Каждому из нас, наверное, хочется жить долго и счастливо (про умереть в один день - не будем). Другое дело, что «долго и счастливо» бывает очень редко. Но иногда встречаются люди, которые, кажется, это умеют.
Шел дождь, противный, мелкий, холодный, сентябрьский дождь. У меня не было зонта, я бежала по мосту и очень хотела успеть на электричку.
Передо мной торопливо шли Он и Она.
Она осторожно спускалась по лестнице, держась левой рукой за мокрые перила, а в правой - палка, на которую она опиралась. Зонт лежал на левом плече и мог вот-вот упасть.
Он шел на пару шагов впереди, через несколько ступенек обернулся, и поднялся обратно, подошел к ней, выхватил зонт, открыл его, взял ее под руку. Понимаю: торопятся, как и я, на электричку.
Я пошла за ними, чувствуя, что здесь должна быть какая-то история, и мы сели в один вагон. Успели.
Устроившись на твердых скамейках из синего потасканного кожзама, они то и дело заводили разговоры, которые, как рельсы, то шли параллельно друг другу, то сходились в какой-то точке.
- Прислонись ко мне, - ласково попросила она. - Холодно.
- Неприлично, - сказал он и оглянулся. В вагоне, кроме меня, было человек пять. Я сделала вид, что читаю что-то в телефоне.
- Ну и что, что неприлично. Прислонись! - хитро улыбалась она и подталкивала его локоточком.
Он не реагировал, ему было неловко от ее «прислонись» на людях.
В вагоне было холодно.
- Ты чуть парня палкой не огрела, пока мы заходили в вагон, - зашебуршал он. - Кого-нибудь двинешь однажды автоматически!
Она засмеялась и прижалась к нему сильнее. Он хохлился как петух в холодную ночь, и куртка у него тоже хохлилась, поднимаясь в плечах.
- Рельсы не туда идут, - бурчал недовольно он, как будто выискивая тему для разговора в окне.
- Смотри: то электричка удалялась, а то приближается вроде, - искренне удивлялся он.
А она - опять льнет:
- Можешь обнять меня рукой?
- Тебя - рукой? - он как будто удивился, но обнял ее.
- Рука те-е-плая, - любовно заметила она и продолжила уже деловито, - Сейчас зайдем в магазин… Хлеб надо купить, картошечку.
- Смотри, какой домик хороший. Почему строят у дороги? - он все еще петух.
- Удобно потому что, - пожала плечами она.
- Но, представь, из окна - все время поезда… Ты мне зонтиком, кстати, штаны намочила, - заворчал он, снова войдя в образ.
- Извини, - виновата сказала она, а сама стала его осматривать, - чего уж там намочила… капелька…
Электричка раскачивалась из стороны в сторону, где-то в тамбуре что-то тарахтело, и ухала сломанная дверь, впуская осенний холод.
- Листья желтеют, - констатировал с грустью он, продолжая смотреть в окно.
Но она не обращала внимания на листья. Она смотрела перед собой и причитала:
- Что же я наделала?.. Если бы я была в рыжей курточке с капюшоном, мне было бы тепло, - и снова прижалась к нему.
- Какой дом большой, смотри! - он показал на пролетающую мимо многоэтажку.
- Ремонт телевизора тысяч 10 будет, - рассуждала она.
- Да-а-а… Домик, я тебе скажу, - продолжал он о своем, сворачивая голову, чтобы еще раз посмотреть на дом, пока тот не скроется за деревьями.
- Слышишь? - говорит она. - Ремонт телевизора тысяч в 10 обойдется!
- Да ну нет! Не больше 3-5 тысяч, я уверен.
- Тогда малина, - засияла она.
- Никогда не будет ремонт в стоимость телевизора! - чеканя каждое слово, произнес он. - Могла бы зонтик, кстати, посушить. Пока едем, высох бы!
- Тише, лап, тише! - сказала она, почти баюкая.
И вдруг суетно подскочила:
- Ой, Кратово! Может, мы от Москвы едем? Мы ж вроде Кратово проезжали…
- Кратово… - он был спокоен и мечтательно добавил, - Тут был лагерь, озеро должно быть…
- Я согрелась, - сказала она и сняла его руку с себя.
- Видишь, там брызги на окне, а тут - нет, - он наблюдатель, ему нравится, что происходит и за окном, и на окне, да и хохлится перестал, успокоился. - Смотрю вон, люди по погоде одеваются, а ты…
Потом обнял ее, заулыбался и оттаял:
- А ты не надела курточку с капюшоном…
И мне стало так тепло. От этих разговоров про желтые листья, про дома за окном, про непочиненный телевизор, про хлеб и картошечку. От того, что он такой мнимый суровец и от того, что она называет его «лапой» и не скрывает своих чувств.
Они вышли на Отдыхе. Подскочили - зонт, палка, все на месте - и устремились в уличную осень.
Им было, наверное, лет 70-75.