Она была счастлива во втором браке.
О первом муже помнила лишь одно: он всё время ел. И делал это затейливо и громко.
Вечерами он брал с собой в супружескую постель тарелку, доверху наполненную сыром, печеньем, фруктами и всем, что еще мог найти на кухне. И принимался есть, чавкая и постанывая от удовольствия.
На его фигуре это никак не сказывалось. Однако сказывалось на её психическом здоровье: она пробовала ложиться спать в другой комнате — он обижался, просила съедать всё запланированное за ужином — он возражал, что ночью всё равно будет голодный.
Она точно не помнит, когда именно решила уйти от него: тогда ли, когда обнаружила его в постели с шейкером протеинового коктейля и поняла, что невозможно спать с великовозрастным младенцем, который не может без бутылочки со смесью, или тогда, когда проснулась в три часа ночи от сладострастного почавкивания над ухом — муж ел какой-то особенно сочный фрукт, и увидела, как сок стекает на его футболку по подбородку (а это значит, опять отстирывать вещи с пятновыводителем, боже, как же надоело).
Все это, к счастью, сейчас было каким-то далеким и неважным.
Второй муж практиковал интервальное голодание. В пять вечера поужинал — и дальше в рот ни крошки до самого утра. Спал он на удивление спокойно и тихо.
Да, он был скуповат. Да, он иногда забывал про их годовщину. Да, он не хотел детей.
Но он не жрал в постели. Не капал соком на белую футболку и постельное бельё. Не рыгал в ночной тиши.
За это она была готова простить ему многое.