Найти тему
Наталия Ефимова

Москва не резиновая

Родня
Родня

Родившимся в столице с серебряной ложкой во рту посвящается.

Осинники, Кемерово, Мундыбаш, Бийск, Карагайка,Змеиногорск...

С этих адресов к нам в Москву приходили письма. Давно, в моем раннем детстве. Сейчас уже никто в нетерпении не бегает к почтовым ящикам и не разглядывает буквы, стараясь угадать, кто именно подписал конверт.

Одно их объединяло: можно было, размахивая письмом, просто прокричать «от сибирских родственников». Ребенком я не представляла, как велика эта самая Сибирь. Мне казалось, что люди, периодически приезжающие посмотреть Красную площадь, живут далеко, но где-то в одном небольшом месте – плечом к плечу друг с другом.

Таких конвертов больше никогда не будет.
Таких конвертов больше никогда не будет.

Спросить было некогда. Я либо разглядывала соленые арбузы, кедровые шишки, бутылки с облепиховым маслом и здоровенные помидоры странного желтого цвета... Либо спала на ходу в шесть утра в Александровском саду, в очередной раз занимая очередь в Мавзолей.

Туда ходили все. Сколько раз я видела вождя революции – не сосчитать.

Поход по брусчатке, ожидание смены почетного караула, снимок на фоне собора Василия Блаженного... Все медленно, основательно, степенно.

Уважительно.

ГУМ, ЦУМ, Петровский пассаж тоже были. С очередями, списками, сценами «Почему Робертино нет?» – «Вырос». Но это происходило строго потом. В один день они были несовместимы.

Вот на ВДНХ себя чувствовали как дома все. И Бийск, и Мундыбаш, и Осинники. Веселое гулянье целый день с теплыми калачами-лебедями с изюминкой на месте глаза, плавание на лодках возле «Золотого колоса», обязательный заход к дородным свиньям и на круг, куда выводили коров и лошадей-рекордисток, качели-карусели, вечно текущее на жаре мороженое...

Фильм «Кубанские казаки», который часто показывали по телевизору, не вызывал у меня таких сложных реакций, как у сегодняшних молодых зрителей.

Таким было почти каждое мое лето.

Говорят, в год моего рождения в Москву приезжала Ефросинья, вдова Антропея.

Я спала тогда на столе меж двух скрученных одеял. Жили всемером в одной комнате и, когда меня принесли, даже коляску вкатить было некуда. (Стол как драгоценная реликвия до сих пор стоит у меня на даче. Попытка очередных строителей вынести и выбросить с подпилом не вписавшихся в дверной проем ножек закончилась приклеиванием их обратно и скандальным возвращением на место.)

Но гостям не отказывали. Даже в голову такое не могло прийти.

Историю Ефросиньи я узнала от мамы, когда выросла. В тайге, где жила моя сибирская родня – старообрядцы, ушедшие из центра России во времена Алексей Михайловича – потерялся конь. Муж Ефросиньи ушел его искать и не вернулся.

Тогда она пошла за Антропеем. И принесла его из тайги на руках.

Кто убил мужа – злые люди или звери – неизвестно. Ефросинья его похоронила. И приколотила к деревянному к кресту прядь удивительно кудрявых волос любимого супруга.

Как жаль, что я не могла тогда с ней поговорить.

Да и со многими другими. Тогда мы жили чем-то другим. И ни о чем не удосужились расспросить даже самых близких. Казалось, так будет вечно и всё успеем.

Как жаль...

Я - в матроске и оранжевой кофточке. В центре - две гостьи. С грудным ребенком из Сибири приехали! Мама справа в платочке, совсем не москвичку не похожа...
Я - в матроске и оранжевой кофточке. В центре - две гостьи. С грудным ребенком из Сибири приехали! Мама справа в платочке, совсем не москвичку не похожа...