт не просто злой колдун, он повелитель страшных снов, который приходит к детям, забирая всё светлое и доброе. Детство осталось в прошлом, но парень узнал властелина кошмаров. Комаров покачал головой и, прижав кубок к груди, рассмеялся:

— Я понимаю, почему ты такой злой, тебе всякий раз отказывали в пластической операции.

— Да как ты смеешь, щенок?! — завопил Ангеморт.

— Ладно-ладно, понимаю, почему с тобой не ходили на свидания, от тебя так воняет!

— Ах ты, гадёныш! — Чародей выхватил меч из ножен и бросился в сторону Комарова.

— Зубы чистить надо! — Никита увернулся от мощного удара колдуна.

Чудовище взревело, изо рта брызгала слюна, и Ангеморт с яростью кинулся в сторону Никиты снова.

— Тебе лечиться надо!

Чёрный рыцарь, рассвирепев от гнева, походил на разъярённого быка, пыхтел и рычал. Разбрасывая мебель, он пытался добраться до Комарова. Никита швырнул в его сторону кубок и бросился к двери. Посудина, отскочив от головы чародея, упала на мраморный пол и разбилась, разлетевшись на куски.

— Я уничтожу…

Его крик повис в воздухе, застряв в горле.

— Фригус, Ангеморт! — возглас Руфуса стал лучом надежды и неожиданным поворотом для Чёрного рыцаря.

Никита, откатившись в сторону, подскочил на ноги, Ангеморт застыл на месте. Толстая корка льда начала подниматься от ступней колдуна всё выше, покрывая тело, заковывая в ледяной панцирь. Ангеморт хрипел, а потом затих, его глаза вспыхнули алым пламенем и погасли.

Клео с мечом наперевес вылетела из темноты и нанесла удар, ловко расколов Ангеморта на тысячу осколков.

— Ух ты! — воскликнул Никита.

Недолгая пауза повисла в воздухе, тут парень посмотрел на волшебников и спросил:

— И всё?

— Не-а, — покачала головой Клео. — Теперь, как испивший кубок, заклинание прочитаешь, и всё.

— Так просто?

— Ага, — кивнул Руфус, — повторяй за мной, только слово в слово.

Комаров повторял слова за рыжеволосым волшебником, видя, как ледяные останки Ангеморта вспыхивают синим пламенем и превращаются в пепел.

Точно в старой доброй сказке, владения Чёрного рыцаря превращались в светлые и красочные чертоги. Закованные в броню вороны обратились в рыцарей в сияющих доспехах. Облезлые крысы, стерегущие вход в замок, стали прекрасными дамами. Вместо уродливых горгулий на стенах замка появились прекрасные барсы, которые по мановению волшебной палочки могли оживать и прохаживаться по каменному ограждению бывшей обители Чёрного рыцаря.

Служитель Архиус неустанно благодарил спасителей Змеиного города:

— Благодарю вас, господа волшебники, особенно тебя, чародей из иного мира! — он опустился на одно колено и склонил лысую голову.

— Ну, это лишнее, — махнул рукой Комаров. — Почести и слава хорошо, но пора возвращаться.

— Правда? — Клео с грустью посмотрела на него. — Разве тебе не понравилось у нас?

— Да нет, ты что! Тут было очень круто! Но мама не поймёт, если после двенадцати я не позвоню ей. Ответственность — сила привычки. Да уже и жрать охота!

Клеопатра взмахнула палочкой, и на ладони появился гамбургер, поджаристый, но немного помятый.

— Круто! Только что это с ним?

— Я же сказала, что только учусь.

Потом Клео ловко вытащила из кармана джинсов Никиты смартфон и протянула ему.

— Ага, сейчас дозвонюсь из вашего мира домой, — рассмеялся новоиспечённый герой. Он оглядел себя и удивился произошедшим с ним изменениям. — У меня что, бицепсы появились и ростом выше стал?

Девчонка с розовыми волосами кивнула и коснулась телефона волшебной палочкой, подмигивая Никите.

Звонок смартфона наполнил высокие своды замка хриплым голосом солиста «Рамштайн». Хозяин мобильника пожал плечами, немного смутившись, и поднёс телефон к уху:

— Алло, мам?

— Привет. Ты на часы смотрел?!

Клео ловко коснулась экрана смартфона.

— Ну, да, ещё пол-одиннадцатого, — голос мамы немного смягчился.

— Я обещал же не позже двенадцати?

— Ты где?

Никита подмигнул Клеопатре.

— Да тут туса с друзьями, всё хорошо, я завтра утром буду.

После недолгой паузы мама вздохнула, понимая, что сын у неё уже взрослый. И контроль — дело, конечно, важное, но не всегда нужное. Она пожелала ему хорошего вечера, а Никита, кивнув, взглянул на Клео:

— Как ты это сделала?

— Обычное волшебство! Теперь в каждом волшебном городе праздник! Колдовство Ангеморта высасывало жизнь из маджей и даже из зданий, улиц, из всего, что раньше радовало глаз! Идём, мне не терпится показать тебе Дивину. И наконец-то закрыть страницу «Хроник Мёртвых городов».

Клео обняла Никиту, и они ощутили, как замечательно им вместе.

— Я обязательно вернусь, — сказал Комаров. — Всего день прошёл, а как будто мы знакомы уже давно.

— На то это и Дивина, — подмигнула ему Клеопатра. — В мире маджей время течёт иначе.

Руфус, разговаривая с Клитией, посмотрел в сторону ученицы и Никиты. Они смотрели друг на друга, не отрывая глаз, говорили, смеялись. Рыжеволосый волшебник знал — между ними пробежал единорог.

Так говорят в мире маджей, когда между девушкой и юношей пробегает искра любви.

Старый волшебник надеялся, что не ошибся с выбором. Он знал, что непутёвому отцу далеко до сына, который по праву мог носить высокое звание волшебника.

Рассвет розовыми крыльями обнимал облака. Воздух наполнился ароматом цветов, шумом голосов. Жизнь пробуждалась от страшного сна.

— Если ты волшебник, это не просто право размахивать палочкой, – улыбнулся Руфус. — Это ответственность за силу, которой ты владеешь. Как думаешь, могу я на тебя положиться, Никита?

— Конечно, Руфус, — кивнул Комаров, — осталось только понять, для чего нужны единороги.

Василий Скородумов

ВРЕМЕННЫЕ ТРУДНОСТИ

За окном моросило. Первый день мая совсем не радовал хорошей погодой.

Очередная пачка «Camel» подходила к концу. Едва выкурив одну сигарету, Кевин тут же тянулся за следующей. Пепельница в его машине уже переполнилась окурками. Нервы в последнее время были ни к черту. Стали посещать мысли о том, чтобы записаться на приём к психотерапевту, но ещё чаще хотелось просто напиться до беспамятства, чтобы хотя бы на пару часов забыться и не думать ни о чем.

Жизнь Кевина Стейнбека складывалась хорошо. Он с отличием закончил школу и институт. Сразу после этого женился на девушке, в которую влюбился ещё в пятом классе, а вскоре стал отцом красавицы-дочери. Уже к тридцати годам получил две номинации на «Золотой глобус» в категории лучший режиссёр и статус едва ли не лучшего мастера экранизации литературных произведений. Как следствие — высокие гонорары и стремительное восхождение на Голливудский Олимп. Все было прекрасно.

Чёрная полоса началась практически сразу, как Кевин решил снимать кино по собственному сценарию.

Поначалу всё шло неплохо. Боссы киностудии хоть и заставили внести немало правок в сюжет, всё же дали зелёный свет его масштабной фантастической кинодилогии. Фактически треть дела была выполнена, и Кевин, преисполненный энтузиазма, принялся за работу.

С этого момента беды стали сыпаться на него одна за другой. Кастинг затянулся почти на месяц, отчего съёмки постоянно приходилось откладывать. Когда актёров всё же нашли и успели отснять несколько сцен, оператор умудрился сломать дорогущую камеру вместе с кронштейном. Пришлось на несколько десятков тысяч увеличить бюджет картины, но на студии Кевина предупредили, что, если расходы снова возрастут, компенсировать их он будет из своего кармана.

Затем ненадолго наступило затишье. Съёмки шли своим чередом, когда неожиданно Голливуд и весь цивилизованный мир потрясла неожиданная и страшная новость. Грейс Ховард, актриса, утверждённая на главную роль в фильме Стейнбека, в пылу семейной ссоры убила мужа, двух своих детей и свекровь, после чего застрелилась сама.

Теперь нужно было как можно скорее найти новую актрису, а уже отснятые сцены снимать заново.

И, словно случившегося оказалось мало, судьба нанесла Кевину новый удар. Неделю назад его дочь Линду сбила машина. Девочку доставили в больницу с тяжёлыми травмами головы, позвоночника и тазовых костей. Врачи уверяли, что сделают всё от них зависящее, тем не менее прогнозы делали неутешительные. Говорили, что жить она будет, однако передвигаться только на костылях и то после долгих лет реабилитации.

Все эти неудачи, наложившись одна на другую, сломили Кевина. Он стал нервным, дёрганым, раздражительным, снова начал курить после десятилетнего перерыва. Он всерьёз решил прекратить работу над своим фильмом и вообще, по крайней мере, на некоторое время, отойти от дел.

«Я нужен семье, я нужен Линде. А кино… кино подождёт. Все остальное запросто может подождать».

Кевин посмотрел на дисплей бортового компьютера. Четверть седьмого. Солнце только-только начало восходить на горизонте. Стейнбек лишь сейчас понял, что провёл всю ночь, не сомкнув глаз, наедине со своими мыслями в салоне личного автомобиля.

Кевин обречённо посмотрел на почти опустевшую пачку, в которой осталась одна-единственная сигарета.

«Что я делаю? Зачем гроблю своё здоровье? И ведь если бы помогало… Дым, табак, никотин — они не решат моих проблем. Не поставят на ноги Линду, не обратят вспять то, что сделала Грейс».

В сердцах Стейнбек сжал картонную коробочку «Camel» так, что побелели костяшки на пальцах и хрустнули суставы. Несколько минут он неподвижно сидел, уставившись куда-то вдаль через запотевшее лобовое стекло, продолжая сжимать в руке пачку. Из оцепенения его вывела задорная трель рингтона. Экран смартфона высветил фотографию и имя Джона Лори, продюсера. Кевин насторожился — звонки в такую рань не сулили ничего хорошего.

— Утро доброе, Кей! — Джон многих называл просто по первой букве имени, считал, что это значительно экономит время при разговоре. При этом на вопросы, на что же он потратит всю эту кучу сэкономленного времени, Лори всегда отмалчивался. — Я тебя не разбудил?

— Нет, нет, я уже давно не сплю.

— А как будто только проснулся. Ладно, я чего звоню-то… Ты не мог бы подъехать ко мне в офис?

— Сейчас?

— Да хоть бы и сейчас. Я на месте.

— Ну… — Кевин снова бросил взгляд на часы. Двадцать минут седьмого. Он хотел заехать в больницу навестить Линду, но пускать посетителей начнут только с десяти. Время еще есть. — Да, хорошо, я приеду. Буду где-то через час.

— Отлично!

Непривычно бодрый и какой-то даже чересчур весёлый голос Джона удивил Кевина.

— А в чём дело?

— Узнаешь, когда приедешь. Пока скажу лишь, что новости у меня хорошие.

— Хорошие? Давненько я не слышал хороших новостей…

— Вот и чудно! Жду тебя.

Джон отключился.

Кевин не стал тешить себя напрасными надеждами и решил не гадать, что же хочет сообщить ему продюсер. Скоро всё станет известно, и тогда Стейнбек сам решит, хорошие ли это будут новости или же нет.

Пробок в столь ранний час на дорогах не было. Уже ровно в семь Кевин припарковал свой Ниссан напротив небоскрёба «Атлантис» и вошёл в здание. Девушка на ресепшене сразу узнала режиссёра, приветливо улыбнулась и сказала, что пропустит его без обязательной и муторной процедуры регистрации в обмен на автограф. Стейнбек, недолго думая, согласился, лишний раз отметив про себя, что известность — это не только постоянное вторжение в частную жизнь и навязчивые поклонники. Есть в ней и свои плюсы.

Лифт доставил его на двадцать шестой этаж. Кевин не торопясь прошёл к двери офиса продюсера и в нерешительности замер перед ней. Он не знал, что ждать от предстоящей встречи, чем она закончится, и чувствовал себя как школьник, которому предстоит отвечать невыученный урок. Тяжело вздохнув, Стейнбек постучал. Практически сразу же звук, напоминающий протяжное кряканье утки, возвестил о том, что замок размагничен и можно войти.

— А вот и ты! Спасибо, что пришёл! — Джон подскочил и энергично затряс протянутую для рукопожатия руку Кевина. — Проходи, садись.

— Джон, я…

— Позже, мой друг, позже. Сначала выслушай меня, а потом я выслушаю тебя, идёт?

— Ладно, будь по-твоему.

Кевин решил не спорить и послушно сел на просторный кожаный диван. Джон устроился в кресле напротив.

— Итак… Сперва мне бы хотелось извиниться. К своему стыду я только недавно узнал о том, что случилось с твоей дочкой. Искренне надеюсь, что с ней все будет хорошо, и она поправится как можно скорее.

Стейнбек лишь едва заметно кивнул.

— Теперь о делах. Не охота, конечно, снова говорить о Грейс… То, что случилось с ней чудовищно и всё такое. Очень хорошо, что мы пока практически не афишировали, что ведётся работа над твоим новым фильмом, а то бы поползли разные нехорошие слухи. Правда потом, когда первая часть будет готова к релизу, думаю, новость о том, что она планировалась на главную роль, только подогреет интерес к картине. Не смотри на меня так. Да, знаю, я немного циничная сволочь, но я, чёрт возьми, продюсер. Мне нужно думать о том, чтобы продукт, на который я ищу деньги, принёс его создателям, ну и мне, разумеется, как можно больше денег. А для этого все средства хороши. В общем… Со смертью Грейс твой фильм остался без главной героини и, как я понимаю, замены ей пока нет. Поэтому… я сам нашёл её! И поверь, Аманда тебе понравится.

Лори выдержал паузу, ожидая от Кевина реакции, однако ни один мускул на лице режиссёра не дрогнул.

— Кей, что с тобой? Ты часом не заболел? Вид у тебя не очень…

— Джон, я не смогу продолжать работу над фильмом.

— Ну что ты такое говоришь? Всё ты можешь!

— Нет, Джон. Я всё чаще думаю, что эта затея с самого начала была ошибкой. Мне очень нравится моя задумка, и я бы очень хотел воплотить её на экране. Правда. Но мне кажется, надо мной довлеет какое-то проклятие. Сам посуди — затянувшийся кастинг, Грейс, сломанная камера, теперь ещё и Линда… Я боюсь навлечь на себя и своих близких ещё большую беду.

— С каких пор ты стал суеверным?

— С тех самых пор, как начали происходить все эти события. Не похоже на простые случайности и совпадения, ты так не считаешь? Можешь думать обо мне что хочешь, но, по-моему, это самый настоящий рок.

— Кей, Кей, приди в себя. Аманда будет тут с минуты на минуту. Ни к чему, чтобы она видела тебя в таком состоянии.

— Кто такая Аманда?

— Ну ты меня слушал вообще? Это актриса, которую я нашёл для твоего фильма.

— Жаль, что она придёт зря.

— Нет, погоди. Тебе нужно все хорошенько обдумать.

— Я уже решил, Джон.

— Нет, Кей, нет, так нельзя! Послушай, давай не будем горячиться и принимать скоропалительных решений, ладно? Погоди, дай сказать! Сейчас придёт Аманда, мы на неё посмотрим, послушаем. Нужно дать девочке шанс. Мне кажется, она отлично подойдёт на роль. Сделай, пожалуйста, лицо хоть чуточку поприветливее, а то выглядишь так, будто, я извиняюсь, кусок говна проглотил. И да, ни слова о том, что ты мне сейчас сказал. Ей ни к чему, по крайней мере, пока об этом знать. Затем мы её отпустим, я дам тебе время на отдых, ты успеешь привести свои дела и мысли в порядок, и с новыми силами в бой! Идёт?

— Хорошо, Джон, я сделаю, как ты говоришь, однако вряд ли что-то способно изменить моё решение, пусть даже ты мне дашь месяц на раздумье.

— Посмотрим.

Аманда Вайт действительно вскоре появилась на пороге офиса Джона Лори. Смуглокожая девушка в сиреневом лёгком платье сразу понравилась Кевину, несмотря на весь скепсис в отношении неё и будущего фильма в целом. С внешними данными у неё всё было отлично — точёная фигурка, милое личико. Несомненно, для актрисы немаловажный фактор, но, как выяснилось позже, она к тому же являла собой редкий образец скромности, таланта и живого ума. Это выгодно отличало её от многих девиц, которые приходили к нему на прослушивание в откровенных нарядах, надеясь только лишь с помощью своих оголённых прелестей попасть в мир кино.

Встреча с ней не заняла много времени. Кевин, как и обещал, вёл себя так, будто бы ничего не случилось, хотя это и стоило ему немалых усилий. Натянув на себя самую добродушную улыбку, он старательно изображал, что действительно заинтересован в поиске новой актрисы для фильма. Стейнбек готов был взять её на роль даже без проб, но в голове прочно засела и никак не желала уходить мысль, что, если продолжить съёмки, новой беды не миновать.

По просьбе продюсера Аманда прочитала наизусть монолог Гамлета, а затем отрывок из поэмы «Евгений Онегин» в оригинале. Кевин сразу смекнул, что выступление было подготовлено и отрепетировано заранее, однако не мог не отметить, что девушка справилась с заданием блестяще. Интонации, выражение, движения — всё на высоте.

Тогда Стейнбек решил проверить, как мисс Вайт обстоят дела с импровизацией, попросив её заплакать. Совершенно не удивившись такому заданию, она в мгновение ока скривила лицо и зарыдала. Из глаз брызнули слёзы, и двое мужчин тут же почувствовали себя очень неловко, будто действительно её чем-то обидели.

Впрочем, это ощущение у Кевина довольно быстро прошло, и он предложил Аманде засмеяться. Девушка и на этот раз удивила режиссёра — плач вдруг резко сменился на звонкий хохот.

Убедившись в её актёрском мастерстве, Стейнбек попросил мисс Вайт рассказать о себе. Выяснилось, что ей двадцать три года, она не замужем, но обручена, с восьми лет занимается художественной гимнастикой, любит классическую литературу и сама в свободное время сочиняет стихи. Снялась в трёх полнометражных картинах, дюжине тв-сериалов и нескольких клипах каких-то не очень известных музыкальных групп.

— Аманда, вы чудо! — Джон Лори хлопнул себя по коленкам, и все трое встали со своих мест. — Мы с мистером Стейнбеком посовещаемся и, думаю, уже завтра я сообщу вам наше решение. Думаю, это будет ДА.

— Спасибо, мистер Лори, спасибо большое! — Аманда светилась от счастья. — И вам, мистер Стейнбек, тоже большое спасибо! Я буду очень рада, если вы меня возьмёте, обещаю, я вас не подведу. И, знаете… надеюсь, вы не будете считать меня подлизой… мне давно хотелось с вами поработать. С тех самых пор, как увидела ваш «Холм скорби». Очень сильная картина!

— Благодарю, мисс Вайт, приятно это слышать, — сказал Кевин. — Думаю… эм… думаю у вас всё получится.

— Ещё раз спасибо за уделённое мне время. Буду ждать вашего звонка, мистер Лори.

— Непременно позвоню, Аманда! До свидания!

Девушка ушла. Продюсер повернулся к режиссёру и спросил:

— Ну, что скажешь, Кей? Как она тебе?

— Она безусловно хороша. Я бы даже сказал, чертовски хороша! И будь я проклят, если она не подходит на главную роль!

— А я что говорил! Сказать по правде, и пусть это будет только между нами, за Аманду попросил один мой старый знакомый. Она его племянница. Что не отменяет того факта, что таланта в ней на пятерых. Так что, мы её берём?

— Джон, я бы с огромной радостью сказал ей об этом ещё до того, как она ушла, но тогда бы я поступил очень подло по отношению к ней.

— Почему?

— Я уже говорил — я не буду снимать этот фильм. Можете передать режиссёрское кресло кому-нибудь другому, да хотя бы тому же Джейсону Стингеру, а я ограничусь просто ролью сценариста.

— Ты совершаешь большую, нет, чудовищную ошибку! Повторюсь, не спеши принимать скоропалительных решений. Кей, я твой друг, и я прекрасно понимаю, что все испытания, выпавшие на твою долю в последнее время, — очень тяжкий груз. Поэтому тебе нужен отдых.

— Джон… послушай…

— Нет, Кей, это ты меня послушай. Давай поступим так. Я дам тебе неделю. На это время отключи свой телефон. Совсем. Чтобы никто тебя не донимал, даже я. Побудь со своей семьёй, с женой и дочкой. Знаю, Линда сейчас нуждается в тебе как никогда прежде. А после ты соберёшься с силами, возьмёшь и снимешь этот фильм. Если потребуется, я постараюсь договориться, чтобы студия пошла на уступки и разрешила работать по удобному тебе графику, — Джон пристально посмотрел Кевину в глаза. — Но заклинаю, не смей бросать начатое на полпути, иначе потом всю оставшуюся жизнь будешь жалеть. Ты же всегда хотел снять свой собственный фильм! Вот он — твой шанс, и возможно единственный. Не упусти же его. Набери меня, когда все обдумаешь и примешь решение, хорошо? Очень надеюсь, что оно будет верным.

Кевин покинул офис Джона Лори со смешанными чувствами. Умом он понимал, что продюсер прав и действительно старается ему помочь не совершить, возможно, одну из самых больших ошибок в жизни. Вместе с тем, Стейнбек чувствовал, что пока не может взяться за свой проект. Появление Аманды придало ему сил, но их оказалось недостаточно. Ему не хватало дополнительного толчка, возможно, какого-то знака, чтобы понять, что все несчастья, произошедшие в последнее время, — всего лишь дурацкая череда событий, по воле случая затронувшая одного человека.

«Чёрная полоса не может длиться вечно, ведь так?», спросил Кевин сам себя и тут же ответил: «Думаю, не может».

Он взглянул на часы.

«Почти девять. Пора к Линде».

К больнице он подъехал как раз, когда начались приёмные часы. По пути он заскочил в супермаркет, купил корзину фруктов и небольшого плюшевого ленивца, чтобы дочери было не так одиноко.

Дежурная медсестра проводила Кевина в палату. Стейнбек совсем не удивился, когда увидел там свою жену Саманту. Она проводила с Линдой практически все свободное время и сейчас кормила её с ложки овсяной кашей. Девочка полулежала на кушетке, что, несомненно, являлось хорошим знаком — значит надежда на выздоровление, пусть и частичное, всё же есть.

— Папочка, я знала, что ты придёшь! — глаза ребёнка прямо светились от счастья. Она даже хотела вскочить, но пока не могла этого сделать.

Кевин поцеловал жену, затем дочку и показал ей подарки.

— Это тебе, Карамелька!

— Боже, какой классный пушистик! — воскликнула Линда. — Толстенький. Я назову его Пончик!

— Ему подходит! — улыбнулся мужчина. — Как ты себя чувствуешь?

— Нормально. Врачи говорят, что я очень быстро поправляюсь. Правда, вставать я все еще не могу, хотя так хочется. Уже наскучило постоянно лежать. Я только и делаю, что читаю, смотрю телек и играю в телефоне. А еще меня возят на разные процедуры. О, папочка, ты же еще не знаешь! Сегодня ко мне хотят прийти все мои одноклассники, представляешь?! Это так здорово!

— Какой дружный у вас класс! Замечательно! Наверное, они тоже тебе принесут много вкусностей. Сэмми, а как у тебя дела?

— Всё хорошо. Я очень рада, что Линде стало лучше. Врачи буквально в шоке. В шутку говорят, что у неё регенерация как у Росомахи из комиксов.

— Да, это просто прекрасно!

— Ты какой-то невесёлый, Кевин. Что-то опять стряслось?

— Да, я тоже заметила, что ты грустишь… — поджала губки Линда.

— Девочки, я не знаю, что делать… Помогите принять мне верное решение.

И Кевин рассказал им о том, как хотел прекратить работу над фильмом, о разговоре с Джоном Лори и об Аманде Вайт.

— Папочка, ты ведь сам меня учил ни в коем случае не бросать начатое. Я считаю, ты должен снять этот фильм.

— Если спросишь и моё мнение, то я солидарна с дочерью, — серьёзно сказала Саманта. — Не стоит пасовать перед трудностями. А если ты боишься, что не сможешь часто навещать Линду, то не переживай. Я думаю, она не обидится. В конце концов, выкроить пару минут, чтобы просто позвонить, всегда получится.

— Да, папочка, я совсем-совсем не буду обижаться. Сними этот фильм. Ради нас с мамой! Пожалуйста-пожалуйста! Чтобы я тобой гордилась.

— Ты разве мной не гордишься? — Стейнбек удивлённо вскинул брови вверх.

— Ну… — Линда смущённо спрятала глаза за Пончика. — Чтобы я гордилась еще больше.

Кевин и Саманта переглянулись и засмеялись. Девочка, наблюдая за родителями, тоже прыснула в ладошку.

— Папочка, а ты мне, по-моему, не рассказывал, о чем будет твой новый фильм…

— Вроде бы нет, Карамелька. Хочешь знать?

— Конечно, очень хочу.

— Я задумал дилогию, то есть два фильма, связанные единым сюжетом. Как, например, Суперсемейка один и два.

Линда понимающе закивала.

— Дилогия будет называться «Хроники мёртвых городов». Место действия первого фильма, который я как раз начал снимать, — Детройт. Идея в том, что инопланетяне стали травить газом нашу планету, чтобы уничтожить всю жизнь и после этого обосноваться на ней. Но есть один инопланетянин, который хочет не допустить этого. Он втайне от своих сородичей попадает на землю и с помощью девушки, совершенно невосприимчивой к газу, пытается найти способ спасти человечество. А больше я ничего не скажу, иначе будет неинтересно, — сказал Кевин и легонько щёлкнул дочку по носу.

— Классно! Теперь ты просто обязан его снять! Я должна узнать, как они спасут Землю.

— И я тоже, — заявила Саманта.

— Что ж, похоже, у меня нет выбора, да?

— Выбор есть всегда. Но в данном случае у тебя его действительно нет, — развела руками жена.

— Что ж, тогда я прямо сейчас звоню Джону и говорю, что возобновлю съёмки.

— Ура! А мы с мамой обязательно будем на премьере, — заявила Линда.

Кевин в очередной раз за сегодня улыбнулся. Жизнь потихоньку налаживалась, и это не могло не радовать.

Жаркое июньское солнце стояло в зените над Нью-Йорком и нещадно припекало. В гигантском прохладном павильоне киностудии полным ходом шли съёмки первой части «Хроник».

Кевин, сидя в режиссёрском кресле, давал последние указания Аманде, одетой в обтягивающий кожаный футуристический костюм с металлическими вставками, и Питеру Джеллису, на лице и верхней части тела которого закрепили множество датчиков захвата движения. Предстояло снять одну из ключевых сцен — встречу инопланетянина и девушки.

— Через две минуты начинаем!

Стейнбек хлопнул в ладоши, и вся съёмочная бригада мгновенно разбежалась по своим местам.

Аманду с помощью двух тоненьких, но прочных тросов подняли к потолку. Питер прошёл в конец павильона, где сел за руль машины и включил зажигание. Оператор и его помощники заняли позиции у камеры.

— Всё готово? — спросил Кевин и, получив утвердительный ответ, скомандовал: — Свет! Камера! Мотор!

Второй ассистент оператора встал перед объективом, чётко произнёс: «Сцена пятьдесят один, дубль один», хлопнул нумератором и отошёл в сторону. Питер тронулся с места, вровень с ним поехала и тележка с кинокамерой. Когда автомобиль пересёк начерченную на полу метку, двое рабочих из трюковой бригады стали опускать Аманду. Все прошло идеально. Девушка приземлилась на крышу машины в точности так, как планировалось. В соответствии со сценарием Питер погрозил ей кулаком через лобовое стекло.

— Стоп, снято! — крикнул Стейнбек. — Отлично, просто супер, все молодцы! Майк, выведи мне на экран, что получилось.

— Сразу с эффектами?

— Да, давай.

— Одну минуту, шеф.

Кевин прильнул к монитору, где вскоре появился видеоряд. Специалист по спецэффектам произвёл необходимые манипуляции, подставив на хромакей виды пустующего Детройта, а также обработал маркеры захвата Питера, превратив того в инопланетянина. Стейнбек посмотрел всю сцену и остался доволен результатом.

— Замечательно! С первого же дубля! Оставляем. Что ж, теперь на очереди крупняки. За работу, друзья!

Премьера состоялась в декабре и прошла на ура. Приглашённые звезды и простые зрители высоко оценили картину, отметив нетривиальный сценарий, хорошую режиссёрскую и операторскую работу, а также прекрасную актёрскую игру.

На премьере, как и было обещано, присутствовали жена и дочь Кевина. Линда уже могла передвигаться, но все еще хромала и на всякий случай ходила с тростью. Врачи совершили настоящее чудо. Немаловажную роль в том, что девочка уже через пару месяцев после аварии смогла встать на ноги, сыграли её сильный дух и несгибаемая воля.

Сразу после того, как Стейнбек вышел из кинозала, его обступили репортёры и засыпали вопросами. Щурясь от вспышек фотоаппаратов, он сказал:

— Прежде всего мне бы хотелось поблагодарить всю мою съёмочную группу. Мне еще никогда так легко не работалось. И особенно хочу сказать огромное спасибо моей жене Саманте, дочери Линде и продюсеру Джону Лори за то, что в очень непростой для меня период поддержали меня и заставили поверить в себя. Без них, скорее всего, этот фильм не увидел бы свет.

— В скольких странах будет идти его прокат?

— Точно не скажу. Мне сообщали, что права на показ «Хроник» проданы в семьдесят пять стран мира.

— Мистер Стейнбек, каковы ваши дальнейшие планы?

— Начать работу над сиквелом.

— Как он будет называться.

— Узнаете через год. А сейчас прошу меня извинить, меня ждут на банкете.

Под несмолкаемые щелчки затворов и вспышек, Кевин прошёл через расступившуюся толпу журналистов. Невольно вспомнив, как полгода назад позволил себе дать слабину, он пообещал себе, что такого больше не повторится. В голове теперь крутилась лишь одна мысль — жизнь прекрасна!

Нитка Ос

КОЛЕСО САНСАРЫ

Война началась и закончилась внезапно. Просто кто-то там, в кабинетах, пришёл к консенсусу. В наше время конфликты быстротечны: не хочешь подчиняться всемирному порядку — разбомбим парочку твоих городов, сразу станешь сговорчивее. А то, что погибли люди, никого не заботит. Цифры в отчётах о потерях в разы меньше, чем на счетах.

В сторону Вордовска уже неделю тянулись эшелоны гуманитарной помощи. Команды специалистов оценивали ущерб и утверждали проекты по восстановлению. На каждом углу пункты призыва собирали волонтёров. Улицы пестрели лозунгами с патриотичными слоганами. Тут и там шастали важные товарищи из вражеской страны, с угрызениями совести на лицах осматривая разрушенный город, щупали раненых и покалеченных, не упуская момента попрекнуть упрямого президента.

Кое-где догорали остовы многоэтажек, но в целом мирная жизнь вернулась. Горожане надеялись — навсегда.

— Мара! — выл Юрка, уткнувшись в обугленную землю, размазывая по щекам слезы. — Мара, где ты?

Отчаяние перехватывало дыхание, заставляя горло издавать щенячий визг вместо слов. От стыда мальчишка вновь прижимал лицо к земле, пытался заглушить звук. Кашлял и снова кричал.

Шальная мысль — угнать внедорожник и покатать подружку — пришла спонтанно, когда дети устроили вылазку в развалинах завода на краю города, чтобы поискать всякие интересные механизмы или то, что от них осталось. Новенькая машина стояла рядом с покосившимся ангаром, пустая. Видимо, водитель отлучился по внезапным делам.

— А ты справишься? — Девчушка удивлённо уставилась на Юрку.

— Че там уметь-то? — приосанился он, похлопав по капоту военный «гелик» без верха. — Жми педали да рули, это же автомат. До войны я на таком отца бухого домой возил. Хе-хе!

Парнишка уселся на водительское сидение. Карта стартера оказалась на месте. От нажатия кнопки мотор тихо заурчал.

— А хозяин нам не наваляет? — Забираясь на пассажирское сидение, Мара огляделась по сторонам.

— Пусть сначала догонит! — Юрка показал бежавшему среди развалин мужику неприличный жест и втопил педаль газа в пол.

— Давай к самолёту. — Мара махнула в сторону пустоши, где на горизонте из сухостоя едва виднелся серебристый хвост. — Там мертвецов никто не убирал.

Машина летела по просёлку, поднимая клубы пыли, а ветер сносил рыжеватую завесу в сторону города. Девочка нажала на панели кнопку «play», теперь вместе с облаком пыли в сторону города из открытого салона летела ещё и музыка. Дети, держась за рамки, ухали и покачивали головами в такт песне.

Самолёт лежал посреди поля. Юрка крутанул руль, и машина, съехав с дороги, запрыгала по рытвинам бывшей пашни. Скорость пришлось сбавить. Момент, когда колесо налетело на какой-то фугас, дети впоследствии вспоминали по-разному. Юре показалось — машина наткнулась на внезапно возникшую стену огня. Ба-бах! И парнишка по инерции пронёсся через бушующее пламя, пропахал щекой горячую щербатую землю. Над ним, поворачиваясь и разбрасывая куски обшивки, пролетел «гелик», рухнув где-то возле самолёта. Для парня наступила полная тишина, он не слышал даже собственного голоса, хотя горло саднило от крика. Безмолвная пляска огня и дрожь земли под руками говорили — вокруг творится настоящий ад.

— Мара-а-а… — Мир померк, через мгновение вспыхнув фейерверком жгучей боли. — Мама…

* * *

Вспоминая то послевоенное время, женщина непроизвольно прикрыла рукой шею, снова и снова переживая ужасные моменты. Тогда её словно кто-то выдернул из машины на полном ходу. Вот так, схватил за цепочку и дёрнул. Мара видела вспышку, слышала взрыв и Юркины крики, но, оглушённая, продолжала искать медальон. Молча бродила между обломков самолёта, натыкаясь то на человеческие останки, то на обгоревшие сумки с побитыми непогодой вещами, запинаясь за ремни безопасности возле раскуроченных кресел, вороша палкой высокую сухую траву. Когда крики затихли, все же набралась смелости подойти к месту аварии. Цепочка с блестящим кругляшком покачивалась на ветру ровно над неподвижным телом Юрки. Переступив через друга, Мара аккуратно сняла медальон с обломка металлического каркаса и надела на шею. Странно, после того случая украшение будто подменили. Опустившись на землю рядом с мальчишкой, она закрыла глаза. Вдали послышался вой сирен.

Позже детей в качестве сирот перевезли в безопасное место. Их пытались разделить, но Юрка и Мара с маниакальным упорством находили друг друга. Взрослую жизнь пара прошла, сцепившись намертво. И где-то снова свернула не туда.

Человеческое тело, по сути, хрупкое: не катастрофа, так болезни сводят раньше времени в могилу. А может, мир сопротивляется присутствию в нем людей, подобно туго набитому чемодану, в который умудрились впихнуть все разом: кучу растений, толпу всевозможных животных, рыб, насекомых и птиц, а люди не помещаются, но тщательно утрамбованы. И вот чемодан уже трещит по швам. Иначе невозможно объяснить, почему её муж снова на грани жизни и смерти.

Мара оставила автомобиль на парковке хосписа. По асфальтовой дорожке, ведшей сквозь тенистую аллею к центральному входу, застучали каблучки. Она не подняла головы, не посмотрела на верхние этажи. Знала: окно палаты Юрия больше не заливает свет. На город опускались удушливые летние сумерки. Порывы сухого горячего ветра поднимали с дорожек пыль, кружили мелкий мусор. Где-то вдалеке ворчала гроза. Возможно, снова пройдёт мимо, оставив город распаренным и липким.

Стены одноместной палаты тонули во мраке, лишь тусклое мерцание монитора да его бесконечное попискивание подтверждали — лежащий на кровати человек еще жив. Мара пододвинула стул, присела на самый краешек. Даже в объятиях болезни Юрий был безупречно красив. Его губы едва шевельнулись:

— Мара, ты здесь?

Юрино лицо напоминало восковую маску — слепок античного божества. Мара взяла мужа за руку. Кожа белая, в тон больничной простыни под ней, и такая же «мятая», оказалась влажной и горячей на ощупь.

Он облегчённо выдохнул:

— Ты здесь…

Веки дрогнули, но сил открыть глаза не осталось. Зелёный график на экране сменился изолинией, палату наполнил противный на одной ноте писк. Вереницей бесшумных теней появился медперсонал. Отключили аппаратуру, отсоединили датчики и трубки. И не проронив ни слова, удалились, оставив Мару один на один с мертвецом. Гроза все-таки пришла. Остервенело царапаясь ливнем в окно, утробно завывала в коробах вытяжки, рычала раскатами над крышей, заглушая надрывный плач.

* * *

«Я не боюсь умирать, — сказал он однажды, — я боюсь, что мы больше никогда не увидимся. А если и увидимся, то я не смогу тебя вспомнить».

Они часто обсуждали теорию, мол, сознание бесконечно бессмертно, а человек, заканчивая земной путь в одной вероятной вселенной, закрывает глаза и открывает в другой, близкой по структуре с предыдущей, и живёт дальше, ни о чем не подозревая. Юра, смеясь, называл этот процесс Колесом Сансары и чертил «древо вероятностей», в удалённых ветвях которого они с Марой никогда не пересекались.

— А человек может вернуться в ту ветвь, где был счастлив? — Она прильнула к плечу супруга и поправила прядь на виске.

— Ты помнишь свою самую счастливую жизнь? — Юрий хитро прищурился.

Мара задумалась, забавно нахмурив брови, как будто перебирала в уме бессчётное количество перерождений.

— Ты моя карма. — Он потёрся колючей щекой о лоб жены.

— Знаешь, зачем кошке девять жизней? — заговорщически прошептала та и легонько щёлкнула мужа по носу. — Чтобы встретить своего человека хотя бы в одной из них.

Смех смехом, но к теории Юрий относился серьёзно. Однажды увидел старое фото в интернете, якобы скан газеты со статьёй о первых поселенцах, где он, Юрий, в костюме прошлого века обнимает за талию смущённо-счастливую Мару, и уже не смог успокоиться. Ночами втайне писал VR-программу, с помощью которой смоделирует метавселенную. Наконец долгожданный день настал. Не хватало одной детали — носителя. Свойства упорно не хотели подчиняться четырёхмерному измерению, не помещались ни в один предложенный предмет. Пока возле рабочего компа не оказался медальон. Мгновенная синхронизация вещицы и софта ошеломила Юрия.

Открылись грани огромные и многомерные, на их фоне родное мироздание со всеми вероятностями превратилось в песчинку. Из прежнего здесь существовали только трое: Юрий, Мара и медальон. Остальное, в том числе Млечный путь и Солнечная система, планета Земля с населявшими её людьми, оказались начинкой украшения-артефакта. От масштаба происходящего захватило дух. И все же рациональный ум пытался докопаться до причины. Кто, как, а главное, зачем замуровал их двоих в амулете, подобно джиннам?

Удивило поведение времени: оно существовало в единственной ипостаси — «всегда», включая будущее, настоящее и прошлое. Юрий поёжился. Неисчислимое количество «ветвей». И везде он и Мара, рядом, половинки единого целого: нищие и богатые; одинокие и с кучей детишек; белые, черные и мулаты; гении и дураки; агрессивные и блаженные. Апогеем: миллиарды умирающих Мар и Юриев.

Голова шла кругом, но за неведомыми пределами он наконец-то чувствовал себя свободно, словно до сего момента находился в непроницаемой скорлупе, скрюченный и безвольный. Разум не хотел возвращаться в тесное четырёхмерное измерение. Выход один — остановить Колесо Сансары, освободить себя и Мару. Такой шанс, возможно, представится нескоро, а может, не выпадет больше никогда. Нужно во что бы то ни стало сломать медальон.

Жизни мельтешили, стремительно пролетая перед взором, сменяясь и наслаиваясь. Юрий наобум протянул виртуальную руку, нащупал цепочку и со всей силы дёрнул. Отключить генератор метаверсий не составило труда. Бесконечные грани исказились, мироздание дрогнуло и сместилось по спирали. В последний момент Юрий бросил вещицу в водоворот вероятностей, надеясь — она вернётся в нужное место. Теперь осталось дождаться финала последней жизни.

Монитор погас, в комнате запахло горелой проводкой. Юрий нехотя снял шлем виртуальной реальности.

— Тяжёлый проект? — Мара возникла рядом и быстро накинула цепочку себе на шею. — Не переживай в следующий раз получится.

— Твои бы слова… — Юрий потёр онемевшее плечо.

Он обязательно вырвется и вытащит Марену. А еще найдёт того, кто устроил им эту изощрённую ловушку. Найдёт и накажет!

* * *

Ей хотелось, чтобы счастье длилось вечно, даже за порогом смерти. На заре времён, когда этого мира еще не существовало, а Марена и Юрий были молоды и счастливы, пришла беда. Муж погиб. Она не смогла смириться с потерей. Никто не смеет вставать между великой Мареной и супругом, даже смерть! Времени оставалось мало, и долго удерживать информационное поле мужа не получится, сознание слишком быстро рассеивается, лишь только перестаёт ощущать себя единым целым с телом. Еще не изобрели преград, что смогут пленить свободное «Я», оно всегда стремится уйти за неведомые пределы, ибо эти тесны. Мара решила — четырёх измерений будет вполне достаточно, и создала генератор маломерных метавселенных. Запрограммировала ускоритель частиц. Он должен расщепить её тело до субатома и собрать обратно, но уже в виде ключа-медальона. Медальон будет существовать во всех измерениях разом, сжатый в её родном мире до состояния пылинки, которую сдует любой сквозняк.

Прежде чем сделать шаг навстречу бесчисленным реинкарнациям, она в последний раз взглянула на мужа:

— И даже смерть не разлучит нас…

Закрыв в четырёхмерном лабиринте воплощений сознание Юрия, Марена переходила за ним из одной жизни в другую. И пусть он не помнил прошлого, но, встречая эту женщину, чувствовал — роднее человека нет. И даже не подозревал, что является самым древним существом на планете. Возможно, в один прекрасный момент Юрий прозреет. И тогда? Гнев мужа она испытывала на себе не раз — переживёт. Даже если ключ будет разрушен, и она сама перестанет существовать — не страшно. Забвение пугало Марену больше всех изощрённых кар.

Глядя на прохожих, она иногда задумывалась, а что будет с этим миром, когда закончатся вероятности? Но гнала сентиментальные мысли. Ведь реальность существует, только когда на неё смотрят. Люди всего лишь декорация, сон, который рассеивается, стоит Юрию проснуться в параллельной вселенной. И все же мир получился на удивление гармоничным. Отражал ли он саму Марену или ускоритель смешал вероятности? Какая теперь разница. Многомерность распылит частицы по великому «ничто», рассеется информационное поле. От миллиардов жизней не останется и следа. Любовь и свобода — вечны, ибо на них зиждется мироздание. Было ли ошибкой отринуть свободу в обличии смерти, заключив любовь в Колесо Сансары, ей объяснят за неведомыми пределами. Лишь бы Юрий оказался рядом…

Ну что ж, лабиринт пройден. Марена все поняла еще там, возле обгоревшего внедорожника. Эта жизнь — последняя. Миллиарды лет пролетели как один день. Сегодня Юрий ушёл по-настоящему. Пора и ей.

Женщина поднялась со стула и распахнула окно. Прохладный воздух коснулся мокрого от слез лица мимолётным поцелуем на прощанье. Очертания города расплывались, теряя чёткость. Деревья качали ветвями, провожая стаи птиц. Заканчивался последний оборот Колеса Сансары. Мара сорвала с шеи медальон.

Она чувствовала слабость. По ногам от пола поднимался холод вечного забвения. Умирать всегда страшно, особенно сейчас. Держась за стены, Мара вернулась к кровати мужа, легла рядом, обняла остывшее тело, закрыла глаза. Мир гулко дрогнул. Завыли сигналки машин. Метавселенная таяла, «ветви» растворялись в пространстве и времени. Стремительно неслись по небу облака, перегоняя их, мелькали солнце с луной. Сверкающие пирамиды превращались в пыль. Разноцветными ручейками текла краска с полотен мастеров, капая с золочёных рам на паркетный пол. Оседали арки Колизея, смешивая грохот камней со звоном мечей и рёвом толпы, сочащихся из прошлого. Реки мелели и прорывались бурными потоками, прокладывая новые русла. Таяли шапки ледников, обнажая покрытые густыми лесами континенты. Вулканы выплёвывали столбы дыма, изливая потоки лавы. Огромные цунами поднимали со дна океанов невиданных чудовищ, чтобы, явив их миру, рассеяться плотным туманом.

— Я хотела быть для тебя всем, но ты выбрал свободу.

Теперь даже если они снова встретятся, Мара его не вспомнит. Как не помнила до первой встречи. Стиснутый в руке медальон-ключ рассыпался в прах…

Сергей Кулагин, Дмитрий Зайцев

Дмитрий Зайцев

ХРОНИКИ МЁРТВЫХ ГОРОДОВ

Часть I. Что наша жизнь?

— Что бы ты делала, если б знала, что завтра настанет конец света?

— Что бы я делала? Ты не шутишь?

— Нет.

— Не знаю, не думала.

Рэй Дуглас Брэдбери. «Завтра конец света»

1.1

— Дошли. Теперь в расчёте. Тебе туда, — указав на третий по правой стороне улице небоскрёб, произнёс Дуров.

— Скольких ты сюда на убой приводил? — тихо спросил Цветков.

— Раньше раз в неделю водил… Э-э-э-э... стоп-стоп-стоп! Админ, за базаром следи.

— Грабил для наживы — это понятно, но убивал зачем?

— Не мы такие — время такое! — вызывающе воскликнул мародёр.

Произнося последние в своей жизни слова, Дуров рванул с плеча автомат и рухнул с ножом в горле. Виктор с грустью смотрел на мёртвого бандита. Он не любил убивать, но сегодня выбора не было, как и вчера, и позавчера, и каждый день в этом ужасном городе. Прав был Дуров: жизнь делает из нас зверей похлеще мутантов. Не убьёшь ты — убьют тебя.

1.2

Все дело в городе. Он исчез. Я проснулся, а его нет! Строений нет, транспортных средств нет, улиц нет — ничего. Сложно поверить, что город-миллионник взял и испарился, словно его никогда не существовало. Правда, понял я это не сразу: сказался возраст и солидная порция выпитого накануне спиртного.

В первый момент просто осыпал проклятиями тех, кто привёз меня в пустошь, причём каждое ругательство произносил шёпотом, так как мой одурманенный алкоголем мозг все шумы воспринимал за раскаты грома.

Пустошь — потому что какое-либо другое слово для этой местности подобрать сложно. Куда ни глянь, ни леска, ни строения, лишь вспаханная до горизонта земля.

Подул холодный ветер. На мне были синие джинсы, футболка и домашние тапочки. Меня начало колотить, да так, что зуб на зуб не попадал — в общем, тот самый случай, когда нужно решительно искать выход, а потом целенаправленно идти к цели, вот только ни первого, ни второго не видел. Я был ошарашен, потому просто стоял и тяжело вздыхал, пока в нескольких километрах вдруг не появилось несколько небоскрёбов.

— Наверное, лучше к ним идти, — тихо произнёс кто-то за спиной.

Я резко развернулся и уставился на парня в плавках.

— Виктор, — коротко представился он. — Цветков.

— Сергей Корин, — машинально ответил я, и вновь повернулся к строениям.

Виктор подошёл ко мне и встал рядом. Мы оба несколько минут рассматривали город.

— Странное поселение, — резюмировал увиденное Цветков и замолчал.

— Ты как тут оказался? — спросил я, так как выход и собственно цель определились, а вот как неизвестный материализовался у меня за спиной, оставалось загадкой.

— Я не знаю, — пробормотал он. — Я спал.

— Днём?

— Я охранником работаю, — коротко ответил Виктор и торопливо добавил: — С ночной смены вернулся. А вы тоже спали?

— Мертвецки, — посмотрев на Виктора, сказал я. — И давай на «ты», я не такой старый.

Цветков натянуто улыбнулся и спросил:

—Что будем делать?

— Не знаю.

Раздался хлопок, и в нескольких метрах от нас, прямо из воздуха, материализовалась овчарка. Только что собаки не было, и вот она уже несётся к непонятным строениям, оглашая окрестности злобным лаем.

— Пошли! — сказал я и сделал первый шаг.

— Ты уверен? — спросил Виктор.

— Нет, — буркнул я и добавил: — Других вариантов всё равно нет.

Виктор кивнул, и мы пошли, сначала — порознь, проваливаясь и падая, позже обессилено брели, поддерживая друг друга…

1.3

В город входили медленно, с опаской поглядывая по сторонам. Везде были видны следы массированной бомбёжки. Многие дома разрушены, людей не видно. Далеко забираться не стали. Решили подняться на крышу ближайшего неповреждённого строения и осмотреться.

Обошли вокруг здания два раза, но входа не обнаружили, только серые стены. Окон или каких-либо других проёмов тоже не наблюдалось. Соседние дома выглядели точно так же — матрёшки из кирпича, только разного размера, а точнее, этажности.

Несколько минут мы молча осматривали стену, ища хоть какой-нибудь намёк на дверь. Вскоре Виктору это занятие надоело, он повернулся ко мне и произнёс:

— Серёг, ну как-то же люди внутрь попадали, может, мы чего проглядели?

—Люди!? Ты уверен?

— А кто?! Ты считаешь, что планету инопланетяне захватили?! — ахнул Виктор. — А это не дом, — продолжил парень, с опаской покосившись на стену, — а космический корабль.

— Ага, — улыбнулся я. — Пришельцы спустились с небес на землю и каждому звездолёту присвоили название одной из улицы Омска.

— В смысле?

— На здании табличка «2-я Солнечная, 30», на соседнем «2-я Солнечная, 30 А».

— Да мало ли городов, где есть улицы с похожими названиями?

— Согласен, но только у нас есть такой отдел, — ухмыльнулся я и рукой показал на угол соседнего дома.

Вывеска оказалась старой. Буквы выцвели, но текст оказался вполне читаемый:

«Отдел Полиции № 2 Управления МВД России по г. Омску, Кировского района»

Вдруг где-то рядом кто-то протяжно и зловеще завыл. Для нас это стало полной неожиданностью. Виктор даже присел.

— Серёг, помнишь псину, которую мы за городом видели?

— Ну?

— Это точно она, и скорее всего уже не собака, а мутант.

— Ты это сейчас придумал или ужастиков по телику пересмотрел? — усмехнулся я. — Так быстро мутантами не становятся.

— Зомбоящик не смотрю уже несколько лет.

— Ясно, нарушаешь границы реальности и принятых условностей.

— Чего?

— Фантастики перечитал, говорю, — рассмеялся я.

— Ты зря смеёшься. Я уверен, что на планете произошла необычайно сильная эпидемия, которая... — Виктор хотел сказать что-то ещё, но остановился.

Парень резко побледнел, его лицо исказилось от ужаса. Я резко развернулся и встретился взглядом с той самой овчаркой... или не с той, но очень похожей на неё. Несмотря на то, что пёс обнажил клыки и издал низкий угрожающий рык, в его глазах я увидел страх и мольбу о помощи. В этот же момент за моей спиной раздалось шуршание, что-то щёлкнуло, и дико закричал Цветков.

Собака не вызывала у меня страха — обычный пёс, чуйка подсказывала, что он не опасен, поэтому я снова резко развернулся и замер в классической боксёрской стойке.

У моих ног в беспамятстве валялся Виктор. На стене, прямо напротив меня, один за другим исчезали кирпичи. Щёлк — и в стене образовалось прямоугольное отверстие. Щёлк — и оно увеличилось вдвое. Через несколько секунд в стене образовалась арка. Наконец, когда щелчки прекратились, из прохода вышла девушка и призывно махнула мне рукой, словно приглашая последовать вслед за ней. Я понимал, что бежать бесполезно: во-первых, Виктор, только-только начал приходить в себя, во-вторых, за спиной снова завыла собака, в-третьих, в другой руке незнакомка сжимал автомат.

— У нас мало времени! Поторопитесь! — крикнула девушка.

Я помог пришедшему в себя Виктору подняться. Мы медленно вошли в арку и уставились на незнакомку. На улице жалобно заскулил пёс. Опять что-то щёлкнуло, и проход начал закрываться.

— Животное с вами?

Мне стало жаль собаку, и я коротко бросил: «Ко мне!»

1.4

— Давно из пустоши? — спросила девица, как только проход сам собой замуровался.

Мы молчали, с опаской осматриваясь. Черноволосая, небольшого роста, она могла сойти за ребенка, если бы не оружие в её руках.

— Вы в безопасности, — заявила незнакомка, опуская автомат.

— Мы сейчас вообще где? — мрачно спросил Виктор.

Парень оказался настолько напуган, что забыл, что на нём из одежды только плавки.

— В пригороде «Мёртвого города», — ответила девушка и представилась: — Я — Осипова Таня.

«Господи, во что мы вляпались?!» — с горечью подумал я.

— И какой сейчас год? — поинтересовался Виктор.

— 2226.

Мы с Цветковым удивлённо переглянулись.

— Я попала сюда семь лет назад, а вы, судя по показаниям сканера, в момент перемещения находились в первом десятилетии двадцать первого века.

— Мы в будущем?! Ты киборг?! У тебя вместо левого глаза сканер?! Мы все умрём! — дико вскрикнул Цветков и беспорядочно замахал руками.

Выходило, что нас с Виктором закинуло в будущее. Происходящее напоминало историю с попаданством — это когда людей по тем или иным причинам внезапно переносят в будущее. Возвращение чаще всего связано с рядом обязательных условий, которые заключаются в адаптации к реальности и подвиге. Желание кого-то спасать у меня отсутствовало. Я хотел вернуться домой, в свою уютную двухкомнатную квартиру на окраине Омска, где проживал с женой и дочерью.

Я украдкой взглянул на Виктора. На мгновение мне показалось, что сейчас заплачу, и уж во всяком случае, я был уверен, что он-то заплачет непременно. Нет, он ворковал с незнакомкой.

— Всего в городе несколько тысяч людей и несколько сотен иных, — рассказывала Таня.

— «Иных?» То есть не людей? — спросил Виктор.

Девушка кивнула.

— Они враждебны?

Таня снова кивнула.

«Я сплю», — подумал я и закрыл глаза. Всего этого просто не может быть! Отметая предположения Виктора о марсианах и пандемии, я смеялся над ним, убеждая себя в том, что скоро всё прояснится. Надеялся, что совсем скоро окажусь на своей небольшой, но уютной кухне, достану из холодильника бутылку пенного, опохмелюсь и проснусь. Мысль о том, что ничего этого не произойдёт наполнила разум ужасом. Попытка успокоиться провалилась. Страх полностью сковал тело. Я открыл глаза и снова закрыл их. В сознание пробивались отдельные реплики Виктора, но даже они не могли вывести меня из ступора.

«Двести лет прошло, а джинсы так и не вышли из моды…»

«Куртка — крутяк вообще...»

«Тань, а мне положен ствол?»

«Кроссы! Это чё, реально адик!?…»

«Серёг, тебе тоже не помешает переобуться…»

В моей голове словно бы зажглась лампа. Я вновь открыл глаза и посмотрел на Цветкова. Он был одет в кожаную куртку и джинсы, в руках держал синие кроссовки.

— Держи! Вроде твой размер.

Виктор был слишком слаб, чтобы долго оставаться испуганным. Молодость — внешне они с Таней примерно одного возраста — требует действий, старость же упирается в реализм. Но я не считал себя старым, скорее, умудрённым жизнью. Я взял протянутую Цветковым обувь, выдохнул и начал приходить в себя.

1.5

Внезапно погас свет. Вспыхнули красные лампочки аварийного освещения. Человек, одетый в огромный оранжевый скафандр с прозрачным окошком для лица, замер посреди коридора.

— Админ, что произошло?

— Михалыч, не двигайся. Сработала сигнализация. Иные связь глушат. Серёг, не глупи, ладно?

Я включил рацию, но услышал лишь треск и шипение.

«Запомни, каждый небоскрёб уникален», — напутствовала нас с Виктором перед рейдом Таня. — Не нужно суеты. Корин, ты поднимешься на сотый этаж. Найдёшь стальную дверь, она там одна, установишь заряд, и немедленно назад. Цветков — страхуешь».

Я замер. В случае непредвиденной ситуации к нам обязательно подтянется кто-то из «группы 19», хоть бы это оказался Боцман.

2.1

Неприятности всегда приходят неожиданно и в самый неподходящий момент. Вот и сейчас я готовился захлопнуть ловушку, разведчик-техноид приближался к энергосилкам. Еще пару шажков, и железяка у меня в руках, да не тут-то было…

По сведениям от Айзека, именно он сегодня изображал «жертву», время подлёта БМГ — боевой мобильной группы — техноидов, несколько минут.

— Боцман! Приём! — Руководство напомнило о себе, через наушники тактического шлема. Я тихо выматерился и огрызнулся:

— На связи!

— Это координатор. У нас проблемы. Тактическая группа 8, попала в западню. Требуется твоя помощь…

— Танюш, я занят. Очень занят!

— Заинька, лапонька, выручай! На тебя одна надежда. — Татьяна вздохнула. — Админ и Михалыч попали в западню. Из силовой поддержки ты ближе всего. Таймер взрывателя самоактивировался, а пути отступления им отрезали.

— Принял! — Я снова выругался про себя. — Сбрасывай данные таймера и координаты группы.

На дисплее шлема появился обратный отсчёт: 01:55:41… 40… 39… «Два часа?! Всего?! Мать его!»

— Квадрат шесть-три, — передавала данные Татьяна. и они мгновенно отображались в боевом чате. — Небоскрёб «Оазис», сотый этаж. Юго-Запад. Зая, успей, прошу!

— Принял. Высылаю группу поддержки. До связи.

Хотелось ругаться матом, громко и безудержно, выстраивая многоярусные конструкции, чтобы даже мой бывший армейский старшина Пилипчук — мастер, возведший ругань в абсолют искусства, — обзавидовался моим экзерсисам.

Но деваться некуда, друзей нужно выручать. А я и с Айзеком тут всё быстро закончу.

2.2

В Мёртвом Городе я — один из старожилов, почти пятнадцать лет. Дольше меня только Умник. Как я здесь оказался? Не секрет. В 2007 году вышли «Тени Чернобыля». Занимательная игруха. Будучи уже взрослым тридцатипятилетним мужиком, подсел на неё, как школьник, и решил совершить паломничество по игровым локациям.

Официально посещение Чернобыльской Зоны Отчуждения запрещено. Но когда и кого это останавливало?

Я связался с подпольными сталкерами и красочно обрисовал свои хотелки. Ценник на грани, но оно того стоило. Оплатил онлайн и выдвинулся к месту встречи — Казанский вокзал Первопрестольной.

О! О нашем проникновении в ЧЗО можно писать отдельный роман — настолько всё оказалось бездарно, плохо организовано и пронизано сплошным адреналином.

На первую ночёвку остановились в детском садике «Чебурашка». Там находился схрон с оружием, снаряжением и едой.

Томаш, руководитель группы, вручая мне калаш, спросил:

— Пользоваться умеешь?

— Обижаешь! — усмехнулся я. — Два года, от звонка до звонка.

— Замечательно. — Сталкер выдал мне пару магазинов, перемотанных изолентой (естественно, синей). — Заряжай. Патрон в патронник — и на предохранитель.

— Здесь настолько опасно? — Мне обещали увеселительную прогулку, а вручили оружие и кучу патронов.

— Нет, — успокоил Томаш. — С военными всё на мази, но очень много бродячих собак.

— Ясно. А стволы откуда?

— Эхо войны… — усмехнулся парень, ввернув известную цитату.

Я хмыкнул.

— Вот тебе разгрузка. Там ещё шесть полных магазинов, родных ак-шных. Через один трассеры. Радиостанция, с запасной батареей. Основная волна — вторая, резервная — третья. Первая — общая. Противогаз, рюкзак с сухпаем, спальным мешком и аптечкой.

— Вы чё, серьёзно? — Это походило на какой-то развод…

— Не дрейфь Боцман! — Сталкер отступил на шаг. — Ты хотел сталкерской романтики? Получи!

— А-а-а… — понял я и успокоился.

«Спектакль», видимо, входил в стоимость рейда. Наигранно, но школоту могло и пронять.

— Спать будем на втором этаже. Хоть июнь, но по ночам температура падает почти до нуля. Ты же не хочешь заболеть пневмонией?

— Нет, — коротко бросил я.

— Отлично! — Томаш кивнул, — Дежуришь со Стасом. С двух до шести. А сейчас — ужин и спать. Завтра долгий переход, а потом — экшен.

«Всё, что нужно — это подыграть «режиссёру» шоу», — понял я, и кивнул. В конце концов, я заплатил достаточно, чтобы оказаться в «первом ряду».

2.3

Разбудила меня Заноза — единственная девушка-сталкер группы. Она и Морф дежурили перед нами. Пост наблюдения оборудовали, где спали, но в северном крыле. Стас курил у провала окна. Я встал рядом. Закурил.

— Слушай? А почему Боцман? — поинтересовался Стас. — К флоту отношения имеешь?

— Не, я в «царице полей» служил.

— Это в Кремле, что ли?

Я чертыхнулся, едва не поперхнувшись дымом.

— Пехота.

— А чего Томаш тебя в боцманы определил?

— А сам не догадываешься?

— Борода?

— Точно. Она у меня шкиперская. Отсюда и Боцман. Боцман Заяц, если полностью.

— Ха-ха! Смешно!

Пока напарник смеялся, я докурил, выбросил бычок и прислонился спиной к стене.

— Стас, не боишься маячить в окне и курить? — спросил я, хотя только что делал то же самое. Спросил и охнул, заметив на лбу парня точку целеуказателя.

Усмехнулся и понял, что парни решили начать «шоу» раньше времени. В принципе, я не против поиграть в стрелялки…

— Не… — вякнул Стас.

Закончить он не сумел: пуля вошла прямо между глаз, и он рухнул навзничь. Я рванул к соседнему провалу и дал очередь, наугад, высунув только ствол автомата. Тут же с глухим рикошетом пуля выбила полкирпича. Но меня там уже не было.

На розыгрыш не похоже. Абсолютно, мать вашу, не похоже! Звука выстрела не слышал: с глушителем, падла.

Я тихонько прокрался вдоль стены, присел и притянул Стаса к себе за ногу. Двухсотый… Осмотрел рану. Стреляли из винтореза или вала. От СВД-шной пули череп разнесло бы на куски. Осмотрелся. Вход на пост располагался напротив окна, а, значит, контролировался снайпером. Лезть туда сейчас — не вариант.

Раскрыв рюкзак Стаса (он ему теперь точно не понадобится), достал коробку сухпая, распотрошил высыпая содержимое и высунул пачку в окно. Пуля, тихо шмякнув, пробила упаковку и вошла в кирпичную стену почти у пола. Судя по траектории, противник находится на уровне третьего этажа и немного левее. Следовательно, левый угол у него в слепой зоне. Оптика инфракрасная. Работаем…

Зацепив рюкзак, я прополз под окном. Достал фальшфейер, зажёг и положил на подоконник с лева.

Последовал выстрел. За ним — второй. Пули чикали по кирпичу, выбивая крошку.

— Это кто там такой умный? — ожила радиостанция на теле сталкера. — Ласке оптику засветил.

— Стас! Приём! — Моя тоже заговорила. — Что у вас?

— Боцман на связи, — ответил я, — Стас, он… двухсотый. Проход простреливается, не суйтесь. Оптику я засветил, но могут пальнуть на шару.

Мои слова подтвердила басовитая очередь. Я заслонился рукой от кирпичной шрапнели. Похоже, пулемёт Калашникова. Его «голос» ни с кем не перепутаешь.

— О как! — удивился Томаш и спросил: — Где? Когда?

— Внутренние Войска. Первая и вторая.

— То-о-ма-аш, — встрял в наш разговор третий. — Так у тебя в команде появился настоящий боец. Хоть кто-то твоих ряженых подрючит.

— Бронзит! Тварь! Ты мне за Стаса… — Дальше Томаш завернул такую тираду, что я даже заслушался.

— Томаш! — прервал я проводника. — Шифрованный канал есть?

— Да. Откинь крышку отсека батареи, там инструкция.

— До связи!

Перейти на новую волну мне не дал выстрел гранатомёта.

2.4

Мир качнулся, слегка опалив реактивной струёй. И тишина. Я разогнулся. Выглянул в окно. Заросшей деревьями Припяти как не бывало. Через дорогу от «Чебурашки» громоздились высоченные небоскрёбы. Небо над ними покрывали серые клубящиеся тучи. И ни звука.

Я поёжился. Похоже, начинающий сталкер Боцман спёкся — то ли в чистилище попал, то ли сразу в персональный ад.

Где-то каркнула и захлопала крыльями ворона. Завыл волк, а может, и собака. Всё-таки какая-то жизнь тут присутствует. А где это тут — разберёмся.

2.5

— Прибытие БМГ через тридцать секунд, — сообщил андроид Айзек, отрывая меня от воспоминаний.

Двух своих боевых андроидов, Альфу и Зета, а также механоида, я отправил на помощь Админу и Михалычу. С одной «железкой», хоть и «умной», много не навоюешь, но я готов был устроить «гостям» жаркий приём.

3.1

— Михалыч, что делать будем? — спросил Виктор, потирая щёку. — Время тикает…

Я поднял руку, призывая к тишине. Мало того, что связь препаршивейшая, походу, кто-то включил глушилку, так я ещё не отошёл от выходки Цветкова. Парень ринулся на выручку — приятно, но теперь мы оба в ловушке. Сквозь помехи и потрескивание слышу главное — помощь в пути.

— Не ссы трусы, Админ! — подбодрил я напарника. — Подмога на подходе.

— Боцман? — с надеждой спросил Виктор.

— Он, родной! — хохотнул я. — Его мат сквозь помехи пробивается.

— А чего?

— От охоты оторвали.

— Ах-ха-ха! — поддержал напарник.

Напряжение постепенно уходило. «Хорошо иметь надёжных друзей!» — прекратив смеяться (видимо, нервы), подумал я.

Где-то внизу знатно грохнуло, даже здание тряхнуло. Свет мигнул, лампочки засветились через одну и в полнакала, погружая коридор в полумрак.

— Ну что, девятнадцатые?! — заорала рация, — Попались, суки. Лучше сразу сдавайтесь. На куски ж порвём!

— Мародеры… — прошипел Админ, но я и без его реплики уже всё понял.

3.2

— Татьяна, как у вас дела?

Координатор вздрогнула и отвернулась от монитора.

— Сергей Александрович, восьмая группа попала в засаду. Боцману сообщила. Он отправил роботов. Сам выдвинется чуть позже. Потерь нет.

— Кто нарушил перемирие? Нацисты? Техноиды? Мародеры? — спросил Коротков, он же Умник.

— Данных нет. Но вы не беспокойтесь, узнаем.

— Хорошо, — кивнув, произнёс Умник. — Как только появятся новости, сразу сообщи, — закончил он и, развернувшись, вышел из узла связи.

Татьяна вернулась к монитору.

— Мальчики, держитесь, держитесь… — шептала она, сжав кулачки и наблюдая за точками, перемещающимися по экрану. — Помощь близко…

3.3

Обычно, боевая группа техноидов состоит из пятёрки различных роботизированных систем. Но в этот раз появился только андроид, вещая в звуковом диапазоне.

— Внимание! ТРД 15-30-83 запрашивает переговоры у Боцмана! Внимание! ТРД 15-30-83 запрашивает переговоры у Боцмана!

— Айзек, — шепнул я в гарнитуру, — отбой атаки. Оставайся начеку и при малейшей агрессии — врубай ЭМ-пушку. И подключи, дружище, меня к своему ретранслятору.

Может показаться странным, что я назвал робота другом. Но все мои «боевые товарищи», хоть и искусственного происхождения, но обладают собственными личностями — слегка подчищенными мною на программном уровне, но всё же личностями.

Айзек перестал изображать поверженного робота, выбрался из-под завала и подошёл к своему брату-близнецу. Внешне — к близнецу, но по начинке – абсолютной противоположностью.

— Слушаю тебя, ТРД, — передали динамики Айзека. Переговорщик молчал.

— ТРД 15-30-83, Боцман на связи.

— Боцман, — ожил андроид, — У меня приказ на личный контакт. Перехожу в режим ожидания.

Делать нечего, придётся покинуть укрытие. Машины приказы понимают и исполняют буквально.

Лёжку я оборудовал на крыше заброшенной девятиэтажки. Подойдя к карнизу, шепнул в гарнитуру:

— Орёл, лови. — И сиганул вниз.

В районе пятого этажа меня подхватил дрон и аккуратно опустил на землю.

На полянке, окружённой высоченными берёзами, в которую превратилась бывшая детская площадка, я оказался через минуту.

— Трдыкалка, Боцман на связи. Докладывай.

Айзек сделал шаг вперёд и вправо, заслоняя меня от возможной агрессии.

— Ну, здравствуй, Боцман, — Из динамика андроида полился знакомый голос. — Давно не виделись.

— Здравствуй, И.Р.И.С.К.А. Давненько.

— Нам нужна твоя помощь. Мар…

— Не интересно, — перебил я. — Когда я прошлый раз помог тебе, ты попыталась меня убить. Благо, Айзека я успел перепрошить.

— ТРД, доложи верховную директиву, — приказала глава техноидов.

— Охрана и сопровождение пользователя ХМГ 00-00-03 с ником Боцман Заяц, — ответил Айзек.

— Кто отдал директиву и как её можно отменить?

Директива за номером 00-00-00 отдана Искусственным Роботизированным Интеллектом Специальной Командной Адаптации. Директива прошита на уровне основного ядра и неизменна.

Сказать, что я охренел, значит, ничего не сказать.

— Так, что Боцман? Есть ещё вопросы? — съехидничала И.Р.И.С.К.А.

— Да уж… — растерянно выдал я, пытаясь собраться с мыслями. — Похоже, не всё так, как я думал. «Но почему сейчас?» Спрашивать не буду. — Вещай, что тебе надо. Мне ещё друзей спасать. Потом займусь твоей проблемой.

— Вот о твоих друзьях и пойдёт речь. Они…

— Друзей не предам! — выкрикнул я. — Сдохну, но не предам!

— Ты дослушай сначала! — не повышая громкости, проворковала И.Р.И.С.К.А. — Как же с вами, людьми, сложно! Тот, кого вы называете Умником, действительно оказался умником. Не знаю, каким образом он додумался и нашёл хроноинкапсулированный сервер. Но то, что решил его уничтожить — правильно. Твои друзья попали в засаду к мародёрам. Им помогает часть техноидов.

— Ты хочешь чтобы я их уничтожил?

— Не смотри так! Да, я хочу отомстить им за предательство. Но не только. Друзей ты спасёшь, даже не сомневаюсь, но мина не сможет повредить сервер. Он опять переместится. И найти его снова — очень сложная задача.

— Чего ты хочешь от меня?

— Возьми. — Андроид ожил, в правом бедре открылась панель, робот извлёк цилиндр, длиной сантиметров десять и передал мне.

— Хм… — ухмыльнулся я. — Джедайский меч?

— Кто такие джедаи?

— В другой раз, — прикинув, что на пересказ любимых «Звёздных войн» уйдёт намного больше чем пять минут, произнес я. — Давай лучше ближе к делу: кого рубить?

— Это световой тахионный меч. Только им можно преодолеть защиту сервера. Действовать придётся следующим образом…

3.4

Прижали нас знатно, но и мы не пальцем деланные. Повыбивав двери, мы вытащили из комнат всю имеющуюся там мебель, устроив настоящую баррикаду, а сами укрылись за парочкой сейфов, прямо у стальной двери.

Первая атака мародёров захлебнулась, а нам не стоила ни одного выстрела. Эх, пошла наука Умника по установке растяжек на пользу! Грохот заложил уши, но без этого никуда в ограниченном пространстве.

А вот дальше всё пошло по очень плохому сценарию. Бандиты притащили крупнокалиберный пулемёт. Коридор огласился грохотом и рикошетами. Шальной пулей мне пробило щёку, навылет, при этом выбило зуб и обожгло язык.

Выплюнув зуб на ладонь, я показал его Админу. Тот грустно кивнул и предложил оставить на сувенир.

— Ну что, уроды, получили? — подал голос главарь банды мародёров Дуров, — Сейчас мы из вас шашлык будем делать. Гранатомётом! — крикнул и заржал. — Кислый, наводи!

Даже мне, человеку абсолютно далёкому от армии, понятно: выстрел из гранатомёта оставит от нас лишь кровавые ошмётки.

Выпучив глаза, я повернулся к Цветкову. Виктор подмигнул, быстро вскочил, пристроил на сейф монку и, крикнув «Бойся!» дёрнул кольцо и рухнул на пол.

Бабахнуло знатно! Меня слегка контузило. Витька отбросило в сторону.

— Витя, ты как? — сплёвывая кровь, спросил я. — Цветков, твою мать! Не вздумай умирать!

— Михалыч, не ори, живой я, — прохрипел в ответ напарник, — только… — произнёс Виктор и закашлялся, — походу, зацепило меня. Если кровью не истеку, то эти уроды доконают.

— Держись. Боцман на подходе.

— Вы там ещё живы? — снова крикнул Дуров. — Я посылаю роботов. Ещё не поздно сдаться.

— Откуда у мародёров техника? — прохрипел Админ.

Грохот рухнувшей позади нас двери заглушил гневную тираду Дурова. Механоид со знакомой надписью: «БТР» на борту перепрыгнул через нас, присел и открыл шквальный огонь из крупнокалиберных пулемётов.

До нас донеслись разочарованные вопли бандитов.

— Дуров, падла!.. Придёт время и я тебя достану… — прошипел Цветков и отрубился.

3.5

Парней обложили. Поэтому шастать по этажам — не вариант. Запускаю дрона. Через пару секунд на тактический дисплей шлема начала поступать информация: «1 этаж чист. 2 этаж чист…» Разведчик обнаружил их на сотом этаже, прижатыми к стальной двери серверной.

На гравитационной платформе, любезно одолженной техноидами, я подлетел к серверной и вломился со своими механическими бойцами через внешнюю стену. Механоид-ремонтник приварил скобы к двери и вырвал легированную железяку полуметровой толщины. БТРчик — моя главная ударная сила — прикрыл парней.

— Здорово, бойцы! — я шагнул в полуразрушенный коридор. — Живы?

— Почти… — прохрипел Админ.

— Боцман... — Михалыч оскалился кровавой ухмылкой. — Ты, как всегда, с грохотом и помпой.

— Михалыч, почему я узнаю о вашей операции, когда вы оказались в глубокой жопе?

Конечно, у меня были подозрения, что это всё исходило от Умника.

— Прости, Дим, побоялись, что твои «железяки»…

— Серёг, больше ни слова о моих боевых товарищах. — Вот и подтвердились мои догадки. Не доверял наш главный моим бойцам. А значит, и мне.

— Позже перетрём. — Корин вздохнул. — Надо Виктора вытаскивать.

— Срочная эвакуация! — гаркнул я команду.

Один из андроидов припёр с платформы медицинскую капсулу. Мы погрузили в неё Цветкова, и я, набрав координаты, запустил её в сторону базы.

Пару боевых андроидов, и БТРчика я отправил на зачистку банды мародёров.

— Откуда всё это богатство? — спросил слегка ошалевший от разнообразия техники Михалыч.

— И.Р.И.С.К.А. подогнала.

— И ты ей веришь?! — удивился Корин.

— Знаешь, — вздохнул я, — вариантов немного было. Тем более, Умник слегка просчитался, и ваша миссия изначально обречена, даже без учёта нападения банды Дурова.

— Как это?

— Зона, мать её!

— Чего?

— Долго объяснять. Давай мину, я знаю, что делать. И вали на платформу!

Сергей снял рюкзак и достал заряд. 26:17… 16… 15… Таймер неумолимо вёл свой отсчёт.

Собрав с пола горсть пыли, я бросил её в центр помещения. Вспыхнув, она обозначила контуры хронокапсулы.

Активировав тахионный меч, я воткнул его в центр защитной оболочки сервера, и надавил, вырезая окружность.

— Ох, ты ж мать! — донёсся возглас Михалыча.

Меч басовито ухнул и рассыпался в труху. Вырезанный кусок рухнул на пол. Хронокапсула отключилась, явив себя миру. Вздохнув, я сунул руку с миной в потроха сервера.

— Не стоит этого делать. — Моего затылка коснулся ствол пистолета.

— Бронзит… — Я нервно хохотнул, узнав голос из далёкого прошлого. — Дорогой, а я думал, не успею спросить. Пользователь 002 — это ты?

— Так ты в курсе? — удивился бандит. — Тогда понимаешь, почему этого лучше не делать.

Давным-давно и в другом мире Капитан Селезнев, натаскивая нас, девятнадцатилетних пацанов, твердил:

— У вас всегда, на любую операцию должен быть запасной план, а лучше — два или три.

У меня запасной план был…

— Ять! — гаркнул я, активируя взрыватель.

Гравитационная платформа окуталась силовым полем и удалялась прочь. Это мой «план Б». Я грустно улыбнулся, провожая взглядом своего боевого товарища. Он очень похож на моего командира: тоже Сергей Михалыч и тоже из Омска.

Как вы думаете, что быстрее: пуля, летящая 290 метров в секунду, или скорость прохождения нервных импульсов?

Верный ответ — пуля. Это я определил опытным путём, мой затылок взорвался болью…

ЭПИЛОГ

Я был, и это хорошо. Нет… Я жив! И это охренительно!

Вокруг, насколько хватало взгляда, — пахота. Пустошь! Вспомнил я название. Серёга, Танюшка, Админ, да и многие другие рассказывали, как появились в этом мире. Мире? Мёртвом мире?!

В голове как будто рухнул барьер, и на меня обрушился поток информации. Со стоном опустился на коленки и завалился на спину…

— Вон он! Вон!.. — Крик Админа привёл меня в чувство.

На периферии зрения что-то мигало. Моргнул пару раз — не помогло. Я тогда сфокусировался, и передо мной открылось полупрозрачное окно.

Вы достигли пятнадцатого уровня

В ММОРПГ

«ХРОНИКИ МЁРТВЫХ ГОРОДОВ».

У вас разблокирован игровой интерфейс.

Первой до меня добралась Танюшка. Рухнув на коленки около меня, она заревела — громко, навзрыд. Следом подтянулись Михалыч, Витька и Айзек.

А меня разбирал нервный смех.

— Чего ты ржёшь? — Админ двинул меня носком берца в бок и шмыгнул носом. — Мы тут скорбим по нему, а он ржёт.

— Кстати… — Смех всё больше разбирал меня. Я знаю ответ на вопрос: «Где мы?» Но, боюсь, он вам не понравится…

Мы не прощаемся! Ждите «ХРОНИКИ МЁРТВЫХ ГОРОДОВ 2»

Ссылка на Ridero: https://ridero.ru/books/khroniki_mertvykh_gorodov/
Ссылка на ЛитРес: https://www.litres.ru/aleksandr-vasin-23618483/hronik..