В парке много людей. Они почти все улыбаются, отдыхают, им здесь всем хорошо. Это отдых, он так отличается от унылой серости будней, от вечной нехватки денег, от ворчания мамы и яростных папиных вспышек. Деревья зеленые, запах цветов. А воздух!
Атмосфера праздника не покидает все время, что я гуляю. Даже когда кончились деньги, все равно уходить не хочу. Так и брожу по аллеям.
Парк медленно, но верно пустеет, люди уходят домой, сворачиваются торговки, появляется молодежь. Солнце почти на закате, а я совсем забыла, что мне надо пораньше вернуться. Бегу на остановку, там прыгаю в нужный автобус.
Даже страх не может испортить ощущение свободы и праздника. Ничего страшного, подумаешь, задержалась? Я объясню. Обязательно все объясню, расскажу им, как здорово просто гулять по скверу, не сидеть в четырех стенах скворечника!
Еду домой. С каждой остановкой, приближающей меня к дому, все сильнее мрачнею. Быстрее, быстрее автобус вези!
Страх медленно, но верно тянет лапы, прикрываясь сумерками и темнотой. Она как враг подбирается ближе и готовит проблемы.
Дверной звонок — птичья трель.
Сутулюсь, вжимая голову в плечи. Так сама себе кажусь незаметной. Так меня немного меньше, если решат наказать.
Дверь открывается, на пороге мама, смотрит с укором.
— Где ты была?
— Загулялась. Я больше не буду.
— Заходи.
Она меня пропускает. Осторожно разуваюсь, держусь чуть подальше, чтобы вовремя от нее отскочить. Напоминаю себе маленького трусливого зайца, но так для меня безопасней.
— Ты хоть понимаешь, что мы беспокоились? — спрашивает мама. — Тебе не стыдно?
— А папа?
— Поехал тебя искать. Очень ругался. Вот очень!
— Куда поехал? В парк?
— В парк.
Мама что-то еще говорила. Из памяти стерлись слова. Скорей всего, что девочки должны слушаться маму и папу, выполнять все, что им скажут, быть правильными во всем и всегда.
Говорила, что они беспокоились.
На улицах города — ночь, зажглись фонари, застрекотали сверчки. Именно тогда нахлынул безотчетный, всепоглощающий страх. Он пришел, как только в замке заскрежетал папин ключ.
— Еля! Ну-ка быстро ложись, — в страхе цыкает мама, толкает меня в детскую комнату, прикрывая белую дверь.
— Андрей...
— Она вернулась? — усталый, с горечью голос.
— Пришла. Почти сразу, как ты уехал.
— Где эта гадина? — папа вспылил.
— Тише, Андрюш. Спит она уже. Ну, перестань. Разбудишь же!
Папа сильно ругается, с каждым брошенным словом я все глубже зарываюсь под одеяло. И замираю, когда открывается дверь. Тяжелое дыхание отца, моего сердца стук. Раз-два-три...