Страх наступления
Первоначально гоплиты были обычными ополченцами – фермерами, за исключением спартанцев, которые имели регулярную профессиональную армию. И разборки между ними представляли своего рода поединок по правилам. Греческие междоусобицы не были тотальной войной на уничтожение – гоплиты встречались на месте, пригодном для боя, сходились, после непродолжительного боя одна из сторон обращалась в бегство. Потери на первый взгляд были невелики – 5 % у победителей и 14 % у побежденных. Но есть нюанс, в бою гоплитов участвовала первая шеренга, вторая могла помочь в той или иной степени, но всю тяжесть боя должны были принять воины, стоящие первыми. Как подсчитал Эдриан Голдсуорти, почти все потери, которые несла фаланга победителей, приходились на первую линию и эти 5 % от всей армии, на самом деле составляли 40 % от первой шеренги [3]. Представьте себе состояние солдат, стоящих первыми – даже если сегодня они победят, то их шансы на выживание чуть больше половины, а если проиграют, то почти гарантированно отправятся к Харону. Поэтому в первых шеренгах всегда шли самые смелые воины, как кстати, и в последних – те и другие должны были двумя скобами удерживать весь строй. Давайте посмотрим непосредственно на наступление. У нас есть описание сражения двух фаланг, составленное афинским солдатом Фукидидом [4]:
Аргосцы и союзники стремительным натиском атаковали противника. Лакедемоняне, напротив, двигались медленно под звуки воинственной мелодии, исполняемой множеством флейтистов, стоявших в их рядах. Это заведено у них не по религиозному обычаю, а для того, чтобы в такт музыке маршировать в ногу и чтобы не ломался боевой строй (как обычно случается при наступлении больших армий).
Чтобы понять, что происходило с гоплитом в момент наступления, нужно понять как менялся эмоциональный фон воинов при атаке. Страх, который испытывает воин возрастает по мере приближения к неприятелю, достигая в определенный момент своего пика. Что происходит в этот момент? Фаланга переходит на бег и бросается на неприятеля [2]. Здесь нет точной дистанции по факту в битвах оно варьировалось в диапазоне 100-200 метров, причем, чем дольше фалангиты смогут выдерживать эмоциональное напряжение, тем менее рыхлый строй добежит до неприятеля. Как ни странно, но гоплиты сражались для того, чтобы побыстрее покончить с битвой и пойти по домам [5]. В отличие от современных войн, где солдаты чуть ли не годами сидели в окопах, находясь в постоянном эмоциональном напряжении, миг сражения был кратким в военной жизни древних солдат и оттягивать его они не хотели. Причем, те воины, которые могли долгое время выдерживать это эмоциональное давление, спокойно идя на неприятеля, пугали куда сильнее бегущей в атаку толпы.
Но что же происходило после того, как строи столкнулись? В кинематографе мы видим картину взаимного перемешивания – один строй входит в другой, после чего все рубят всех. Конечно же, в действительности такой картины не было – основная задача военачальника это сохранить строй, в то время как такой развал, приводил к коллапсу всего войска.
Так вот солдаты армий еще не столкнулись, но бой уже начался. Полковник французской армии XIX века Ардан дю Пик один первых описал [6] механику столкновения армий не только как физический контакт, но как психологический поединок (он называл это нравственное воздействие). Древние воины уделяли огромное внимание тому психологическому воздействию, которое оказывает наступающая армия – оружие рекомендовалось полировать до блеска и стараться отразить им солнечные лучи, дабы создать эффект горящих клинков. Высокие плюмажи на шлемах делали воинов визуально выше, не говоря, уже о том, что вся эта орда орала, стучала копьями о щиты и всячески демонстрировала неприятелю, что с ним сделает [7]. Если у противника сдавали нервы, то никакого боя не было, он разворачивался и давал деру, как например, случилось при Кунаксе [8]:
Расстояние между обеими фалангами было уже меньше 3 или 4 стадий [500-700 метров], когда эллины запели пэан и пошли на неприятеля. (18) При наступлении часть фаланги несколько выдвинулась вперед, и отставшие перешли на бег. И тут все подняли крик в честь бога Энниалия и побежали вперед. Рассказывают, будто некоторые солдаты также ударяли щитами о копья, пугая коней. (19) Варвары дрогнули прежде, нежели; стрелы и копья стали долетать до них, и побежали.
Как можно видеть здесь, персы побежали просто от одного вида наступающей фаланги.
Но что же происходило, если физический контакт все же случался? Доподлинно мы не знаем – есть две взаимоисключающие гипотезы – первая описывает бой как массовое соревнование по регби, в котором солдаты, стоящие сзади, усиленно пропихивают воинов в первой шеренге вперед. Если тем удается таким приемом сбить врага с ног, то дело в каузии. Вторая гипотеза несколько сложней и она представляет собой сражение как психологическое противостояние, в котором бой ведет одна-две шеренги, возможно, не по всей длине фронта, где-то отступая и снова сходясь. Мне ближе вторая концепция и ее я буду использовать как факт во всех дальнейших описаниях.
В сущности, для гоплитов самым главным было отнюдь не физически уничтожить врага, а обратить его в бегство [9]:
Разбитого неприятеля спартанцы преследовали лишь настолько, насколько это было необходимо, чтобы закрепить за собою победу, а затем немедленно возвращались, полагая неблагородным и противным греческому обычаю губить и истреблять прекративших борьбу. Это было не только прекрасно и великодушно, но и выгодно: враги их, зная, что они убивают сопротивляющихся, но щадят отступающих, находили более полезным для себя бежать, чем оставаться на месте.
Интересно, что когда греки столкнулись с персами в войнах 500—449 годах до н. э. это была не только война совершенно разных методов битвы, но еще и столкновение менталитетов. Как я уже говорил, для греков вся суть сражения сводилась к схватке лицом к лицу в ближнем бою на открытом поле, своего рода поединок по правилам в масштабе армии. Персы же в целом, хотя и использовали различные рода войск, были сведущи в стратегии и тактике, но придерживались больше дистанционного способа боя. Персов удивлял бесхитростный подход эллинов, которые просто шли на врага без всяких сложных обманных маневров. Увы, первое впечатление оказалось обманчивым, во-первых переход на бег на расстоянии 100-200 метров оказался фатальным для персидких лучников, которые собственно только на этом расстоянии и могли эффективно поражать врагов. Второй проблемой стала заточенность персидских (условно, конечно, там был целый конгломерат племен) воинов на дистанционный бой, Геродот отмечает, что в ближний бой солдат гнали кнутами [10]. Конечно, буквально – это не стоит воспринимать, скорее здесь отец истории отмечает именно психологическую разницу между греками и персами. Солдаты Ксеркса, хотя и могли демонстрировать чудеса героизма в ближним бою, но в основной массе своей столкновение с греческим способом сражения лицом к лицу стало для них подлинным шоком. Дело в том, что психологически дистанционный бой значительно легче переносится солдатами, но в древности была проблема. Чем больше расстояние до врага, тем ниже эффективность оружия (конечно, в умелых руках лучники демонстрировали чудеса, но есть нюансы), греки смогли создать систему, позволяющую преодолеть страх ближнего боя и даже используя бесхитростную тактику «тупо идти на врага» они смогли разгромить количественно превышающие их армии персов.
Оружие, доспехи и их влияние
Оружие и доспехи являются критически важным для психологического состояния солдата в бою. Ахейский стратег Филопемен смог придать приличный вид ополченцам, которые и воевать-то, не сильно хотели, просто дав им красивое оружие [11]:
И вот можно было видеть такое зрелище: мастерские были наполнены кубками и Ферикловыми чашами, отданными в переплавку, там золотили панцири, серебрили щиты и уздечки; на ристалищах объезжали молодых коней; юноши упражнялись в полном вооружении; у женщин в руках были шлемы и перья, которые они красили, всаднические хитоны и солдатские плащи, вышитые разными цветами. Это зрелище увеличивало отвагу, возбуждало пыл, делало каждого отчаянным, готовым идти на всякую опасность.
Действительно, в иных случаях роскошь влечет за собою изнеженность, расслабляет зрителей, так же как сила духа надламывается, если чувства испытывают постоянные уколы и беспокойство. Напротив, роскошь в подобных предметах укрепляет и возвышает дух. Так, Ахилл у Гомера при виде нового оружия, положенного близ него, как бы приходит в экстаз и горит желанием пустить его в ход.
Теперь давайте посмотрим на греческие шлемы
Обратите внимание, как постепенно уменьшается защита ушей, шлем эволюционирует от полного закрытия головы в 7 веке, до постепенного облегчения конструкции. Посмотрите на вырезы в районе ушей – это весьма интересное усовершенствование. Во-первых, у него есть чисто военное применение – в греческом шлеме, полностью закрывающем голову нихрена не слышно и сложно разобрать приказы, особенно в хаосе битвы. Во-вторых, есть и другая психологическая причина [2] греческий шлем заметно толще и тяжелее средневековых наголовий и когда его надевает гоплит, то у него возникает чувство изолированности. Перекрывается периферическое зрение, он не слышит тех, кто рядом – из трех чувств, которыми солдат ощущает близость товарищей (слух, зрение и осязание) воин теряет два и фактически остается один на один с врагом, без поддержки строя.
Оружие тоже менялось, в том числе и в силу психологических факторов. Дори древнегреческого гоплита – это копье длиной 2-2,5 м, так было до реформы Ификрата, который предположительно в 4 веке удлинил копье до 3-3,5 метров [11]. Ну, а собственно вершиной копьемеряния стала македонская сарисса около 6 метров длиной [12]. В общем-то, традиционно на эту реформу смотрят с практической точки зрения – теперь фалангиты македонян могли ввести в бой не только первые две шеренги, а пять. Но есть и другая причина – это страх ближнего боя и желание увеличить расстояние до неприятеля, поражать его с безопасной дистанции [13]. Кроме того, теперь воина в первой шеренге защищал целый лес пик товарищей сзади. Кроме того зрелище наступающей фаланги должно было внушать настоящий ужас врагам [14]:
Когда же и все прочие македоняне по условленному сигналу разом отвели щиты от плеча и, взяв копья наперевес, стойко встретили натиск римлян, ему стала понятна вся сила этого сомкнутого, грозно ощетинившегося строя; никогда в жизни не видел он ничего более страшного и потому ощутил испуг и замешательство, и нередко впоследствии вспоминал об этом зрелище и о впечатлении, которое оно оставило.
РИМСКАЯ ПЕХОТА
Ну, а теперь перейдем к римской манере ведения боя. Традиционный взгляд на бой римской пехоты в IV-II вв. до н.э. был такой – легионеры бросают во врага два своих пилума (дротик около 2 метров длиной), после чего в обязательном порядке достают мечи и несутся рубить супостатов.
Александр Жмодиков проанализировав описание битв [15], пришел к выводу, что римляне могли вести длительный метательный бой, не атакуя врага с мечами. Т.е. его реконструкция предполагает такой вид боя – две линии останавливались друг перед другом, дальше сыпались взаимные оскорбления и начинали лететь дротики. Причем это были не массовые залпы, а спорадические броски на предельном расстоянии, где дротик имеет убойную силу. К схожим выводам пришел Филлипп Сабин [13], анализируя сражения второй пунической войны, причем, что интересно используя другие методы. Если Александр опирался преимущественно на описания античных источников, которые свидетельствовали о продолжающемся метательном бое даже на поздних стадиях сражения, то Сабин отталкивался от потерь в битвах и психологическом аспекте, свидетельствующем о том, что солдаты просто не смогли бы выдерживать многочасовую рубку на мечах. На мой взгляд, такая картина боя, говорит о том, что психологически солдату значительно легче вести метательный бой, чем идти в рукопашную схватку, поэтому он предпочтет поднять с земли вражеский дротик или же швырнуть переданный из задних шеренг пилум.
Уже в 17 веке, когда огнестрельное оружие приобретает подлинную мощь, солдаты предпочитали стрелять, а не идти в рукопашную схватку. Современные исследования также показывают, что солдату тем легче убивать, чем больше расстояние до врага. И это довольно интересный парадокс, с одной стороны римляне были прекрасно экипированы и подготовлены для ближнего боя – македонские фалангиты просто вырезались легионерами, если сариссофоры теряли строй. С другой стороны, сразу в ближний бой римляне не ломились и могли вести многочасовые перестрелки с врагом.
Самый страшный враг
Переходим к заключительной части нашего повествования, а именно к самому страшному врагу древних армий – панике. Само слово, кстати, греческое и восходит к имени мифологического персонажа Пана, который по версии Полиэна [16] и был изобретателем фаланги. Когда Вы читаете описание какого-нибудь древнего сражения и наталкиваетесь на то, что армия была разбита атакой во фланг или с тыла, у Вас не возникает вопроса, а как вообще это происходило? Ну, т.е. понятно, что неприятно и даже обидно, когда тебя с фланга обошли, но все же возникает вопрос, почему направление атаки сильно повышает урон.
Обратимся к крупнейшему поражению римлян во второй пунической войне (да и, пожалуй, за всю их историю) – битве при Каннах, в которой была разбита армия в 80 000 человек пятидесятысячным войском Ганнибала. Потери римлян были катастрофическими – по разным оценкам погибло от 60 до 70 тысяч человек, при этом пунийцы потеряли 5700, из которых 4000 приходились на центр войска, принявшего удар легионеров. Т.е. после окружения римской армии пунийцы смогли почти безнаказанно уничтожать противника в огромных количествах, потеряв около 1500-2000 человек. Как? Начнем с того, что солдат в центре строя почти не владеет информацией о происходящем вокруг и появление противника на фланге или тем более в тылу производит сильный деморализующей эффект [13]. Воины, видя угрозу, начинают паниковать, вот как это описывает Аппиан [19]:
Как бывает при замешательстве и страхе, им все представлялось в больших размерах: им казалось, что и бывших в засаде было гораздо больше, также и относительно пятисот: хотя они знали, что их пятьсот, но им казалось, что все римское войско окружено всадниками и перебежчиками; и вот, повернув тыл, они беспорядочно побежали.
Накрывающая строй паника, лишает солдат воли к сопротивлению. Массовая паника включала глубинный инстинкт самосохранения – бежать. Окружение не давало его реализовать в полной мере – везде враги, что усиливало страх, доводя его до крайней степени. Ужас среди римлян был таким, что они своими руками рыли себе ямы на поле боя, засовывали туда голову и засыпали песком, кончая жизнь самоубийством [20]. Немногие выжившие, у которых были подрезаны сухожилия на ногах, подставляли шеи под удар.
Давно хотел рассказать одну историю из Византийских войн на эту тему. Занимательное сражение состоялось в 813 году н.э. при Вершинике между Византийским Императором Михаилом I и болгарским ханом Крумом. Силы ромеев по оценке Джона Хэлдона насчитывали 26 000, у Крума всего 12 000. Две недели армии просто смотрели друг на друга, пока македонский стратиг Иоан Аплак не послал императору сообщение, что ему все надоело, и он пошел бить болгар – присоединяйтесь. Крыло Аплака числом 8000 человек отбросило болгар аж до самого лагеря, вот только император решил воздержаться от атаки и Крум перегруппировался, ударив во фланг стратигу. Стоявший на горе другой фланг византийцев общей численностью 8000 под командованием Льва (символичное имя), видя происходящее, запаниковал, развернулся и дал деру. Центр наблюдал картину маслом – внизу Крум методично вырезал части Аплака, а правый фланг в полном составе сбежав даже не вступив в битву. Как иронично заметил Джон Хэлдон «раздумывали они не долго. Бросив на произвол судьбы и императора, и его свиту, гвардейцы кинулись наутек, как бы соревнуясь, кто быстрее добежит до Константинополя». Больше всех шокирован был сам болгарский хан, который пытался понять, что за хитрую западню готовят ему ромеи. Но плана не было – паника охватила все войско византийцев, которые в ужасе бежали, просто заслышав топот копыт своих же всадников.
Заключение для ЛЛ
Мы изучаем войну, как историю битв. Битвы как некого закономерного итога войны. Древние полководцы смотрели на них несколько иначе. Сражения были непредсказуемы из-за «человеческого фактора», солдаты были подвержены панике, могли вести себя непредсказуемо. В определенной степени это компенсировало обучение и факторы сплоченности – индивидуальное вооружение и то чувство защищённости, которое оно дает. С другой стороны полководцы могли использовать непредсказуемость битвы в своих интересах, разбивая численно превосходящих противников.
Автор: Azirsan