Она долго переживала – раньше они с мальчиком не разлучались ни на день. Тщательно собрала чемодан, переметила вещи, спрятала в кармашке сменных шортов мятую десятку «на всякий случай», трижды проверила документы – свидетельство о рождении, путевка, справка из поликлиники. Сын не замечал ее тревоги, он не мог усидеть на месте, предвкушая первую в жизни поездку прочь из тихого скучного городка. Короткое прощание на перроне, хриплый гудок – и Марина на целый месяц оказалась предоставлена сама себе.
Конечно, она попробовала поразвлекаться «как люди» - сходила в кино на «Анжелику», потопталась в клубе на танцах «Для тех, кому за 30», посидела в гостях у подруги, съездила за грибами. Но все это не имело никакого сравнения с ее собственным настоящим морем. Тем паче, что и погода стояла сказочная – теплая, ясная, с редкими легкими дождиками и безмятежными волнами, еле-еле колышущими синеву. Незнакомые деревья покрылись гроздьями желтоватых цветов, сказочный аромат спускался с гор и таял в воде. В лагунах играли пестрые рыбки, носились взад-вперед веселыми стайками. На берег вынесло стеклянный шар, полный блестящих снежинок. Стоило встряхнуть игрушку – начиналась метель, стоило блесткам осесть – проступали контуры кирпичного дома с башней и лесенкой.
Ощущение неопределенной радости переполняло Марину. Она приплясывала на камнях, пускала по волнам блинчики, жарила на костре ломтики черного хлеба, пыталась подманить недоверчивую лису и купалась с утра до вечера. И даже спать у воды рисковала – ни зверь ни человек ее не обидят нынче. Она ждала – столь же пылко, как в юности. Ведь корабль под алыми парусами приплывает к тем, кто верит в чудеса.
На самом деле присутствие незримого гостя Марина ощущала уже давно. И подарки от него находила не раз – то свежую розу, сбрызнутую росой, то гроздь невиданного винограда, то красивую ракушку с шариком жемчужины внутри. Оставалось лишь увидеться, наконец, обняться посреди волн, взглянуть в глаза и признаться: да, совершенно такой! Человек, которого искала всю жизнь, понимающий, любящий и родной, самый лучший на свете. Завершится изнурительное одиночество, уйдут холод и страх, останутся ясность и теплота близких душ. И у сына наконец-то будет отец!
В ночь полнолуния Марина почувствовала: сегодня! Она разожгла на берегу большой огонь, купалась в серебристой дорожке света, складывала из камушков спирали и пирамидки, раскладывала на блюде ранние яблоки и полные сока вишни. Глядела на горизонт – с первыми лучами солнца парус непременно полыхнет алым блеском. Представляла себе красивого капитана с прозрачно-голубыми глазами, выгоревшими добела кудрями, волевым подбородком, воображала, что трогает медные пуговицы на обшлагах мундира, гладит обветренную, чуть колючую щеку. И задремала на коврике, убаюканная сладким шелестом волн.
Когда она проснулась, палец правой руки оттягивало лучистое кольцо. Зубцы серебряной черненой короны охватывали прозрачный камень, отблескивающий на солнце. Все как в книге! Он увидел, нашел, узнал и осталось лишь дождаться неминуемой встречи. Как жаль, что на свежем воздухе так крепко спится…
Рядом с ковриком, придавленное камушком, ждало письмо. Четыре страницы убористым, на редкость красивым почерком. Автор письма словно бы наблюдал за Мариной не один год и изучил ее лучше, чем она сама себя знала. Ему нравились скромные блузки с кружевными воротниками и аккуратная белая шапочка, манера пить чай вприкуску и оттопыривать мизинец, придерживая чашку, нравилась скромность и сдержанность, духи «Ландыш» и короткая стрижка, маленькая родинка над бровью, голубенькие сережки в ушах, привычка приходить на работу на десять минут раньше срока.
Он помнил ее любимые книги и щедро цитировал их, помнил про ангину у сына и сломанные замки в квартире, трогательно рассказывал, как она, Марина, хороша, когда мечтательно смотрит на дверь – словно в химчистку сейчас зайдет настоящий единорог и попросит вывести пятна со шкуры. Извиняясь за беспокойство, он старомодно признавался в большом чувстве, надеялся, что его возлюбленная принцесса обязательно будет счастлива – ведь у всех морей один берег. И закончил стихами Грина:
В Зурбагане, в горной, дикой, удивительной стране,
Я и ты, обнявшись крепко, рады бешеной весне.
Там весна приходит сразу, не томя озябших душ, -
В два-три дня установляя благодать, тепло и сушь…
Настоящая, беспримесная любовь переполняла строки, согревала усталое сердце. Быть для кого-то единственной в мире всегда прекрасно. Вот только вытянутые четкие контуры букв показались Марине знакомыми – она уже видела этот почерк и не один раз. Когда заполняла зарплатные ведомости и бланки отчетов, когда разглядывала пестрый лист стенгазеты на Новый год.
Носатый бухгалтер, Аран Шимунович, любил на досуге переписать стихотворение или мудрое изречение и повесить на доску объявлений в назидание товарищам по работе. Он был стар и смешон, этот низенький лысоватый человек, с огромными морщинистыми ушами, бородавками на щеках и густыми волосами в носу, он называл на «вы» даже дворовых кошек и уважительно относился даже к дворовым пьяницам. На восьмое марта он непременно подносил цветы женщинам, не пропуская ни вороватую директрису химчистки, ни дурочку-уборщицу. На свой день рождения раздавал маленькие подарки – так, мол, принято в горах у него на родине. Ухаживания бухгалтера Марина воспринимала стоически, но втихомолку посмеивалась – он же старый! …Откуда он мог знать о море, ее собственном тайном море?
Аран Шимунович уже полгода как вышел на пенсию, но в химчистке остался адрес – переулок Свободы, два. Марина помчалась туда, взволнованная и расстроенная, полная вопросов. Она не вполне понимала, что чувствует, но пламенная страсть старика больше не казалась ей смешной. В переулке было тихо и сонно, яблони протягивали ветки из-за заборов, пыльные псы лениво дремали на солнце, квохтали куры. Калитка дома номер два оказалась открытой, у крыльца топтались соседки – поминутно причитая они обсуждали похороны. Старик бухгалтер – такой хороший, такой вежливый человек – сегодня умер в больнице, пролежав две недели в коме после инсульта.
Не выдавая себя, Марина включилась в погребальные хлопоты как бывшая коллега. Потрясла руководство химчистки, чтобы выделили денег на гроб, выбила хорошее место на кладбище – в глубине под березками. Возилась с поминками, напекла целую гору блинов. Разбирала вещи покойного, не подала виду, когда в ящике с документами обнаружился ее якобы потерянный шарфик и открытка «С 23 февраля». И всплакнула лишь раз – стук комьев земли о гроб прозвучал поминальной молитвой ее мечтам.
Возвращение сына за суетой прошло незаметно – Марина попросила парнишку Горбаткиных встретить его с вокзала, мимолетно чмокнула в потную щеку и вернулась к неотложным делам. Глухая обида стянула обручами круг ее жизни, оставив пространство лишь для простых вещей – сходить на работу, постирать простыни, сварить суп.
Когда она вновь раскрыла глаза, оказалось, что вместо родного мальчика рядом живет совершенно чужой подросток. Ершистый, грубый, циничный, думающий лишь о деньгах и способах их раздобыть. Нежное «мама, мамочка» сменилось на скучное «мать», редкие разговоры свелись к обсуждению школьных оценок и обеденного меню. Иногда его видели с девочками –то счастливыми, то заплаканными. После лагеря сын еще похорошел, но детское очарование сменилось на опасную, хищную красоту – в точности как у отца.
Однажды Марина попробовала напомнить парню о море, но получила брезгливую отповедь: хватит, мол, выдумывать себе бредни, мало того, что мы нищие, так еще и мать сумасшедшая. Может так оно и было – не раз и не два усталая женщина пробовала снова пройти сквозь стену, но всякий раз билась лбом о серую штукатурку. Дверь закрылась, радость ушла, от чудес осталась лишь старая раковина. Да и сын в городе не задержался – кое-как доучился и подался в Москву искать лучшей доли. Мать его не держала.