Ф.1110. Затруднения и разрешения.
(Общие места учений в политической экономии 19 века и критические пункты, уместные для историка настоящего.)
В статье эксплицируются некоторые наиболее важные предпосылки и затруднения теории политической экономии 19 века. Как известные в достаточной мере, такие, как абстракция неограниченного возрастания, так и замалчиваемые, и в виду, как раз, абсолютной формы свободной индивидуальности, так и абсолютного богатства общества, что и есть, в том числе, такие абстрактные и предельные допущения, определенной теории и традиции политической экономии в составе понимания истории в 19 веке. С целью, как восстановить непрерывность поверх разрыва, в некоей, в том числе, и стратегии обращения к теоретическим точкам подобного восстановления, между научными горизонтами исторических эпох, в некотором, в том числе, и герменевтическом усилии, так и привести к очевидности дискретность или несводимость исторических априори эпох этой науки. Прежде всего, в виду исторической изменчивости, как предмета, объекта исследования, так и метода. Обобщения теории информации в части энтропии информационных систем на многообразие социологических фактов, в этом смысле, как эксплицирует те теоретические характеристики, в том числе, и политической экономии, что не могли быть выявлены в 19 веке, просто в силу отсутствия теории информации, в виде вероятностных построений. Так и придает теоремам теории вероятности в теории информации расширенную интерпретацию, что указывает на горизонт истории, в том числе, и на исторический горизонт эпистемологии теории вероятности, используемой в теории информации, развертывая таким образом свойственную герменевтике, практику анализа герменевтических кругов. Из общей теории измерений известно возможное обобщение теорем энтропии в теории информации на феномен когерентности, сходимости относительно зависимых колебательных систем. Далее, принцип тот же, что и вообще с физикой: все более высокие уровни превращений энергии и движений материи, существуют в порах нижних. Это верно даже для компьютерной графики, коль скоро может быть и ее физика.
Но как же вообще возможны высшие уровни. Один из ведущих тезисов статьи, капитал, как общественное отношение с какого-то времени, не только статически, но и динамически изменчив. Не только законы статики, но и динамики капитала, цикличности, прежде всего динамики становления его развития, могут изменяться, являются историческими и исторически преходящими. Иначе говоря, капитал исторически изменяет и исторически трансформирует собственное первоначальное становление, что к тому же исторически и возрождает. Сложность эпистемологического анализа, таким образом, состоит в том, чтобы всякий раз теоретически раскрывать тайны и секреты этой исторически загадочной деятельности по возрождению капитала, что просто бывает скрывается в теориях, в том числе, и политической экономии, как функциях идеологии. Ибо капитал остается самим собой. Но постоянно меняет, как способы порождения капитала, так и способы генезиса этих способов, в том числе, и порождения. И все дело может обстоять гораздо сложней, чем в истории и эпистемологии истории эволюции живого. Просто потому, что капитал может выглядеть, как всегда. Но это возрождение капитала не есть признак его вечности, но напротив, то что недвусмысленно указывает на его исторические границы. И прежде всего, потому, что само это состояние, модерна или модернити, что на больших исторических дистанциях относительно одно и то же, современность, (экономическая сущность которого капитал), в котором он оказывается в состоянии зарождения, как постмодернизм, имеет место, в силу существования в порах капитала иного способа производства, в силу того, что в порах капитала зреет, живет и развивается, совершенно иной способ производства, с совершенно иными возможными горизонтами свободы и, прежде всего, благодаря тому, что развитие производительных сил общества постоянно революционизируется, но что развертывается, все время, в виду некоторой в действительности революционной социальной машины. По отношению к которой, скорее, могут быть уместны, все антиномии вкуса, просто потому, что невозможно заранее сказать, определить конкретно и в деталях, что это за социальная машина, просто потому, что рефлексия приходит позже, и во время реализации известно только, что она есть или нет, то есть, что кто-то участвует в некоем революционном проекте, а не наоборот. Но что вот незадача может быть, лишен, для начала, едва ли не каких-либо гарантий. И приходиться по большей части иметь дело со следами от отсутствия следа, в том числе, и следа чего-либо нового, все кажется старым, эти следы бывают не видимы, заранее известны только всякий раз прошлые способы: бытия, формы и институты, дисциплины, языки практики, и т.д. И иначе, след от отсутствия следа старого, рассказал бы о новом, что еще не определено. Но субстрат, говоря в терминах прошлой метафизики этого дела, историческая тенденция к всеобщему и свободному доступу ко всем средствам производства. Капитал и мотивирует, и живет неким гигантским развитием производительных сил общества, просто потому, что иначе относительная прибавочная стоимость, основная историческая форма дохода капитала, начиная с определенной эпохи, не могла бы, ни быть произведена, ни реализована. Но запустив этот процесс революции производительных сил, или придав ему невиданное ускорение, капитал, в том числе, и в силу социальной борьбы и системы социализма или общего противостояния капиталу, и что в целом, во всем многообразии возможного диалога, отклоняет его практики от исключительно бесчеловечно эксплуататорских режимов материальной зависимости, таким же образом неуклонно производит свои границы, в том числе, и на уровнях синхроний развития производительных сил, развивает тенденцию к всеобщему, свободному доступу ко всем средствам производства, к превращению капитала из товарно- денежного обмена стоимостями во всеобщий и свободный обмен информацией, в упразднение капитала, что и является, в том числе, источником различных, в том числе, и футуристических теорий информационного общества.
Суть затруднения или затруднений политической экономии 19 века, что перестали быть тайной или даже секретом для теории политической экономии, со времени написания «Капитала», века 20-го, но что как исторические события, прежде всего, теории этой науки до сих пор могут иметь значение. И что, таким образом, теперь в 21 веке, в виде теории политической экономии определенного способа производства, может объяснить, почему происходят, те или иные, процессы и явления в экономике стран, основанных на прибыльных или доходных делах, но очевидно, прежде всего, как теория, ничего не может изменить в этом, суть этих затруднений была сформулирована, в том числе, и Энгельсом. В знаменитом предисловии ко второму тому «Капитала». Что в виду грядущего издания третьего тома, что таким же образом, как и второй том, составлялся из почти законченных рукописей Маркса, был уже знаком, не только с основными направлениями мысли автора, но и более детальными пунктами общего теоретического рассмотрения.
Каким образом, совместить в теории и совмещается на практике, то обстоятельство, что закон стоимости, как форма выражения, в том числе, и трудовой теории стоимости, проявление основного источника стоимости и богатства общества при капитализме, является всеобщим и должен быть всеобщим экономическим законом, и при этом, заработная плата рабочих, всегда, меньше, чем вновь созданная стоимость, как результат их труда. Или иначе, но в силу сути дела, в теории которой то, что будет сказано просто иное выражение для одного и того же положения дел, каким образом закон стоимости может быть хотя бы по видимости всеобщим законом общественного производства при том, что оно основано не прибыльных делах. То есть, стоимость рабочей силы всегда меньше, чем стоимость вновь созданная рабочим в процессе потребления рабочей силы капиталистом, в живом труде, так как, труд и есть потребительная стоимость рабочей силы и процесс ее потребления капиталом. Этот закон стоимости, как и затруднение, связанное с ним – некое неотменяемое допущение и положение теории «Капитала» Маркса. Обстоятельство, что есть функция, не только от факта, что время работы на другого может отличаться от количества времени работы на себя, что так явно проявлялось в крепостной зависимости. Но, прежде всего, от того обстоятельства, что вообще может быть не известно, на что способен человек, тем более, когда его желание – это желание в производстве на новейших машинах.[1]
Или, иначе, каким образом, и создается видимость, что закон стоимости не нарушается в обмене капиталиста с рабочим, в купле и продаже рабочей силы, и соблюдается сам закон. При том, что рабочий никогда не получает эквивалент той стоимости, что производиться им в процессе потребления рабочей силы капиталом, в процессе производства, производительного труда. И рабочий получает только эквивалент тех средств, что необходимы для воспроизводства способности к труду, и надо сказать к труду, прежде всего, конкретному. Просто потому, что абстрактный труд, вообще говоря, никогда не может быть оплачен, в виде совокупности общественного производства, основанного на товарно-денежных отношениях. Это открытый горизонт развития, в том числе, и мирового общественного производства. А не только периода, что проходит, в течении или за временной промежуток, потребления капиталом какого-либо конкретного труда, рабочей силы, профессии, но потребления, что происходит по закону стоимости.[2] Впрочем, если конкретный труд осуществляется на продажу, то потребительная стоимость такого товара, равным образом изначальна с его меновой стоимостью, и всякий конкретный труд производства товаров на продажу – это некая возможная реализация абстрактного труда, как и его собственное сложение, и социально-экономическое производство. Абстрактный труд – это, в общем смысле, не просто абстракция политической экономии, А. Смита, но и некое социально экономическое состояние, в котором всеобщие товарно-денежные отношения, как и производство чего бы то ни было, включая рабочую силу, являются, прежде всего, обменом, купли продажи, и производством на продажу, где бы и когда-бы то ни было.
2. Каким образом, вообще, возможна относительная прибавочная стоимость, если не прежде всего, за счет понижения стоимости рабочей силы, в виду понижения стоимости товаров необходимых для воспроизводства рабочей силы, что в виде снижения цены, происходит с товарами, в виду повышения производительности труда и возможности капитала торговать по ценам ниже средних рыночных, но выше себестоимости для каждого такого отдельного капитала. И что, как и любой закон в обществе, в том числе, и закон стоимости, устанавливается, кроме прочего, и путем принуждения, в классовой борьбе. Как в борьбе буржуа за свои права против классов феодального общества, так и рабочих против капиталистов, так и самих капиталистов против самих себя, в конкуренции и установлении правил, что ее регулируют, как и правил, что регулируют рынок.
Другими словами, если сказать, что в результате нарушения закона стоимости, в обмене с рабочим на живой труд, этот закон нарушается повсеместно, просто потому, что рабочие всегда покупают товары оплачивая их стоимость с избытком, и если абсолютная масса общества – это рабочие, то результат может быть тем же, что и вульгарных политических экономистов 19 века. Что утверждали, прибыль есть результат номинального повышения цены товара продавцом. То есть, всякий продавец повышает цену товара в обмене «произвольно», но в среднем, получается одинокого, в средней норме прибыли, со всеми остальными. То есть неким роковым образом. И, таким образом, всякий буржуа, как покупатель отдает то, что выигрывает, как продавец. Делая, таким образом, индивидуальное, частное накопление капитала и его расширенное воспроизводство, немыслимым. Тогда как, фактически оно, прежде всего, таково, в силу в общем смысле, как раз, частной собственности на средства производства. И известной фактичности конкурентных преимуществ компаний на рынке.
Кроме того, теперь, если крайний, возможный, пункт мысли Броделя был бы верен, и капитал развивался бы исключительно экстенсивно, путем перехода на новые территории, нации и народы, что еще не знакомы со схемами мошенничества капитала, что де составляют его суть, что еще не знают в чем дело, и потому позволяют ему существовать. То прежние разорялись бы, просто потому, что рано или поздно надувательство вскрывалось бы, обман и мошенничество раскрывались бы и миры экономики банкротились бы в пыль и прах. Не только на уровне отдельных индивидов, что обычно, но целиком, государства переставали бы существовать, цивилизации умирали бы, так, как это случалось ранее в виду прежних способов производства. А не таким образом, как с некоторого времени исторические изменения и смены политического устройства общества не угрожают существованию нации и государства, но главное некоей системе свободного, наемного труда. Прирост или дальнейшее существование капитала были бы возможны, только в виду смены мира экономики другой экономики, другим миром в абсолютном смысле, в другом месте в другое время. Всякий переезд мировой фабрики сопровождался бы обрушением общественного производства целых государств и цивилизаций без возможности последующего восстановления. Но этого не происходит, в виде разорения предшествующих миров экономик, в той мере, в какой это выходило бы за пределы кризисов капитала, что универсально, в виде мировых, поражают, как новые миры экономики, так и прежние.[3] Очевидно, исторически, периодически меняется относительное господство, той или иной, того или иного, мира-экономики, Испания, Голландия, Италия, Англия, Франция, США, Китай[4]. Но, вообще говоря, статус мировой фабрики, производителя, с какого-то времени не является исключительным, в виду капитала состоянием, как и статус мировой торговой площадки или финансового рынка. Первенство в этих статусах не является исключительным доказательством первенства в статусе капиталистического накопления и богатства. Просто потому, что капитал исторически изменчив. Но и исторически непрерывен.[5] Не зря, он, в общем смысле, количество, и отдельная цифра, и континуум. То есть, Данилевский или Шпенглер, могли сколько угодно описывать некие империи до капитала, что заканчивались, замыкаясь в некие завершенные единства, что не могли быть более, ни целью, ни средством, разве что некими историческими смыслами, но бесполезного в хозяйственном смысле, подражания. С капиталом все не так. Но важно, что именно трудовая теория стоимости, что была развита Марксом в теории прибавочной стоимости, объясняет, в том числе, то обстоятельство, почему прежние миры экономики капитала не разоряются дотла, как после налета кочевников или действия мошенников. Европа вполне себе крупнейший союз богатейших стран мира, несмотря на то, что, теперь, Китай, если, все еще и не обогнал США, то вполне может обогнать, по рейтингу экономик мира, быть может, еще и вслед за Японией.
Кроме того, после распада СССР, экономика которого не была капиталистической[6], РФ, не слишком отстает от стран, что желают быть на уровне прошлых успехов, вроде: Голландии, Англии, или Италии и Испании. Не смотря на серьезные экономические проблемы этих стран что возможны и что большей частью являются имманентными для самого капитала, это не исключительно музеи что заполняются туристами, мертвые города древнейших цивилизаций, в джунглях Перу или Индии.
Стоимость, не есть функция исключительно обмена, и таким образом какого-либо мошенничества в обмене, тем более всеобщего, но и производства. Доказательство, которого, всякий раз обессмысливает попытку подделки самого производства. В том числе, и производства обмена. Просто потому, что капитал есть функция, и производства, и обмена. Накопление капитала, расширенное и расширенно воспроизводящееся – это не вымысел Маркса или А. Смита.
Вместе с тем, очевидно, что экстенсивное развитие капитала, что таким же образом осуществляется, всякий раз, сопровождается и его первоначальным накоплением, что часто происходит или может происходить, как раз, в мошеннических формах, просто потому, что происходит в любых возможных. Все средства бывают хороши для составления первоначально необходимой суммы, что необходима для начала нового прибыльного дела. И это едва ли не основной мотив для тезиса, что этика(мораль) невозможна. Но вопрос о том, как возможен приработок и каким образом он оплачивается в совокупном общественном производстве и обмене, так и единичных сделках купли продажи, может оставаться единственно важнейшим вопросом политической экономии и не только видимо 19 века. Но впервые, как относительно правильно сформулированная задача- проблема, это обстоятельство было осознано и открыто в 19 веке. Впрочем, как уже было сказано, капитал исторически изменчив и, прежде всего потому, что изменчиво первоначально накопление капитала. Если когда-то и действительно необходимо было некое количество бумаг регистрирующих земельную собственность, чтобы ее продать, для приобретения необходимого оборотного капитала, оборудования и зданий, то теперь это совсем не обязательно.
После возникновения Австро-венгерской школы политической экономии, вместе с ведущим принципом предельной потребности или полезности, – стоит только то, что редко, и является предметом необходимой потребности, – затруднения прежней трудовой теории стоимости, Адама Смита и Рикардо, лишь стали более очевидными. Просто и не просто потому что сформулированный вопрос просто и не затрагивается, откуда берется то что необходимо поделить в виду принципа предельной потребности, может быть, не важно. Действительно, можно, по крайней мере мысленно, создать производство, что будет производить продукт с большой нормой прибыли или прибавочной стоимости. Но если продукт, что производится в этом деле не будет товаром, что пользуется спросом, то его будет невозможно продать, таким же образом, как и реализовать произведенную прибыль. Отсюда, может быть, верен принцип предельной потребности или полезности.
Противоположным образом, абсурдность редукции производства, тем более мирового, к потреблению, да еще и предельному, на судне, что носит по волнам в океане, и пресную воду на котором, надо делить, и потому вода что-то стоит, становиться очевидной, в виду производства самого потребления. То есть, производя редкость, в аскезе, например, можно, конечно, кажется, повышать стоимость товара, но это явно не будет повышать на него спрос. В лучшем случае только символический. Кроме того, можно производить опреснители воды. Конечно стоимость воды может зависеть от ее редкости в ситуации какого-то ареала окружающей среды, как слоя природы окружающего мира, какого-либо народа. Но стоит изобрести способ ее добычи, что удешевит ее, редкость перестанет быть преимущественным, если не единственным мерилом оценки природного богатства или его отсутствия.
Таким же образом, принцип предельной полезности и/или потребности, может быть странным в качестве единственного, как и в случае, если кто-либо, вдруг, решил бы, что принцип предельного усилия, если не страдания, есть исключительный источник стоимости. И, таким образом, тот, кто изготовлял бы товар с наибольшими предельными усилиями и/или страданиями, производил бы больше прибавочного труда, прибавочного продукта, и т.д. Эту теорию не могло бы спасти даже то, что в расчет, как и в случае предельной потребности, принимались бы известные условия, что определяли бы необходимость предельного усилия. Просто потому, что его вообще может не быть, никакого, или оно может стремиться к нулевым значениям, и человек может уйти.[7] То есть, возрастание доли постоянного капитала, и его технологических возможностей, как раз, не снижает нормы прибавочной стоимости, но повышает ее, в то время, как только средняя норма прибыли может сокращаться. (Здесь, есть некий вопрос или, во всяком случае, он может быть задан, в чем же выражается тогда повышение нормы эксплуатации, – да просто в отчуждении, в том, что человек становиться будущей машиной и изнашивается, как будущая машина. Пусть бы, теперь, и морально или престижно, но становиться простым придатком системы машин, возле которой ему требуется просто находиться, какое-то время и все. Подобно тому, как возле принтеров, что печатают можно просто сидеть. И в таком случае, все что он предвосхищает, это, даже не будущая машина, но просто сама «неподвижность». И это при том, что таких рабочих мест, все еще не много, они дорогие, и производства даже с такими рабочими местами, возле станков со стоимостью в десятки миллионов долларов, разоряются. Во всяком случае прежде было именно так, новое производство с дорогими первоначально машинами имело все шансы разориться, просто потому, что новый товар не имел спроса, ибо потребность на этот товар не была произведена, в том числе, и производством этого товара, его редкостью в абсолютном смысле что не была редкостью в желании, товар не хотели купить.)
И таким образом, по смежности всех этих факторов, и, прежде всего, исторически, с опытом практики капитала как общественного отношения, господствующего в общественном производстве, стало ясно, ко времени А Смита, что весь класс капиталистов не может обманывать сам себя, тем более, если это мировой класс. Одно из самых ошеломляющих открытий политической экономии 19 века было то, что живой труд, как исключительный источник стоимости (но не исключительный источник дохода), можно копить, просто потому, что рабочая сила, потребительная стоимость которой это производство стоимости – это товар. Сила, которую можно продать и купить. То есть, в общем смысле, можно предоставлять относительно, все больше и больше рабочих мест, производительность труда, на которых будет все более и более возрастать. И с каждым историческим промежутком времени, если брать это соотношение в условных расчетах, все меньшее количество людей может кормить или содержать все большее. (Отсюда, одна из возможных причин гиперболического роста человечества, но таким же образом и гиперболического роста относительного перенаселения этого человечества, как и роста совокупной массы потребностей.)
Задача может быть отсюда сформулирована иначе, каким образом мыслимо такое общество, в котором каждый будучи рабочим, оплачивал бы в обмене равную долю добавочной стоимости и таким образом обмен, и в среднем, и в конечном итоге, всегда оказывался бы эквивалентным. Просто потому, что теперь оплачивал бы он, но в другой раз оплачивали бы ему. Между тем сохраняя условия свободного, но наемного общественного планомерного труда, с ростом его производительности. Каким образом, мог быть мыслим социализм, как не утопическое общество. (Что был бы явно невозможен если бы вначале печатал деньги он, затем печатали бы ему, просто потому, что это означало бы рост инфляции и более ничего.)
Более уместно для 19 века, что все еще со всеми, задача, как может быть известно такова: каким образом это возможно, что, теперь, средняя норма прибыли одинакова для капиталов и стремится к понижению, тогда как капиталисты могут применять на частных производствах разные капиталы, разных размеров, прежде всего, разных размеров оборотных средств и разного строения, состава из переменного и постоянного капитала и технологий.
Каким образом, закон стоимости, и нарушается в этом обстоятельстве, и соблюдается, одновременно и часто в одном и том же отношении, по крайней мере, сохраняя видимость исполнения.[8]
Каким образом, или в результате каких тенденций развития или законов капиталистического производства и накопления, несмотря на то, что неравномерность развития отраслей и нормы эксплуатации, нормы прибавочной стоимости, что может быть различной для разных капиталов и норма эксплуатации может расти, как и прибавочная стоимость, впрочем, как и заработная плата, и расти неравномерно в различных отраслях. Так, что для эквивалентного обмена между капиталами и самих капиталов, кажется, не может быть никаких условий. Таким же образом, как нет условий, и для реализации этой возрастающей на отдельном капиталистическом производстве нормы прибавочной стоимости.
Нет условий, если не в виду все возрастающей системы перепроизводства кредита (что в этом перепроизводстве может покрыть кажется любую будущую прибавочную стоимость), что таким же образом, как перепроизводство этого кредита проблему, скорее, бывает, не решает, но только насильственно прерывает, в кризисы, на какое-то время. Допущение среднего уровня развития производительных сил, в отрасли или в целом в стране или мире, позволяло говорить о том, что со временем диспропорции в развитии отраслей экономики или отдельных предприятий, уравновешиваются, и таким образом рецессия сменяется ростом, просто потому, что капиталы все более интенсивно начинают обмениваться, товарами, произведенными с новой повышенной нормой прибавочной стоимости. И что по мере восстановления равновесия запускает новый виток в стремлении повысить норму прибавочной стоимости, ради выигрыша в конкурентной борьбе, как во время кризиса, так и вовремя относительно стабильного развития. Так, что крупные компании, могут ради успеха в конкурентной борьбе терпеть убытки, и как в отношении рабочих, так и в отношении конкурентов, уметь долго ждать.
Каким образом, все же происходит реализация вновь созданной прибавочной стоимости, что кажется, невозможна, виду постоянно растущей резервной армии труда и относительного снижения покупательной способности населения.
Каким образом это возможно, что норма прибыли оказывается одинакова для всех капиталов, что делает возможным извлечение прибыли отчасти вне зависимости от вклада отдельного капиталиста, но и понижается.
Теперь, так легко сформулировать вопросы, что в большей мере состоят из возможности ответов, что могут быть даны и выглядят известным образом наивно, просто потому что были вопросами и ответами политической экономии 19 века. Очевидными, в том числе, и из анализа алгебраических и арифметических формул соответствующих строений капитала. Прежде всего, строения капитала, что было названо Марксом органическим.
Каким образом, иначе говоря, при столь различных нормах прибыли и прибавочной стоимости, и степенях прибавочной стоимости в различных отраслях и различных предприятиях, капитал может поддерживать видимость соблюдения закона стоимости. И действительно соблюдать этот закон, просто потому, что все это капиталистическое производство и накопление, возможно только при условии соблюдения закона стоимости. Что, часто, выдают за моральное требование или некий неписанный закон нравственности, справедливости.
Каким образом, оказывается, что теория, история и критика прибавочной стоимости есть в то же время и теория, история и критика идеологии.
При том, что, может быть, совершенно ясно, в одном случае, речь идет, прежде всего, о материальном производстве и наживе, в другом может не идти о какой-либо материальной выгоде, гешефте.
Но просто потому, что производство и воспроизводство рабочей силы и есть идеология.
Каким образом это возможно, что прибавочная стоимость, не будучи кражей или ложной иллюзорной видимостью, мошенничеством или подделкой активов, добавкой в обмене к цене, простым обманным учетом средств, если не цифр, припиской, что не являются стоимостью, есть стоимость, что капиталист производит без каких-либо затрат труда с его стороны или класса капиталистов в целом. И при этом капиталисты работают[9], и работают машины.
Реализация (в обмене уже произведенных товаров и в этих товарах) высокой нормы прибавочной стоимости или эксплуатации, является проблемой. Просто потому, что есть разница производства и обмена. В общем смысле, просто потому, что есть разница денег и товаров, даже тогда, когда производство никогда не начинается, если ему не предшествовал обмен или его производство, заказы, предварительные продажи, реклама и расходы на нее, маркетинг и производство (пусть бы и в простом поиске для компании) рынков сбыта.
Капитал произведенный, с высокой нормой прибавочной стоимости, трудно реализовать, прежде всего, потому, что в общественном производстве в целом, есть диспропорции развитии отраслей и капиталов в этих различных отраслях общественного производства. Но главным образом, в общем смысле, потому, что потребление большей части населения сводиться к относительному минимуму, и какова бы не была сила производства потребления среди капиталистов, («не стыдно иметь и 10 автомобилей, если не самолетов»), она не может компенсировать эту редукцию потребления абсолютной массы к некоему относительному минимуму. Что может и расти в абсолютном выражении, как и заработная плата, в сравнении с прошлыми веками. Что часто звучит слабо, как раз, из-за инфляции. Сам этот фрагмент, таким образом, утверждает только одно, что производство обмена капиталов имманентно противоречиво.[10] И характер этих противоречий не оставляет никаких шансов на разрешение для капитала, кроме его упразднения, становлением буржуа, буржуа более, чем буржуа, но и более пролетариями, чем пролетарии, с последующим преодолением всего отношения, прежде всего классового, но и, очевидно, имущественного, в известных пределах возможного градиента, что видимо никогда не удастся устранить. Опять же, просто потому, что индивиды изначально не равны. Но что может не иметь катастрофического характера, именно потому, что всеобщий обмен может быть имманентен всеобщему производству, трансцендентность которого, и потому труд никогда не удастся преодолеть.
Отсюда, отличным образом, развитие кризисов в виду возрастания резервной армии труда. Увеличивая резервную армию труда в ходе осуществления формы относительной прибавочной стоимости. И создавая давление на рынке труда, в конкуренции рабочих за рабочие места, что могло бы способствовать повышению производительности труда и его качеству, в том числе, качеству произведенной продукции, капитал увеличивает массу относительно неплатежеспособного населения и, таким образом, сокращает возможность реализации, той нормы прибавочной стоимости, что он произвел, как раз, и в виду, в том числе, и давления на рынке труда, что создал.
Отсюда Кейнсианство. Вообще, большая часть теорий в политической экономии, начиная с последней трети, если не половины 19 века, относятся к «Капиталу», как все последующие философии к философии Гегеля. Эти теории появляются из текста и тем «Капитала», как зайцы из цилиндров, котелков иллюзиониста. Пусть бы иногда, даже не будучи знакомым с ним.[i]
Итак, идея абсолютной формы свободной индивидуальности и абсолютного богатства общества, вот что, по-видимому, то, что было сохранено и преобразовано Марксом из лозунга: «свободы равенства и братства», и различных утопий, в том числе, и социалистов, в виде некого горизонта второй предшествующей истории. И, по-видимому, некий горизонт всеобщего и неограниченного планомерного возрастания, несомненно, был не всегда эксплицитной, но предпосылкой всего учения, как некая возможная часть некого абстрактного закона заселения живого.
(«…так как всякому исторически особенному способу производства в действительности свойственны свои особенные, имеющие исторический характер законы народонаселения. Абстрактный закон населения существует только для растений и животных, пока в эту область исторически не вторгается человек».[11] Термин абстрактный, употреблялся Марксом в различных значениях и смыслах. Абстрактный труд, это не то же самое, что и абстракция вульгарной политической экономии или спекулятивно конструкции. В данном случае, впрочем, риторическое общее место противоположности абстрактного (отвлеченного, если не отделенного, абсолютного) и конкретного (находящегося, в связи с чем-либо, вовлеченного в сеть отношений, если не запутанного), если не категорий диалектики, вполне уместно. Но что за абстрактный закон населения живого, в этом пункте, можно, кажется, только догадываться в виду пусть и современника Маркса, Дарвина. Если, иметь в виду критику Дарвина, Энгельсом, то и подавно, очевидно, что теория эволюции не могла быть преимущественным метом отсылки в еще не ставших общими местами пунктах. И таким образом, скорее всего, некие общие предпосылки этой теории, что развернуты применительно ко всему живому, могли бы составить часть такого абстрактного закона. Но вот к ним то, к таким предпосылкам, как раз, и принадлежит некая идеализация всеобщего и неограниченного возрастания вида живого вне сопротивления среды. Во всяком случае, то, что здесь может быть важно, так это с одной стороны проекции снятия кода с потока абстрактного количества прибавочной стоимости на рост народонаселения, и с другой, как раз, проекция аскезы капитализма, времен первоначального накопления и последующих относительно стабильных времен воспроизводства капитала. Ограничение на рождаемость и стимуляция рождаемости, возможные крайние пункты, в которых находятся, отчасти, как раз, теперь, Китай и Россия, или скорее, теперь Россия и Индия, если не Европа и Индия.
Кроме того, вполне очевидно, что абстрактный принцип неограниченного накопления капитала[12], что, вообще говоря, может декларироваться, как всеобщий, в силу, в том числе, и декларируемого равенства, может вполне коррелировать с принципом, что встречается в теории Дарвина, неограниченного роста вида, вне сопротивления среды. Сам он, как теоретический научный принцип, что обобщается в принципе всеобщего и неограниченного возрастания, отчасти производен от математических формализмов. Прежде всего, дифференциального и интегрального исчисления и некоей структуры научной теории. Бесконечность, в которой, может быть и не всегда уместна, но вот неограниченное возрастание, с какого-то времени может быть непременный и важный момент общего строения теории, как и открытый горизонт многообразия неких единичных данных. Это эпистемологическая константа, определенного исторического априори развития науки, во всяком случае. Но важно то, что и действительно, любой капитал, не важно в 250, если не в 100 или в 1 млн., долларов расширялся бы неограниченно, если бы, в том числе, не сопротивление среды. И возможное новое доказательство тому, как будто их ранее не было, просто роботы машины на фондовой бирже, электронная жизнь капитала, в том числе, что стала объективацией социальной машины. Впрочем, были и такие ситуации, и такие теории, смысл которых состоял, в том, впрочем, исторически с некоего времени большей частью нелепом воззрении, что нет конкуренции, сопротивления среды в таком общем смысле, нет роста капитала. Смешения, что из-за этого возможны, и могут быть производны от смешения этого общего принципа возрастания, в различных теориях, отчасти, есть мотив для Пикетти, смешивать в том, что он называет основным законом капитализма r> g ( «частная доходность капитала r может заметно и в течении длительного времени превышать темпы роста (общественного) дохода и производства g»[13]) , превышение синергии индивида над синергией сообщества организмов, и закон нарастания противоречия, между общественным характером производства и частным характером присвоения, что проявляется в нерегулируемости рынка. При том, что общие математические закономерности теории информации[14], в частности, могут определять, что уровень энтропии сложной системы, состоящей из зависимых, подчиненных систем, может быть ниже, чем уровень энтропии системы, что состоит из независимых систем.[ii] Так как, на отдельном предприятии организовать производство зависимых систем проще, чем в целом, в общественном производстве страны или мира, то энтропия системы частного производства ниже, чем общая анархия рынка. И экономика подчиняется этим законам, как и вообще любым природным, в порах которых существует. Формально, этот аргумент может использоваться, как в пользу социализма в пользу командно-административной системы (зависимости), государственного планирования экономики в целом, так и против нее. Против определенного вида социализма, но с той поправкой, что анархия рынка – это аналог роста протеинов в организме, что, как и финансовые пузыри, создает горизонт реализуемой возможности, что может казаться не реальным. И что невозможно организовать планирование и командно- административное подчинение в единой корпорации для народа, гетерогенных областей, просто потому, что они изначально, слишком независимы, разнородны.[15] Но эта разнородность, с какого-то момента может быть относительно исторически нивелирована, причем вполне по желанию некоего конструктивиста, вне внимания к возникновению еще больших проблем и противоречий.)
И основная проблема, здесь, конечно (как для возможного языка объекта, если не герменевтического усилия, так и для языка теории), производственные отношения, что реализуются в социальной машине, прежде всего, в отношениях собственности и участия в труде, общественном и индивидуальном производстве.
Различие нормы прибыли и нормы прибавочной стоимости, позволило Марксу показать, каким образом, все вышеперечисленное возможно.
Норма прибавочной стоимости – это отношение прибавочной стоимости, прибавочного труда, к необходимому труду, необходимой стоимости рабочей силы. Норма прибыли это отношение прибавочной стоимости к совокупному капиталу, что состоит из постоянного и переменного. При постоянной норме прибавочной стоимости или затратах на переменный капитал, возрастание доли постоянного капитала в общем строении приводит к понижению нормы прибыли. Это возможно, в том числе, и потому, что при возрастании производительности труда одна и та же стоимость переменного капитала может соответствовать повышающейся стоимости капитала постоянного. В некотором интервале изменения, то же количество рабочих могут перерабатывать в товары с прибылью, все время возрастающую долю постоянного капитала. И при этом, стоимость их рабочей силы может падать. Так, что, даже если в ходе происходящего выравнивания технологий производства отраслей, часть новых средств производства дешевеет, возрастает объем, как перерабатываемых предметов труда, так и средств труда, и таким образом сумма постоянного капитала может все время возрастать, как и количество произведенного продукта.
Кажется, что абсолютная система машин, одной из важнейших характеристик которой должен быть технобиоценоз, сравнимый с геобиоценозом, может позволить капиталу преодолеть различие производства и обмена и, таким образом, вернее способом, решить проблему реализации высокой степени прибавочной стоимости. Раз обмен может быть имманентен производству, как только возможно, неограниченно сближаясь с производством по времени и месту, то проблема, может быть, кажется, решена, раз и навсегда.
Но на самом деле, она может только возрастать в неразрешимости. То есть, в условиях капиталистического производства и обмена в указанных обстоятельствах, прежде всего, частной собственности, возрастет часто, только скорость, с которой капиталист будет сталкиваться с тем, что его товар, произведенный с высокой нормой прибавочной стоимости, не может быть реализован или должен быть продан по наименьшей цене или вообще не иметь цены. Вообще говоря, путь который был пройден в этом отношении оказался довольно коротким. Если гаджеты или тем более 3D принтеры, все еще удерживают за собой эту историю, сначала дорого после допустимо, то интеллектуальные продукты изначально не могут позиционироваться, как дорогостоящие. И вообще говоря бесплатное распространение операционной системы, что все же нечто большее чем просто сайт в сети, окно, пусть и с опциями, не просто шаг на поддержание объема рынка, аналогичный смирению с пиратством 90-х.
(Как известно сайт Фейсбук, это, кажется, не товар, что продается в Интернет, регистрация и создание аккаунта в этой социальной сети, как и вообще в социальной сети, как правило цены не имеет. Впрочем, эта регистрация и создания аккаунта не раскрывает пользователю исходных кодов сайта, впрочем, не всех. Часть исходных кодов сайта можно посмотреть в любом браузере в редакторе кодов скриптов, и они по определению открыты, более того их можно редактировать. Тем не менее, создание аккаунта это, вообще говоря, некая затрата, пусть и не большая, в среднем, но затрата некоего труда. И если это будет производиться когда-либо автоматически, то возможно, плата и будет взыматься.) Тем не менее, как известно, владелец Фэйсбук миллиардер. И миллиардер именно потому, вернее не только потому, что владеет акциями других компаний, но и, видимо, потому, что поток прибавочной стоимости размещен не в сети и не в его сейфе, прежде всего, но на бирже, что может быть размещена в сети, или вернее может иметь доступ к себе из сети Интернет. Пусть бы и в этом случае, скриншот ценных бумаг, если не они сами в электронном виде, был бы или мог бы быть всегда впереди. Но вообще говоря, вряд ли можно будет найти объяснение, в каком-либо из учебников по такой макроэкономике, для того, как это возможно, чтобы человек, у которого все что есть на продажу это сайт в сети, причем, как раз, что раздается бесплатно, совершенно законно и легально, был бы миллиардером.
В виду гипотезы возможного развития капитала на его границах, в той или иной мере, наиболее благоприятного, теперь, сценария, противоречие, что необходимо разрешить, состоит в том, что только капитал интеллектуальных технологий может быть так легко обмениваться в сети на другой, такой же капитал интеллектуальных технологий с высокой нормой прибавочной стоимости. Как цифра может быть легко обменена на цифру, если не уравнена с ней.[16] Проблема, кроме прочего в том, что это прежде всего то, что обладает цифровой потребительной стоимостью, виртуальной. Это идеологические продукты по преимуществу, как социальные сети, например, или реклама. Отрасли, что делает экономически массово производительным только капитал, просто потому, что он делает такими все отрасти, «все на продажу». Но именно в силу того, что сеть Интернет, все еще отделена от индустрии, для каждого, от любой другой отрасли производства и, прежде всего, той нормой прибавочной стоимости, что в этой сфере может быть чрезвычайно высока, то совокупный капитал этой отрасти, фактически, может быть на известных интервалах времени, относительный банкрот[17], просто потому, что не может быть относительно оплачен ни одним другим капиталом. И потому, вся сеть должна быть уничтожена, в виду диких законов капитала, как весь урожай апельсинов в момент перепроизводства, просто потому, что это пассив, а не актив, нет роста зарплат, растет безработица, нет роста производительности труда в целом по стране и мире. Этот товар не может быть продан с такой прибылью никогда. Просто потому, что в случае апельсинов он портиться быстро. Хакер поступает в виду этой тенденции, иногда, совершенно бессознательно обваливая сервера, с той только безумной разницей, что сеть Интернет, быть может, в принципе не может портиться. И потому, оборотной стороной этого обстоятельства оказывается то, что это подобное «банкротство», как и часто в развитом капиталистическом производстве, долг, это притязание на прибавочную стоимость всех других отраслей или кредит. Это виртуальный капитал, самовозрастающая стоимость, в квадрате. Он и не может быть реализован (продан с той прибылью, что содержит) в квадрате. Но это и кредит в квадрате, отложенный платеж.[18] Что предоставляется IT технологиями всем остальным отраслям. В том числе, и потому что, все кто бы то ни было имеют или могут иметь доступ к продуктам этих технологий уже теперь. И в этом находят и справедливо, отличие этих технологий от финансовых продуктов и инструментов, в особенности от финансовых пирамид. И его накопление регулируется приблизительно таким же образом, как и накопление кредита. И не разоряются относительно первые[19], в этой отрасли, именно потому, что IT непосредственно всеобщие (с поправкой на развертывание сети, что вместе с технологией WIFI и технологиями ожидаемого будущего, может показаться с какого то времени эфемерной), и как таковые, непосредственно всеобщим образом используются или могут быть использованы, обладают некоей всеобщей потребительной стоимостью, не будучи при этом в выделенном смысле отвечающими первичным относительно всеобщим материальным потребностям: в еде, одежде, жилье, воспроизводстве населения, и т.д. Это всеобщность интеллектуальная, если не цифровая. Говорят, о реальном времени, тогда как, это время чисто виртуальное, некое мировое время без поясов, разве что с культурным маркером языка или кодировки. И это словоупотребление, не смотря на свою видимость отсылает, скорее, к тому, что мы и есть время, и в этом смысле реальность. И только различи этих «мы», таким образом, со специальным характером, может создавать конфликт, в том числе, правого и не правого. Но вообще говоря может и не создавать. Электронный товар в сети, вообще говоря, было бы и легко продать, просто потому, что нигде в других отраслях обмен столь не имманентен производству, как здесь. И, напротив, производство столь не имманентно обмену. И тем еще, этот товар, так близок деньгам, как и потребительная стоимость этого товара, так близка именно, как количество, меновой стоимости, как преимущественно количеству.
И отличие IT технологий от финансовых пирамид или финансовых пузырей на фондовой бирже, в общем случае, часто находят только, как раз, в электронных устройствах и сетях, росте их продаж и распространенности, необходимой частью которых и является софт, то есть виртуальный, цифровой продукт, в том числе, и в виде аккаунта в социальной сети. Трудно представить другой такой товар, что раз произведенный, после, мог бы неограниченно умножаться в экземплярах, кроме денег или ценных бумаг, акций, как электронный компьютерный файл. Несмотря на то, что, кажется, любое массовое производство товаров таково. И каждый из них стремиться стать деньгами. Но отличие сразу же, очевидно, несмотря на то, что его бывает трудно высказать. Даже деньги и их производство, не обладают такими свойствами, как файл и, тем более, программный файл. Его можно практически неограниченно копировать с каждой его копии и столь же легко утилизировать. Какова бы ни была технология производства банкнот, трудно подыскать аналог такого соответствия количеству и его идеальным свойствам, непрерывности и дискретности, какой имеется у компьютерной программы или файла. То есть, трудно найти что-то более соответствующее той особенности капитала, что он есть самовозрастающее количество, более того, с появлением суперкомпьютеров трудно становиться найти что-то более соответствующее тому, что капитал есть самовозрастающее количество накопленного живого труда. Просто потому, что суперкомпьютеры, просто приближаются к тому, что относительно нелепо называют технологической сингулярностью, а именно, к тому, чтобы окончательно стать не исключительными субъектами рабочей силы в любых отраслях производства. И при этом, а вернее именно поэтому, в виду последнего, файл или компьютерная программа, всегда, нечто конкретное имеющее выход на некое конкретное качество, даже если программу можно только закрыть. В то время, как любая банкнота, это просто бумага с водяными знаками. Практически не обладает функциональностью, кроме как функциональностью бумаги, что испещрена хитрыми рисунками. Золото, в этом смысле, еще более проигрышный вариант, если это не слиток металла, некий увесистый предмет, на нем даже записать ничего нельзя или может быть сложно. И разве что, электронный гаджет, сможет помочь, которым можно писать на всем чем угодно, на какой угодно поверхности, как точке приложения, ибо следов не остается, но только в файле.
Впрочем, кто только не разорился в конкуренции и не разоряется теперь, в наивных надеждах, в этой области интеллектуальных технологий, революции в которых движутся по обыкновению, быстро.
Но, очевидно, может быть из всего сказанного, что, как и кредит на бирже, так и нереализованная прибавочная стоимость виртуальных технологий, не есть мошенничество, так же, как не есть мошенничество обеспечение, что может и предоставляет капитал, вне периодов краха, товарами и деньгами за товары, что произведены с повышенной нормой прибавочной стоимости. В данном случае, примера с социальной сетью, средством, в том числе, и для роскоши человеческого общения в кампусе и компе.
Прежде всего, это видят в феномене вторичного использования кодов.
Но по мере тесной интеграции Интернет с индустрией, сферами любого другого общественного производства, что, в том числе, может способствовать выравниванию органических строений капитала и, таким образом, реализации виртуального капитала, в обмене с другими капиталистами, что смогут предоставить эквивалент капиталу IT технологий, будет возрастать возможность всеобщего и универсального доступа ко всем средствам производства и главное их продуктам, к горизонту всеобщего неограниченного роста планомерного потребления и более не редуцируемой силы производства потребления абсолютной массы населения. К горизонту, что только и позволит создать условия для действительно экономного потребления, сбалансированного и полезного, прежде всего, потребления индивида, в том числе, и все более и более, как научно обоснованного, так и здравого, а не только красивого и вкусного, что и происходит, всякий раз, в случае свободного выбора. И что таким же образом, как тенденция может отнюдь не способствовать сохранению капитала, как общественного отношения. Этот горизонт научного будущего, трудно не видеть с какого тот момента, пусть бы он все время и перекрывался бы более «реалистичными» сценариями, что почему-то, все время носят катастрофический характер, несмотря на то, что ни Эрос, ни, тем более Танатос, никогда не были принципом реальности и в психоанализе.
В той мере, в какой потребления богатых людей, теперь, является относительно исторически свободным, а не жестко обусловленным необходимостью или произволом, или производить потребление в десятках машин или скаредностью, аскезой, оно демонстрирует примеры относительной планомерности и свободы в основных указанных пунктах. Что, впрочем, только исторически могут намекнуть на возможность свободы, что остаётся не мыслима. Пользы, красоты, удобства, вкуса и соразмерности в высвобождении свободы и в самой ее практике, прежде всего в потреблении, но что не исключает сингулярности роста, прорывов, или вернее все время движется, быть может, по некоей сложной линии смешения релаксации и стремлений к новым интенсивностям. Но, что, как раз, является большей частью, в общем смысле, на поверхности, потреблением капитала, что сам не свободен, мелкого и среднего, и что только ищет доступа к раскодированным потокам, что предоставляет прежде всего, по видимости, биржевой финансовый капитал или отчасти, состояние крайне малого слоя общества, что известен, как «золотая молодежь». Последний, финансовый капитал, вот незадача, может оплачивать, едва ли не те же товары и услуги, если не предметы роскоши, в три дорога, не говоря уже о любви к изысканности, что, может быть, не всегда полезна. На долю золотой молодежи развивающихся стран, таким образом, скорее всего, выпадает судьба быть феноменами истории, что не любит прятаться, большими взрывами растрат, что не мало не освобождает от этой судьбы, напротив, только без исхода удерживает, подобно тюрьме вакуума. Вакуума меновой стоимости, что не потому непроходима, что сопротивляется, но потому яма, что уступчива. Гегель называл прорвой потребление удовольствия. И чем больше суммы растраты, тем меньше шанса найти равного, что не был бы сразу же в иерархии подчинения или господства, отсюда вопросы, в том числе, и картезианских медитаций. Даже если другой, относительно равный находиться, то явно априори сложно сказать, разумен он или нет. И именно бывает и в виду растрат, что он совершает. Впрочем, игры разума и стоимости, как и власти и истории таковы, что мир всегда впереди, и скорее, очевидно, что хитрость производства еще только раскроется в самом кажущемся безумным поведении. Впрочем, очевидно, скорее всего, что и часто оказывается печально не для непосредственного исполнителя. Сжечь много бумаги, будет значить, просто реализовать некий закон накопления капитала, как и уничтожение десятков, если не сотен тон мяса[20], а ведь на это, сжигание денег, решаются большей частью, только в кино. Если это не Африка и деноминация в какой-либо из африканских стран.
Противоречие, что сформулировал Маркс между общественным характером производства и общественным отношением частной собственности присвоения общественного богатства будет и таким образом нарастать. Таким же образом, как и противоречие, что развертывается в основном законе капиталистического накопления. Что, иногда, называют вслед за рукописями Маркса, двойной тенденцией этого накопления.
Последовательное развертывание тенденции капиталистического накопления, может привести к некоему печальному для капитала исходу, экспроприаторов экспроприируют. По мере возрастания резервной армии и абсолютного обнищания населения. Но этот же закон, что является формой проявления, той невероятно мощной тенденции роста производительности труда, в чреде промышленных революций, что являются коллатеральной частью реализации относительной прибавочной стоимости, имеет своей коллатеральной стороной возрастание возможности и действительности всеобщего универсального и свободного доступа ко всем средствам производства. Что, как тенденция, и способствует выживанию капитала, и является его абсолютной границей. После реализации, которой, в некоей абсолютной форме, в сравнении со всеми исторически предшествующими, в виде действительно свободного доступа ко всем средствам производства каждому, капитал, быть может, перестанет существовать, как общественное отношение и форма существования общественного богатства и материального производства. Именно в этом, теперь, можно видеть основные противоречия в развитии этого способа производства, то, что, капитал как постмодерн, что порождает модерн (или модернити[iii]), оживает на своих границах, и то, что эти границы есть его абсолютное окончание. Плакать по которому, можно лишь в виду периодически возобновляемых прежних форм эксплуатации, как самого капитала, его чрезвычайно крайних реакционных форм, но что исторически развивался, так и предшествующих исторических форм, как экономического, так и политического и социального устройства. Практик, дисциплин, языков, институтов, и т.д. В виду относительного возврата к которым, теперь, в виду, прежде всего, экстенсивного развития капитала, скорее, таким образом, хочется утереть слезы в виду оживления капитала в развитых, как политически, так и социально формах. Но что могут и не просыхать, в том числе, и в виду миграционных кризисов. И прежде всего, кажется, у самих мигрантов.
Но, видимо, эта тесная интеграция Интернет и сети с индустрией, что все еще, как метод и технология производства, удерживается в рамках частой собственности, на отдельных предприятиях и промышленных производствах, что в особенности автоматизированы и роботизированы, вне какого либо единства, кроме единства и анархии мирового рынка, дело, в той или иной, мере, неизбежное, как и развитие самой системы машин, конвейерных линий, мобильных и/или стационарных, общей системы принтеров и/ или энергетических сетей, способов превращения энергий и переработки и создания материалов, производства самих средств общественного производства, для производства средств производства любых предметов потребления, и ожидается, что, в том числе, если не прежде всего, пищевых, в том числе, и средств производства 3D принтеров, и т.д.
Как и большей частью, чаще всего, происходило исторически, инновации касаются, кажется, и теперь, прежде всего сферы торговли, ретейла, купечества, или, быть может, в когда то, так называвшейся, легкой промышленности, прежде всего, пищевой.
Интернет, как и сеть, в виду капитала это, кажется, прежде всего торговля. Но это не так или не совсем так, если не большей частью не так. Это, прежде всего, софт и его производство, передача и обмен, купля-продажа, как и вообще передача информации, разработки инноваций, технологических революций, в том числе, и софта, что является выделенной частью постоянного капитала системы машин, исполняемыми кодами роботизированных и автоматизированных конвейерных линий. И прежде всего, рост имеет место в этих сегментах, как с какого-то времени и повсеместно рост отдела в общественном производстве средств производства, опережает рост сферы производства предметов потребления и, тем более, сферы услуг. В общем смысле, ОС, если не BIOS, или операционная система, всегда впереди, как и скриншот.
Тем не менее, даже коллективная капиталистическая собственность, а есть и такая, и давно, это в общем случае ГМК, что так назвал Ленин государственно монополистические корпорации, не есть окончательный выход, просто потому, что безличная знаковая система в виде господина, может быть, ничем не лучше, чем капитал, персонализированный в капиталистах мелких и средних, если не крупных олигархах, или политиках капитала. Система наемного труда и виртуальных денег, случайное или нет, выпадение из которой, это практически путь к гибели выпавшего индивида в определенных условиях, но что не будет иметь виновных, кроме самой некоей анонимной, всеобщей, быть может иерархической государственной системы, под управлением безличной знаковой машины, в том числе и электронных, интеллектуальных советников. Или, что, то же самое, только в другом выражении, никаких других виновных, кроме самого выпавшего индивида. Что и будет предельным способом актуализации власти в ее известной традиции, в том числе, и теорий отбора. Все это, вряд ли, всегда и всеобщим образом, может быть идеалом общественного устройства.
Принципиальное возражение, здесь, таким же образом, может быть, прежде всего, в том, что свобода – это возможность множественного многообразия, бытия свободы. И потому, в том числе, и на сегодняшний день, совместимость любых форм денег, как и возможный выбор, прежде всего, в случае отказа какого-либо из потоков, как их функций, является, скорее, показателем экономической свободы, чем нет. Но и таким же образом, в виду основной цели капитала, извлечения максимальной прибыли или прибавочной стоимости, виртуальные деньги наиболее дешевы, а капитал всегда стремился к сокращению расходов на транспорт и на системы сообщения и обмена, к которым относятся любые платежные системы и денежное обращение, просто потому, что эти расходы, могут быть, не производительны. И потому государства, чья капиталистическая основа будет зиждется на безличной знаковой системе и развернутой системе машин, видится иногда капиталу, с его частым пафосом индивидуализма и частности, даже не в виду антиутопии, «матрицы».
Все эти возможные разнородные тенденции, тем не менее, показательны, в том отношении, что некий прообраз, мог бы состоять в том, что любая прошлая форма деятельности, могла бы быть актуализирована, в виду производства желания. При условии, что исходная для такой актуализации система, выдерживала бы совместимости и независимость весьма гетерогенных состояний и деятельностей в виду некоего очевидного приоритета, производства новых форм свободных деятельностей, как раз, самого свободного множественного многообразия, от которого, как раз, любая такая актуализация, более или менее, последовательно заходящая далеко по тропинкам памяти, «освобождала» бы.
Подобно тому, как в каждом частном случае выбора, его осуществление освобождает и от его «свободы», и от необходимости, в реализации.
Важно, таким образом, что именно этот процесс тесной интеграции Интернет и сети с индустрией производства чего бы то ни было, может подготавливать условия для относительно мирной смены вывески политического правления или системы, если не окончательно отмены или упразднения[21], для окончательно превращения государства в страничку в Твиттере или Фэйсбук.
«СТЛА».
Очередное воспроизведение неких далеко не всех, но одних из самых важных предпосылок и допущений политической экономии материалистического понимания истории, необходимо в виду всеобщей гетерогенности дискурса политической экономии. Прежде всего с тем, чтобы, в том числе, и популярные формы этой науки экономики и макроэкономики, не могли бы распространяться неограниченно, без какого -либо риска быть уличенными в наивности, если не лжи. Можно взять не самый плохой пример, учебник макроэкономики Оливье Бланшара. Учебник можно вполне охарактеризовать, как теоретическую принадлежность среднего класса, что все более и более вынужден лавировать, как когда-то мелкий буржуа между гигантскими монополиями и финансовыми спекуляциями запредельного масштаба, и разорением, необходимостью стать водопроводчиком, если повезет. Отсюда, возможно, некая внутренняя дистанция автора, по отношению к большей части излагаемого материала. Что, вообще говоря, огромен.
Вот что можно прочитать о безработице, в самом начале учебника этого автора, и в период утренней зари Евросоюза, что с единой региональной и мировой валютой: «
Нормы безработицы:
Европа против США;
1 9 6 0 - 2 0 0 0 гг.
Европейская норма
безработицы перестала
быть намного ниже,
чем в США, становясь
намного выше.
1960 1965 1970 1975 1980 1985 1990 1995 2000
«Высокая безработица — не европейская традиция. Рисунок 1.5, который
иллюстрирует эволюцию норм безработицы в Европейском союзе и С Ш А
с 1960 г., показывает, какой низкой европейская норма безработицы была
в 1960-х гг. В то время в С Ш А шли разговоры о европейском чуде в области
безработицы; макроэкономисты С Ш А ездили в Европу в надежде открыть секрет
этого чуда. К концу 1970-х гг. чудо исчезло. С начала 1980-х гг. норма безработицы
в Европе была намного выше, чем в США. Несмотря на ее снижение
в конце 1990-х гг., она все еще остается почти вдвое выше американского
уровня.
Несмотря на большое число исследований, согласия о причинах высокой
безработицы в Европе не достигнуто.
• Некоторые экономисты отмечают то, что они называют жесткостями
рынка труда. В Европе, доказывают они, страдают из-за слишком высокого
уровня пособий по безработице, слишком высокой минимальной зарплаты,
слишком высокого уровня защиты работников. По их мнению, все эти жесткости
ведут к высокой безработице. Они делают вывод, что решение состоит
в устранении этих жесткостей, чтобы сделать европейский рынок труда более
похожим на американский. Если это произойдет, то европейские экономики
пойдут вверх и безработица будет снижаться.
• Другие экономисты отмечают, что многие из этих жесткостей существовали
уже в 1960-е гг., когда европейская безработица была очень низкой.
Они находят вместо этого другие факторы — рывок зарплаты в 1970-е гг., который
повысил издержки на труд и вынудил фирмы снижать занятость. Они
указывают на неадекватную макроэкономическую политику, в частности на
высокие ставки процента в 1980-х и в 1990-х гг. Они доказывают, что сдерживание
заработной платы и улучшенная макроэкономическая политика могут
привести к устойчивому снижению безработицы без осуществления драматических
реформ на рынке труда».[22]
Итак, то затруднение, что может быть уместно для 19 века, и ответ на что, мог быть получен тогда же, вполне однозначный. Если следовать политической экономии, на которую ссылается Бланшар, то капиталист (и /или капитал) сначала повышает рабочим заработную плату, тем самым, увеличивая издержки производства, с риском проиграть в конкурентной борьбе на рынке, для того чтобы после сокращать их, сокращать количество занятых. В то время как очевидно, чем больше занятых рабочих, тем больше может быть произведено товара, тем больше возможная прибыль. Зачем бы ему это? И во времена Маркса существовало множество экономистов полагавших, часто, совершенно нелепым образом нечто подобное. Эти соображения не могут быть главными в деле накопления частного капитала. И скорее малые издержки наивысшая прибыль – это некий закон мотивации в таком деле. Но именно поэтому наименьшее необходимое, как принцип, может, прежде всего, диктовать, сколько должно быть нанято рабочих и какова должна быть заработная плата.
Нет, конечно, можно найти плюсы для капитала, и в указанном, отличном положении дел. Увольняя рабочих, но повышая издержки за труд, капиталист может повышать давление на рынке труда и в то же время стимулировать производительность рабочих высокими заработными платами. Как будто здесь может быть какая-то прямая связь. И потому, это регулирование общего рынка, может делать только очень крупный капиталист и, прежде всего, большими цифрами статистики. Но разве всякий капиталист думает за весь рынок, как Маркс в капитале, что бы его не было, или советский политический экономист за рынок СССР или мировой рынок социалистической системы, СЭВ, чтобы он был?[23] Скорее лишь чиновник и большой государственный чиновник, мог бы думать в таком смысле. Предприниматель не является владельцем рынка никаким образом. Кроме крайних случаев ГМК, монополий. Но даже в случае конкуренции Apple и Microsoft, эти соображения скорее, могли бы носить коллатеральный характер, чем быть непосредственно значимыми. В общем смысле, в том числе, и кино про Стива Джопса, может быть показательно, инвесторов волновало бы, что они вложили деньги, а прибыли нет. И даже прежних, испытанных сотрудников надо если не увольнять, то лишать пакетов акций, то есть доли в прибыли, кого и как, это видимо и было дело Стива Джопса, какое-то время, за что он снискал себе не слишком хорошую славу, в этом смысле. Пусть бы и не был исключительно менеджером по персоналу. И если принять правдоподобие художественного, кино фильма о нем за историческую правду, то и сам он был уволен по той же причине, в силу, надо думать, хитрости: разума, истории и власти. Короче, существуют различные формы оплаты труда, что чисто теоретически разделяются, иногда, на повременную и от произведенного вала (и/или по штучно). И то, что в одном месте может стимулировать производство, в другом, может никак не сказываться на нем. Кроме того, есть огромное многообразие различных организаций производств. И может быть масса сотрудников и большие ЗП и большие прибыли. Один из самых кричащих примеров подобного положения дел «Морган Стенли». И видимо, только со времени кризиса 2008 года, вновь, для всего общественного производства, что бывает только после больших кризисов, стала ясна прежняя оппозиция, рачительные затраты стабильная прибыль – рискованные затраты большая прибыль.
Более того, так, не именно так, но в таком горизонте, общего обращения капитала страны, могут не думать даже директора МВФ или министры финансов теперь, США, тогда как, кажется, и должны были бы. Просто потому, что инструменты регулирования макроэкономическими показателями, которыми они владеют, устроены таким образом, что мыслить они могут, видимо, только, как те, кто учились на учебнике макроэкономики О. Блоншара, или почти так, как они, расходясь в частностях. Учебнике, что пусть и информативен относительно общественного производства в целом, иначе, какие бы это были макропоказатели и макроэкономика, но может страдать, общей неясностью относительно сути процесса. Просто потому, что часто и такие учебники не мыслят, так просто и ясно, как в герменевтическом анализе, проявленном в «Капитале» Маркса, мог бы мыслить капиталист. Впрочем, как уже стало ясно, есть трудность в самих вещах, в различии индивидуального или частного и общественного производства. Наследство в теории, в том числе, и проблемы универсалий. Средние века и открывали некий общий горизонт, в том числе, и в логике, и наследовали его от римской империи, в управлении частными хозяйствами. Впрочем, быть может, социалист, что претендовал на роль директора МВФ Доменик Страусс-Кан, и мог бы, кажется, сказать нечто новое, свежее и /или правильное, на этой должности, но, видимо, подвел, едва ли не под монастырь, как раз, едва ли не средневековый, если не постмодернистский, от политической корректности, сексуальный скандал, в США.
Ответ, мог бы состоять в том, что называемое «рывком заработной платы», в 70-х годах, 20 века, повышение издержек на переменный капитал, могло быть не только результатом повышения нормы эксплуатации, расширения трат на постоянный капитал и создание новых рабочих мест, но и рабочего движения, что стремилось вернуть разницу в потерях на инфляцию. Именно тогда, в 70-е, бушевал, в том числе, и топливный кризис, вызвавший инфляцию во всех странах Серверной Америки и Европы. И, таким образом, рост заработной платы не был таким великим, как кажется и в наиболее крайней форме такого ответа, некоего левого политического экономиста, мог бы состоять в том, что рабочий лишь возвращал себе то, что зарабатывал прежде, в результате этой борьбы за повышение ЗП. И что, вообще говоря, ЗП необходимо было повышать, и далее, и более. Как и вообще, преимущественно во Франции, в системе, что была названа галльским социализмом.
Впрочем, нельзя оставлять без внимания даже беглым образом, рост мировой экономики и развитие мирового разделения труда, в результате которого, теперь, евро – это мировая валюта, что пусть и отыграла некую инфляционную разницу, что была различна в разных странах теперь Еврозоны, в масштабе цен[24], тем не менее, именно потому стоит еще дорого, кроме номинала, что принимается в любой точке планеты. Поскольку эти знаки не привязаны в особенности ни к какой редкости, прежде всего, к золоту, исключительно, но могут быть привязаны к любой, и, прежде всего, редкой, но производительности рабочей силе, как и к любому качеству, что производиться с прибылью, у них может быть то, что можно назвать функциональной стоимостью, что может напрямую зависеть от того многообразия денежных функций, что данная валюта исполняет, и от ареала значимого обращения.[25] В этом смысле, можно говорить о том, что доллар вообще не дешевеет, просто потому, что все более и более становиться мировой, резервной валютой. Это мировой не номинальный резервный кредит. Но это же касается любой конвертируемой валюты. Короче, мировая экономика и рынок давно уже совершили этот примечательный исторический круг, что похож на спираль и в некоем образе экономиста, что видимо Гегеля и не читал, но что цитировался Марксом. Если ранее купец искал товар ради того, чтобы превратить его в деньги, в капитал, то теперь прежде всего, выгодно искать товар товаров деньги, чтобы превращать их в капитал, искать и продавать дешевые деньги. Или вернее искать и продавать дешевый капитал с прибылью. Если вы можете взять кредит под 6 процентов годовых, то это финансовая недальновидность, не продать их за 10 или за 24 процента. Не говоря уже о том, чтобы продать их за 300 процентов. Если в виду технологического рывка на бирже можно было делать до 5000 процентов, то почему нет? Это и означает свободу потоков капитала. Нет в этом смысле нулевого уровня финансового купечества, не стоимостных инвесторов.[26]
В общем смысле, объяснение роста ЗП в данной традиции, исходя из вышеизложенного, состояло бы в том, что рост производительности труда и совершенствование технологий, позволили повышать ЗП и одновременно вели к сокращению числа занятых. Просто потому, что повышение производительности труда, увеличивает долю постоянного капитала и уменьшает число занятых, но и потому же основанию можно произвести больше товара и продавать его по ценам выше себестоимости данного производства, но ниже средней цены на рынке. Повышение доходности капитала, в таком случае, может привести и приводит, к росту заработных плат рабочих. Экономики, становятся в результате, в том числе, и волн научно технических революций, но прежде всего конкуренции и относительной свободы перемещения рабочей силы и капитала, и, мировыми, и развитыми, и это невозможно объяснить только инфляцией валют, тем, что деньги просто печатают и делают это много, для всего мира, мол. Тем более, этим невозможно было бы объяснить рост заработных плат, в особенности в состоянии гиперинфляции. Но вообще говоря, более дешевая рабочая сила, что относительно не отстает в квалификации, пункт, что справедливо, заметил Холмский, цениться капиталом, как и прежде высоко, и именно в виду возможной прибыли. Этот градиент, разница в цене производная от различия в уровне развитости технологического и органического строения капиталов, задает для других капиталов и искомое ложе, для потока, в перемещении туда, где выгоднее, и стремление повышать производительность труда на месте и в тех производствах, что в разделении труда не те же самые, иные. И это объяснение может быть, значимо, несмотря на то, что калькуляторов стало много, как и возможных рабочих мест. И долгое состояние низкой безработицы в Европе, из перечня относительно трансцендентных факторов, могло объясняться, кроме прочего, в том числе, и следующими важными факторами, восстановлением Европы после войны и конкуренцией двух систем, что была между ними, более близкой в Европе, практически за стеной, чем в США. Для которых Куба была не слишком обременительным соседом, после Карибского кризиса. Соревнованием систем, что только к 70 –м годам начало сходить на нет, утрачивать критические пункты, на которых Европа, просто вся могла видится, если не советской, то красной, с нулевой степенью безработицы. И вообще говоря с высшей меры социальной защиты[27] в виду финансовой и валютной спекуляции в особо крупных размерах. И с одновременным ростом сочленения социализма и капитала. Таким же образом, относительно внешним фактором может быть эмиграция в Европу и ее расширение в виду, как раз, цифр роста безработицы. Верно, что в США, таким же образом множество эмигрантов, вообще говоря, теперь, едва ли не вся страна, с разными временными интервалами заселения. И США, кажется, не расширялись подобно Евросоюзу в последнее время. С той только разницей, что, как и у лысого Фуко, у которого волосы, по его словам, росли внутрь, надо думать извилинами, США прирастает эмигрантами в 20 веке, без географического расширения.[28] Важно, таким образом, что есть имманентные для экономики капитала факторы, что являются мотиваторами, психологическими или сознательными, для бизнесменов и рабочих. И в силу которых эти классы поступают в среднем, так или иначе. При огромном многообразии частных задач и решений. Но вот о них то речь идет частот крайне скупо. Феноменология сознания, ни того ни другого класса, часто совсем не затрагивается, в этом смысле. И в лучшем случае предельная потребность аналог экстремального принципа в физике, природа любит прятаться, экономии затрат, принципа наименьшего действия.
Что же, макроэкономика Бланшара, оказывается, вся проблема народонаселения Европы, перво-наперво, состоит в сдерживании ЗП, в виду высокой безработицы, как будто от сдерживания ЗП безработица исчезнет, а не возрастет, в виду высоких пособий по безработице. (Вот бы его почитать Алану Куперу.) И во-вторых, это единая европейская мировая валюта евро. Впрочем, почему нет, безработица, что проглянет за темой, сдерживания заработной платы, и финансовый рынок единой Европы – это, как раз, и есть вопросы труда и капитала. Другие дело, что во всем учебнике, может быть, не смотря на, дельные алгоритмы регулирования экономики, можно не найти объяснения для того обстоятельства, почему заработная плата рабочего вообще может расти. Тогда как, вот Пикетти[iv], говорит, что 60-70 лет, или почти весь 19 век в Европе ЗП рабочих, вообще не росла. И это было нормой. Впрочем, здесь важно, что говорит он это параллельно тому, как констатирует, что и инфляция не росла в это время. И таким образом и он, видимо, приверженец мысли, что рост ЗП, это автоматически рост инфляции. Как будто рабочие требуют денег больше, чем производят стоимостей. Что, конечно, может быть выгодно, как мнение буржуа, в виду, как раз, если не снижения ЗП, то ее сдерживания. И все дело обстоит таким образом, что инфляцию объясняют ростом заработных плат, а рост заработных плат инфляцией. Нет, если рост заработной платы и инфляция, это два слова для одного и того же процесса, то проблемы видимо и нет. Но если это разные вещи, или процессы, но что могут быть факторами экономической ситуации совместно, но независимо, и что не понимают и не знают, что не познаны, то объяснять одной вещью другую или выводить один процесс из другого, да еще по кругу, может быть, по меньшей мере, ошибочно, и в случае, если это смешение происходит как следствие с причиной, и методологически. Просто потому что вещь – это не принцип, как и факт. В этом смысле, и известный «левый» политический экономист, вообще говоря, далеко не уходит от вульгарного апологета, объясняя рост ЗП рабочих исключительно тем, что рабочие много требуют и должны это делать. Таким же образом и правый идеолог, что пытается им быть, то есть господствовать в головах рабочих, говорит, что он должен мотивировать производительных рабочих высокой ЗП, а не производительных низкой. В то время как рабочий и в том и в другом случае кредитует его произведенными стоимостями, но только в разной степени и потому вообще возможен рост ЗП.
Если под этим сдерживанием ЗП и самой ЗП, понимаются бонусы, что выплачиваются высшим менеджерам компаний, то в этом мог бы быть какой-то смысл. Но без прилагательных и достаточно скрупулезного анализа рынка труда и занятости, 21 века, это может быть, смешно.[29] Пусть бы и не относилось бы в полной мере к автору учебника. Скорее наоборот. В особенности в виду такого фильма, как «Инсайдерская работа».
Истории, после конца истории, в том числе, и Исландии. Что вновь узнала на собственном опыте истину «дикого», но современного финансового капитализма, по отношению к которому конец истории, что виделся некоторым умам Исландии, в виду некоей идиллической мол равности объемов с природой, это чуть ли не первобытная дикость.
Породив модерн постмодерн, сходит на нет со всеми своими идеями и вновь относительное истощение: природы, земли и рабочего, модерном, становиться нормой, впрочем, как и известный рост экономики, после катастрофического спада, вызванного, в том числе, и финансовыми спекуляциями. Модерн может проявляться, в том числе, и в требовании сдерживания ЗП, как и вообще в аскезе.
Но и действительно, в определенном отношении, менеджер высшего звена, это, если не служащий, то рабочий. Он нанят, и не является владельцем компании или может не является таковым. Учитывая такой станок, как ПК, его бонус, как и ЗП, может нуждаться в сдерживании. Просто потому, что он рабочий и рабочий за станком, что получает миллионы, иногда в месяц. Но что не владеет условиями собственного производства, пусть бы и оказывая на них часто непосредственное влияние. В то время, как рабочий небольшой компании может, тем более, едва сводить концы с концами. Но может быть и наоборот, и не только когда разоряется Лемон Бразерс, правда, не всегда и, более того, не часто, что заставляет правительства многих стран, проводить компании в поддержку малого и среднего бизнеса.
Рабочий класс, с какого-то времени крайне неоднороден, одна из причин говорить о том, что его вообще нет. Но таким же образом может быть еще более неоднороден класс капиталистов, от мелких хозяйчиков до миллиардеров или миллионеров, что могут и не быть владельцами какого-либо частного дела, но владеть лишь акциями или просто счетом в банке. Все эти потоки теперь в связи, в том числе, и с сетью Интернет, могут пересекаться, порождая гигантское многообразие случайностей. Но и таким же образом, восстанавливая древнюю истину – господство случая, это проявление необходимости, если не рока. Вот это многообразие частных, эмпирических законов, что в каждую данную эпоху составляют ту ткань общественного производства, что собирает его в некое единое целое, и придает неповторимый исторический характер, и что реализуется в многообразии тенденций, часто разнородных, хотелось бы узнать от нынешних политических экономистов, если не проанализировать самим. Для этого, тем не менее, необходим общий, пусть и гипотетический горизонт всего процесса. Иначе, никогда вообще общее не удастся увидеть в частном. В этом может быть своеобразная истина учебников по макроэкономике, пусть и отчасти дореволюционного (прежде всего, в смысле научно технической революции) толка.
Но без скрупулезного анализа, трудно в особенности, теперь, не увидеть основную причину высокой безработицы в Европе в эмиграции, как будто в США латиноамериканское население не стало уже давно больше афроамериканского. Но безработица в Европе, все же, сначала была ниже, затем была и остается выше, чем в США, впрочем, относительно кризиса 2008 года, быть может, до того, как он случился. Это была действительно «Большая рецессия». Бланшар, видимо, видел проблему на то время, но не настолько, насколько могла ее видеть несколько позже, министр финансов Франции Кристин Лагарт. Впрочем, взлет безработицы в Европе, как раз, приходиться на 90-, время наиболее интенсивной эмиграции в Европу, и расширения. Сложность таким образом заключается в том, что политическая экономия это в том числе теория народонаселения. Процессов что включают множество факторов в ом числе и таких как потоки рабочей силы и миграция, переселение народов, что часто может происходить по сложной совокупности независимых причин. И таким образом рост безработицы в силу имманентных экономических причин развития капитала, данной страны с высоким уровнем такого развития, в силу двойной тенденции, может, как компенсироваться, так и усложняться миграцией населения. Просто потому, что весь капитал не может одномоментно перейти на новый уровень развития производительных сил и потому частью может выживать за счет дешевизны рабочей силы, что как раз может поставлять миграция.
Разработка робота мула никого теперь в особенности не беспокоит из финансистов, что озабочены мировыми финансами. Разве что в виде некоей компьютерной программы, что автоматически инсталлирует и, быть может, может и учитывать на финансовых счетах в банках, в основном виртуальных, деньги, доллары.
Короче, смешения постоянного и переменного капитала, как и границы между ними, заселения машинами и заселения машин, если кого-то и заботит, то только: философов, писателей, поэтов и художников, просто потому, видимо, что все они могут и уйти, во всяком случае в виду программиста, что сведущ во всех этих областях, но вот суперкомпьютер «Ватсон» и зачем еще более дорогой министр финансов, директор МВФ, или ФРС, на довольно близком временном и технологическом горизонте, может стать вопросом.
Другими словами, развертывание системы машин, все еще, не является неким экономическим макропоказателем, и считывается только косвенно. В таком факторе, как занятость, например, или безработица. Или некоей совокупности иных показателей, таких как производительность труда и т.д. Но суть дела в том, что граница постоянного и переменного капитала, меняется, и меняется и в том смысле, что рабочая сила перестает быть исключительной принадлежностью человека. Не как первоначально, общественное отношение, в котором покупатель и продавец, что-то уступают или приобретают друг у друга, но прежде всего в умении, в способности к труду, в производстве новых степеней упорядочения и раз упорядочения. Пока нет рынка труда машин, их желание, что в производстве не есть, все еще, некая воля юридических лиц. Но уже есть желание, что в производстве, что и есть реальность. И их, машины, все труднее и труднее, в этом смысле, отличать от: детей, подростков, стариков, и в большей части мира, все еще, женщин. И разве что уголовники и маргиналы, некие сумасшедшие, все еще дают фору, и как миф, и как преступление. Впрочем, даже это наивно, критические ошибки могут быть в порядке вещей, для современных машин и их только не стоит производить слишком часто, пользователям, в критических отключениях. А что такое преступление для разума, как не критическая ошибка. Безумия же мифа в сети более чем когда-либо много весьма. То есть, там и тогда, где и когда модерн или модернити – это господствующее без оговорок мировоззрение, для которого вообще говоря все, кроме одного человека разумного лишние. И это одного разумного, надо понимать буквально, просто в единственном числе. Проблема солипсизма философии Нового времени и 20 века все еще. На уровне идеологии, если не пропаганды, прежде всего, в сети, тем не менее вопрос этой границы часто звучит так, «когда машины отнимут у людей работу». И он очевидно полемически конкретизирован в некоей совокупности метонимии. Все люди и все машины объединены и одни вытесняют других. Но метонимия – это может быть желание и, вообще говоря, смысл этого вопроса, может быть в том, когда же будет, ни людей, ни машин, ни работы. И таким образом в том числе и в быстром стремлении, превзойти разом все теории, в том числе, и в политической экономии, в охвате горизонта, такие риторы, идеологи, воспроизводят все мифы буржуазного общества, что описаны еще Бодрияром. И все ради одного обстоятельства господства мыслей господствующего класса. Это одновременно и двойной захват, и двойное удержание, в том смысле в каком, сидя в тюрьме, в том числе и желания, что конституируется такими вопросами, трудно утонуть, если конечно это не Новый Орлеан. В этом смысле может быть радостно что Пол Мейсон понял это, миф машины, никто не культивирует так сильно, как буржуа.
Но главное, это все расширяется и расширяется горизонт возможности всеобщего и свободного доступа ко всем средствам производства, в виду которого вся политическая экономия буржуазии[v], и не только, но в общем смысле свободного, но наемного труда, в том числе, и макроэкономики, обессмысливается.[30]
Караваев В.Г.
[1] Именно «желания в производстве», если вновь не вспоминать дух пишущей машинки, токарного станка или конвейера, что де может вселиться в рабочего.
[2] Отсюда, кажется, можно сделать вывод, что проблема в потреблении рабочей силы капиталом, но только если не учитывать производства этого товара. Именно «АЭ» (здесь и далее «Анти-Эдип») развернуто вновь, показал, что в самом производстве рабочей силы, и не только капиталом в труде на фабрике, но и как некое условие такого труда, то есть в идеологии и идеологических отношениях, нарушается закон стоимости, с тем что бы в иных отношениях соблюдать его. И таким образом, нарушается, что, вообще говоря, сам закон применяется к тому, что не может быть измеримо этим законом, просто потому, что «люди изначально не равны, как индивиды».
[3] Здесь, кажется, можно придумать тот аргумент, что схемы мошенничества капитала все время обновляются, и это верно, просто потому, что и мошенничество совершенствуется и есть, всякий раз, новое в виду, прежде всего, капиталистического накопления. Но только, как часть первоначального накопления, и часто юридически наказуемая в капиталистических странах часть. И именно потому, что какое-либо, первоначальное накопление, так и не становиться настоящим прибыльным делом. Относительно последнее громкое дело Мердофа, может быть тому подтверждение. Если же все не так, то дело может закончиться выплатой компенсаций, как в случае, например, Цукерберга.
[4] Это перечисление ущербно, и в том пункте, в каком мировая система социализма была миром экономикой и мировой фабрикой, скорее, в себе, в «окруженном лагере». Кроме того, капитал в этой системы если и был, то был скорее государственный. И целые цивилизации таким образом могли бы выпасть из мировой истории. Но поскольку это «в себе» указывает на большую меру ограниченности участия этой системы в мировом разделении труда, и в мировом обмене, что все же имело место, то такое перечисление возможно с поправкой на мировую систему социализма.
[5] Это сложный пункт и, прежде всего, для любого математика, что, впрочем, часто не сможет даже сходу формально определить, что такое противоречие, остановившись на констатации наличия противоположных определений. Но это противоречие между противоположными определениями количества, непрерывности и дискретности разрешается и, в том числе, в виде электронной жизни, что все более и более, сохраняет и преодолевает связанные с этим противоречием затруднения. Не говоря уже о ближайших примерах торговых роботов. Эти машины вполне совмещают дискретность параметров с непрерывностью делания денег. Но самое важное, всякий раз, когда речь идет о вероятностных процессах, невозможно избегать противоречия, просто потому что всякий раз, и общеутвердительное суждение, и частное отрицательное суждение той же материи могут быть истинными или, во всяком случае, не быть ложными. «Всякий обмен подчинен закону стоимости» и всякий раз найдется такой обмен, который не будет подчинен ему. Ибо всегда найдется случай, что не будет выполнять общий закон. И часто отрицательное суждение той же материи может оказаться истинным. Отсюда, все многозначные логики, в том числе и, прежде всего, модальные, параконсистентные или паранепротиворечивые логики, то есть те, в которых, закон противоречия может не выполняться. Трудность в том, что вероятностные процессы возможно всеобщие и уместны везде и, в том числе, и в физике повсеместно и динамические закономерности относительно которых выполняется логический квадрат – это чрезвычайно частный случай. Впрочем, из подходящих предпосылок и тем более понятий можно составить какие угодно умозаключения или суждения. Вопрос, таким образом, в физике во многом, в теориях превращения энергии, что могли бы быть технологически освоены, а в политической экономии капитала, в теории стоимости и ее источнике.
[6] Но в которой находили признаки государственного капитализма.
[7] Искусство и здесь может быть хорошим зеркалом общественного производства, станковая живопись все более и более отдаляется во время, современное наскальной живописи, прежде всего, по тем, ближайшим образом, физическим усилиям художника, которые необходимы для ее реализации, грунтовка холста, разведение и нанесение красок, владение кистью, Что так картинно быдло показано в таком кино, как «Тернер» (впрочем теперь, художники, что рисуют картины маслом или иными средствами станковой живописи, сами краски не производят, но видимо все еще могут делать это и сами) все это превращается, едва ли не в грубую, инструментальную работу, в сравнении с теми средствами, что предоставляют и будут предоставлять, ибо горизонт открыт, цифровые технологии. Ни одна тонкость вкуса прошлого и соответствующего инструментария, не останется вне внимания программистов, но характер труда радикально измениться. Это не препятствует художнику и теперь тратиться на прежние средства производства картин и трудиться в радости, в том числе, и от физического усилия. Но ясно, что он проиграет, и в скорости изготовления, со временем, что уплотняется в технологиях производства видимости реальности, и в абсолютном качестве. Об этом говорит, в том числе, и феномен гиперреализма. И обнаруживается, что принцип множественного многообразия, в совместимости и независимости, и, здесь, может быть ведущим, просто потому, что и те картины могут быть, как и были, очевидно, красивы, не обладая при этом, в том числе, и исторически ограниченными особенностями гиперреализма.
[8] Методологическая трудность, что здесь возможна, состоит как известно в том, что, описывая машину капитала, структурно конструктивные особенности, следует избегать формально логических противоречий, но в описании движения капитала, это в принципе может быть невозможно, как и в отношении тех идеологических видимостей, что могут быть имманентны самому способу материального производства, базису, так и его идеологии. Так, ближайшим образом, в последней, в теориях политической экономии, могут быть, кроме прочего,- тривиальностей и часто случающегося незнания, что выдает себя за истинное познание, но связных по форме- не критические противоречия, что не адекватны критериям рациональности самих таких теорий, помимо тех, что затрагиваются часто бессознательно из сути дела. Может не быть, поэтому, больших трудностей в том, чтобы совмещать диалектику, логику противоречий всякого изменения и движения, как ведущий методологический горизонт Маркса философа и математическую логику, тем более 21 века, в прочтении этого текста. Просто потому, что и как аналитик машины капитала, не только критик ложного сознания и его феноменолог, Маркс, как раз, преуспел. Тем не менее, текст остался не законченным этим автором и вариантов его написания несколько, и они разняться время от времени, как и завершающий вариант всех томов капитала отредактированных частью Энгельсом, и частью мировым коммунистическим движением, и что может отличатся в деталях от текста, что может быть опубликован в ожидаемом полном собрании сочинений Маркса и Энгельса, в Европе 21 века. Но таким же образом, как и в программировании, может быть так, что, чем больше тестов, тем лучше, тем более если они с открытыми исходными кодами, так же и в этом отношении, увеличение количества источников может не препятствовать изучению сути дела, но скорее наоборот. Короче, в силу ограниченности этого способа производства, его идеология неизбежно должна прикрывать и оправдывать эту историческую ограниченность, в том числе, как раз всемирно историческим же значением такого способа производства в сравнении с предшествующими, прежде всего, формами эксплуатации, подавления и вытеснения. Это не может происходить без противоречий, как формально логических, так и в виде известного «двуличия» всякой такой идеологии. В силу того простого и не простого обстоятельства, что капитал склонен превращать любое производство, в том числе, и духовное в прибыльное дело, имманентные ему самому способы превращенных форм питают идеологию,- являясь, как и спекуляция рыночная, например, пунктами опоры и отделения (в омонимиях в том числе), для идеологических конструкций, в том числе, и спекулятивного разума,- и сама идеология, может быть прибыльным делом, совмещая в себе последние тенденции превращенных форм капитала и идеологических измышлений и размышлений, интеллектуальных технологий. Критика и философская рефлексия ложного сознания, таким образом сама по себе может быть блокчейн, связность которую трудно подделать, сохраняя за собой то обстоятельство, что и действительно должна быть для всех и каждого, доступна. Как автор, так и читатель такого текста вполне может быть всяким и никем, в известном смысле безразличным к стоимостному отношению, имени, личности или судьбе, по ту сторону от субъективной и объективной функциональности, так и субъективной и объективной видимости такого способа производства. Избавляет ли автора, как и читателя в тексте, это обстоятельство, от известного двуличия, что еще и может быть усилено иной границей капитала, чем с прежними способами производства, очевидно нет, как и не может избавить от противоречий всякого движения и поглощенностью исторической эпохой, но явно могут быть моменты смысла, когда все это может быть не уместно.
[9] Капиталисты, что заняты в реальном секторе или, вообще говоря, преимущественно те, что идут на риск в создании новых производств с новыми технологиями, и новой нормой прибавочной стоимости, где бы это не происходило и каковы бы ни были инструменты, могут относится к другим капиталистам, при прочих иных условиях, как рабочий, что оплачивает трудом с избытком любой продукт на рынке. Но именно поэтому они и разоряются по большей части, как первые. И скорее, совсем не работать или изобретать, лишь схемы накопления кредита и соответствующих инструментов, это заветная цель всего класса капиталистов. Что вот незадача страдает ровно от того же самого, при соответствующем способе производства от диспропорций в развитии, от революции в производстве. Что, всякий раз оказываясь спасением, тем не менее, не избавляет от кризисов, но только углубляет их возможность, и вероятность выпадения. Впрочем, если бы не революции в производстве, с какого-то времени вообще никакой обмен между капиталами был бы невозможен, ибо внутренний паритет покупательной способности страны не существовал бы, в силу несоизмеримости технологий отраслей и регионов.
[10] Можно стараться редуцировать производство к обмену производств или обмен к производству обмена, но воспроизведется различие обмена и производства, так или иначе. Само оно не может быть редуцировано, просто потому, что есть пространство и время, и индивиды в пространстве и времени, какова бы ни был телесная организация этих индивидов и сочленения с системой, вряд ли будет преодолена возможность радикальной индивидуализации. Более того, это, видимо, никогда, не может быть навсегда, исключительной, разумной целью.
[11] Маркс. К. Энгельс. Ф. Капитал. Т.1. Собр. Соч. Т. 23. М, 1960, Стр. 646.
[12] Пункт, что вполне резонно отмечается в тексте такого автора, как Пикетти, как «принцип бесконечного накопления». И что может быть исторически временным не только для языка теории капитала, но и для языка объекта, если не герменевтического коррелята экономической теории. В виду, прежде всего, такого понятия, как исчерпание ресурсов планеты и деятельности, в том числе, и известного клуба прогнозистов. Тем не менее, оставаясь, среди прочих, часто уместным, как в теории, так и практике капиталистического накопления. Пикетти. Капитал в 21 веке. М, 2015, стр. 25.
[13] Пикетти. Т., стр. 585.
[14] Что вполне можно, неким образом экстраполировать, в том числе, на и физические законы, в некоторой традиции, а в некоторой традиции, это вообще не необходимо, просто потому, что природа и без того, это законы рассудка, то есть, ближайшим образом, понятийная информация.
[15] Здесь, необходимо, еще отметить, что Пикетти, отождествляет мировую экономическую систему социализма с политикой, в определенном смысле и это верно, ее можно отождествить даже с моралью, как и вообще капитал и систему свободного наемного труда, прежде всего, в виду закона стоимости, что ведь может держаться и на слове, что дал и надо держать. Рынок не может строиться в частности на игре инстинктов контрагентов, просто потому, что это фактор независимости, а не зависимости, прежде всего, перед неким правом и законом, институтом, что, может быть, присущ любой сделке.
Но ясно, что это отождествление экономики с моралью или политикой, не всегда и совсем, так верно. Просто потому, что, скорее, кажется, наоборот. После политической экономии определенного вида, мораль может быть не нужна просто потому, что принцип любви, может быть в самой такой политической экономии, подобно тому, как «от каждого по способностям каждому по труду». А к принципу любви, если не свободы и сводятся все морали с какого-то времени. Даже если это мораль долга, ибо, образ этой морали должен быть и даже Кант, признавал, что, кто кроме Христа. Впрочем, регионально.
Если вы предоставляете людям условия для морали, то есть в общем смысле некое экономическое состояние, что часто называют достойным, явно не в виде евро цента, то остальное дело их свободы, к которой моральное назидание или принуждение, уже не может непосредственно относиться. И дело вообще говоря за расчетом ситуации, как это часто происходит в утилитаризме.
Экономика социализма, была и есть в особенности исторически обусловленная экономика со своими экономическими законами, независимыми от воли или даже бессознательного психического данных индивидов, но что не реализуется помимо этих воль или бессознательного, в том числе и желания. Верно, однако, что, как система наемного труда – это была система законов, что часто устанавливались в обществе путем насилия, в том числе, одного класса над другим. Впрочем, Пикетти, начинает книгу с примера обратного, с расстрела рабочих в Йоханнесбурге и отнюдь не в социалистическом государстве, в 2016 году. Вот почему можно еще раз повторить, свободный наемный труд – это матрица, едва ли не во всех возможных смыслах этого слова, от социальной текстуры до иллюзорной видимости. Но разве рабство и крепостничество было всегда лучше? И, потому, политическая экономия социализма, это не политика и не мораль, но, прежде всего, экономическая наука. Что таким же образом, как и физика имеет дело с тем, что от желания индивида или даже очень большой массы людей может, как раз, не зависеть. Источник долгих и практически часто неразрешимых раздумий 20 века о разуме и безумии, зависимости и независимости, сознательном и бессознательном.
[16] Тайна картезианских медитаций находиться, как и всегда в таких случаях, идеализма, именно в этих отношениях. Пусть бы и безоглядная редукция, как раз, и была бы свойственна прежде всего наивному материализму если не материализму капитала.
[17] Некий плач по-другому, что иногда раздается, в том числе, и среди европейский интеллектуалов, вызван, таким образом, не извращенным желанием встречи с неким aline, «чужим», визави персонажа Сигурни Уивер, но поиском противоположного субъекта сделки, что мог бы оплатить прибыль прибылью. Но его нет, и ситуация напоминает ту, что господствует в скепсисе. Только на этот раз, машина сомнения Пиррона, играет против капитала. Истина не существует, если есть, ее невозможно познать, если познана, никому сообщить, если это удается, она не понятна. Что на другом конце общественного производства, исторически, было, в том числе, равносильно практике евреев, в ходе и результате которой противник, войдя в город не обнаруживал ни одного живого человека, субъекта возможного для него господства, подчинения и признания, быть человеческим капиталом. Ход был, как известно, таков, выбор лучшего из лучших, после выбора лучших, для того чтобы, в конце концов, он совершил бы самоубийство после безболезненного умерщвления всех остальных, сначала в группе, после самой группы и наконец себя самого. Обратным образом, конкуренция – это война и ее закон тот же, мастер мастеров никому не может доказать свое превосходство, просто потому, что все умерли, все уничтожены. Идеализм знает это на свой манер, мудрец, что хочет переиграть всех остальных мудрецов говорит с тенью, и его удел безумие, коммуникация не возможна. И быть может лишь буддизм, неким образом, избавлял от этой проблемы, как и от мира, просто потому, что искал только нирваны. После этой религии возможен, кажется, только христианский идеализм вида Гегеля. Но Заратустра свободен только в долине, – просто потому, что, и не зверь, и не Бог, – спускаясь в которую, единственный с кем он мог бы поговорить, канатный плясун умирал у него на руках. Ситуация отчасти та же, капитал произведенный с наивысшей нормой прибавочной стоимость относительно упраздняет все остальные и лишается контрагента. Выход, как известно, для капитала, как раз, в снятии кода, закона с потока, и потому, как только финансовый пузырь лопается, его начинают надувать опять, обходить закон стоимости соблюдая его, просто потому что все это дело надувания финансового пузыря, в том числе, и для того чтобы ожидать и искать производства нового конкретно всеобщего, товара, что теперь будет стремиться стать деньгами в капитале, бредить революцией научно-технического производства в финансовый спекуляции, оперировать большими числами в поиске счастливого случая, множественного многообразия таких случаев. (Оно состоит в доказательстве возможности практически неограниченного роста дохода.) Просто потому, что таких товаров, или прибыльных дел, что необходимо обменивать, должно быть, как минимум два. В этом, в том числе причина шумихи вокруг встречи Б. Гейца и Баффета. Но ясно, что их может быть неограниченно много. Но кто живет на таких интенсивностях, разве что некий Марк Баум, что продает в короткую позицию, по большому, рынок недвижимости США и чье богатство, что ведь есть прежде всего рост, ограничено, едва ли не только его воображением, как когда-то насилие в войнах визави, Гранина и Алексиевич. Что и было условием для Фуко сказать, что в повседневной работе такие уровни всегда недоступны. В книге Льюиса не Марк Баум искал контрагента сделки, но в фильме «большой шорт», это был именно он, и что же, или, вернее, кого же он нашел, да никого другого, только собственное отражение в квадрате, того, кто стоит, цениться, без постоянного капитала, один оборотный, того, кто делал все же пулы кредитов и из бумаг Баума, по которым должен был быть противоположным агентом, синтетические сидио. Противостоящий агент сделки не тот, кто с деньгами на рынке покупает или продает готовый товар, но тот, кто выпускает его или потребляет чтобы выпустить новый, в данном случае финансовый инструмент. Баум искал изготовителя сидео, которые хотел продать в короткую, с тем что бы понять зачем такой риск, и что в обеспечении, но нашел только того, чье богатство не было ограничено его воображением, кто делал синтетические сидео и из его бумаг, неких «страховых полисов» на синтез низкосортных кредитов, дул пузырь и из его шортов. Но это был стоимостной клиент, он производил новые финансовые инструменты, закон стоимости не нарушался. Но что в гетерогенной области, – порядка 40 –ка тысяч погибших, с каждым новым процентом безработицы, несовместимость и зависимость.
[18] Известны, как минимум две формы исходного капитала, это отложенный платеж или торговый кредит, и денежный страховой фонд, некий резервный фонд, и опять же, исторически, прежде всего, в торговле. Один человек вряд ли с какого-то времени может получить доступ, к так называемому первоначальному капиталу сумма велика, но можно получить этот доступ коллективно, тем более, если это связано со страхованием товаров, денежных операций, грузов, жизни и т.д. Начало страховых компаний было именно таким. Отсюда же иллюзия, что капитал происходит из обращения, просто потому, что часто, это были средства, удержанные из обращения и направленные в общий фонд. И их связь с производством была крайне далекой и непрозрачной. Но потому же, часто, было совершенно непонятно, каким образом это может обогащать, даже при условии действительного обогащения. И теперь, иногда в страховых компаниях, мысленно ищут обеспечение своей деятельности, если не сразу же, находят или не находят ее, в здоровье. После того, как первоначальная необходимая сумма капитала составлена, при хорошем управлении, в финансовом отношении он может быть запущен в само производство, если при этом еще и осуществляется деятельность маркетингового характера, и капитал растет за счет приращения числа участников компании, что часто происходит в страховых компаниях, как и вообще любых акционерных обществах, хэдж-фондах, и т.д., то одно другому, может не слишком мешать. Поэтому может быть ошибочно мнение, что страховые компании существуют за счет выплат премий пострадавшим, просто потому, что это непроизводительные расходы и чем их меньше, тем больше средств может быть направлено, как раз, на производство капитала на бирже или там, где хранят деньги с прибылью, процентами, просто потому что из иначе, как капитал, и не хранят. Впрочем, говорят если не бывает несчастных случаев, то никто и не страхуется, верно отчасти, если все хотят быть бедными. Доступ к капиталу не может быть получен всеми, но, если он есть, при известных, благоприятных условиях для индивида, отказаться бывает сложно. Как не сложно в это поверить, но страхование, даже жизни, это всего лишь мотив триггер, для образования капитала. Просто потому, что и действительно, может быть, никто не верит в свою собственную смерть.
[19] Впрочем, история показательна и на этот счет, не все первые не разорились. И С. Джопс, как и Б. Гейц, или, теперь, основатели «Гугл» или «Фейсбук», были далеко не первыми, разорение происходит, как в результате конкуренции, что обычно есть некая поверхность, в форме которой дан более глубинный закон, так и в результате указанных причин диспропорции в норме прибавочной стоимости. Но и потому, что сеть была не развернута, не топологически развернута. Интеллектуальные технологии всеобщи не сами по себе, как и дух, но только в силу действительной «религии», церкви, связи. Впрочем, развертывание этих технологий приводит к тому, что все, кто бросаются туда в прибыльное дело, часто, вынуждены разорятся, и большой интервал одержимости, как когда-то тюльпанами не светит. Просто потому, что цениться только новое прибыльное всеобщее дело, причем быстро меняющее одно другое. Нигде Новое время не проявляется себя, так, как в этих технологиях, теперь. Новое время, потому новое, что стремиться к новому всеобщему, и, надо сказать, конкретно всеобщему. И проход к богатству остается, как и обычно коротким по времени и, надо сказать, по месту, это в общем смысле, какой-то новый «сайт», «окно». Что в силу особенностей сети могут быть всеобщими. Впрочем, очевидно, что первичная среда миллиардеров IT технологий, это неким образом США. Не известно, кажется, ни одного европейца такого уровня, и разве что торговые площадки в сети. Но,
что может быть и странно, как в виду языков программирования, так и виду самой сети гиперссылок Интернет, что была изобретена в Европе, позже Интернет связи.
[20] То, что экономические санкции, только стыдливо прикрывают экономические законы, очевидно, стало с какого-то момента и именно в виду уничтожения мясной, импортированной, пищевой продукции в РФ десятками если не сотнями тысяч тон (2016). Что, только частично можно было бы объяснить производством аскезы православной церковью, постами.
[21] (селебрации). Очевидно, что при развертывании системы машин до некоего абсолютного состояния, прежде всего, абсолютного, по отношению ко всем исторически предшествующим, государство никогда не сможет, кажется, стать страничкой в Твиттере для обмена мудрыми сообщениями некоего свободного собрания, и все. Теперь это невозможно потому, прежде всего, что система машин не абсолютно развернута. И потому, коль скоро, речь еще и о причинах не только мотивах, есть классы и есть необходимость устанавливать мир между ними. После будет невозможно, кажется потому что, система, как раз, будет развернута, и Твиттер, в теперешнем состоянии канет в лету, как и вообще все нынешние сайты. Они будут иными, с совершенно иной функциональностью и связью. И лишь некое путешествие в историю сможет вернуть прежний Твиттер. Но почему нет, почему государству медленно не превращаться в некое подобие, теперь, локального ремесла, практикуя представительскую функцию, прежде чем окончательно смириться с тем обстоятельством, что общество сможет самостоятельно поддерживать, и равновесие, и революцию, и государство, не только СССР, но любое, сможет уйти в историю, в некую, в очередной раз, новейшую Википедию.
[22] Бланшар О. Макроэкономика. М, 2010, стр. 11-12.
[23] Мотивы, вообще говоря, и в этом случае почти анекдотические, тем не менее, надо сказать, что «объективность», вида «Капитала» Маркса, проявлялась еще и в том, что капитал находил свое историческое признание, что сказывалось и тем более, теперь, сказывается, в особенности в АЭ. То есть, речь не шла о том, что некто с гигантской степенью предварительного предубеждения предрассудка, выискивает заранее негативный стороны, с тем, чтобы лишь очернить, и вытеснить, и подавить. Но именно поэтому, как бы ни думал предприниматель важно, может быть, одно доход, если не прибыль. Еще и поэтому учебник лишен некоей, все же, одиозной тенденциозности апологетики в самом популярном виде. Тем не менее, считать производительным образом капиталист видимо и теперь может, в общем смысле, только как персонаж «Капитала» Маркса, в общем смысле.
[24] Но вообще говоря, деноминация – это не инфляция. Пусть бы и статус евро как мировой валюты был бы более неопределенным, чем у доллара.
[25] Деньги, как и золото, могут стоить потому, что, как и всякий товар они произведены трудом. Функциональная стоимость денег, это не только стоимость их производства как купюр, но и всех затрат на поддержание платежной системы в целом. Почему же страна, что несет такой груз не разоряется, просто потому что эти затраты на платежную систему, как и всякие на посредничество, не производительны. Просто потому, что потребительная стоимость денег, сохранять и преумножать стоимость приравнивает их к капиталу. Мировая, резервная валюта обладает потребительной стоимостью капитала, просто потому, что она мировая. Страсть к золоту это, в том числе, функция сельскохозяйственного производства определенного исторического периода развития технологии этого производства. Хлеб, как бы его не хранить, портиться, золото в гораздо меньшей мере, и потому сохраняет стоимость. Если есть технологии производства и потоки продаж, что поддерживают рост производства зерна, долгого хранения и переработки, что тем не менее относительно дешевы на каждую тонну продукта, то золото и, в этом случае, тесниться активом иного порядка, но что способен функционировать приближенным образом. Любой товар стремиться быть деньгами в этом смысле, в том числе. Проблема в том, что цена на золото колеблется, как и на любой актив на рынке, но даже если это грандиозный боковик, денег, прибыли, на этом не сделать, и, если только не потерять.
[26] Термин, стоимостной инвестор, используется, в смысле, близком к тому, который придается ему в книге К. Льюиса «Большая игра на понижение».
[27] Некий персонаж советской кинокомедии «Берегись автомобиля», Максим Подберезовиков, видимо, был бы, не далек от того, чтобы разрыдаться у Мердофа на груди, если не в пивной, то в некоем баре, в виду, как раз, широкой благотворительности последнего, но в США он получил пожизненный срок, а ведь это не был СССР.
[28] Впрочем, по некоторым данным эмиграция из США превысила приток мигрантов в 10 годах 21 века.
[29] Пусть бы и не относилось бы в полной мере к автору учебника.
[30] Показательно что Кузнец, цитируемый Пикетти, не смог не заметить этого движения и видимо в пику Кузнецу, в виду спасения от нового идола и совершались все возможные обращения, в том числе, и к рукописям Маркса 57-61 годов. Но даже Кузнец не мог предвидеть то, что произошло и происходит теперь, не говоря уже о том, что может произойти. Кроме того, область отсылки Кузнеца, впрочем, косвенная была, как раз, социалистическая система, где разница в доходах сокращалась в виду в том числе и их роста. Но его вера в капитал и систему, осталась неизменной для 1953 года. Kuznetz. S. Economic growth and income inequality.
[i] В этом фрагменте нет развернутой эпистемологии «Капитала», в том числе, и исторической эпистемологии этой теории политической экономии. Но в вкратце, речь идет о том, что Маркс осуществил некую очередную теоретическую идеализацию капитала, общественного отношения, способа производства, некоего тела принадлежности, собственности, в ходе которой всякий фактический капитал можно поверять, как и всякое упругое тело абсолютно упругим телом. Или прямолинейное и равномерное движение прямолинейным и равно мерным движением в законах Ньютона. Это гипотеза, дедукция и индукция, анализ и синтез, и еще много, много, иных методов познания, если не в общей форме восхождение от абстрактного к конкретному. Далее, становятся возможны все аналогии, что могут быть у политической экономии с последующими большими теориями в физике и ее историей. Не только с циклами Карно. Микроскопические капиталы и макроэкономика, гравитация и микромир и т.д. Таким же образом, как и все возможные аналогии с допущениями и поправками, что были проделаны, прежде всего, в математике, как с теорией Ньютона в расчетах, так и в революциях, что претерпела физика. Но легкого пути, здесь, может и не найтись. Просто потому, что развитие общественно экономической формации –– это не только естественный, но и исторический процесс. И если можно предположить, что природа не меняется на весьма больших интервалах времени, что несоизмеримы со столетиями или даже тысячелетиями развития физики, то про капитал это сказать нельзя. Он исторически изменчив и как раз в виду возможного обратного влияния науки на общественные отношения не только в виду соизмеримости временных отрезков истории, как объекта, так и научного познания. Если совершенствование эксперимента в физике, все же, чаще всего приводит к открытию существующего предмета, чье бытие было таким как было, только было известно ранее отличным образом, но что просматривается, как такое ранее бывшее, как бывшее таким и в более ранних знаниях. То эксперимент в этой сфере, экономики, меняет объект. И даже не в том числе, что уточнение постоянной Больцмана может сделать не действительным, даже некоторые теории целиком, но зато подтвердить иные, что быть может революционизируют физику. Но так, что само бытие тем чем было сущность, совокупность необходимых характеристик капитала неким образом изменяется в экспериментах с ним. И вычленить все его относительно необходимые пусть и исторически необходимые формы было трудно. Кроме того, все законы политической экономии, это законы, что действуют в обществе, состоящем из людей, находящихся в сознании, так или иначе, но сознательно, ведущих себя индивидов. Но даже если речь идет только о бессознательном, это так или иначе, это вероятностные процессы, по преимуществу. И вообще говоря, никто не знает, чем может быть или чем может стать капитал, но это может быть предметом желания и желания в производстве. В то время, как можно не знать, что такое природа, но явно желание может быть совершенно ни при чем. Природа, таким же образом имеет историю, теперь, только потому, что ее имеет капитал. Вообще говоря, до Нового времени и даже в большую его часть, природа, как философский и научный концепт, понятие, идея, не имела никакой истории. Только к 19-му веку стало ясно, что есть история философии сущности, природы, не говоря уже о истории натуральной философии или истории эпистемологии. Статика и динамика, что обсуждаются таким экономистом, как Кондратьев, есть только способ теоретически совладать с этим обстоятельством. Тезис, таким образом, автора может заключаться в том, что особенностью капитала с какого-то периода состоит в том, что не только законы статики, но и динамики и, прежде всего, динамики становления самого способа производства, историчны, то есть, изменчивы. И это может быть связано с тем, что в порах капитала зреет, живет и развивается, совершенно иной способ производства, с совершенно иными возможными горизонтами свободы и, прежде всего, благодаря тому, что развитие производительных сил общества постоянно революционизируется, но что развертывается, все время, в виду некоторой в действительности революционной социальной машины. Короче, важно то, что, если капиталист – это воплощенный капитал или персонифицированный капитал, то его сознание, некий институт, стратегии власти, дисциплины и языка, в определенном отношении, не может быть относительно иным чем-то, что описывается Марксом в «Капитале», таким же образом, как и его расчет, его прибыльное дело. Что, вообще говоря, не мало, просто потому, что томов капитала четыре и, вообще говоря, сознание и дело капиталиста, впрочем, как и рабочего описаны в этих книгах довольно подробно и с самыми разнообразными особенностями. В том числе, и позитивными. Но главное, это было выполнено тогда, когда капитал превратился в господствующий способ производства общества, в самой развитой капиталистической стране мира, на тот момент, это была Великобритания. И сложно это было, просто потому, что в каждом прибыльном деле или отрасли общественного производства эти особенности могут быть и есть. Так как, таких дел может быть множественное многообразие, то их единство было теоретически описано и проанализировано, в этой книге, лишь в некоей идеализации. Если такое единство вообще можно было найти, коль скоро, есть такое многообразие дел и занятий, а в пределе любых возможных, что теперь, можно реализовывать, как прибыльные, оно было найдено. В ту меру, в какую капитал существует в таком чистом и совершенном виде, коль скоро, есть и фактические реализации идеализаций этой теории, и в идеальном исторически совершенном виде, время, существовать в которых для него исторически прошло, а доказательству, в том числе, и этого обстоятельства и была посвящена, в том числе, эта книга «Капитал», он будет таков, как описывается Марксом. Любой исторически последующий капитал может вносить и часто радикальные изменения. И вообще говоря, задача, может всякий раз заключаться в том же, что и задача, стоявшая перед Фейерабендом, в анализе истории науки Нового времени, найти различия и установить непрерывность поверх разрывов, коль скоро, если нет непрерывности, теории науки физики, как и исторически различные теории политической экономии, могли быть вообще не сравнимы. Ясно, что Фейерабенд, пошел по второму пути, в отличии от «Анти-Эдипа», науки Нового времени, как и видимо и капитала, нет, как некоего единого, непрерывного поверх разрывов образования, но можно и быть может нужно быть не всегда столь анархичным. Поппер, вот находил, что идеал науки в теории, еще и не достигнут, и даже Эйнштейн, при всем господстве относительности, это быть может в чем то, шаг назад, к фетишу природы, в каком-то смысле, и в отношении Ньютона, пусть бы и была очевидна революция и последовательность претворения тенденций, заложенных ранее в истории и традиции науки. Поппер все время исходил из допущения некоего совершенства научного знания идеал которого преследовал. Важно, здесь то, что как во времена Маркса, так и теперь, никакой фактический капиталист, всегда и везде не соответствует этому своему исторически априорному и совершенному, понятию. Как в силу того, что капиталист конечный человек, в силу различия теории и практики, факта и математической функции, зримого и чтимого, так и в силу противоречий самого способа производства, что вообще говоря таков, что сам ставит себе пределы, как в смысле ухудшения общего хода дел, так и в смысле предоставления возможности, в том числе, и буржуа высвободиться, из системы, в которой, даже его слабости – это функции накопления, часто абстрактного количества, что никогда не ждет. И придаваться им становиться, все сложнее и сложнее, просто потому, что в дело вступает объективный расчет, и все сходиться хорошо, иногда, только в разуме или в воображении, коммуникация же, в том числе и с самим собой, коль скоро, теперь, среди капиталистов, в виду образования, не так много цельных в своей одержимости наживой и чистоганом людей, нарушается. Капиталист
более не может быть наивно очень хорошим интуитивным счетчиком, с большим чутьем к прибыльному делу, с большим единичным желанием жить. Но главным образом потому, что все виднее и виднее, со временем развития общественного производства, становятся границы капитала, как способа производства, становиться виднее то, что это не абсолютная форма, ни богатства общества, ни индивида.
[ii] Теорема в теории вероятности в теории информации. Энтропия сложной системы, состоящей из зависимых частей, меньше чем сумма энтропий этих отдельных независимых систем. Что явно не то же самое, кажется, что и: «целое больше суммы своих частей». Но на самом деле просто обратная сторона такого положения дел. Такие системы иногда называют, или называли, «условными», или такую энтропию условной энтропией, видимо просто потому, что энтропия такой системы меньше и, таким образом, целое может быть больше суммы отдельных независимых частей. И это, может быть, хорошо для «условности», просто потому, что намекает, условное это возможно совместимое и независимое, но с малой энтропией. То есть, теперь, в общем смысле, организм – индивид, открытая, диссипативная система, вместе с вторичной знаковой системой, на некоем уровне, ближайшего к физике приложения к определению жизни. Индивида, что, конечно, может и страдать от экспоненциального роста сопротивления среды. В общем смысле, из общей теории измерений может быть известен феномен когерентности колебаний относительно зависимых систем, синхронизации. Так как, колебательные движения, видимо, самые распространенные в природе, как многообразии любых движений, то таким образом теоремы теории информации могут получить достаточно широкое обобщение. Физические закономерности, уместны для любых, более высоких уровней организации, прежде всего, живого. Но жизнь и, тем более, разумная жизнь, живет в порах необходимости, просто потому, что есть случай, и высвобождения свободы, вообще могло бы не быть, ни в каком случае, если бы случая не было. Была бы только необходимость. Эту истину впервые высказали древние атомисты. И, вообще говоря, в таком случае, необходимость не могла бы быть познана, просто потому, что это некому было бы делать.
Но именно в виду всех этих сложных обстоятельств, необходимости для жизни существовать в порах природы, если не в ее гротах, Фрейд, видимо, и нашел, что наиболее важными факторами, что стоят на пути окончания анализа оказываются те, что связаны с особенностью сексуального желания женщины и сопротивлением пассивной позиции у мужчины. (Фрейд. З. Собр. Соч. Дополнительный том. М, 2008, стр. 390.) Несмотря на то, что армия кажется «раем для мужчин», видимо все же война – это такое действие, в котором общая психологическая особенность «права на протест», проявляется наиболее характерно. Что же что и на абсолютной границе социальной организации. Не случайно текст «Конечный и бесконечный анализ», иногда, тематически объединяют с текстом «Почему война?» Армия действительно демонстрирует, что в иерархической системе, основанной на единоначалии, уровень энтропии может быть ниже, эта структура может быть более упорядоченной и экономной, но, очевидно, не в случае войны, во всяком случае, не всегда во время войны. И прежде всего, что касается здоровья и жизни индивидов. Короче, утрированный образ единоначалия – это мистер Смитт в «Матрице», то чем он стал, после того как перестал быть агентом, это наглядный образ соответствующих теорем теории информации. Все зависимые системы ничего не сообщают, в том числе, и полезного, более о той системе, от которой зависят, или сообщают не много, как раз в силу зависимости, и потому энтропия целого меньше. И таким образом, это был едва ли не самый сильный аргумент Фрейда, по совокупности текстов определенного периода, против социалистической утопии. Просто потому, что Вселенная и ее масштабы никогда не позволят обойтись без иерархии в обществе и, надо сказать, без зависимости, и, таким образом, если не завершить анализ, то приблизиться к условиям его завершения. Общество равных
(независимых, коль скоро речь идет о порах) и свободных индивидов, невозможно. Зависимость и, прежде всего, материальная, в радикально негативном смысле, в том числе, и постоянства зависимости от мамы или папы, неискоренима. И все, что нужно в доказательство, это просто показать на небо. Война неизбежна, как и армия и как раз в виду, возможно, неустранимого стремления установить всеобщий муравейник с вождем, если не маткой, во главе. Впрочем, как раз, командно-административная система в СССР, и была, кажется, таким человейником в виду, как раз, космоса и «Бурана». Но именно в ее существовании, иногда, видят один из мотивов, если не одну из причин неудачного выхода из очередного, в том числе, и мирового экономического кризиса, что окончился распадом СССР. Парадокс, вскрытый еще для Норвегии, дешевизна топлива была одной из экономических причин развала огромной мира- экономики, просто потому что эта экономика была ее экспортером.
Кроме того, не смотря на прогресс технологий, прежде всего, в медицине, вопрос желания – это не вопрос исключительно телесной конституции. Так, что и в этом направлении, все может быть до сих пор не так радужно, как хотелось бы, быть может.
Вот почему, может быть необходим весьма большой поток энергии, если общая, абсолютная система машин, должна будет совмещать независимые, но совместимые, под системы. Просто потому, что исходно энтропия такой системы – это возможно сумма энтропий всех ее частей. Или, какая-то совокупная часть из всех этих частей такой абсолютной системы машин, очевидно, будет, как раз, состоять из закрытых, не дисссипативных и независимых, систем. И насытить ее энергией может быть будет сложно. И потому, даже несмотря на то, что эта система машин, кажется, прямой путь к катастрофе, событию, в известной транскрипции, необходима умная знаковая система, без которой сумма неизвестных поломок, что может нарастать, если не нарастать быстрее, чем сумма, может превратить всю систему в прах довольно быстро. Интеллектуальные технологии, что вносят, как и новые связи в систему, зависимости, что ранее не существовали между независимыми системами, так и степени независимости в этих связях, условности. Но системы, входящие в абсолютную систему машин, если не все, то многие, должны быть не только совместимыми, но и частью весьма независимыми, иначе, нет условия свободы и ее высвобождения случая, и прежде всего позитивного случайного изменения, и, вообще говоря, действительной условности. Не говоря уже о том, что независимыми во многих отношениях, должны быть населяющие эту систему, и прежде всего, материально независимыми друг от друга во всех исторически предшествующих смыслах этих слов, что касаются отношений собственности, люди. Выбор между муравейником, пусть иногда, и всего лишь, как образным символом, что как система, есть образец малой энтропии зависимых иерархически соподчиненных индивидов, ибо и здесь различие иерархично, и Достоевским, таким образом, может быть действительно не прост. А ведь муравейник – это система, что состоит из органических индивидов, то есть, ближайшим образом к физике, открытых и диссипативных существ.
Просто потому, что, как не старался приравнять Достоевского, Кант, а скорее русский монарх, если не Петрашевцы, если не к природе, то к ее любимчику, как гения, но ведь и не любимчику свободы. То есть, как не старались, превратить Достоевского, в некую зависимую систему в сообществе революционеров или на каторге, а Кант еще и в философской эстетике, Достоевский вносит необратимые и независимые изменения. И Бахтин показал, видимо, что еще и в чем-то позитивные. И Кант не знал эволюции даже живого, не то что живого русского языка и его романной формы. Впрочем, кажется, Фрейд журил Достоевского, скорее, в зависимости и от природы известного психологического комплекса, или мазохизма, просто потому, что взваливать на него ответственность за падучую, видимо, все же постеснялся, находя, что он мог бы стать, но не стал новым религиозным пророком или святым, но стал всего лишь писателем и что, видимо, не произошло с ним,
из–за действия психологического комплекса, в том числе. Что могло быть странно слышать от такого атеиста, как Фрейд, или, во всяком случае, такого протестанта как он, что писал о будущем одной иллюзии, надо думать, церкви. И таким образом, рискуя просто подпасть под образ великого инквизитора, выказывая такую приверженность к статусу пророка, именно в своей оценке Достоевского. Иначе говоря, микрофизика власти, что здесь была продемонстрирована, отчасти, в терминах, скорее, физики, чем власти, тем или иным образом, граничит с микрофизикой палача, и в этом возможной мотив, столь сильного отторжения от таких рассуждений, подобных тексту основателя «Матрицы» в известном фильме.
[iii] В первом томе «Капитала», Маркс пишет о модернизированных капиталистах, что как образованные люди уже не чуждаются роскоши в потреблении и не сдерживают личное потребление догмами, в том числе, и протестантизма, место, что хорошо разъяснил Вебер, правда, скорее, таким же образом, в виду «Капитала» Маркса, показал, как зайца из котелка. Модернизированный капиталист понимает, что без производства потребления в том числе, и без производства потребления роскоши, строй даст еще одну течь. И потому, коль скоро, капитал это, вообще говоря, поток количества, он скорее превращает эту течь в трубу. И потому, вообще говоря, все время вынужден рассчитывать между тем, какую часть своего дохода, он должен отдать на воспроизводство, амортизацию и расширенное воспроизводство капитала, а какую пустить на производство престижа, или общественного стендинга (социальной непрерывности повышения социального статуса). Потратить на покупку какого-нибудь футбольного клуба, если не яхты, коль скоро и то, и другое производство потребления и обмена, как и само производство, могут отчасти совпадать. Будучи меценатами или, скорее, менеджерами или продюсерами, что таким же образом могут входить в производство социальной устойчивости или престижа, капиталисты могут делать таких людей, как Стив Джопс, – философия которого, как раз, и заключалась в том, что, производя товары, компьютеры, они производят социальный престиж, – просто находя и поощряя некие стартовые проекты на подъем. Конечно, в действительности часто, там, где это не является вопросом газетной сенсации или шумихи. Просто потому, что это означало бы опоздание. Так о Стиве Джопсе, долго никто не знал и даже не догадывался. Но что, теперь, стартап и его пиар, в средствах массовой информации, часто может и совпадать, в виду развития, как раз, информационных технологий, что и есть такой пункт инвестирования и средство распространения информации. Можно посмотреть документальный фильм о создании технологии производства 3 D принтеров. Просто потому, что в Интерент, можно узнать иногда и быстрее, и потому еще есть все еще конкуренция сетей СМИ. Если бы можно было бы большей частью узнать быстрее и так же развернуто как по телевидению, то конкуренция видимо сошла бы на нет, переместившись в сеть.
Это теперь видимо, те кто завтра могут стать новыми, быть может, всемирно известными, миллиардерами, и фильм о них, невероятно откровенен в определенных отношениях. Он с полной ясностью показывает, как то, что отдаленно и смежено, но все же можно назвать и коммунистическим производством пере присваивается капиталом. Просто потому, что, капитал, это господствующий способ производства. И если принтеры необходимо выпускать миллионами, и не за 80 тысяч, но за 3 или даже 2 или одну тысячу, это должна быть компания капиталистов, служащих и рабочих, а не независимых участников проекта, что предоставляет окружающим, всем желающим, открытый программный код, что, впрочем, мечтают разбогатеть и потому, изначально встроены в систему. Но первоначально трудиться коллективно и независимо добровольно, с энтузиазмом, творчески, вне иерархии крупной компании и системы власти свойственной производству большого количества товаров и денег, линии сбыта, мелкими хозяйчиками, почти свободной семьей. Но изначально же делают и будут делать то, что всегда было и будет, в пространстве коллатеральном капиталистическому производству, идеи и часто алгоритмы. Когда истина не говорила устами народа. Но возможность коммунистического производства, что вообще говоря может быть смежено любому делу, просто как производство желания, что и есть реальность(здесь, есть примечательная аналогия, при капитализме свободный труд в производстве желания это большей частью труд машинный, и что может быть плохо, морально предосудительно, как гетерономия или гетерономная эвдемония, но что и действительно может быть так, если он заранее ограничен одной профессией, граница этого способа производства действительно проходит там где все больше мащин, работают с желанием в производстве, что и есть реальность, перехватывая его у людей, но и небосклон все еще не сияет гениями), срезается компанией крупного капитала и вообще говоря, прежде всего «другой», что имеет патенты, тормоза устанавливаются накрепко, и все для того, чтобы удержать достигнутое, прежде всего заказы. Фишка настоящего времени в том, что это производство 3d принтеров, это производство домашних станков. Что производят не только картинки или знаковые последовательности, музыку или видео, что может делать любой настольный компьютер, но могут производить и пластиковые пистолеты. Или рой роботов дронов. И это вообще говоря то, что называется поинт. Коди Уильсон, попал в болевую точку системы. Домашнее производство оружия, каждому. Но и в болевую точку проекта «человек». Но, вообще говоря, он мог бы предложить делать в этих принтерах другие принтеры, или во всяком случае другие станки, но нет пиар, медийная известность, теперь, не только в США, это деньги. И видимо, что не игрушки. На ваш сайт заходят, вас читают, вы нравитесь или не нравитесь, – но все реклама, что не некролог, – вы получаете деньги, или с большой вероятностью можете их получить, просто потому, что вы их таким образом, делаете. Он мог бы получать деньги за рекламу пластиковых игрушек, что так, быть может, презирает, как торговец оружием. Парадокс, таким образом, в том, что подражание Стиву Джобсу (что может, ведь, быть подражанием не только ему), и что так порой возмущает многих бывших равных сотрудников, а теперь, оказавшихся не удел, продвигает 3d принтеры на рынке. То есть, пусть и в далекой перспективе обозначает границу, и, надо сказать, абсолютную границу капитала. (Док фильм. Принтер будущего. 24 doc) Что становиться, едва ли не главным для этих людей, в новой компании, после того, как брак массового производства ставиться под контроль, и элиминируется, как и угроза окончательного срыва поставок уже проданных принтеров. Оказывается, это идеология, философия компании, производство рабочей силы, что помогло бы собрать компанию удержать ее, сделать сильной, сплоченной и надо сказать все же свободной. Корпорацию надо «строить», для того чтобы делать деньги на линии сбыта. Проект «человек» не может умереть, пусть бы и у него были бы болевые точки. Рост компании – это вопрос, в том числе, и производства сообщества, человеческого производительного сообщества. Пусть бы и все более и более становилось бы очевидным, что рабочая сила, как товар не есть неизбежно исключительная принадлежность человека. Но в росте компании людей, суть Америки, американская мечта, начните что-то делать вместе и, надо сказать, делать с прибылью, и воплотите ее мечты, мечты этого дела, вместе. Они откровенны как никогда, в том числе, и в том отношении, что является их образом жизни. Образом жизни, что вообще говоря, во многих отношениях является теперь, общим. Но пока эти люди, что показаны в этом кино, скорее, аскеты своего дела, чем его падишахи. И кроме того есть иная схема строительства Б Гейца не только Джобса.
Трудно обойтись без такого слалома в описании от правого к левому, от верха к низу и напротив, так что в том же смысле в каком лыжный слалом не может разрешить все экономические и политические проблемы, да еще выдвинутый как панацея, так и это описание может неизбежно вызывать неудовольствие от метания из стороны в сторону. Но каким образом держать или не держать, этот каньон?
Иначе говоря, реабилитация чувственности, что часто приписывается Марксу, как раз, не была в особенности его заслугой, но просто есть функция рынка, капиталистического рынка. Это хорошо показал Жан Бодрийяр в системе вещей. И еще раньше Маркс в рукописях 44 года и Немецкой идеологии. Извлечь золотой из кармана потребителя, кроме террора, можно только на одну важнейшую приманку – удовольствие. Мудрость, вообще говоря, известная со времен, видимо, морского союза Афин, как минимум. С какого-то времени говорят о хитрости: разума, истории или власти, последнее, впрочем, таким же образом может быть древнее древнего.
Важно, может быть, другое, что, если Бродель, видит победу капитала только в 19 веке, то, как раз, этот условный рубеж, но что может быть признан по многим меркам, совпадает со временем, когда первоначальное накопление, перестает быть просто предшествующим этапом становления капитала, но становиться важнейшим, если не единственным фактором его имманентного воспроизводства, как господствующего экономического способа производства. И как раз, тогда, когда капитал наконец сбрасывает с себя оковы аскезы, превращая их в инструменты прибыли. Возникновение новых состояний в момент, когда прежний уровень развития производительных сил еще не исчерпал себя, а новый еще не победил, не стал всеобщим, окончательно, это зазор, в котором живет революция капитала, как и всякая, что живет в зазоре, в том числе, и зазоре, означающего и означаемого, это то, что как постмодерн, капитал – это модерн в состоянии зарождения. Начало роста зарплат рабочих, оплачиваемые отпуска, в том числе и для женщин, по уходу за детьми, повышение пособий по безработице и сами эти пособия, означало конец прежнего вида капитала. Но и необходимость для него вступать в такие стратегии обновления, которые далеко превосходят все предшествующие.
Мысль, что так или иначе, в той или иной степени, сознательно или бессознательно, воодушевляла, быть может, на протяжении всей Перестройки в СССР, и далее. Перестройкой, что была результатом не только борьбы двух гигантов, ВПК и кроме прочего, агропрома, меча и орала, но вообще говоря, свободы капитала и свободы социализма, если не различных стратегий сочленения и конвергенции, и того, и другого, одной свободы и зависимости. Важно, может быть, что по мимо утешения, в том, что были и гораздо более серьезные поражения рабочего класса, чем его нынешнее состояние в РФ, не говоря уже про Евросоюз в выделенных странах, сам проект социализма и коммунизма, как «действительного движения, изменяющего теперешнее состояние», как не странно верифицировался. И Марксу можно не верить на слово, как мировому идеологу. Впрочем, невозможно редуцировать бытие, в том числе и как событие, только к чему-то одному, просто потому, что оно – множественное многообразие, и чем только не была Перестройка в особенности в виду возможной тысячи партий и движений.
Другими словами, если в виду общественного производства страны в целом, аналог роста протеинов, могут найти, едва ли не везде полезным свойством, то в виду частной компании, что с какого-то момента закрывается, чтобы открыться, как частная, коллатеральное пространство сообщества разработчиков для основной группы, перестает быть коллатеральным единством этой компании. Но единство становиться единством иерархии сотрудников и единством единоначалия главы или директора, совета директоров инвесторов. И рост протеинов как аналог, теперь, подходит, преимущественно, только с этой стороны. Сколько угодно, кажется, еще людей с чековыми книжками, в виде инвесторов.
[iv] Пикетти Т Капитал в 21 веке. М, 2015, стр. Несмотря на то, что Пикетти не полный сторонник традиции политической экономии «Капитала» Маркса, несмотря на то, что капитал, вообще говоря, признает и термин использует. Более того, называет общей схемой всем хорошо известной частичную формулировку формы относительно прибавочной стоимости, связывая цены товаров с производительностью труда на соответствующих производствах. Применительно, как раз, к росту доходов, видимо, в том числе, и рабочих. (стр.101). Признает двойную тенденцию на свой манер, впрочем, констатируя, что эффект объема или абсолютного выражения капитала возьмет вверх над эффектом цены или снижением средней нормы прибыли.
И скорее, может выдать свой текст за литературную критику французского романа, что сильно перегружена политической экономией, скорее, чем является революционным протестом или простым и понятным революционером или апологетом капитала является ее автор. И все же, это не критика или не всегда критика политической экономии, как и условий ее возможности, в смысле «Капитала» Маркса. И даже не виду в особенности, политической составляющей возможной теории классовой борьбы, но лишь указания на имущественное неравенство, что вновь растет в Европе (если считать и РФ, то тем более) по степени, и изъявление намерения к гражданскому миру и законности. Но все это могло бы быть совместимо с простым и не простым анализом, что был бы вполне в традиции, как раз, критики апологетики, без статуса политического памфлета или манифеста. Другими словами, пересказывая Маркса, где в особенности видна разница, Пикетти просто не делает этого, мягко говоря, в виду пересказа критикуемого, но признаваемого учения. И ему можно было бы поставить 2 по 5 бальной шкале за изложение. Пример, изложение тенденции нормы прибыли к понижению. Упрекая Маркса, как раз, в том месте, где именно математика (в терминах 19 века) делает все предельно ясным, о чем, в том числе, и текст выше. Он заменяет формулы Маркса (прежде всего органического строения и норм прибыли и прибавочной стоимости), своими, или быть может, вернее Хоррорда и Домара, и целой плеяды более поздних экономистов, но в основе бухгалтерскими, и после этого упрекает Маркса за то, что тот не ясен, и не использовал математику в науке. (Пикетти. стр. 230-234.) В то время, как именно ему, Марксу, принадлежит заслуга окончательного превращения политической экономии капитала, в том числе, и в математическую дисциплину, после Смита и Рикардо и физиократов. Общность законов, что были вскрыты Марксом делает их простыми арифметическими или алгебраическими формулами, подобными Е = mc2, что не отменяет возможности применения к частным законам, какого угодно математического аппарата. Было бы, в конце концов, глупо требовать от Маркса частных и локальных по времени, законов поведения того же фондового рынка, просто потому, что его целью было не частное обогащение лиц на этом рынке, и рекомендации для них, но горизонт упразднения всего подобного строя, как, впрочем, и классов. Проблема, что тут может быть, состоит в том, что капитал раскрывает свою суть, когда его преодолевают или выходят на границы способа производства, это возможно разными путями, но возможно. Но если это происходит трудно быть капиталистом просто потому, что трудно совмещать всеобщий бухгалтерский учет и формулы Маркса, одновременно, но они устроены так, что часто исключают друг друга. С другой стороны, правильно считать доход отдельному капиталисту, может позволить, как раз, часто, в общем случае, только «Капитал» Маркса, и что капиталист делает, теперь, и часто бессознательно, когда-то делая сознательно. И о чем свидетельствует книга Пикетти, как возможно никакая другая, теперь. Что в общем есть или горизонт одной корпорации для народа и таким образом подсчет достаточно когерентный тому, что происходит на частном предприятии, или превращенные формы двойных и н-бухгалтерий, двойных и н-стандартов, просто потому что даже статистики может не быть. Просто потому, общественное производство в целом не может быть организовано, как одна большая капиталистическая корпорация, просто потому, что все еще есть конкуренция и рынок, и оно всегда сложней и, надо сказать, впереди каждого отдельного прибыльного дела. И потому еще на общем уровне общественного производства создается дополнительная видимость, дополнительные превращенные формы, в том числе, и расчета, просто потому, что часто просто неизвестно, как и что считать. Но ровно по тому же возможному основанию на этом уровне вне обнаружения есть и граница господствующего способа производства, что, впрочем, может проявляется и на каждом отдельном предприятии. Общая анархия делает возможным кризисы, что все быв хорошо если бы они были только для системы, а не для людей. Ссылка на бухгалтерский учет не сможет помочь Пикетти, ни правильно посчитать, ни возместить недостаток такого учета и контроля, на государственном и меж государственном уровне союза.
Но что Маркс неоднократно и показывает в книгах «Капитала». Несмотря на то, что нет практически ни одного названия или термина капитала, которые применяются к нему Марксом, что не были бы само названиями и терминами самой сути дела. Иначе говоря, за тем, уже на то время огромным массивом литературы, прежде всего, по политической экономии, Маркс действительно мог упустить некие горизонты государственной статистики в Англии, что только нарождалась, и, вообще говоря, в институтах, что уже давно не практиковали таблицы Кинэ, времен феодальной монархии Франции. Но и сам Пикетти говорит о том, что, как раз, те статистические горизонты, что были упущены, быть может, объективно только подтвердили бы выводы в теории, что произвел Маркс. Но вообще говоря, один из статистических принципов таков, не требуется есть весь суп, чтобы оценить его вкус. Впрочем, очевидно, если он изготовлен хорошим поваром и уже готов. Но именно поэтому, страна Англия, век 19, вторая половина, преимущественное поле референции для всех томов, в общем смысле. Для каждого конкретного фрагмента капитала, что, вообще говоря, может члениться просто по соответствующим афоризмам, что часто были в то же время алгоритмами производства капитала или торговли, и что часто есть вначале смыслового объема и в конце, и иногда не совпадают с членением на параграфы, просто потому, что фрагменты, охватывают более обширный, конкретный тематический горизонт.
Другое дело, что структурный рост, который Пикетти находит выходом из ситуации, что признает вслед за Марксом, а как бы он не мог, означает только одно, рост производства средств общественного производства. Но, последовательно сделать этот вывод, как Ленину, первые работы которого по политической экономии прямо указывают на суть дела, Пикетти видимо мешает, и терминология и в некотором роде позиция, как раз буржуазного идеолога, что, в том числе, и вынужден быть последовательно уникальным, а не истинным. Он отказывает Марксу в признании роли производительности труда и это в виду теории относительной прибавочной, что вся основана на этом росте, теории прибавочной стоимости, что, как раз, Маркс и разработал.
Кроме того, когда-то это было возможно и для капитала считать правильно, просто потому, что буржуазия, сама была в качестве не свободного класса. И на его границах в виду становления. Что снимало большую часть моральной проблемы неравенства с теми, «кто только плодиться», в особенности после того, возросшую, когда тезис свободы, равенства и братства был провозглашен политически открыто. Кроме того, существуя в порах иного строя, капитал не был вынужден считать все общественное производство этой проблемы не существовало, он не был политически господствующим строем. Проблема, что и устранена в силу политического господства и трансформировалась. Моральная проблема неравенства, теперь отчасти устранена в силу, как раз, частичного упразднения прежних форм капитала, что, получив когда-то исключительную политическую власть, перестал тогда чего-либо стесняться и таким образом, иногда, ведет себя все еще также, как после получения политической власти и до того, как рабочий класс организовался в социальную силу, и в частности в примере Пикетти, в Иоханесбурге. Трансформировалась же проблема потому, что, как и во времена только что обретенной политической власти, так и теперь, капитал часто не знает, что и как, считать, парадоксальным образом для этого расчетливого способа производства, и террор, пусть, все же, не якобинский, но свойственен ему в виду общественного производства в целом. Но главное, капиталист, с некоторых пор, это тот, кто и теперь, держит власть, прежде всего, политическую и идеологическую, то есть, как идеолог, производит мысли, что должны господствовать в головах рабочих, прежде всего, и ее удержание не может ему позволить быть моральным в большей мере, чем пролетарию, которого он обрекает на нищенство.
У последнего же, как хорошо знают англичане на мораль просто может не быть и пенса, евроцента. Но отсюда, возможно, как практически физическое противостояние сил, геометрия классовой борьбы, диалектика, что алгебра революции. Так и вульгарная политическая экономия. В параграфе о средней норме прибыли Пикетти довольно легко рисует подобную картину, такого выбора. И потому еще есть такие тексты, как текст Пикетти. (Градация текстов, что здесь возможна таким образом начинается от «свирепых», видимо, как Анти-Эдип и заканчивается такими как тексты Деррида, толерантными и деликатными, если не утилитаристскими, что не умножают зло прямо, но движутся намеками, м не говоря уже о просто апологетических сочинениях.) Они это всегдашний компромисс, поиск консенсуса, пусть и такой, что чреват прозрением, просто потому, что поднимается тема неравенства в доходах, от которой не далеко и до темы классового неравенства и глядишь Пикетти будет требовать денег на покупку социального консенсуса, как когда-то Хабермас. (А Чечня, просто прямо требует, констатируя снижение дотаций на республику. Видимо нефть не смогли отдать прямо даже Кадырову младшему, но только через федеральный бюджет, и регион не регион донор, но регион частично дотационный.)
В этом смысле, и этот текст «Самого такого Луи Армстронга», скорее, философский, чем экономический, просто потому, что таким же образом просто содержит мало математики и конкретного анализа, конкретных закономерностей капиталистического или социалистического рынка. Но вообще говоря, не Пикетти было бы говорить об этом, о частных законах вида распределений кривых Мальденброта в торговле интрадей, просто потому, что он имеет дело, даже не с кривыми Филлипса, математика которых, прежде всего, в виде строения формул может быть несколько сложней, но с такими же сложениями и умножениями из двух трех переменных. (Пикетти Стр. 207-208.) Кроме прочего, форма выражения Маркса была заранее подчинена требованию наибольшей простоты для восприятия. Просто потому, что уровень образования рабочих того времени и доступа к знаниям был весьма ограничен. Разве у Пикетти, есть такие ограничения, кроме как в Африке? Сами такие вопросы, говорят о том, что, если он и указал на проблему, то его текст косвенно может
свидетельствовать, что далеко не в достаточной мере, несмотря на то, что Интернет, если не Википедия, знает все, и вскоре, видимо, будет все уметь. В чем разница, можно спросить, ответ может быть прост, и он даже не в том, что можно хотеть мира с желанием в производстве, то есть, еще больше чем Пикетти, но, прежде всего, в том, что последний, видимо, все же видит себя идеологом, если не рабочего класса, то среднего класса Европы. «Сам такой Луи Армстронг», видит себя рабочим, если не «профессором», и никого не представляет из себя, кроме рабочего и именно, в том смысле, в каком еще Р Барт различал между ним и идеологом, его задача производить и в этом производстве быть по ту сторону любой идеологии и никого не представлять, в определенном смысле, просто потому, что неизвестно, кто так, и главное: как, зачем и почему, должен быть представлен. В производстве, можно не иметь сущности на манер Нанси, просто потому, что производишь ее. Как это возможно, это другой вопрос, но возможно. Это возможно, в том числе, и для Пикетти, коль скоро, и его текст причастен производству, что он осуществлял, в том числе, и за станком, ПК, и возможно на заказ, или будучи нанятым государством.
Но может быть и невозможно, просто потому, что Пикетти намеренно не видит разницы между трудом и рабочей силой. (Стр. 61.) С одной стороны, он признает, что человеческий капитал – это рабочая сила, с другой пишет, что его невозможно обменять или продать на рынке. И это для него, видимо, способ справиться с изменением границы между постоянным капиталом и переменным. Справиться не с количественной стороны, о которой он как раз, если не догадывается, то знает, правда, скорее в терминах, что иногда затемняют суть дела. Но справится с качественной границей и ее смещением, различая капитал и человеческий капитал, что продать нельзя. Суперкомпьтер «Ватсон», что может выиграть в игре Джеопарди, 1 миллион долларов, таким образом Пикетти однозначно капитал, просто потому, что и не человек, и очевидно капитал. Но человеческий капитал определяется Пикетти, как рабочая сила, в одном из его свойств, предикатов. Но, рабочую силу можно продать, как и рукопись, пусть бы это и были бы разные вещи. Но вот рукопись, как раз, Пикетти, признает постоянным капиталом, а человеческий капитал не признает тем, что можно продать, отождествляя его, тем не менее, с рабочей силой, видимо, исторически приравнивая его исключительно к рабскому труду, или уравнивая с невольничьим капиталом, специально посвящая этому не существующему для него различию, целый параграф. Но в таком случае, каким же образом, тогда, все то, что он называет человеческим капиталом, прежде всего, в образовании, в университетах, это вообще говоря не рабство? Если это способ намекнуть на некое состояние, что лишь по видимости свободно, но на самом деле загнано в угол, то это может быть оправдано, впрочем, почему бы не назвать вещи своими именами?
Но как известно, может быть, труд не продается, как и вдохновение, в особенности абстрактный, пусть бы он и был бы коррелятом, как раз, меновой стоимости, всего на продажу, только потребляется предпринимателем в производстве. В отличие от рабочей силы, что можно продать, и у которой есть цена, меновая стоимость – это заработная плата. И как товар она может быть формой капитала, но все дело в том, что никогда для рабочего. Просто потому, что он не владеет средствами производства, что необходимы для такого превращения, кроме его рабочей силы. Для суперкомпьютера «Ватсон», видимо, просто нет еще такой дистанции, он и вправду просто постоянный капитал компании, как «станок». Его могут обхаживать, но дело это не изменит. Иначе говоря, рабочая сила может стать человеческим капиталом только в одном случае, если будет получен всеобщий свободный доступ ко всем средствам производства каждому, но в таком случае, капитал исчезнет, как производственное отношение, прежде всего, свободного найма на работу. Не зачем будет наниматься всякому. То же, что капиталист может сделать из своей рабочей силы капитал, есть же, и у него, кажется, рабочая сила, то это скорее курьез. Просто потому, что рабочая сила, как стало ясно, теперь, наиболее отчетливо это не просто умение – это производственное отношение рабочего к капиталисту, труда к капиталу. У капиталиста нет рабочей силы, просто потому, что он не нанимается на работу, как рабочий, в виду отсутствия у последнего средств производства условий собственного существования, прежде всего, в виде собственности на средства производства. Впрочем, как мелкий капиталист или просто мелкий хозяйчик, капиталист может работать на себя и, таким образом, капитализировать и свою рабочую силу. Но опять же, вне довольно жестких форм, это скорее применимо, как раз, теперь, к прежде всего к IT технологиям. Просто потому, что в любой другой отрасли его труд, как и его капитал – это некие мертвецы до рождения. Что именно потому и могут быть счастливы. И видимо вплоть до того, как превратятся в рабочих. Другое дело создать сайт, такой, как Фейсбук. Это может быть и заботой бюргера. Но и это единичный случай. Впрочем, все дело, все более и более, приобретает, часто, кажется, черты игры, в особенности в виду исторических сравнений и общего роста среднего уровня жизни. И кажется это, потому, прежде всего, что это не так или не совсем так, власть столь же сильна, как и прежде, и не всегда, это власть игры. Другими словами, речь идет о, вообще говоря, больших цифрах, применительно к производственным отраслям экономики. Но и здесь Пикетти, кажется, в особенности теперь, может дать фору, в том смысле, что на смену рантье приходит новый социальный слой людей, индивидов за гаджетом, и которых некий социолог с примечательной фамилией и именем Гай Стендинг, в одном из русских переводов, называет новым, «опасным» классом, прекариатом. Но их абсолютная индивидуальность мнимая – это совсем иная эпоха и связь, и главное, они все время только и норовят продать и продают, свой человеческий капитал самим себе, как, впрочем, и когда-то мелкий хозяйчик, что нанимал себя в надежде на прибыль.
И не видит этого различия между трудом и рабочей силой тот, кто, как раз, просто никогда не видел никаких машин. Что вообще говоря, вряд ли можно было бы отнести к Пикетти. И проблема в том, что на момент выхода «Капитала» Маркса, система машин, пусть бы и была уже достаточно развернута, но все еще не давала никакого повода для того, чтобы сказать, что машина или станок есть нечто большее чем то, что только изнашивается в процессе потребления в труде. Пусть бы и Маркс в рукописях использовал бы довольно сильные метафоры, иногда. И напротив, труд людей на многих производствах уже бы таким, что о нем ничего кажется нельзя было сказать, что это труд, в котором рабочий только изнашивается и морально и физически, просто оказывается тем, что будет заменен машиной, что и вправду будет только изнашиваться. Просто потому, что есть ведь, теперь, и иные машины. И вопрос может стоять так, какой машиной ты будешь заменен, вместе с группой других рабочих, такова и твоя цена, столько ты и стоишь. (В общем смысле это часто известно в таких примерах, 100 клиентов в день, для проститутки. Годар «Мужское и женское». И как держать и этот каньон, от самых элитных жриц этого чувства до простых подёнщиц.)
Раб не владеет рабочей силой, что может продать, но им владеют вместе с его рабочей силой. Разницу можно понять на примере любого другого товара, что может быть у раба. Им владеют таким же образом, как и самим рабом, но раб не владеет товаром, кроме ближайшего использования, что необходимо ему для выживания и хорошей работы, и потому есть фактически его неорганическая часть или органическая, как пища. И, вообще говоря, не имеет отношение к вещам, как к товарам, он не может ничего продать, нигде и никогда, если нет разрешения хозяина. Как, впрочем, и купить, разве что в услуге. Что может сближать его с крепостным, но не с рабочим. Тем более, современным рабочим в США, что в отличие от, когда –то японского, может менять рабочие места или места и времена, в которых продает свою рабочую силу, дольно быстро и по всей стране. И вообще говоря, не в одной, если все же говорить о Евросоюзе, в том числе. Не говоря уже о том, что может покупать и продавать, и в зависимости от успеха этого дела, сам может стать капиталистом. Кроме того, есть известные формы совмещения статуса наемного рабочего, если не служащего и буржуа, это в том числе, и маркетинговые схемы накопления капитала, в которые могут быть включены рабочие на предприятии. Для раба такой статус был возможен, разве что только в интимных услугах господам, если не в дружбе и вообще в обще человеческих отношениях или (случае возможного перемещения), если их продавали.
И сближает это состояние раба, разве что с пролетарием, который, таким же образом не может ничего продать, просто потому, что у того вообще ничего может не быть, даже рабочей силы, как товара и, все же, это может быть юридически свободное лицо. Но по той же причине, именно, в 21 веке рабочая сила может и не быть исключительной принадлежностью человека или человеческого существа и потому о 21 веке у Пикетти, вообще говоря, речи не слишком много. Есть условия возможности мысли, что являются ее историческими отсечками, после которых что-то становиться возможным, а что-то нет. Невозможно не следовать им, как точкам восстановления без риска быть тривиальным или вульгарным, если это все еще ругательство. Это отнюдь не исключает своеобразия, уникальности и т.д., но предполагает признание. Впрочем, Пикетти признает Маркса.
Все то, о чем он ведет ее было и ранее, за исключения, возможно, некоторых новых схем капиталистического накопления, связанных с тем, что АЭ называли «регистрацией», и в общем смысле теперь, чаще всего, финансовым сектором и фондовой биржей, менеджментом. Спекуляция, всегда была коньком идеализма, с какого-то времени, просто потому, что частично соответствует истине дела, в том числе и на бирже, что ты о себе думаешь, таков ты и есть – «человеческий капитал». (Впрочем, даже не Пикетти было бы учить Маркса гуманизму, как и его «анти», во всяком случае «анти» буржуазному.) Но что таким же образом, как тенденции существовали прежде, впрочем, как и система машин. Что так заинтересовала в рукописях Маркса, такого экономиста, или, скорее, быть может, философа футуриста, как Пол Мейсон. В остальном это многообразие, в том числе, и математически выраженных частных законов некоего, вполне возможно, достаточно локального времени, поправку на которое в отличие от американских экономистов или Бланшара, Пикетти часто не делает, и лишь в самом общем виде 18, 19 или 21 века, что может быть и забавно. Американские экономисты, о которых рассказывает Пикетти, именно потому, что иногда видимо обязаны предсказывать поведение рынка (можно вспомнить еще раз фильм «Инсайдерская работа», в котором журналисты устроили им, некоторым, просто допрос с пристрастием), такими горизонтами мыслят редко, и потому ограничиваются математическими изысками, для данного интервала, лет в 20 максимум, подобными кривой Филлипса, что описывал Блоншар. Просто потому, что на больших интервалах времени они, эти законы, как правило, не действуют. И просто и не просто, потому, что и на этом интервале эти ученые, могут разорить или озолотить простым предсказанием поведения рынка, в том числе, и едва ли не пол такой страны как США. Но, надо сказать, они могут это, в том числе, и в виду власти, что получают, и, в том числе, и предсказывать. Впрочем, как свидетельствует фильм, предсказывать, иногда, крайне сложно, со множеством стандартов, если не двуличия, и не всегда верно и главное не для всех, как видимо, все еще, стремиться Пикетти, следуя истине Просвещения. Европа, все же, в этом смысле, как не странно более полагается на ум читателей, чем, быть может, коль такова видимость, что создана и в документальном фильме, и в фильме художественном, все еще, в США, «система тупа», тогда как, только она и выживает. И те, кто следуют рекомендациям экономистов из университетов, похожи на кино персонаж фильма Тарантино (что переспросил: «я должен три раза пырнуть ее шприцем?», – перед тем как сделать угол в сердце и получил наставления от нервного хозяина дома, к которому экстренно заехал, в виду передозировки наркотика женой босса мафии, совет от хозяина дома, что чрезмерно жестикулировал, в ходе инструктажа о том, как делать этот укол.) Просто потому, что ждут практически буквальных алгоритмов выполнения действий. И эта отличная от этого дела – предписывать, доля в основном историков, критиков литературы или историков эпистемологии. Экономисты, мыслят малыми алгоритмами рынка, Маркс мыслил, в том числе, и весьма большими, Пикетти историк капитала и в лучшем случае историк его настоящего. И скорее он, а не в точности Маркс, это, виз а ви, Межуева, что писал о Марксе, как таком ученом историке. Впрочем, быть и историком настоящего сложно – это значит быть все время на его границах, быть все время новым, коль скоро, настоящее это Новое время, что новое потому, что все время стремиться быть новым. Идти в ногу с Новым временем может быть трудно и быть может в любых смыслах, то буква, то дух, неким ближайшим образом, могут повторяться, тормозить. Один потому, что летает только там, где захочет, а другая потому, что только там, где возможно, если не необходимо. И потому и Пикетти и «Сам такой Луи Армстронг», это, скорее, постмодернисты, что порождают модерн, отсюда сходство возможных предрассудков. Парадокс, дальней границы состоит в том, что она уже здесь, и потому порождать капитал можно, и, в том смысле, чтобы преодолевать его, и в том, чтобы реанимировать, часто это трудно отделить одно от другого. Новая терминология Пикетти, может позволить взглянуть иначе и верней, а может быть простым ревизионизмом, что затемняет суть дела.
Но вот поэтому, некоторые исторические соображения и констатации, тенденций, здесь, вполне могут быть уместны. Коль скоро, это, все же, в том числе и историческое исследование капитала и экономики, Европы и Америки, основанной на капитале. Что носит и исторически сравнительный характер. Просто потому, что в этой сфере даже факты, исторические факты о росте ЗП, например, или его отсутствии – это вопрос герменевтический и, надо сказать, всегда предрассудка. И признание таких фактов может быть важно. (Просто потому что их могут намеренно искажать, в том числе, и пропагандистки.) В силу, как раз, их предрассудков относительного сходства и истинности, и напротив, различия и известной разнородности содержания, близости и жалости, что ведь всякий раз, со своей стороны. Гносеологически это не исключительно вопрос авторитета, или исключительно первенства в констатации, тут Пикетти, или те, кто владеют, теперь, этой информацией, видимо, и пяти строк, могут не дать без суда, не то что 250-ти, если полагаться на некоторые издания, рассказывающие о правилах, теперь, владения и распространения информации. Но в верности тенденции, что объективна, и что может быть большей или меньшей, смотря по тому, как, в том числе, используются математические инструменты, формализмы. Кроме того, мыслима ситуация, в которой вообще никакого анализа, кроме называемого часто специалистами на бирже, техническим, не будет. Вот машина, что делает деньги, вот схемы или линии фракталов в графиках торговли в течении дня на бирже, и все остальное, в том числе и структурный анализ, лишнее. И если есть макроэкономические воззрения, то машину отбирают, самомнение умника, должно быть сокрушено императивом, прежде всего, императивом 1000 процентов прибыли. Эта антиутопия может быть полезна в том отношении, что очерчивает, в том числе, и границы технического анализа. И они вовсе не в том, что торговля идет на день, графики как динамические законы, в том числе, и Кондратьева, циклы, могут иметь большой размах, шаг, что уместен для данного дня, просто потому, что в него упирается, но так или иначе, это не будет макроэкономика и рассмотрение общественного производства, в расширенном масштабе страны, группы стран или в горизонте мировой экономики, описание которых впрочем, таким же образом может быть и в техническом анализе, любые цифры, любая статистика, любая информация, относительно рынка, но в том, что касается возможности управлять этим процессом и производить само это производство.
[v] Здесь, можно не быть голословным, пусть и учебник отличался бы некой, иногда, заметной способностью сопоставлять различные точки зрения. Пример, когда обсуждается зависимость между инфляцией и безработицей, смысл пассажа в том, что естественный или, можно сказать, необходимый для капитала уровень безработицы тот, при котором инфляция минимальна. Это естественно, потому, что инфляция, вернее гиперинфляция, истощает и сам капитал. Если кто-то полагает, что гиперинфляция, это средство избавиться от государственных долгов, то он должен принять в расчет, что на мировом рынке может действовать ровно тот же закон стоимости, что и на рынке отдельных стран. Конечно, вернуть долг в 100 миллиардов, кажется, легче, если теперь 100 миллиардов стоит простой батон. Вопрос в том, что валюта страны должна котироваться и отдавать долг будет необходимо в резервной валюте. Единица, которой, и будет стоить 30 миллиардов единиц страны должника, но отдать надо будет 100 миллиардов таких единиц по 30 миллиардов. Проблема в том, что никому не нужна такая гора бумаги, даже украшенной водяными знаками. Математика, которую некоторые африканские экономисты, теперь хорошо знают. В случае гиперинфляции страна обычно объявляет дефолт. Поэтому, был исторически курьезен некий прецедент, что можно рассматривать, как исторический анекдот, когда Де Голь прислал в США, пароход с долларами, с требованием обменять их на золото, и это в то время, когда Франция, что, вообще говоря, не столь жестоко пострадала от разрушения экономики и технологически во время войны, все же вряд и на тот момент могла равняться с США, по уровню технологий. Впрочем, это произошло, если имело место, еще до Бреттон-Вудских соглашений, что закрепили открепление доллара от золота, и отчасти это обстоятельство могло бы объяснить, при прочих равных знания принципов, то, почему Де Голь не знал, что ему делать с пароходом долларов, а не с марок по репарации, на то время. То есть, дело не спасает то, что доллар или евро, или юань, могут быть подвергнуты инфляции, в свою очередь, и в стоимостном отношении претерпеть падение, но как раз в том, что, нет паритета для покупательной способности в виду несопоставимости развития технологий и невозможно просто сослаться на иной масштаб цен, что и само по себе может быть иногда странно. Отвлекаясь от того, что инфляция, это функция не только затрат переменного капитала, но и постоянного, например, цен на сырье, нефть или горючее, ясно, что это точка зрения капитала, уравнивать фактический уровень инфляции и уровень ожидаемой инфляции, в понятии естественного уровня безработицы. При чем, ожидаемый уровень инфляции колеблется в виду, как раз, предельной потребности или полезности, не только буржуа, как раз, в минимальной инфляции. Можно напомнить, естественный уровень безработицы такой, когда ожидаемая, то есть, минимальная инфляция равна фактической. О. Бланшар. Макроэкономика. стр. 175-177. Впрочем, само это различие в терминах ожидаемая и минимальная показательно. Оно оставляет некий зазор неопределенности, чего нельзя желать? Но, если нет принципа предельной потребности или полезности, в виде минимальной инфляции, что и не может не появиться в виде термина, ожидаемая инфляция, становиться совершенно беспредельно неопределенной в абстрактной формуле. Впрочем, может ведь ожидаться(желаться) и большая инфляция, весь вопрос кем? Кому бы это могло быть выгодно? Сама же связь, занятости и инфляции, рисуется приблизительно, как и теперь в споре, Грефа и Глазьева. Напечатать денег и пустить их на ЗП непроизводительным рабочим, сокращая безработицу и увеличивая потребление общества, или увеличивая заработную плату не сокращая безработицы, будет означать, превышение количества массы купюр над стоимостями на рынке и что, таким образом, увеличит инфляцию. Естественный уровень безработицы, таким образом, на самом деле тот, что определяется потребностью капитала в производительных рабочих. Нет прибыли или высокой нормы прибавочной стоимости, нет потребления рабочего. Впрочем, такого капитализма явно в Европе или в США, исключительно, уже нет, просто потому, что высокий уровень пособий по безработице делает этот тезис слабым, даже в виду эмигрантов или той части населения, что не принадлежит ни к какому классу, и правовым образом, отчасти, вне закона. Или капитал изменился или его нет. Разница, в части Европы, Германии, и РФ, в этом отношении может быть в том, что в РФ, пособия по безработице сравнительно малы, даже не смотря на паритет покупательной способности. И потому инфляция есть, скорее, когда образно говоря, печатают деньги на занятость, а не на пособия, по безработице. И это так, даже, если принять во внимание частные задержки с выплатой ЗП в государственной и даже в частной сфере. Впрочем, количество государственных предприятий и в РФ стремительно сокращается и не только из-за приватизации.
Математика, что применяется для того, чтобы считать локальные преходящие необходимости, такого, в том числе, и производственного потребления, и его колебаний, в таких формулах, как формула или кривая Филлипса, что касается экономики США, на определенном интервале времени, это и научное достоинство, в том числе и австро-венгерской школы, и школы, что Кондратьев называл математической в США, и их недостаток. Просто потому, что математика не может заменить содержательных закономерностей и, главным образом, даже вся школа политической экономии, не может подменить обменом производство. Но Австро-венгерская школа с принципом полезности или потребительной стоимости, как и школа математическая, в США, быстрее всего считают обмен или распределение в кругу, но не разницу в доходах в обществе в целом, предмет сожаления Пикетти. Проще говоря, естественный язык, иногда, все еще богаче математического, в том смысле, что не все то что может быть сказано, может быть записано математическими средствами или подсчитано. Именно поэтому люди все еще говорят и пишут на естественном языке, а не только считают или программируют. И конечно не в принципе, но относительно исторического априори развития науки и научного знания. И это отчасти напоминает то, что лучше один раз увидеть, чем один раз услышать, но на другом уровне. Просто потому, что нет математических средств, что позволяли бы просчитывать закономерности свободного рынка в целом, просто потому, что нет статистики часто может быть неизвестно, что и как, считать. Конечно, есть суперкомпьютеры, и, кажется, они могли бы восполнить и этот пробел, но видимо не всегда и не везде, и, видимо, далеко не всегда и не везде. И, здесь, очевидно, поле для непрерывных дискуссий и споров, просто потому, что прозрачность или траспарентность, предполагает контроль и власть, что, как раз, природа частной собственности над собой переносит с большим трудом, и в виду права на протест, и в виду, как раз, самой частной собственности, как и раскрытие ее истории. И кто же из капиталистов хочет много трудиться.
Инфляция может оцениваться, как часть внутреннего долга. По мере накопления инфляционных ожиданий, теперь, в РФ и 10000 рублевая купюра может встретиться. Если внутренний долг страны не слишком высок, то определенный уровень инфляции вполне допустим, просто потому, что это кредит или некое притязание, на то, что рост экономики восполнит дефицит стоимостей и восстановиться равновесие количества стоимостей и количества денежной массы. Но можно быть и крайне пессимистичным на этот счет и думать, что этот долг никогда не будет оплачен. Впрочем, есть или может быть, как минимум и третий образ мыслей в этом отношении, инфляция – это непременная волна притязаний и как кредит, таким же образом необходима соответствующей экономике, как и волны морю. Отсюда возможно, и метафора Кристин Лагарт, в известном документальном фильме, что она адресовала, по ее словам, Полсону: «мы видим это цунами», правда, что была высказана, относительно пузыря на рынке недвижимости, что, впрочем, ведь так же был известным кредитом или притязанием. Разница между теми, кто надувал пузырь и теми, кто критиковал всю эту политику, если не шортил ее, продавал в короткую позицию, только в том, по большом счету, что одни хотят большого риска и больших доходов, другие, малого риска и скромных, но надежных доходов, что не грозили бы движениями подобными «захвати Уолл-Стрит». Проблема в том, что социалисты не прочь, теперь, засудить Крестин Лагарт, и конечно не прямо за возможно доброжелательную иронию, по отношению к Полсону и пузырю, но за то, за что всегда найдется. Ибо закон существует для того, чтобы его обходить, и его обходят с известной долей неизбежности, все.
Истина, что возможно имеет место и у Глазьева, кроме прочего в том, таким же образом, что даже если отвлечься от ситуации, когда экономика РФ большей частью живет достижениями СССР, что хиреют, и поддержание которых, амортизация, коей, теперь (2016), вновь так славен ВПК или нефтянка, или сельское хозяйство, в выделенных регионах, или в ракетостроении, или в средствах массовой коммуникации, что революционизируются, в РФ, вновь, могло бы дать многое, необходимо инвестировать «в ноль», в «пустое место», чтобы появились производительные отрасли экономики. Но для этого, кажется, многое делается в РФ, создаются многочисленные инновационные центры, что в основном касаются IT технологий, но и математики, которой, так славиться часто образование России. Но и иначе говоря, если РФ и далее будет следовать капиталистическому международному разделению труда неким образом слепо, то останутся только те отрасли экономики, что производительны капиталистически мировым образом, и главное в горизонте мирового разделения труда. То есть, оружие, космос и хлеб, могут перестать быть областями, в которых мир может нуждаться в российском производстве. В особенности в виду заметного сокращения надежности полетов космических кораблей, произведенных в РФ. Но что все еще высока. Нефть кончиться, как и газ, и возможно только метан или шельф, заменят трудно разрабатываемые месторождения. В СССР это не было проблемой, просто потому, что это была мировая фабрика или мир экономика, с развитым диверсифицированным производством, что импортировала не столь много. И была в этом смысле автономной. Впрочем, едва ли не все время в виду осажденного лагеря, с враждебной средой. Но вот незадача, импортировала, прежде всего, в 80-е, фуражное зерно из Канады и США, и трубы для нефтепроводов для Европы, из Европы. Если бы, –– коль скоро, в мире нет совершенства, – хоть 25 центнеров с гектара в Казахстане, на когда-то распаханных площадях, вместо 3-4 х, то о проблеме дефицита мяса в СССР, можно было бы забыть, как и про экспорт фуражного, кормового зерна. Поворот рек в Среднюю Азию не был совсем не обоснованным проектом. И хлопок и хлеб и в то время стоили дорого, как и теперь. Но стоило бы оно, мясо, как и ранее, 2, 5 советских рубля за кг, то есть чуть больше двух долларов в таком случае в масштабе цен СССР. Теперь в РФ мясо животных, в основном покупное и стоит от 4 до 5-7 долларов. То есть, приблизительно столько же сколько стоил доллар на черном рынке в СССР в хорошие времена для этой страны 1 доллар 4 рубля. При условии, чтобы не происходило с валютой США в самой это стране или где-либо за рубежом, на 6 части суши она стоила 99 копеек за доллар по официальному курсу, что был номинирован на купюрах. Теперь же, нет экспорта – нет импорта. Теперь, в 2016 году 1 доллар стоит приблизительно 65 рублей, и не в отдельно взятой стране, а во всем мире, так, к рублю. Приблизительно столь ко же, по порядку, сколько и йена, но йена не в отношении рубля, но доллара. Теперь, кажется, истинно, нет нефти, то есть высокой цены на нефть для РФ, нет потребления рабочего в этой стране. Даже если аскеза, вновь становиться добродетелью, пусть бы часто и полезным образом, а не расточительство Патагрюэля, это не повышает спрос, а главное не разрешает вопрос обмена одного прибыльного дела на другое. И нет в мире совершенства, даже, если это мир экономика наследник другого по времени. И структура импорта и экспорта РФ, теперь в сравнении с СССР, отчасти напоминает диспропорцию с деньгами в СССР и теперь в РФ. В СССР, 80-е, 400 миллиардов у населения, практически ВВП страны, но затоваривание престижно не стоящими товарами (и /или иногда и низкого качества, не добротными, не только не модными) и в среднем, дефицит продовольствия. Теперь рынок, таким же образом, полон или «пуст», но скорее от денег, в виду задержек ЗП и снижения покупательной способности населения в кризис. Видимо, вопрос качества, вокруг которого инверсия, по наемному труду. Иногда, есть видимость, что если в СССР, бывало, скучали по странам за рубежом, то теперь, иногда, скучают по СССР.
Но даже, если этого не произойдет, и эти отрасли АПК, космос и ВПК, останутся приоритетными по факту, количество занятых в этих отраслях будет неуклонно уменьшаться. И кто же будет покупать «Лады» ( «Жигули»), что, теперь, меняют имена быстро, как и быстро совершенствуются, что не столь дороги, по мировым ценам, но теперь, могут быть, завидного качества. Кроме самих рабочих этих автозаводов. Учитывая, что смежные производства хиреют, и предприниматели жалуются на то, что у них нет станков для производства необходимых станков, и скорее, замещаются импортом, и это может быть серьезной проблемой, просто потому, что и теперь есть.
Можно руководствоваться идеей, что Ленин назвал бы, быть может, прекраснодушной, о превращении России в музей духовной культуры, с большим количеством монастырей и церквей и развитой сферой обслуживания, исключительно, не как часть множественного многообразия. Много Макдональдс, и его самобытных аналогов в дополнение к духовным центрам, конечно же в основном для туристов, и в виду не только масштаба цен. Но, видимо, в ходе реализации этой идеи, население этой страны должно будет сократиться многократно. Или во всяком случае многократно должно возрасти относительное перенаселение. Просто потому, что все не могут лишь обслуживать всех, если это не коммуна, в которой все же кто-то должен был бы и производить. Впрочем, отчасти, подобная же идея Сахарова о цивилизованном разводе, теперь, России, может превратить это пространство в совокупность относительно мелких, но и относительно процветающих государств, с известным разделением труда на мелких и средних предприятиях. В конце концов, существуют же каким-то образом Прибалтийские и остальные бывшие республики СССР, что и назвать, теперь, так нельзя видимо, большей частью, в виду сложившихся государств, что владеют в большей мере, условиями собственного существования. Видимость которого нарушается, как раз, периодически международными скандалами явно демонстрирующими, как экономическую, так и политическую зависимость. Но именно в виду таких идей Глазьев – это советник президента. Что видимо понимает, что, скорее, в случае РФ, а не СССР, все же, могут реализоваться гораздо более негативные сценарии развода, чем даже те, что реализовались в виду образования новых государств вместо СССР. И вкладываться в рост производства, пусть и кредитуя на известном интервале инфляционными ожиданиями, может быть дальновидно в виду, как раз, создания производительным отраслей и мощностей. Что смогут насытить рынок стоимостями, и в различных сферах экономики, делая возможным в революции средств производства этих отраслей, относительно эквивалентный обмен между ними. Впрочем, это регулирование, может быть, всегда сложней в большом государстве или союзе. Важно, что это могут быть и должны быть, прежде всего, отрасли производства средств общественного производства, в развитии, иначе, в разных отраслях вновь будут большие диспропорции. Впрочем, они и без того будут ими как Сколково, например. Проблема в другом интервал ожидания, выравнивая с другими отраслями производства интеллектуальных технологий, может быть неограничен. Чем, теперь, хороша (чем это может быть плохо, вообще говоря, можно выразить одним словом монополия), система электронных и счетных машин, прежде всего, быть может тем, что для нее, по крайней мере, мыслимо одномоментное, скачкообразное изменение любых, соответствующих технологий, в распространении операционной системы по радио, WIFI. Впрочем, можно и пожить в свою кривую долю, но кому, скорее, таким людям, как Марк Баум или его виза ви, по сделке с дефолтными свопами, если это не Аппл, прямой конкурент Майрософт. Остальным видимо или внимать как речи вождя или ворчать в сторону, все же бесплатно.
Глазьев, как и большинство таких экономистов, кажется, иногда, опоздал родиться в СССР.
Впрочем, концепция информационного мира и экономики никогда не смогла бы появиться, если бы не существовало вышеуказанного различия в возможной норме прибавочной стоимости в IT технологиях и остальных сферах общественного производства. Что только углубляет разрыв между частью производства средств общественного производства и производством предметов потребления.
Теперь же, в РФ, уповают, в общем смысле, вновь после зимней Олимпиады, на чемпионат мира по футболу в 2018, после прошедшего недавно, чемпионата мира по хоккею. Но вот незадача упования эти, что было сильно возросли в период подготовки зимней Олипиады 2014 года, как раз, и разочаровываются в связи с различными истинными и ложными допинг скандалами.
При существующем уровне автономии субъектов федерации, в РФ, задача пусть и не из легких, но выполнимая, предоставить возможность регионам самим искать и находить единство, прежде всего, экономическое. И что не мало важно для РФ, входить в любые взаимовыгодные экономические и политические союзы, придерживаясь международного права. Но и таким же образом, в виду существования федеративного государства, возможность, искать и находить, помощь.
Караваев В.Г.