Христианство одно из тех немногих вероисповеданий или, лучше сказать, единственное вероисповедание, которое таинственно включает в себя ход истории. А она, история, в свою очередь складывается не только из крупных (иногда мнимо крупных) событий, но также из житейских мелочей, волнующих частностей. Вот почему художественный мир Алексея Балабанова строится не на поучении, а на житейском юморе (хотя, казалось бы, там, где речь идёт о религии, мы могли бы ожидать именно поучения). Меж тем, житейские параметры фильма - так называемые приколы - с одной стороны, уравновешивают серьёз житейским юмором, а с другой являют бытие в параметрах времени (почти по Хайдеггеру).
Итак, прикол первый. В одном из начальных сюжетных эпизодов фильма является благостная сценка. Человек заходит в церковь, служба закончилась, в храме у свечного ящика благостная тишина. Человек, соизмеримый со своим Евангельским прообразом, Закхеем не совершает ничего экстраординарного. Он стоит у иконы и молится о том, чтобы в его жизни исполнилась воля Божья.
Однако в дальнейшем из контекста фильма наглядно выясняется, что таинственная воля Абсолюта как бы вбирает в себя и весь наш жизненный опыт, который наружно не ограничивается стенами храма. Тем не менее и он, если мы посвящаем себя Богу, в конечном счёте таинственно приобщён к нашему стоянию в Церкви. Человек, за которым угадывается Евангельский Закхей, переживает множество приключений, попадает в остросюжетные перипетии. Однако все они исподволь подчинены таинственной воле Абсолюта, опосредованными путями связаны с тем состоянием, которое переживает человек, посещая храм.
В житейской и, хочется добавить, в житейски хаотической обстановке герой фильма неожиданно узнаёт, что между Петербургом и Угличем существует Колокольня Счастия, через которую, совершив экстремальные усилия, можно отправиться прямо на небо, в таинственное «там». Но не всех Колокольня принимает… Однако персонаж фильма решает рискнуть - и все эти невероятные события, если так можно выразиться, контрастно изоморфны тихому стоянию человека у иконы, его молитвенному шёпоту. Именно он несколько парадоксально полагает начало приключениям в фильме. Посредством молитвенной тишины постепенно разворачивается и является бесконечность Абсолюта, а не только (и вообще не) «тишь да гладь», в принципе ожидаемая от начальной сцены фильма. Сцены, в которой человек просто заходит в полупустой храм.
Говоря несколько парадоксально, персонаж фильма намолил на свою голову всякого неправдоподобного экстрима. Что же делать? Абсолют бесконечен; он неизмеримо шире границ человеческого разума. Церковь - это подчас и экстрим, а не только покой. Житейская устойчивость в чём-то даже противоположна Церкви, истинно верующий человек показан в фильме как существо полубезумное и неприкаянное (но именно поэтому верное не ереси, а каноническому православию).
Второй прикол. Участники рискованного путешествия, чтобы подбодрить и одновременно успокоить себя, время от времени пьют водку. Разумеется, прикол заключается не в водке. Её употреблять - занятие достаточно банальное, а уж пить водку в России - просто стереотипно. Даже до полного неприличия.
Примечателен - и уникален! - однако художественный контекст, в котором происходит банальное употребление спиртного. В фильме распитие водки указывает на готовность героев брать в иронические кавычки (но не отрицать) те самые житейские необходимости, которыми мы опутаны. Однако не они правят миром.
Мотив распития водки в фильме обусловлен и мерзлотой вокруг Колокольни Счастия. Ведь для того, чтобы туда попасть, приходится пострадать. И герои зимой разводят костёр, согреваются спиртным, что само по себе банально и в то же время свежо в параметрах фильма. Что там интересного?..
Водку и кое-какую нехитрую снедь персонажи фильма, прибывшие к Колокольне, покупают в местном магазине. При всей относительности связи балабановского фильма «Я тоже хочу» со «Сталкером» Тарковского, угадывается эстетическое родство двух режиссёров. Подобно тому, как у Тарковского в некоем чуть ли ни заколдованном месте неожиданно звонит телефон, у Балабанова на запредельном краю земли работает продовольственный магазин. Неправдоподобная реальность контрастно сопровождаются житейскими деталями, которые упрямо указывают на достоверность всего происходящего (при его полной невозможности).
Балабанов использует экранный приём Тарковского творчески самостоятельно и по-новому. Если телефон у Тарковского указывает на какую-то парадоксальную, чудом сохранившуюся связь поэтически-потустороннего места с внешним миром, то водка в мороз у Балабанова - мотив, наполненный несколько иным смыслом. …В ходе распития водки выясняется, что она вообще-то плохая (по своим гастрономическим качествам). К тому же в местном магазине нашлось всего два гранёных стакана, а участников путешествия - пятеро. Сказываются дискомфортные «полевые условия». Однако водка, купленная незнамо где, будучи спорна по своему химическому составу, по своим внешним качествам, способна согреть сердца - т.е. быть внутренне уместной (при внешней неуместности). Вот это и есть режиссёрский прикол! Утлая обстановка временного пристанища пятерых преображается любовью.
И наличие двух гранёных стаканов на пятерых в балабановском контексте иносказательно знаменует их готовность пить из одной чаши. Параллельно этим чудесно преображённым стаканам в фильме является водка, которая спорна для тела, но целительна для сердца, для сердец пятерых участников путешествия. Так, иногда в музыке, в вокале замутнённый звук может быть сознательным художественным приёмом, переключающим внимание слушателя от земной акустики к внутренней сути, к таинственной мелодии, воспринимаемой внутренним слухом.
И - не удивляйся читатель! - сцена с водкой несколько парадоксально и совершенно неожиданно отсылает читателя к Евангельскому контексту. Вспомним чудо, совершённое Христом в Канне Галилейской: претворение воды в вино на свадьбе. Не оно ли является отдалённым прообразом того, как в принципе плохая водка, становится внутренне уместной и согревает сердце?..
В Евангелие вообще сравнительно немало пиршественных сцен, немыслимых вне стихии вина, так что вечную книгу порой приходится защищать от иных не в меру активных ревнителей бытовой морали.
В русле некоего литературного хулиганства (на свой лад им занимался, например, Джойс) можно было бы пойти и далее, быть ещё смелее. Памятуя о том, что Тайная вечеря одно из центральных Евангельских событий, остаётся заметить, что в христианстве сокровенно значимы пиршественное начало и символика вина.
Третий прикол связан со вторым. Дополняя его, рецензенту остаётся заметить, что действие фильма происходит чуть ли ни летом, а вокруг Колокольни царит зима. Фильм подтверждает, что зима - это не просто время года, но некое состояние мира, связанное с состоянием личности. Зима - это особое внутреннее пространство. Например, наш классик, Пушкин, в «Евгении Онегине» связывает русскую зиму с русской Татьяной - тем самым зима становится у Пушкина не столько временем года, сколько географической приметой России. И понятно, что выражаясь намеренно прозаически, зима воздействует на человеческую психику (а не только на климат).
В фильме Балабанова зима иррациональна - и это уже экранный прикол! Обращают на себя внимание выразительные контрасты огня и снега в кадре.
Четвёртый прикол - может быть, самый главный, самый пронзительный в фильме! - связывается с душераздирающей ситуацией. В преддверии Колокольни неожиданно выясняется, что женщинам туда нельзя (как им нельзя, например, на Афон, в этот ареал мужских монастырей). Тогда ведущий (всё-таки бывший бандит) резко высаживает женщину из машины (которая направляется напрямую к Колокольне) и вдогонку жёстко отпускает в адрес своей бывшей попутчицы циничную шутку.
Тогда героиня фильма совершает отчаянный поступок, который указывает на её отчаянное желание попасть туда, подняться ввысь, на Колокольню (вопреки всем действующим запретам). Даже не важно, что конкретно совершает женщина - но она всех ошеломляет своей решимостью. Так что даже бандит, в конце концов, её зауважал (втайне пожалев о своей грубой шутке и сменив тон).
В результате у зрителя волей-неволей является мысль или, вернее, закрадывается в сердце ощущение: может быть, эта женщина как раз и спасётся, внидет в вечные обители, каким бы чудовищным, даже беспросветным ни было её прошлое?
Пятый прикол. В одной из заключительных сцен фильма появляется некий кинорежиссёр. Он физически пострадал в суровых аскетических местах близ колокольни. Тем не менее, и он стремится ввысь.
Эпизодическая фигура кинорежиссёра в фильме, тем не менее, весьма выразительна. Кинорежиссёр - человек масштабного ума, широкого кругозора, богатой эрудиции, тем не менее, избирает предметом своего приоритетного внимания нечто с виду даже и неказистое: полуразвалившуюся колокольню, окружённую сугробами. Как же так? Высоты бытия расположены не там, где мы подчас склонны их ожидать - без ненужного назидания внушает нам фильм Балабанова.
Вспоминаются Евангельские слова, обращённые Христом к домовитой Марфе:. «Марфа, Марфа, ты заботишься и суетишься о многом; а одно только нужно. Мария же избрала благую часть, которая не отнимется у нея» (Лк.; 10: 41-42). Воистину мир многообразен, а сердцу нужно только одно.
Поэтому напоследок хочется привести ещё одну цитату из Евангелия. Спаситель говорит: «Еще подобно Царство Небесное купцу, ищущему хороших жемчужин, который, найдя одну драгоценную жемчужину, пошел и продал всё, что имел, и купил ее» (Мф.; 13:44). Не этим ли - Евангельским - путём (при всех своих заблуждениях) идут герои фильма «Я тоже хочу», опровергая здравый смысл?
В результате просмотра фильма у рецензента создалось невольное впечатление, что и сам Алексей Балабанов взошёл на Колокольню Счастия, поднялся ввысь, явив нам светлый пример того, чему следует посвящать жизнь. Жизнь Алексея Балабанова оказалась до обидного короткой, но зато достойно прожитой. Светлая ему память!
Подписывайтесь на мой канал. Ставьте лайки, дизлайки. Пишите комментарии. Ваш Василий Геронимус
