Прежде пламя свечей у иконостаса всегда успокаивало. Легкое потрескивание, запах плавленного воска как-то расслабляли и делали мысли добрыми. Порой казалось, что лики при свете оживают и того гляди заговорят.
Но после того допроса с пристрастием, что супруга Годунова учинила, больше не могла на огонь спокойно смотреть, всегда вздрагивала. Никак не могла унижения забыть и всегда себя успокаивала — не осрамилась в тот памятный день, выдержала испытание с достоинством. Сумела безродной царице показать, кто она на самом деле есть и как себя знатные боярыни вести должны. Гордо плечи распрямив стояла, лицо руками прикрыть не пыталась, более того, даже улыбку выдавила, хотя от страха визжать хотела. А дочка Малютова вопила не своим голосом:
- Больно тебе? Скажи, больно?
- Боль... Что ты знаешь о боли?! - хотелось бросить в лицо ненавистной. Но сдержалась, понимая, что молчанием своим только сильнее разозлит врага.
Желая от действительности отвлечься, сама с собой вела разговор: больно, это когда тебя в постель к нелюбимому кладут и ты, стиснув губы, терпишь его ласки и делаешь вид, что любишь постылого. Больно, это когда держишь в руках тельце ребенка с беспомощно закинутой головкой и каплет. Больно, это, когда жить хочешь, а тебя на колени ставят, крестом по голову бьют и молиться заставляют…
Машке Бельской повезло. Она всего этого не испытала. Большую часть жизни счастливо прожила да и умереть дали вместе с сыном. А вот ей несколько раз пришлось пройти круги ада и каждый раз заново дитятко свое хоронить.
Врагу такого не пожелаешь - столько раз наблюдать, как сыночка твоего вновь и вновь убивают. Говорят, семи смертям не бывать, а одной не миновать. Не о царевиче Дмитрии это сказано. Ему три раза смерть принять пришлось и ей каждый раз свидетелем тому становиться. Стоять рядом с боярином Шуйским и повторять все, что он подсказывает.
- Ух, как же я его ненавижу, тварину лживую, постоянно на пути встречавшуюся!
Какими только словами про себя не проклинала Ваську Шуйского, пожалуй столько проклятий даже на голову Годунова не отправляла. Этот был открытый враг, никогда не скрывавший своих намерений. Все знали — спит и видит, как на престоле российском род Годуновых навсегда воцарится.
А вот Шуйский иначе себя вел, никогда своих желаний не высказывал. Перед всеми голову в боярской шапке низко склонял, ко всем с мягкой улыбочкой да поклонами хаживал да Бога по случаю и без случая поминал. На деле же оказалось, что сей боярин из вранья и подлости слеплен был.
Подумать только, поначалу мерзавец этот объявил, что сыночек ее, царевич Дмитрий, сам себя порушил. Потом прилюдно в Самозванце признал и на престол возвел. А затем, Господи, как же подобное возможно только, приказал вскрыть могилу младенца Дмитрия и в нем опять признал царевича...
Никогда не забудет того дня, как торжественная процессия с мощами усопшего двинулась к Москве. Будто в насмешку, у того самого села Тайнинское, где впервые общалась с ожившим Дмитрием, их встретил теперь уже царь Василий со своей свитой.
Именно тогда-то о ней после бунта вновь вспомнили и повелели присутствовать. Все вокруг твердили о чуде, что снизошло на землю Московскую. Только она одна молчала, ибо давно в чудеса не верила. В народе сказывали, что еще один иуда Филарет Романов, которому когда-то в молодости пуще себя верила, купил у стрельца сына, похожего на царевича, убил и приказал положить тело в гробницу вместо тела Дмитрия. Не сомневалась в правдивости распространяемых слухов, что так оно и было. Слишком хорошо знала семейство это.
Об одном Бога молила, когда навстречу процессии вышла, чтобы не оставил ее в столь трудной момент. И он вновь внял ее просьбам. В тот момент, когда гроб открыли, мир погас в ее глазах и она лишилась сознания. Обморок был настолько долгим и глубоким, что пришла в себя лишь в Архангельском соборе.
Не глядя на тело, поспешно объявила, что в гробу находится ее сын. Скорей бы весь этот ужас закончился, билось в голове. Облегченного вздоха, когда тело помещали в раку вблизи могилы Ивана Грозного — «в приделе Иоанна Предтечи, идеже отец и братья его», даже скрыть не попыталась. В голове билось — уж теперь-то царевич никогда больше не восстанет из гроба!
Верно глаголят люди умные — все к лучшему случается. Так и здесь получилось: после признания царевича Дмитрия святым, бояре к ней стали относится с величайшим почтением. Так сыночек родимый в очередной раз стал ее спасителем и хранителем...
Публикация по теме: Отказ от сына