(Отзыв о трех книгах трех современных белорусских писателей)
Попали мне в руки сразу три книги, изданные с 2012 по 2014 год в серии «Библиотека Союза писателей Беларуси». Небольшого формата (13 на 17 см), с количеством страниц от 320 до 448, тиражом по 1000 экземпляров каждая, одна на белорусском языке и две на русском. Современных отечественных авторов я не покупал уже лет десять, потому что надоело снова и снова обманываться в ожиданиях, всякий раз получая откровенную халтуру, в том числе и от коронованных персон — лауреатов премий, членов творческих объединений, главредов литжурналов. И вот теперь, отхватив эти три книги бесплатно в качестве бонуса при покупке других (в магазине проходила какая-то акция), я рискнул снова предпринять экспедицию в мир словесного творчества своих земляков. Как знать, вдруг у меня изменился вкус? Или в этом дармовом наборе окажется хотя бы одна вещь, которая удовлетворит мои неизменившиеся, оставшиеся прежними предпочтения?
Кстати, насчет вкусов и предпочтений уточню: никаких сверхъестественных требований к авторам я не предъявляю и произведения ни по каким завышенным или хитромудрым, изощренным критериям не оцениваю. Текст приносит мне удовольствие, если он, во-первых, не изуродован множеством лингвистических ошибок (грамматика, орфография, пунктуация) и, во-вторых, написан хорошим, гармоничным стилем, который, очаровывая певучей мелодией либо захватывая бодрым ритмом, отвлекает от всего, уносит по волнам повествования, всецело завладевает моим вниманием, погружает меня в созданную писателем реальность. Если же перед моими глазами оказывается беспомощная, жалкая, несуразная пачкотня косноязыкого и малограмотного примитивного окололитературного ремесленника, то ее брезгливо отбрасываю после первых абзацев или страниц.
Не нашли равновесия между шиком и скромностью
Акционные книги изумили меня очень уж строгими, солидными, официально-деловыми обложками: темно-синий фон и золотые буквы вызывают ассоциации с каким-то военным мундиром времен Российской империи или с современным прокурорским кителем, а эмблема Союза писателей словно подражает Государственному гербу Беларуси и придает книге сходство с каким-нибудь кодексом или уставом. Возможно, тем самым основатели серии хотели подчеркнуть особую ценность книг, мол, это вам не хухры-мухры, а золотой фонд, культурное достояние страны!
Изумление усилилось, когда я обнаружил, что бумага страниц — рыхлая желто-коричневая газетная, а переплет — клеевой и при раскрытии книги на 180 градусов угрожает развалиться. Отчего такой контраст? Обложка превозносит до небес хранящиеся под ней творения, а листки выглядят так, словно это какой-нибудь издаваемый ежегодно справочник среднеспециальных учебных заведений для абитуриентов.
Шедевры, конечно, не перестанут быть шедеврами оттого, что их напечатали на скверной бумаге, ведь главное не форма, а содержание, не внешний вид и создаваемое этим видом впечатление, а суть, так что экономия на полиграфических материалах выглядит целесообразной, на сбереженную лишнюю копейку можно напечатать чуть больше экземпляров и осчастливить чуть большее количество читателей, жаждущих высококачественной духовной пищи, приготовленной непревзойденными мастерами слова. Но почему тогда и на обложке не сэкономили? Впрочем, ладно, что сделано, то сделано, не буду жонглировать своими предположениями и домыслами, перейду к анализу контента, облаченного в генеральские мундиры.
Блогер задним числом
Первым из приобретений я прочитал белорусскоязычный сборник рассказов Ивана Стадольника (бел. Іван Стадольнік) «Сёмае неба» (русск. «Седьмое небо»). Уже знакомясь с аннотацией, засомневался в добросовестности и профессионализме лиц, готовивших книгу к изданию, поскольку обнаружил в этом нехитром текстике лингвистическую ошибку — слово «перапетыі» (русск. «перипетии», по-белорусски правильно «перыпетыі»). Несколько ошибок закралось в предисловие за подписью весьма титулованного белорусского литератора Геннадия Пашкова: «Паўка Каргагін» (нужно «Карчагін», имеется в виду литературный персонаж Павел Корчагин), «праз ўсё жыццё» (правильно «праз усё жыццё», русск. «на портяжении всей жизни»), «фельшара» (правильно «фельчара», русск. «фельдшер» в родительном падеже) и др. Некоторые из этих огрехов могут оказаться техническими (ошибки, допущенные при наборе текста), но некоторые ляпы однозначно выдают плоховатое владение (автора? Редактора? Корректора?) белорусским языком. Например, фраза «ён усяму жывому спагадае дабра»: «спагадае» значит «сочувствует, сопереживает», следовательно, дословный перевод данной фразы на русский язык — «он всему живому сочувствует добра». Геннадий Пашков явно имел в виду понятие «желает», что по-белорусски звучит как «жадае» или «зычыць».
Разбегаются глаза от ошибок и собственно в произведениях Ивана Стадольника. Не могу утверждать, какие из них допущены автором, а какие — иными лицами, имевшими отношение к изданию книги, но в любом случае факт остается фактом: тексты писателя ощутимо подпорчены малограмотностью, пестрят множеством лингвистических изъянов. Приведу несколько примеров. На стр. 7 имя Анжаліка (русск. Анжелика) дважды представлено в форме дательного падежа и каждый раз по-разному: «Анжаліке» и «Анжаліцы». Правилен второй вариант, первый — русизм. Является русизмом и закравшаяся на стр. 305 словоформа «рэгістратарке» (слово «регистратор» в дательном падеже, употребленное по отношению к лицу женского пола. По-белорусски оно будет выглядеть как «рэгістратарцы»). Часто встречается путаница с буквами «у» и «ў». Правило их написания, которое втолковывается белорусам со школьной скамьи, элементарно: «у» ставится после букв, обозначающих согласные звуки, и после знаков препинания, а «ў» — после букв, обозначающих гласные. Тем не менее на стр. 129 встречаем последовательность слов «у касе папярэдняга продажу удалося» (русск. «в кассе предварительной продажи удалось»), а на стр. 161 — «сутаргавым ўсхліпам» (русск. «судорожным всхлипом»), в обоих случаях (и во множестве других аналогичных) правило написания букв «у» и «ў» применено с точностью до наоборот. Много ошибок на слитное/раздельное/дефисное написание: «усёткі» (стр. 183, правильно — «усё-ткі», русск. «все-таки»), «цёмначырвоны» (стр. 184, правильно — «цёмна-чырвоны», русск. «темно-красный»), «што сілы» (стр. 287, правильно — «штосілы», русск. «изо всех сил»), «на што» в значении «зачем» (стр. 298, правильно — «нашто»).
Художественный уровень произведений, собранных в данной книге, средний с подъемами чуть выше и падениями чуть ниже. Тексты посвящены в основном жизни простых людей, при этом в галерее созданных писателем образов представлены едва ли не все возрастные категории и социальные группы: дети, взрослые, старики, сельчане и горожане, работники физического труда и интеллигенция, законопослушные граждане и асоциальные элементы. Происшествия, конфликты, трагические судьбы, ностальгия, недоразумения, курьезы, комичные ситуации — страница за страницей, рассказ за рассказом перед читателем проплывает жизнь народа во всем ее многообразии, и вроде бы все это интересно, познавательно и поучительно, но в какой-то момент начинаешь зевать и осознаешь, что не складываются многочисленные рассказы в какую-либо систему, не выражают какой-либо идеи, не вырисовывается из них какая-либо оригинальная картина мира, философия. Это просто выхваченные из бесконечной обыденности кадры, некий личный блог Ивана Стадольника, только написанный задним числом: блогер обычно пишет о том, что с ним произошло сегодня/вчера/позавчера, а в книге Ивана Стадольника собраны сюжеты из его жизни (пережитое лично или от кого-то услышанное), имевшие место в разные годы. Он даже часто ведет повествование от первого лица или рассказывает о себе в третьем лице под другим именем. Например, в некоторых сюжетах присутствует образ молодого сельского доктора, в котором нетрудно угадать самого Стадольника, работавшего в молодости врачом в деревне. Как минимум в одном рассказе он ведет речь о себе нынешнем — зрелом человеке, отце и дедушке (такой вывод я делаю, по стечению обстоятельств зная одну деталь из личной жизни писателя).
Язык произведений — пресный, сухой, бесцветный, скучная констатация фактов, перечисление последовательности событий.
О долгих тяжких испытаниях — быстро и легко
А вот следующая книга — повесть* Аркадия Шустерова «Человеки» — тоже вроде бы написана весьма бесхитростно, по принципу перечисления событий, поступков героев, но при этом очень живая и захватывающая. Возможно, секрет кроется в значимости описываемых реалий, ведь книга — о войне, да еще и аннотация подогрела мой интерес: в ней сообщается, что автор пишет о событиях, участником которых был сам.
Повествование очень сжатое, концентрированное, в минимуме слов умещен максимум событий и умозаключений. На 440 страницах (напомню, небольшого формата) автор описывает период жизни своих героев начиная с эвакуации их города перед наступлением немецких войск и заканчивая его освобождением. Основная часть сюжета посвящена партизанской борьбе. Присутствуют также рассуждения на общественно-политические темы (религия, антисемитизм, фашизм, сталинизм и т.д.). Введена и любовная линия.
Грамматических ошибок и стилистических промахов, увы, множество. «Хлопотали у стола, расставляя посуду, ложки, вилки», — описывает автор на стр. 174 подготовку к застолью, не заморачиваясь тем, что ложки и вилки раскладывают, а не расставляют. На стр. 298 присутствует словосочетание «сказать «спасибо»» (слово «спасибо» без надобности взято в кавычки), а вот на стр. 328 находим выражение «скажи спасибо» (уже без кавычек). На стр. 331 — незаконченное предложение: «Попадая в него, они, пытаясь сбросить с себя парашюты и оружие, все глубже погружаясь в чмокающую, засасывающую бездну» (речь идет о десантниках, выброшенных над болотом. Возможно, предложение все же закончено, но вместо деепричастия «погружаясь» должен стоять глагол «погружались»). Неправильные грамматические формы: «предавать доктора, спасшему ему жизнь» (стр. 301, правильно — «спасшего»), «дадут свидиться с матерью» (стр. 424, правильно — «свидеться»).
Несмотря на эти и многочисленные другие ошибки, резавшие взгляд и вызывавшие досаду, читалась книга легко, на одном дыхании, из всех наиболее понравилась мне именно она (впрочем, по отношению к двум другим слово «понравилась», наверное, неуместно).
Капля поэзии в море нытья и тоски
Меньше всего симпатии вызвал у меня сборник стихов, публицистики, воспоминаний и рассуждений Валерия Гришковца «Я из тех...».
В стихах слишком много голых эмоций (преимущественно негативных: тоска, боль и др.), непонятно чем вызванных, не привязанных ни к каким событиям, или привязанных, но непонятно к каким.
Постыдно, малодушно и трусливо
Я уходил. Вослед смотрели вы.
Я шел, я озирался торопливо,
Не поднимая тяжкой головы.
Все кончено! И нет пути обратно.
(Его напрасно буду я искать.)
И жизнь прошла. И понят я превратно.
И нужно ли об этом размышлять...
От кого ушел автор? От женщины? Из какого-то коллектива? Из семьи? На любую из этих ситуаций можно спроецировать вышеприведенные рифмовки. И почему ушел, тоже остается только догадываться.
Иногда стихотворцу все же удается достичь сбалансированности эмоций и событий, абстракций и конкретики — и тогда из-под его пера выходят вполне достойные строки, яркие, образные, выразительные, доступные для понимания и способные тронуть чувства. Таких стихотворений, по моей оценке, в поэтическом блоке сборника (а это чуть более 100 страниц из чуть более 370) процентов пять.
Публицистическая часть книги пронизана ностальгией о Москве, которую Валерий Гришковец (он провел там не один год) благоговейно называет Первопрестольной.
Многие сюжеты воспоминаний посвящены российским и отечественным коллегам по перу, при этом отдельные эпизоды очень уж личные: кто с кем выпивал, кто у кого ночевал, кто кому что подарил и т.д. Насчет этичности вынесения подобных сведений на публику у меня то и дело возникало сомнение (разве что автор всё согласовал и на всё получил разрешение?).
Эмоциональный фон книги тяжеловат, даже, рискну сказать, деструктивен, токсичен. Палитра настроений, находясь в которых автор создавал произведения, изобилует темными тонами: меланхолия, разочарование, безысходность, недовольство жизнью и т.д. Например, Валерий Гришковец с горечью говорит о распаде СССР, нелестно отзывается о современных политиках, ругает своих идеологических (политических) оппонентов, сетует на затруднения литераторов с проталкиванием произведений в печать и т.д. Часто автор демонстрирует религиозность: то тепло отзовется о каком-нибудь церковнике, то упрекнет себя за неправедный образ жизни, то поморализаторствует и припугнет читателя, что, мол, всех нас ожидает Страшный суд, и т.д.
Ошибок лингвистического характера, как и в предыдущих двух изданиях, пруд пруди. Стр. 246: «Но когда все произошло на поэтов стали смотреть как на что-то умное и ненужное» (пропущена запятая между частями сложного предложения). Стр. 249: «Эти стихи с отрочества я знал, как «блатную» песню» (запятая не нужна). Стр. 250: «Вскоре после операции начат писать новую прозу» (может, начал, или начать?). Стр. 278: «Теперь, почти всегда с телевизора начинается и телевизором заканчивается мое дежурство» (запятая не нужна). Стр. 286: «И тут, чтобы я ему ни говорил, он принимает как лукавство» (в данном контексте вместо союза «чтобы» необходимы местоимение «что» и частица «бы»). Стр. 358: «Эдакий трус, ропщущий перед сильными мира сего» («роптать» значит «жаловаться, высказывать недовольство, негодовать». По всей видимости, автор хотел написать не «ропщущий», а «робеющий», или «раболепствующий», или еще что-то, обозначающее боязнь, унижение, ущемление чьих-то интересов).
В общем, книга Валерия Гришковца представляет собой смесь рефлексий, переживаний и воспоминаний частного лица, которые хоть и отражают эпоху, но все же общественной ценности не имеют, т.к. весьма субъективны, не всегда последовательны (тоска по СССР и вместе с ней реверансы в сторону церкви), сомнительны с этической точки зрения (обнародование слишком личных сведений о своих знакомых).
Обложки — на века, страницы — на годы, тексты — на сию минуту
Сведения, почерпнутые из всех трех книг, не очень-то обогатили мой внутренний мир, что, впрочем, неудивительно: мне уже 40** — увидено, пережито и прочитано немало, есть что и с чем сравнить. Возможно, от этих произведений была бы польза школьникам и студентам (расширение кругозора), но не исключаю и вред: насыщенные ошибками тексты могли бы дезориентировать подростков и юношей, неправильные варианты написания отложились бы в их податливых, формирующихся сознаниях как правильные. Для чтения начинающими литераторами и журналистами с целью оттачивания слога эти тексты тоже не годятся, писать красиво на них не научишься, их самих нужно шлифовать и шлифовать.
Большого сожаления по поводу потраченного на данные издания времени не ощущаю, хотелось ведь узнать, что там, под многообещающими, представительными обложками, вот и удовлетворил свое любопытство. Хотя мог бы еще в магазине заподозрить, что раз книги простояли столько лет и теперь их бесплатно раздают, то этим все сказано, цена им — даром не надо.
_______________________
* Позволю себе самовольно назвать этот текст повестью, т.к. указания насчет его жанровой принадлежности в книге не нашел.
** Точнее, 41, но этот текст я написал год назад и сразу опубликовал на другом интернет-ресурсе, а теперь вот решил разместить еще и здесь.