Друзья, приглашаю вас в добрый мир детской иллюстрации Евгения Чарушина, герои и персонажи которого уже в 1930-е годы сошли со страниц любимых книг в виде милых каждому фарфоровых фигурок и скульптур. Художник на всю жизнь сохранил детское мироощущение и какой-то ребяческий восторг перед красотой природы. Его зверята несут в наш взрослый мир дефицитные позитивное мировоззрение, человечность, любовь и тепло.
Трое маленьких зайчат, – в травке рядышком сидят!
Эраст Кузнецов: Евгений Чарушин оставался самим собой в безукоризненно точной, как бы прочувствованной пластике животных, и совсем недаром этим крохотным «Кроликом» восхищался не кто иной, как замечательный скульптор Вера Мухина.
Книги с иллюстрациями Евгения Чарушина и в современном мире желанны и востребованы, мы их без труда найдём в каждом книжном магазине. Чего не скажешь о фарфоровых воплощениях. А жаль! Представленные в магазинах Императорского фарфорового завода зайцы и кролики (к сожалению, только в подглазурной росписи солями) не в силах дать представление о мире «чарушинских зверят».
Предлагаю полюбоваться произведениями Евгения Чарушина – и скульптурами Ленинградского фарфорового завода имени М.В. Ломоносова, и первичными рисунками – любимыми с детства книжными иллюстрациями, в сопровождении небольшой энциклопедической справки по биографии художника.
1936 год — на Ленинградском фарфоровом заводе им. М.В. Ломоносова Евгений Чарушин расписал чайные сервизы « Следы звериные». Сервизы были приобретены Государственным Русским музеем и Первым государственным музеем фарфора в Москве (впоследствии Государственный музей керамики в Кусково).
Кузнецов, Эраст Давыдович. Звери и птицы Евгения Чарушина. – М. : Советский художник, 1983. – 159 с. : ил.
На Фарфоровый завод имени Ломоносова привела его в 1934 году, скорее всего, неуёмная жажда попробовать неизведанное. На заводе, в художественной лаборатории, куда его препроводил Николай Суетин с Николаем Лапшиным, он тотчас же обаял решительно всех. Чарушинские чары, чарушинское очарование, кто не испытывал их на себе! Он легко сходился с людьми, а быстрее и естественнее всего – в конкретном деле, в работе. Его интерес ко всему, связанному с фарфором, не мог не подкупить. Его засыпали советами, он получил нерасписанный фарфоровый сервиз(«бельё», как его называют), чтобы сделать эскиз росписи. Придумал он интересно: фигуры зверей на белом фарфоре, как на снегу, – цветом, а лёгкие цепочки следов – серебром.
Но с исполнением оказалось труднее.
Первая атака на фарфор захлебнулась – эскизы, сделанные гуашью, были хороши, но на чашки их перенести без серьёзных потерь оказалось невозможно. Впору было бросить затею, но Чарушина заело самолюбие. Он просидел три месяца и в конце концов придумал: тело зверя делать через трафарет (а чтобы контур получился как бы пушистый – края трафарета вывернул наружу), кистью же намечать лишь мелкие детали – носы, когти, глаза и, разумеется, следы. Он выиграл – сервиз пошёл в производство (а сейчас по праву украшает экспозицию Русского музея и Фарфорового завода), но продолжать начатое всё же не рискнул.
Некрасова М. А. Чарушин Евгений Иванович // Русская художественная керамика. VIII–XXI века. Иллюстрированная энциклопедия / Автор-составитель, научный редактор М.А. Некрасова. – М.: Academia, 2017. – С. 657.
Чарушин Евгений Иванович (11.11.1901, г. Вятка–18.02.1965, г. Ленинград) художник-график, иллюстратор детских книг, в керамическую промышленность вошёл анималистической пластикой. Окончил Академию художеств в 1926 году.
Работал на Ленинградском фарфоровом заводе имени М.В. Ломоносова, снискав любовь к своим фарфоровым скульптурам, которые выпускались большими тиражами: «Козлёнок Васенька», «Оленёнок», «Заяц с морковкой», «Лиса с колобком».
Агния Барто
КОЗЛЁНОК
У меня живёт козлёнок,
я сама его пасу.
Я козлёнка в сад зелёный
рано утром отнесу.
Он заблудится в саду –
я в траве его найду.
Эраст Кузнецов: К скульптуре Евгений Чарушинобратился ещё в 1941 году, а если быть совсем точным, то ещё в 1926 году, когда они вместе с Юрием Васнецовым вылепили большой барельеф «Крестьянин и рабочий» для украшения Дома союзов в Вятке, но то был эпизод, не оставивший никаких следов, кроме нескольких фотографий, запечатлевших это произведение вместе с его улыбающимися авторами. Не имел он и продолжения. А вот две фигуры, вылепленные в 1941 году, оказались не случайными. Это «Медвежонок-сосунок» и Чешущийся волчонок ... Чарушинбы и продолжил увлёкшее его заняти , но события последующих лет никак тому не способствовал , и лишь в 1945 году он с удовольствием взялся за глин , едва представился случа .
В их доме оказался новорожденный козлёнок – едва стоявший на слабых, подламывающихся ножках, выгибавший спину, пытаясь «собрать» своё тельце – такое яркое и живое воплощение любимого мотива произрастания! Чарушин тотчас же сделал скульптурный этюд, и интерес к скульптуре, видимо, был так силён в нём, что он проработал фигуру более тщательно – может быть, и теряя немного в непосредственности острого впечатления, но приобретая в пластической завершённости. Это уже не быстрый этюд, а законченное произведение, и сам Чарушин остаётся в нём прежним – всё тем же, что и в своих графических работах.
МЕДВЕЖЬЯ КОЛЫБЕЛЬНАЯ
Пусть вам, детки-медвежатки,
сон приснится сладкий-сладкий:
мёду полных три ведра,
чтоб хватило до утра.
МЕДВЕЖАТА
Эй, постой, так не годится!
Надо с братцем поделиться.
Эраст Кузнецов: Изобретательно придуманы и его группы-чернильницы, скажем, та, сюжет которой был перенесен им из «Шуток»: перебранка двух медвежат над пеньком. Пенёк оказывается чернильницей, а ложка, брошенная на него, – ручкой крышки. Чернильница предназначалась для маленьких ребят.
Он создаёт так же скульптуру в синтезе с предметом утилитарного назначения (чернильница «Медвежата», пепельница, коробочка со скульптурами). В них найдена пластическая взаимосвязь предмета и скульптуры, их соподчинённость.
Эраст Кузнецов: Евгений Чарушин смог пронести через все свои работы дух своей малой Родины – Вятки, дух именно русской природы. В самом деле, в иллюстрациях Евгения Ивановича редко встречаются звери других широт, а вот обитателей своего родного края он словно лучше понимал и предпочитал работать с ними. И выражение «чарушинские зверята» стало нарицательным.
Эраст Кузнецов: Он и в самом деле снова, но на этот раз уже как скульптор, пришёл на фарфоровый завод, и всё, что он делал на протяжении пяти лет, – всё шло в производство, тиражировалось в фарфоре, расписывалось живописцами завода по его, Чарушина, эскизам.
Зайцы пляшут, зайцы скачут, птички песенки поют...
Эраст Кузнецов: Симпатичная, задорная книжка Евгения Чарушина «Шутки» для самых маленьких переиздавалась многократно. Рисовал и придумывал шуточные стихотворные подписи он во время войны.
Вместе с сестрой Екатериной, в замужестве Шумской, тряхнув стариной, сочинил незатейливые стихотворные подписи: «Как приятно чай попить, о том, о сём поговорить», «Белки филину в лесок тащат полный туесок – красную и чёрную ягоду отборную. Кушай ягоды, злодей! Не губи лесных зверей», «Зайцы пляшут, зайцы скачут, птички песенки поют...». Немного позднее возникла мысль собрать из этих эстампов книжку. Книжка, названная «Шутки», имела успех: нарядная, весёлая. Чарушин представал в ней в новом качестве – как выдумщик и сказочник. Правда, в свет вышла она уже в первом послевоенном году.
Эраст Кузнецов: Статуэтки Чарушина были очень симпатичны – недаром они и сейчас, тридцать лет спустя, не потеряли своей привлекательности. Вкус не изменяет ему нигде, а уж о юморе и изобретательности и говорить не приходится – и в одиночных, наиболее простых фигурках, вроде его любимых «зайцев» и «зайчих», и в сложных композициях, вроде «Сплетни» – с подробной весёлой характеристикой многих действующих лиц, от сплетницы-лягушки до её взволнованных слушателей помельче – маленького лягушонка, мышки и двух мышат. Любопытно, что родословная этих работ длиннее, чем можно было бы предположить. Первых зайцев Чарушин пробовал лепить в 1942 году, но бросил, потому что не до того было, а сам он считал, что задумал их под влиянием вятских игрушек, и даже называл одну из них – популярную – «Танька с Ванькой». А идея «Сплетни» возникла совсем давно, в детстве, после чтения какой-то немецкой сказки, где фигурировала противная сплетница, напоминавшая ему лягушку; тогда же, в 1910 году, он сделал рисунок и вернулся к нему почти сорок лет спустя.
Эраст Кузнецов: Конечно, «сказочными» этих персонажей можно называть только условно. Ситуаций и образов, пришедших из сказок и воплощённых в некие фарфоровые иллюстрации, у него как раз очень мало. Тот, не до конца осуществлённый, давнишний барельеф «Волк и семеро козлят», да фигурка «Лиса и Колобок», да забавная группа «У лукоморья»... Все же остальные – это столь полюбившиеся Чарушину шутливые импровизации на темы некоей сказочной звериной жизни. Ну, а если быть точным, то и группа «У лукоморья» только по названию кажется иллюстрацией к Пушкину, а на самом деле это тоже шутка: Кот учёный, действительно на цепи и действительно рассказывает сказки, но не Пушкину или какому-нибудь воображаемому слушателю, а собравшемуся вокруг него разнообразному зверью.
Эраст Кузнецов: Его работы имели успех, и известность Чарушина-скульптора стала соперничать с известностью Чарушина-графика. Целые партии его зайчат и зайчих – с морковкой, с трубкой, с цветком, пляшущих, – а также других нарядных и весёлых персонажей не застаивались на прилавках...
Эраст Кузнецов: Что и говорить, статуэтки Чарушина бесспорно хороши, но кое-что в них способно и насторожить. Всё-таки в его занятиях скульптурой было не только увлечение, но и нечто от житейской прозы – хороших заработков скульптора, чьи работы идут большими тиражами. Недаром же он пришёл на производство как раз тогда, когда издательских заказов не хватало. Недаром же ничего иного, кроме статуэток, он так и не лепил, а расставшись с заводом имени Ломоносова – вообще не брал в руки глину и не порывался сделать что-нибудь просто так, для себя самого. Это увлекающийся Чарушин!
Оленёнок – сосунок, спинка рябенькая,
Далеко уйти не мог, ножки слабенькие…
Эраст Кузнецов: Приходилось в какой-то мере считаться и со вкусом, господствовавшим в декоративно-прикладном искусстве той поры, и со вкусом покупателей его популярных и быстро расходящихся статуэток – не то чтобы подчиняться им, но всё-таки искать какую-то равнодействующую между ними и своим собственным, чарушинским. Что и говорить, между шершавыми и неуклюжими «Чешущимся волчонком» и «Медвежонком-сосунком» и изящным «Олененком» – всё-таки семь лет, не прошедших даром для художника. И в «Олененке» есть прелесть детской неуклюжести и глуповатость глаз, по-чарушински точно посаженных, но всё это как-то эстетизировано, как-то сглажено (не только в прямом, но и в переносном смысле), как-то слишком уж мило и трогательно выражено, и очень уж весёленькая травка зеленеет у него под ногами. Есть в нём некоторая «бэмбистость» – лёгкий если не шаг навстречу, то хотя бы наклон в сторону зрителя, готового умилиться «этими очаровательными чарушинскими зверюшками»...
За успехи в работе над иллюстрированием детской книги и в анималистической фарфоровой скульптуре Чарушину было присвоено почётное звание заслуженного деятеля искусства РСФСР. А в 1965 году ему посмертно была присуждена золотая медаль на международной выставке детской книги в Лейпциге.
Дополнительная литература: Темерин С.М. Русское прикладное искусство. Советские годы. – М.: Советский художник, 1960.
Рекомендую в качестве главного источника информации: сообщество Художники ЧАРУШИНЫ
Подписывайтесь на мой канал , давайте о себе знать в комментариях или нажатием кнопок шкалы лайков. Будем видеть красоту вместе!
#явижукрасоту
#ясчастлив