Так редко получается, но в этот раз обзор переводных новинок, объединенных по географическому принципу:
Найти и не сдаваться
Джексон С. Серебряная дорога/ Пер. с шведск. И. Петрова. - М.: РИПОЛ классик, 2020. - 304 с.
Папа ищет дочку. Девушка уходит от мамы. По этим двум колеям едет вся книга Стины Джексон. Следует по пути отвратительного формата «кошелек на веревочке» или «пустой фантик» - это кому как нравится. Читателя ловят на интригу – найдет папа дочь, или нет, и что из этого выйдет. Далее под этом соусом ему скармливают что угодно – от модной ныне темы травмы до романа взросления и повести о первых шагах в условно самостоятельной жизни.
Если рассуждать цинично, то для автора поиски его героя лишь повод пройтись по выдуманной самим же округе и продемонстрировать мастерство описаний (впрочем, довольно среднее). Других достоинств у текста не имеется.
Но если в случае с героем и автором цели понятны, то вот зачем скитаться по округе нам, читателям?
Внятного аргументированного ответа в самой книге нет.
Поэтому «Серебряная дорога» всего лишь книжка с картинками. «Добро пожаловать в Швецию, сынок!»
Мы перебираем фотографии местности и здешних жителей (все это люди мутные – от сектантов до насильников и шизанутых ветеранов миротворческих войск) с недоумением – для чего? Я думаю, автор и сам не смог бы объяснить. Он придумал затравку, вбросил романтичный образ не знающего покоя отца, нарисовал несколько странных, а то и мрачных фигур. Покрыл все это пеленой тумана, сдобрил минорной интонацией и… Дальше ничего. Пошли по второму кругу – пропала еще одна девушка.
«Серебряная дорога» - хороший пример того, что пары ярких образов для того чтобы слепить настоящий роман, явно недостаточно. Нужно хотя бы знать для чего он написан. Детективная интрига слаба, триллером не пахнет (не верьте надписям на обложке!), судьба пропавшей Лины не слишком трогает (слишком много прочитано и мы знаем, что с точностью до 99 % она изнасилована и убита – девушки нынче в романах расходный материал). Можно было бы взять психологизмом. Но для этого надо быть хотя бы Эмили Раскович. Вот в «Айдахо» там действительно энигма - заглядываешь за уголок иррационального, непостижимого. Тут же – перечень событий, мелкая нарезка, неряшливый монтаж. Зачем это написали, зачем издали, зачем я это прочитал? Только чтобы убедиться в том, что есть авторы еще не впавшие в косноязычие и способные расставить слова в правильном порядке?
Семья-свинья
Вяха Н. Завещание/ Пер. с шведск. Е. Савиной. - М.: РИПОЛ классик, 2020. - 520 с.
Итак у нас опять «мысль семейная». Хотя как посмотреть. На мой взгляд, в книге Нины Вяхи нет ни семьи, ни мысли.
Основа любого стандартного семейного романа – утверждение семьи, семейной жизни как безусловной позитивной ценности. Мы разные, мы можем интриговать и ссориться, но мы – единое целое. Связь в семье при этом не может быть сведена к простому факту кровного родства и традиции уходящего в дурную бесконечность бездумного опороса, осужденной еще графом Толстым в «Крейцеровой сонате». Понимать семью можно по-разному, защищая те или иные ее модели и интерпретации. Идеальная семейная проза всегда склоняется к анализу этой специфической целостности. Если этого нет, то перед нами лишь спекуляции на тему, некий водевиль, где часто с юмористическим оттенком упражняются в издевательстве над чужим бытом. Элемент последнего в романе Вяхи вполне ощутим. Лишь иногда в «воспоминаниях» матери семейства Тойми, она возвращается на поле традиционной семейной хроники. В остальном перед нами картинки представителей семейства, кое-где переправленные рукой автора в рожицы и гримасы.
Для того чтоб сказать, что перед нами семейный роман, мы должны поверить в то, что семья есть, что она реальна. Тут речь идет и об упомянутой целостности и связях и об элементарной субъективной уверенности читателя, что такая семья возможна в действительности. У Вяхи неважно и с тем, и с другим. Вместо монолитного классического семейного портрета, перед нами набор фотокарточек с подшитым личным делом, картой здоровья и результатами психиатрического обследования. Документация, при этом, литературно сфальсифицирована – такой букет патологий (автора особенно интересуют половые) вряд ли возможен в одном флаконе в действительности. Ни одна семейная конструкция не выдержит. Загибайте пальцы. Два гомосексуалиста (один от большого ума и эстетики, другой от любви к искусству сосет так, что щеки трещат), будущая феминистка, а пока начинающая лесбиянка. Сестренка-нимфоманка, испытавшая жжение в определенной области еще в 6 лет. И напротив мама, сподобившаяся эротическим откровениям в 55, это после 14 детей и сорока лет брака. Пара асексуальных детишек. А над всем этим возвышается фигура патриарха семейства, отличающегося, как и некогда Чиччолина, горячей, но нездоровой любовью к животным. К чему бы мне знать такие подробности? Но автор, видимо, искренне считает, что без описания вод, хлынувших из утробы Анни в унитаз, книге будет не доставать реализма. С такого-то мочеполового уровня говорить о семейных связях всерьез очень трудно. Но Вяха и не стремится, не в силах определиться при этом – она все-таки пишет сатирическо-сатирическую книжку про свиноподобных крестьян, или юмористический текст про развеселую финскую семейку Аддамсов.
В плане текста «Завещание» не представляет собой ничего особо сложного. Такие книги пишутся на раз-два и не требуют ничего кроме сноровки. Вот портрет одного, вот история другого – подставляй до бесконечности, пока всех родственников не переберешь. А для того, чтоб фрагменты не разваливались, всего-то и требуется – хорошо подвешенный язык. Следом типовая набивка: тяжелое детство, уроды-родители, идиоты-дети, менструации, роды, смерть и легкие споры о наследстве.
Книга, которая смотрится поначалу как «вроде бы ничего», в итоге не представляет собой почти ничего.
При рассмотрении такого дисфункционального семейства как Тойми надо бы задать трагический тон и подпустить психоаналитики, а у нас тут интонация сплетен – посиделок всласть на завалинке:
- А у Аньки-то, слышь че было: от одного, нормального мужика, аборт сделала, а от другого, который не пойми что, оставила.
- А старшой-то, старшой у них, чего учудил. Дурак-дураком, а папку облапошил.
- М-да, семейка.
- А у нас все такие.
- Это точно.
Роман скорее не семейный, а из жизни животных. Попытки переводчицы в послесловии спасти книгу, дескать, у нас тут радости семейной жизни обосновываются от противного («делать надо хорошо и не надо плохо») однако не убеждают. Уж как-то со смаком выписывается раздольная жизнь с поджогами, мордобитием и просто безразличием.
Но книга впрочем, может сгодиться в идеологической борьбе. С ее помощью только отечественный патриотизм укреплять. Читаешь, и думаешь, наверное, они там, в Финляндии и Швеции, и впрямь все не в себе. Европа разлагается. Это если у них в 1981-1982 годах такие семейки были (наверняка не были, Вяха занимается вольной проекцией модных трендов на прошлое), что ж сейчас там творится? Упаси Бог.
Плачевная история
Йорт В. Наследство/ Пер. с норв. А. Наумовой. - М.: Эксмо, 2020. - 320 с.
Родители умирают. После них остается наследство. Иногда такое.
Какое именно, узнаешь постепенно. А пока кажется, что здесь обычные имущественные разногласия и детские, раздутые из ничего обиды. Вроде бы книга о старых родителях и взрослых детях. О еще более старой истории – одни от родителей сбежали, «бросили», а другие нет, терлись все вокруг и теперь им должен приплыть кусок пожирнее. «Будешь маму слушать, будешь ты конфеты кушать».
Если бы Йорт удержалась в рамках этой вполне бытовой проблематики, то ее книгу можно было бы похвалить и за правду жизни и за оригинальность. Споры обычные, типовые, но о них никто не пишет. Наконец-то кому то подвернулась под руку. Как заговорить с родителями, которых долго сторонился? Как возобновить прерванное общение?
Непроходящая робость взрослого с сединой в волосах ребенка перед уже немощным родителем подмечена точно.
Однако интересная тема похоронена.
Роман совсем о другом. О том, о чем только ленивый сейчас не пишет – о травме и насилии.
Папа пошел в загул – бес попутал, а мама годы молчала и замалчивала, проявляя интерес к случившемуся только в особо нужные для себя моменты. Было или не было, не разберешься. Одно слово против другого. Да они и оба не уверенны, такое было помрачение. И то, что автор не до конца проясняет детали, понятно, должно, придать больший трагизм – жизнь коверкает даже то, что вытесняется на периферию, то, что уходит в бессознательное. В общем, не забудем, не простим.
Возможно, это и впрямь волнующая автора тема. Но, увы, яркость индивидуальной боли после тысяч текстов на сходную тематику не ощущается совсем. Не пробирает ни юность возраста, ни ухищрения автора, который (это уже определенный уровень мастерства и понимания того как надо писать) разрабатывает тему травмы не только в плане содержания, но и формы: перед нами монолог пьющей женщины, с расстроенными нервами, разрушенной, нестабильной личной жизнью.
Виноваты в том, что тема насилия уже совсем не звучит, сами пишущие женщины, замызгавшие и истаскавшие столь важную для себя тему до запредельной степени банальности. Все многообразие женских тайн свелось к одной – ее изнасиловали. Не очень походит на правду.
Наконец, если книга Йорт писана про себя, то это плохо вдвойне. Уже не по существу вопроса, а по подаче. Нон-фикшн в данном случае необходим и оправдан. Художественная форма – своего рода трусость, не то способ умолчания, не то стыдливая полумера (сказать скажу, но пальцем в виновного тыкать не буду).
По сути же, сюжет годится скорее для повести в сто страниц, чем для трехсотстраничной книги. Работа автора в плане повествования также обесценивается длительностью пробега. Монолог уязвленной и потрясенной женщины, равно как и мужчины, длиной в целый роман способен разогнать в ужасе любую аудиторию.
Сергей Морозов