Начало Продолжение Часть 3 Часть 4
Часть 5 Часть 6 Часть 7 Окончание
Женщины вышли из кабинета заместителя начальника училища по воспитательной работе. Алёнина мать сердито и высокомерно продолжала поучать:
- А я говорю тебе!.. Вот отчислят из суворовского твоего шалопая... влюблённого... отчислят за связь с учительницей. Будешь знать, наплачешься с ним! Здесь хоть под присмотром! А так – от рук отобьётся, ты ж не справишься с ним! И девка эта, учииительница… распутница, – смотри, принесёт тебе в подоле. Они сейчас это быстро соображают. А этому... Антоше, муженьку, я ж вижу – сынок твой ни на фиг не нужен! Да он уже и боится его – ты ж посмотри, Андрей уже в два раза выше и сильнее твоего Антошки!
Мать Ракитина опять поднесла платочек к глазам. Как раз это и было самым главным: если Андрей вернётся домой, то муж, Антон, попросту уйдёт. Он так и сказал: если этот разгильдяй появится у нас в доме, то меня тут ты больше не увидишь. И останется она, безмужняя, с двумя мальчишками. Что делать, как жить?! С Андреем ей и правда не сладить: вон какой он большой стал. И непослушный, строптивый, должно быть. Характер отцовский, упрямый...
Лариса Павловна, мать этой злополучной Андрюшкиной подружки, наставляла её:
- Так и скажешь ей завтра. Математичке этой... Чтобы отстала от мальчишки. Иначе – в Министерство. Учиительница талантливая! Развратница! Да платочек свой идиотский – брезгливо кивнула головой – убери с глаз долой! А то ещё при ней сопли распустишь! Смотри, подруга... Дочь свою я не дам в обиду. Сама знаешь – мой в штабе округа служит. Вылетит Андрюха из суворовского. Подумай. Завтра увидимся.
Татьяну Алексеевну мать Ракитина дождалась у входа в училище. Оторопела: перед ней стояла ошеломительно юная девчонка. Только очень красивые, густые тёмные волосы с медным оттенком, собранные на затылке в строгий узел да скромная юбка с белой блузкой убеждали, что это всё-таки учительница. Серьёзные, немного усталые глаза. А тоненькая какая! Что же... Лариса Павловна говорила – распутница... а она – вон, даже косметики не заметно на лице... Ресницы и так чёрные да пушистые...
- Ну, здравствуй... учительница. Поговорить надо. Мать я... суворовца Ракитина. Елена Петровна.
Татьяна Алексеевна спокойно и внимательно смотрела на женщину.
Елена Петровна старалась следовать жёстким наставлениям Алёниной матери, хотя ей почему-то расхотелось ругать эту девчонку. Всё же попыталась рассердиться – вспомнила про мужа, Антошу... что он уйдёт, если что. Заговорила с досадой:
- Не там жениха ищешь... учительница. Он же пацан ещё. Зачем он тебе! Ему ж учиться надо.
- Татьяна Алексеевна растерялась:
-Я... не ищу... И Андрей Ракитин прекрасно учится. У него большие способности к математике. Он лучший… – девчонка-учительница взмахнула ресницами.
Мать Андрея вздохнула: похоже, и правда... что-то есть. Вон как вспыхнула. И волнуется... Сколько ж лет ей, учительнице этой... Ах, оболтус! Девчонок ему мало... вот хоть и Алёна – да с таким отцом чего хочешь в жизни добьёшься... Не так, как они с Сашкой, отцом Андрюшкиным, начинали. Он – лейтенантик... в такую глухомань служить после училища отправили... а потом – только-только устроились – Афганистан... А теперь с Антоном вот… того и гляди, опять одной оставаться!
- Ну, не морочь ты ему голову… Ну, скажи – жених есть, замуж выхожу. Дурь-то его и пройдёт. За учёбу возьмётся. Ему на ноги стать надо – надеяться не на кого. Отец… в Афганистане… – Помолчала. – Да и с Алёной наладилось бы у них. Девочка хорошая, – казалось, женщина сама себя убеждает в том, что девочка хорошая…
Татьяна Алексеевна взяла себя в руки.
- Елена Петровна, Вам не о чём беспокоиться. У вас замечательный сын. С учёбой у него всё в порядке. И с девушкой, я думаю, они разберутся.
Прощаясь, слегка коснулась рукой её плеча. И торопливо ушла. А дома дала волю слезам. Сегодня мальчишка этот… суворовец Ракитин, очень обидел её. Не впервые. Но сегодня… Он, совершенно не обращая на неё внимания, говорил с друзьями о том, что перейдёт в другой взвод… или вообще – уйдёт из училища. Потом, как всегда, бросил на неё взгляд, в котором смешалось отчаяние и дерзость. Объяснил ребятам:
- Год до поступления остался. Пора за алгебру с геометрией всерьёз браться. А здесь… разве это уроки!
Мальчишки зашумели. Громко возмущался Димка Бояренцев. Что-то горячо и убедительно доказывал Виталик Большаков, Юра Вольский рассудительно поднял руку, наперебой говорили остальные суворовцы – она от боли и обиды плохо слышала, старалась сдержать слёзы. И видела, что Ракитин совсем не слушает друзей. Он смотрел на неё – сквозь резкие взмахи рук, поверх голов ребят. Наконец, суворовцы затихли. Урок продолжался – ещё и успели много решить, суворовец Волокитин даже четвёрку получил. А сейчас Танюша плакала, горько всхлипывала. И вдруг поняла, что не из-за обиды плачет…
Цветы – всякий раз перед первым уроком… то стихотворение в неподписанной тетради по алгебре… доска – тогда на ней вплоть до последнего уголка было написано её имя и признания в любви… И – полные отчаяния мальчишеские глаза… А если он… и правда уйдёт из училища?!.. Танюша горько повторяла сквозь слёзы:
- Люблю… люблю тебя... Люблю. – Задыхалась, шептала: – Как люблю! Что же делать, если… и я люблю тебя! А мне уже… скоро двадцать один. А тебе ещё и шестнадцати нет. И мне весь мир без тебя не нужен. А я – твоя учительница математики…
Вспоминала свой первый урок в суворовском училище. Мальчишки не сразу поняли, что она – их новый преподаватель математики. Они просто не обратили на неё внимания. Тогда первым опомнился сероглазый суворовец с погонами вице-сержанта. Она даже ахнула в душе: как же идёт этому мальчишке суворовская форма! Какие глаза у него – славные, весёлые, уверенные! Она очень волновалась перед своим первым уроком, а увидела этого мальчишку – так светло, легко и радостно стало на душе! Подумала: как хорошо, что я буду здесь работать!
Подушка намокла от слёз. Задремала только под утро. И в немыслимо счастливом сне ей навстречу шёл суворовец Ракитин. А в руках у него – маленький букет нежных-нежных фиалок. Она слышала их тонкий аромат, и из глаз её снова катились слёзы… Так, в слезах, Танюша и проснулась. Первый урок – алгебра…
И на столе лежал маленький букетик фиалок.
Мальчишки-суворовцы приветливо улыбались. Вице-сержант Ракитин доложил, что взвод к уроку готов. Смотрел вице-сержант куда-то в угол доски. Она чувствовала, что у неё воспалённые глаза – от слёз и бессонной ночи. Но старалась встретиться с ним взглядом. А встретилась – и мелок выронила. Столько тревоги светилось сейчас в глазах вице-сержанта! Чтобы снова не расплакаться, поднесла к лицу букетик фиалок. Как всегда, поблагодарила мальчишек, не уточняя – кто принёс цветы... Хотя так захотелось обнять... вице-сержанта – за эту тревогу в его мальчишеских глазах!
А после урока Татьяну Алексеевну вызвал к себе заместитель начальника училища по воспитательной работе подполковник Нечаев. У Димки Бояренцева сразу нашлись неотложные дела в районе кабинета Нечаева. Впрочем, все пацаны заволновались: с чего бы Нечаев так официально вызвал к себе Танюшу... Да и заметили ребята, что она на первом уроке была расстроена. С нашего безмолвного одобрения Бояренцев с деловым видом прохаживался у кабинета подполковника Нечаева. А мы, не сговариваясь, ждали, когда Димка добудет информацию. Мы уже давно решили, что Димка Бояренцев должен поступать на факультет военной журналистики – уж очень хорошо, неизменно хорошо получалось у него добывать любую информацию. Бояренцев совершенно непостижимым образом оказывался в курсе всего, что происходило в училище. Насчёт факультета журналистики Димка важно согласился, потом – по здравому размышлению – возгордился и заявил, что вообще намерен стать разведчиком: что там журналистика!.. Мелковато для него. А вот разведка – в самый раз. Что-либо возразить Димке было трудно…
Подполковник Нечаев разговаривал с нашей Танюшей очень долго. Взводу пора было идти на обед, и мы отправились в столовую. Димке пообещали оставить его обед, ещё и поделиться котлетами и компотом...
Бояренцев вернулся в расположение непривычно серьёзным.
- Пацаны… Танюша… она плакала. Подполковник Нечаев сказал, что, может, ей лучше уволиться… ну, уйти из училища…
- А она?! – в один голос воскликнули Большаков и Вольский.
- Ну, что тянешь резину? – возмущённо торопил Димку Волокитин.
Молчал только вице-сержант Ракитин. А в глазах его был безмолвный, но самый громкий вопрос. Надо сказать, что у Бояренцева, кроме информации, появилось особое чутьё разведчика – Димка обращался только к Ракитину, отвечал не на наши вопросы, а на это безмолвие в Андрюхиных глазах:
- Нечаев ещё что-то говорил – строго так…
- А она?! – всем взводом повторили мы вопрос.
- А она перестала плакать – я по голосу слышал! – Димка гордо шмыгнул носом. – И сказала подполковнику, что никуда не уйдёт! Будет работать в нашем взводе!
- А он что? – как-то подозрительно спросил Вольский.
- А он сказал: я подумаю, как быть…
- А что тут думать! – Юрка Вольский прямо кипел – мы таким взволнованным его никогда не видели. – Завтра с утра идём к Нечаеву!
Бояренцев осторожно вздохнул:
- Мужики! Нечаев говорил, что к нему родители приходили… Говорили, что Танюша нас плохо учит…
Вольский жёстко рубанул ладонью воздух:
- А это нам лучше знать – хорошо или плохо она нас учит. Мы же учимся здесь, а не родители!
И мы пошли к Нечаеву – всем взводом. Он задумчиво выслушал нас. Потом неожиданно загремел:
- У вас – алгебра!!! Кругооом – марш! На урок – бегом!
Мы не решались открыть дверь кабинета: а вдруг там уже не Татьяна Алексеевна, а Людмила Викторовна со второго взвода!
Наша Татьяна Алексеевна растерянно прижимала журнал к груди: кабинет математики был пуст. Она уже приготовилась пойти уточнить расписание уроков – не изменилось ли что.
Вице-сержант повёл бровями – мы в момент оказались на своих местах. Чуть вздрагивающим голосом Ракитин доложил:
- Товарищ преподаватель! Первый взвод к уроку готов!
Татьяна Алексеевна прерывисто вздохнула – так вздыхают девчонки после долгого плача...
Уж как Бояренцев выведал – до сих пор неизвестно. Но он рассказал нам о том, что к Нечаеву приходила мать Андрюхиной Алёны. А с ней была мать Ракитина… Рассказал Димка и о том, что Алёна собиралась из окна выпрыгнуть. И как кричала Алёнина мать на подполковника Нечаева, что у дочки страшная депрессия, что психолог от неё не выходит…
В увольнении я осторожно поинтересовался у своей Даши:
- А как там Алёна? Давно не видно её. С ней всё хорошо?
Дашка удивилась:
- А что с ней будет? Ходит в школу, как обычно.
В субботу Алёна, как ни в чём не бывало, заявилась на дискотеку. Подошла к Ракитину, ужасно снисходительно положила ему руки на плечи. Промурлыкала:
- Чего замер? Потанцуем? Моя любимая мелодия…
Даже в сверкающем полумраке зала я заметил, как потемнели Андрюхины глаза. Но он улыбнулся:
- Если хочешь – потанцуем. Только я тебя не люблю.
Сказал негромко, но все расслышали. Алёна медленно убрала руки с его плеч.
- А вот это ты совсем зря, Ракитин. Ты будешь ползать у меня в ногах.
Продолжение следует…
Начало Продолжение Часть 3 Часть 4
Часть 5 Часть 6 Часть 7 Окончание