Вторая история на тему детей и стихов не будет связана с бард-лагерем «Белые крылья». Ну, напрямую не связана. Сама-то волшебная методика, позволяющая любого человека, а уж ребенка-то просто гарантировано научить понимать и читать стихи за полтора часа, придумана и отработана именно в нашем лагере.
Лет 5 - 6 назад меня попросили подготовить небольшую группу четвероклассников к городскому конкурсу чтецов. Нужна была композиция минут на 15 на тему «Наша Родина – русский язык». И история эта, скорее не про детей, а про их учителей. И поэтому с грустным финалом.
Меня сразу же несколько озадачило то, что те педагоги, которые меня пригласили немножко им помочь, как-то сильно извинялись за название чтецкого конкурса. Типа, не мы придумали, ты уж не обращай внимания, сделай, как хочешь, сам можешь название придумать и т.д. Я даже попытался им объяснить, что это очень правильное название, оно огромный пласт хорошей поэзии захватывает, тут есть о чем говорить и думать, но понял, что они при этих объяснениях на меня смотрят с легким сочувствием – как на городского сумасшедшего. Плюнул, и не стал больше объяснять.
Дети, на удивление, наоборот, ничего плохого в названии не увидели, а уж когда мы с ними подобрали репертуар и чуть-чуть поговорили про то, о чем мы будем людям рассказывать этими стихами, и вовсе прониклись энтузиазмом.
Сделали мы эту композицию в один присест, потратив чуть больше часа. Я – не педагог, в школе никогда не работал, и меня несколько озадачило, что на наши занятия постоянно кто-то норовил прийти и последить за дисциплиной. С моей-то точки зрения у нас с дисциплиной на занятиях было все нормально. Просто, понимая, что людям в четвертом классе больше 10 минут головой работать вредно, я работал с ними поочередно как раз примерно по 10 минут, а остальным в это время разрешал хоть по потолку ходить. Зато они очень быстро мобилизовывались, когда были мне нужны, и не уставали. Занятие-то 1,5 часа, а они и свои законные 45 минут-то с трудом высиживают. Собственно, поэтому я им все и разрешал. А вот с педагогами пришлось повоевать немного. И потом просто попросить не лезть ко мне, пока не закончу. Сказал, что как только они услышат вой, ор, шум двигаемой мебели и так далее, это будет значит, что у нас все нормально. Такая будет композиция. Меня второй раз посчитали придурком и, как ни странно, отстали.
Городской конкурс дети выиграли. На это у меня ушло две репетиции по 1,5 часа. Раз в неделю я у них появлялся, это значит, программа была сделана и отрепетирована за две недели.
И вот, когда дипломы оказались в школе, а до педагогов дошли слухи, что они, наверное, каких-то подставных детей на конкурс отправили, из какого-то театра детского, они меня позвали еще раз и попросили таки показать им, что же так проняло жюри конкурса.
И вот вам – грустный финал: дети показали, порвали уже и школьный зал на британский флаг. Стихами! После этого школьные словесники стали спрашивать у меня где я беру стихи. Я, не поняв вопроса, начал отвечать про свои методпособия, сборники, любимые сайты, но оказалось, они меня спрашивали не про технические вещи. Их заинтересовали авторы. И вот тут-то я понял, что это – ужас. Даже Ужо-о-о-ос-с-с-с! В программе были стихи Арсения Тарковского, Иосифа Бродского, Алексея Решетова (пермский, между прочим, классик), Давида Самойлова и Николая Заболоцкого. Гумилев еще был. Из этого списка люди, преподающие литературу и русский язык, оказывается, слышали только фамилию Бродского, но стихи не опознали! Это, между прочим, была школа с творческим уклоном. Что творится с литературой в какой-нибудь простой школе! В спальном районе каком-нибудь! Я даже думать об этом не хочу.
Собственно, это – вся история. Но рассказать вам, что была за программа и как она выглядела я, наверное, должен. Кому-то же пригодиться может.
Приложение к статье – описание поэтического миниспектакля «Наша Родина – русский язык».
Я уже говорил в предыдущей статье на эту тему, что стихи детям нужно давать в каком-нибудь контексте. В сюжете лучше всего, где возможны взаимоотношения между людьми, текстами и персонажами. Поэтому я предпочитаю поэтический спектакль. Ну, хотя бы элементы такого спектакля в простой поэтической композиции. Поэтому я почти сразу же планировал некоторые вещи, рассчитанные на легкий шок в зале. Для этого у спектакля был придуман небольшой пролог с ведущим. Ведущей в нашем случае. Причем мне нужно было, чтобы действие началось бы максимально ожидаемо, стереотипно даже, но при этом, чтобы поселило у людей легкое недоумение – дети на полном серьезе читают стихи, или слегка издеваются.
Никаких декораций, никакого оформления сцены намерено не было использовано. Больше того, мы добились такого вида сцены, путем устраивания легкого беспорядка, что люди были вообще уверены, что либо мы задерживаем показ, либо вообще передумали показываться. Участники программы при этом очень умело смешались с толпой зрителей в самых разных местах зала.
Появилась девочка и очень стесняясь, смущаясь и даже немного намерено лажая, начала говорить. Причем она вышла на самый край авансцены, едва не в сам зал. Зрители даже не поняли, что программа уже началась. Звучало стихотворение Алексея Решетова «Любители лягушечьего пенья»
Любители лягушачьего пенья,
Я понимаю ваше нетерпенье:
Уж спать пора,
а их все нет
и нет…
Но горевать и хмурится –
не след.
Сейчас у них глаза
нальются кровью,
Растянуться резиновые рты,
И все ночные звуки перекроет
Мелодия
редчайшей красоты.
И всем лицом –
безжизненно-спокойным –
Насторожится бледная луна,
И, словно
перезвоном
колокольным,
Душа людская будет смущена…
Пускай на них царевичи плюют,
Пускай их глупый селезень проглотит,
О Боже, как на клюквенном болоте
Лягушки беззащитные поют!
Как только ведущая закончила, все участники со всех концов зала во всю дурь заорали строчки из своих стихов. Причем, перекрикивая друг друга, причем выбираясь из рядов по ногам. Короче, мы добивались этакого квадроэффекта. 4Д, как сейчас говорят.
Этот бардак длился секунд, наверное, 30. Может чуть меньше. За это время все участники вышли к сцене, но не пошли на нее, а расположились перед ней в зале. Кто сел, на нее, кто-то остался стоять. Кто-то повернулся друг к другу, кто-то в зал. Мизансцена, короче, хоть и линейная, но вполне себе живописная.
И пошел текст Давида Самойлова «В этот час гений»…
В этот час гений садится писать стихи.
В этот час сто талантов садятся писать стихи.
В этот час тыща профессионалов садятся писать стихи.
В этот час сто тыщ графоманов садятся писать стихи.
В этот час миллион одиноких девиц садятся писать стихи.
В этот час десять миллионов влюбленных юнцов садятся писать стихи.
В результате этого грандиозного мероприятия
Рождается одно стихотворение.
Или гений, зачеркнув написанное,
Отправляется в гости.
В этом тексте был один «солист», но по строчке-две тут досталось всем. В общем, это стихотворение читали все. Где-то повторяя строчки друг за другом, где-то переспрашивая, где-то примеряя маски разных героев этого текста. Мизансцена менялась постоянно. В финале все оказались уже на сцене. Мы там сделали так, чтобы у нас и графоманы и влюбленные юнцы и одинокие девицы – все это объединялось в группы, поднимались на сцену, там располагались в живописном беспорядке. Исполнительница следующего текста пряталась незаметно в правую кулису. И именно оттуда начинала стихотворение Николая Заболоцкого «Искусство».
Я, кстати, больше всего боялся за этот текст. Он очень сложен и структурно, и по образам, да и по языку. Однако, ученица 4 класса на удивление справилась с ним так, что я просто в восхищении был. Будто не сам с ней делал, а услышал впервые.
Дерево растет, напоминая
Естественную деревянную колонну.
От нее расходятся члены,
Одетые в круглые листья.
Собрание таких деревьев
Образует лес, дубраву.
Но определение леса неточно,
Если указать на одно формальное
строенье.
Толстое тело коровы,
Поставленное на четыре окончанья,
Увенчанное храмовидной головою
И двумя рогами (словно луна в первой
четверти),
тоже будет непонятно,
так же будет непостижимо,
если забудем о его значенье
на карте живущих всего мира.
Дом, деревянная постройка,
Составленная как кладбище деревьев,
Сложенная как шалаш из трупов,
Словно беседка из мертвецов, -
Кому он из смертных понятен,
Кому из живущих доступен,
Если забудем человека,
Который строил его и рубил?
Человек, владыка планеты,
Государь деревянного леса,
Император коровьего мяса,
Саваоф двухэтажного дома, -
Он и планетою правит,
Он и леса вырубает,
Он и корову зарежет,
А вымолвить слова не может.
Но я, однообразный человек,
Взял в рот длинную сияющую дудку,
Дул, и, подчиненные дыханию,
Слова вылетали в мир, становясь предметами.
Корова мне кашу варила,
Дерево сказку читало,
А мертвые домики мира
Прыгали, словно живые.
Девочка читала это с указкой в руках, как бы читая лекцию для собравшихся в зале и терпеливо объясняя и даже показывая на примерах все, о чем говорила. Детям я тут разрешил хоть на голове ходить. Даже обезъянничать как угодно. Когда исполнительница показывала на кого-то из экспонатов, они тут же начинали буквально изображать ее текст. Правда, в ходе репетиций (напомню, двух) мы из всего их кривляния отобрали и закрепили наиболее интересные фишечки, и сделали этакую синхронную пантомиму. Там у нас и деревья были, и домики, и коровы – все как полагается.
А вот дальше я не очень помню по картинке, помню что был достаточно жесткий выстроен диалог двух текстов: «Слово» Николая Гумилева и «Художник» Иосифа Бродского. Прямо какая-то очень жесткая полемика с привлечением в свидетели зала и товарищей по программе. Вот оба стихотворения:
Слово
В оный день, когда над миром новым
Бог склонял лицо свое, тогда
Солнце останавливали словом,
Словом разрушали города.
И орел не взмахивал крылами,
Звезды жались в ужасе к луне,
Если, точно розовое пламя,
Слово проплывало в вышине.
А для низкой жизни были числа,
Как домашний, подъяремный скот,
Потому что все оттенки смысла
Умное число передает.
Патриарх седой, себе под руку
Покоривший и добро и зло,
Не решаясь обратиться к звуку,
Тростью на песке чертил число.
Но забыли мы, что осиянно
Только слово средь земных тревог,
И в Евангелии от Иоанна
Сказано, что Слово это - Бог.
Мы ему поставили пределом
Скудные пределы естества.
И, как пчелы в улье опустелом,
Дурно пахнут мертвые слова.
Н. Гумилев
Художник
Он верил в свой череп.
Верил.
Ему кричали:
"Нелепо!"
Но падали стены,
Череп,
Оказывается был крепок.
Он думал:за стенами чисто.
Он думал,
Что дальше просто.
...Он спасся от самоубийства
Скверными папиросами.
И начал бродить по селам,
По шляхтам,
Желтым и длинным:
Он писал для костелов
Иуду и Магдалину.
И это было искусство.
А после, в дорожной пыли,
Его
Чумаки сивоусые
Как надо похоронили.
Молитвы над ним не читались,
Так забросали глиной.
Но на земле остались
Иуды и Магдалины!
И. Бродский
А вот с финальным текстом были сложности. Я его сначала покажу, а потом объясню, почему подобные, казалось бы, не самые сложные тексты детям нужно давать с осторожностью. Арсений Тарковский ИЗ ЦИКЛА «ПУШКИНСКИЕ ЭПИГРАФЫ»
Я каждый раз, когда хочу сундук
Мой отпереть…
«Скупой рыцарь»
В магазине меня обсчитали:
Мой целковый кассирше нужней.
Но каких несравнимых печалей
Не дарили мне в жизни моей:
В снежном, полном веселости мире,
Где алмазная светится высь,
Прямо в грудь мне стреляли, как в тире,
За душой, как за призом, гнались;
Хорошо мне изранили тело
И не взяли за то ни копья,
Безвозмездно мне сердце изъела
Драгоценная ревность моя;
Клевета расстилала мне сети,
Голубевшие, как бирюза,
Наилучшие люди на свете
С царской щедростью лгали в глаза.
Был бы хлеб. Ни богатства, ни славы
Мне в моих сундуках не беречь.
Не гадал мой даритель лукавый,
Что вручил мне с подарками право
На прямую свободную речь.
Тут вот в чем сложность, и в репетиции заметить эту сложность тоже было сложно. Она проявляется на зрителе. Понимаете, дети-то из 4 класса. Они, конечно, у меня со всем разобрались в своих текстах, все поняли, но вот чисто по возрасту у них пока нет природной наглости говорить что-то важное от собственного лица. Особенно, если полный зал педагогов, от которых они же зависят полностью. А в этом тексте не прикроешься выдуманным персонажем, как во всех остальных. В таких прямых текстах, особенно в финальной части дети поневоле слетают в школьный пафос, и справиться с ним почти невозможно. Пришлось, в конце концов, финал делать практически хоровым. И еще и экспериментировать с мизансценами. Это не сильно украсило мой замысел, но зато сделало хорошую точку.
В финале я хочу сказать важное. Принято думать, что дети глупее или просто как-то недоразвитее взрослых, и на этом основании нужно им давать какие-то простые, очень понятные и не сложные ни структурно, ни образно тексты. На практике все ровно наоборот. Если одинаково и даже с одинаковыми текстами работать с детьми и взрослыми, ну, где-то уже за 30 – 35, творческий результат у детей будет глубже, интереснее и даже мудрее. Поэтому, если вы думаете, что можете учить детей читать стихи, не жалейте их ни в коем случае. Давайте сложные, образные тексты с интересными ритмическими приемами, можно провокационные даже чутка. И старайтесь помимо чистой техники, еще и говорить о смысловой многослойности. Вы будете удивлены и вознаграждены большой благодарностью. И не мешайте им объяснять вам, как они понимают стихи. Поверьте, они частенько понимают их лучше вас.
И еще маленькое сомнение. Уже последнее на сегодня. Я за всю жизнь так и не понял, зачем детей в школе заставляют учить стихи наизусть. Гораздо важнее разобраться со смыслами, с образами, с техникой звучания - ну правда же! В поэтсалонах, о которых я упоминал в предыдущей статье, я никогда не прошу заучивать тексты. Да и сложно это просто потому, что все делается очень быстро. И с листа стихи звучат порой намного интереснее, чем наизусть. Конечно, если поэтический спектакль играется несколько раз, тогда да, тогда необходимо текст знать. Но на уроке-то зачем!