«...И еще подумалось – для нас, школяров ХХ века, литература начиналась, по сути, с Пушкина и его современников. А что там было в XVIII веке? Ну Радищев, ну Державин – фамилии слышали, но тексты шли под рубрикой "малопонятная тягомотина". Кто там что понимал (я про среднестатистического школьника, даже "лицейного" уровня). Стоит ли удивляться, что для школяров ХХI века так же начинает ускользать смысл слов первой половины ХIХ. Сдвиг во времени на одно поколение в смысле языка означает довольно много».
Существует распространенное мнение, что «язык Пушкина» устарел просто потому, что много времени прошло: мы вот Радищева не понимали, а они уже и Пушкина не понимают. Мнение это распространенное, но ошибочное. Потому что развитие языка всегда не линейно.
Иногда языки почти не меняются тысячелетиями, иногда они меняются до неузнаваемости на протяжении пары поколений.
Для нас, школьников ХХ века, литература начиналась с Пушкина не потому, что XIX век был достаточно недавно, а вот XVIII уже давно, а потому, что современный русский литературный язык начинается с Пушкина и его современников.
Точно также, как для французского школьника литература начинается с Корнеля, Расина и Мольера. Это XVII век.
Французский литературный язык в его современном виде сформировался в XVII. Потому, что все, что формировалось, плыло и непрерывно менялось на протяжении XIV, XV, XVI веков, в семнадцатом наконец выкристаллизовалось и образовало французский литературный язык, каким мы его знаем и по сей день, с его хрустальной точностью и прозрачностью.
Понятно, что там уже многое непонятно без словаря и примечаний, потому что реалии и все такое, тем не менее Мольер – современный писатель во Франции и его можно спокойно ставить на сцене, как у нас Гоголя или Островского, не опасаясь, что зритель половины не поймет.
То есть француз эпохи Людовика Четырнадцатого и современный школьник, щеголяющий своим франглишем, все равно обитают в едином языковом пространстве, между ними нет непреодолимой границы.
Современный английский начинается с Шекспира, это еще на пятьдесят лет раньше Мольера, еще непонятнее современному школьнику - и тем не менее Шекспира читают в школе, с примечаниями, может, со словарем, но без перевода.
На Руси XVII век – это протопоп Аввакум и Симеон Полоцкий, там не то, что школяр, профессиональный филолог не все понимает без специальной подготовки.
И Ломоносов с Радищевым – еще не современный русский язык. А Пушкин и Жуковский – уже современный!
И за последние тридцать-сорок лет в этом отношении принципиально ничего не изменилось. Мы все еще говорим «на языке Пушкина», даже если многие слова уже забылись.
Конечно, «язык Пушкина» тоже может «устареть». Любой язык рано или поздно устаревает. Но если это произойдет, это случится не потому, что Пушкин отодвинется в прошлое еще на пятьдесят или на сто лет. А потому, что язык, языковая норма отчего-то вдруг изменится настолько радикально (скорее всего, по экстралингвистическим причинам), что сыновья и внуки перестанут толком понимать отцов и дедов.
И нет, это не будут изменения уровня «мальчик в клубе склеил модель» или «Пьер распечатал письмо»... Это всё забавные мелочи.
А вот, например, если Российская Федерация лет через двадцать распадется на полтора десятка удельных княжеств, где для половины населения родным будет не русский, а, скажем, китайский или узбекский... – вот тогда да, русский язык действительно имеет все шансы превратиться в нечто настолько принципиально иное, что «Капитанскую дочку» без словаря будет не понять.
Потому что падежи усохнут, глагольные формы посыплются, фонетике настанет пипец и так далее. А русский язык постигнет участь латыни.
Но пока до этого далеко, в школах от Питера до Камчатки по-прежнему учат «У лукоморья дуб зеленый», русский язык остается «языком Пушкина» так же, как английский, невзирая на все перипетии английской истории, остается «языком Шекспира», а французский – Мольера.
Нам очень понравилась эта публикация и мы решили её разместить на нашем канале. Тем более, что сегодня День рождения Великого русского поэта Александра Сергеевича Пушкина. И размышления о судьбе русского языка, а следовательно о судьбе России, актуальны, как никогда.
