Остановите самолет, или как я хотела родить своих детей обратно

Физически я оправилась после родов до неприличия оперативно. Еще в роддоме пожилая медсестра, случайно увидев мой шов, восхищенно поцокала языком:

- Василич оперировал?

Я сначала не поняла, потом кивнула утвердительно. Она вздохнула, мечтательно склонив голову набок.

- Ну, ювелир!..

Потом грозно взглянула на меня.

- Счастлива будь!.. Про этот шов ты через год не вспомнишь. Как родной дочке заштопал...

Я клятвенно пообещала, что буду счастлива. И с тех пор очень стараюсь. Но удается не всегда.

А в первые месяцы после родов не получалось совсем. Никак. Про физические последствия кесарева я действительно забыла даже не через год - через полгода. А вот моральное состояние было как у тонущего корабля.

Во-первых, я не справилась с родами. Не смогла сама. И это оказалось куда более серьезным испытанием, чем неудобства от шва и прочего. Во-вторых, я почти не спала. А от этого психика становится до противного уязвимой. В-третьих, я потерпела полное фиаско, как мать.

Я была Женей Лукашиным, который в самолете Москва-Ленинград внезапно проснулся трезвым, как стекло. Ужас, паника, надо срочно вернуться и все застирать исправить, но семь тысяч над землей, под крылом самолета о чем-то поет и так далее...

Так вот, через несколько недель после родов я лежала дома на кровати с двумя молокососами под мышками, ощущала себя протрезвевшим Женей Лукашиным и отчаянно хотела закричать "Остановите самолет - я слезу!". Порядочной леди не пристало признаваться в таких вещах, но я не порядочная леди, поэтому признаюсь. Я очень хотела вернуть все обратно. Я не испытывала никакой радости и счастья от материнства. Я плакала и жалела себя.

А жалеть себя я умею. Ребенком мне часто приходилось слышать в свой адрес "бедная девочка" и "трудное детство" (чуть позже прибавилось еще и "это твой крест"). Имелась в виду моя мама, ее болезнь и все. что было с этим связано. Детство действительно было не самое радужное (хотя и не самое трудное - бывает хуже), но говорить таких вещей ребенку нельзя. Потому что он привыкает смотреть на себя как на жертву обстоятельств. И, взрослея, в трудных ситуациях ложится на спину, задирает лапки кверху и начинает самозабвенно страдать. Или бегает от проблем.

Так было и со мной. К 30 годам по части жалости к себе я стала профессором.

Вообще-то, журнал "Домашний очаг" и куча продвинутых современных психологов рекомендуют себя жалеть. Взять своего внутреннего ребенка и покачать на ручках. Сказать ему - ничего, все будет хорошо, мы справимся. И не запрещать себе плакать - слезы приносят облегчение.

Вот только в тот момент прижать к груди своего воображаемого внутреннего ребенка я не могла, потому что на этой порядком измочаленной груди висело два ребенка вполне реальных. Сосущих, орущих, писающих и требующих постоянного внимания. Моя мама в это время неуклонно превращалась в третьего ребенка - грудь ей, к счастью, давать было не нужно, но все остальное по списку уже имело место быть.

А я не хотела быть матерью такого количества детей. Я хотела быть маааленькой, мороженку и платьишко. А, еще голову помыть - в течение двух недель дети не отпускали меня больше, чем на 5 минут, а за такой срок я тогда мыть голову еще не умела. Это потом уже пришло, с опытом.

В общем, я жалела себя, рыдала, как смертельно раненая выхухоль, но никакого обещанного психологами облегчения от слез не наступало. Потому что есть один нюанс, и очень важный.

Прежде чем жалеть себя, нужно себя полюбить. А с этим, в отличие от жалости, у меня всегда было туго.

Если жалеешь себя, не любя, на выходе получается стыд и самобичевание. Мол, нормальная женщина никогда не станет сожалеть о том, что стала матерью. Значит, я ненормальная. Плохая мать. А быть плохой матерью - это еще хуже, чем родить при помощи кесарева. Это значит, что я не справилась.

Тотальный контроль и маниакальное стремление соответствовать ожиданиям - это тоже про меня. А вот любовь к себе - нет.

Думаю, нас большинство таких. Спроси человека в лоб - ты себя любишь?.. И скорее всего, ответом будет замешательство, смущение, даже страх. Мало кто ответит гордо и уверенно: "Да! Я достоин любви и я себя люблю!". Девять из десяти будут мяться, краснеть и хмыкать, как будто у них спросили что-то неприличное.

Нас так воспитывали. Любить себя - стыдно. Не зря ведь, наверное, в русском языке есть понятия "самовлюбленность", "самолюбие", "самолюбование" - и все они имеют негативные оттенки смысла. "Самолюбви" - нет.

... А ведь только жалость к себе, основанная на искренней любви и сочувствии, может быть благотворной. В противном случае, она становится камнем на шее. И для только что родившей женщины, с ее сбитым гормональным прицелом, недосыпом, усталостью и страхом, этот камень может стать смертельно опасным.

Раньше я совсем не понимала мамочек, которые бросаются с новорожденными детьми из окна или под машину. От таких историй мне становилось жутко, и я утешала себя тем, что это, видимо. не совсем адекватные женщины. Ведь ребенок - это такое счастье, думала бездетная я... Теперь я очень хорошо представляю, что такое послеродовая депрессия, какая это пучина отчаяния, и испытываю к женщинам, которые по тем или иным причинам не смогли из нее выбраться, огромное сочувствие. Я сама ходила по краю. И была измучена до предела.

- Когда дети начинают нормально спать? - после очередной вальпургиевой ночи спросила я у свекрови.

- Ну. по-разному. обычно годам к двум, - бодро ответила она.

С тех пор эта цифра - 2 года, 2 года - неуклонно вертелась в моей затуманенной голове. Я знала, что не выдержу столько... В общем, Штирлиц еще никогда не был так близко к провалу.

Меня спас, как всегда, Коробок. К тому моменту мои нервы были на пределе, я была измучена и вообще не хотела бороться. Я хотела родить детей обратно. Мне казалось, что жизнь до их появления была сплошным счастьем и покоем.

Муж поймал меня в зале, возле книжного шкафа. Я плохо помню, что именно он говорил. Но выражение его лица, интонации голоса и смысл обращения очень хорошо сохранились в памяти. Про то, что нужно перестать вспоминать, как было легко и просто раньше. Нужно жить сейчас и, как бы ни было тяжело, выполнять свою задачу. Потом станет легче.

- Когда потом? - горестно спросила я. - Через два года?

- Не факт, - спокойно ответил Коробок. - Но ты не думай об этом. Вот, сейчас они есть, и мы есть, и все так, как есть. А что будет потом - будет понятно потом.

Мы стояли, обнявшись, и я думала - какое счастье, на самом деле, что мы все есть. Что я не одна. Счастья тогда еще не было, но мысль о нем уже появилась.

А потом и счастье пришло. И не так уже много времени для этого понадобилось.

Мальчишкам моим скоро уже 5 лет - и все переживания того времени кажутся такими... Хотела написать - незначительными, но это неправда. Первое время после родов - это очень серьезное испытание. И не стоит принижать его значение.

Это было трудно. Но я справилась. И я не жалею.

______________________________

• Другие части этой истории ищите по тэгу #предпоследнийприют_путидороги.
• Все статьи канала по темам и в хронологии ЗДЕСЬ.