Стоило мне взять Эйра за руки, как… меня не стало совсем, и это еще мягко сказано. Так бывает, когда долго держится высокая температура, а потом она резко падает, и тело становится настолько легким и невесомым, что одеяло, которым тебя заботливо накрыли, кажется бетонной плитой. Я задыхалась в собственных ощущениях, а в голове фонтаном бились видения. Все они словно состояли из света. Невообразимо много света разных оттенков — от прозрачного и белого до густого и синего. Радуга все переливалась, и в ней я видела фигуры людей, глаза немыслимых оттенков. Потом на смену людям — а я была уверена, что видела именно людей, только каких-то… ненастоящих, прозрачных — пришли пейзажи.
Грозовое небо над огромным полем, бескрайний океан, омывающий черные скалы и ласкающий черный пляж, потрясающий рассвет где-то в горах, день в лесу, когда тени деревьев накрывают друг друга таинственным частоколом, а следом и ночное небо с невозможным количеством звезд. Их было так много, что я впервые засомневалась в том, что вижу привычный мне мир. Будто в подтверждение моих сомнений, я увидела три луны. Освещавшие все вокруг, они были яркие и белоснежные, как зимний снег. Одна, центральная, была чуть больше остальных и имела бирюзовый оттенок. Две другие были по обе стороны от первой и сияли чистым белым сиянием. Зрелище было просто космическое. Увлеченная лунами, я не сразу заметила, что стою на том самом пляже, где еще недавно собиралась лепить песочных человечков и городить огороды камней. Там же, где я села на большой белый валун. Именно в том месте, где сейчас мы с Эйром держали руки над пламенем костра, которое теперь имело оттенок его пульсирующих глаз — бирюзовый. Стоило мне осознать всю невозможность и сюрреалистичность происходящего, я резко очнулась от своего наваждения.
Спина была в холодном поту, руки ледяные, несмотря на костер, который привычными красными всполохами веселился у ног, голова болела, а из глаз текли слезы. Я тяжело дышала и утирала влагу с лица, ветер откровенно меня раздражал, а звуки моря были неестественно громкие. Эйр молча наблюдал за мной. На его лице не было ни единой эмоции, кроме грусти. Бирюза в его глазах пульсировала, борода была все так же не тронута ветром, а белые пряди на голове и вовсе не шевелились.
Он резко встал с валуна и тихо сказал:
— Я жду тебя здесь завтра. Надеюсь, что ты придешь.
Когда я увидела, что он просто развернулся и собрался уходить, мне захотелось кричать и топать ногами, кидать ему вслед камни, ветки, вопросы и оскорбления. Но сил не было даже на то, чтобы удивляться костру, который тут же погас сам, абсолютной тишине пляжа и собственной просто космической усталости. Прошло еще минут двадцать, прежде чем я смогла подняться с валуна и обернуться в сторону дома. Больше всего я боялась, что мне придется еще около часа ковылять домой, но нет — белый призрак с черными окнами стоял немного поодаль. Я тяжело выдохнула и побрела в дом.
Ритуал отхождения ко сну мало чем отличался от вчерашнего. Мне хватило сил на то, чтобы выпить пару стаканов ледяной воды, — пить хотелось так, что язык еле ворочался во рту. Я добрела до спальни, медленно опустилась на кровать и заснула еще до того, как донесла голову до подушки.