Что такое мнение и знание в текстах Платона? Пусть, это различие неким образом установлено. Коль скоро, есть ведь уже некие знания, например, о треугольниках и теореме Пифагора, если не о справедливости и мужестве, женственности и доброте. Были победы афинского оружия и воинства. Но что такое сами эти мнение и знание. Если ответ мнение, то ведь знание – это не мнение, иначе зачем различие. Или, если ответ знание, то ведь опять же мнение – это незнание. И потому еще, видимо, требуется такое имя, как идея, для того, чтобы не только удерживать одну и ту же тему или предмет в многообразной и долгой речи, но и просто назвать, каким ли образом и именем: и мнение, и знание. Необходимо еще одно имя для объединения этих двух, когда о них вместе идет речь. То есть, мнения и знания, это идеи, виды чего-либо, видимо, кроме прочего и мудрости, любви к ней. Прекрасно, но тогда, что это за идеи, мнения и знания. Ведь, если это идеи, то они есть идеи и сами по себе. Но возможны, видимо, только идеи знания, а не мнения. Иначе, зачем отличие, и в чем оно? И есть ли идея у сора? И еще, каким же образом, одни и тот же термин может относиться, и к мнению, и к знанию без противоречия. Если идея –это знание, а не мнение. Ни одна идея – это не мнение, но знание, и вот может оказаться, что истинные мнения – это идеи и таким образом некие знания. Каким образом мнение может быть идеей без противоречия. Но ведь каким-то образом мнение должно быть знанием, иначе, каким же образом от мнения перейти к знанию? Хорошо, пусть мнения это, и ни знания, и ни идеи, то вновь не понятно, как их мнения и знания, назвать вместе. Но, каким-то образом нужно, коль скоро, они, мнения и знания, пусть и разные, и из разных источников, но должны быть, каким-либо образом совместимы. То есть, даже, если дело не в названиях. Можно спросить о том, что объединяет имя и то, что оно именует, например, вещь, по мимо вопроса о том, чем можно назвать само это новое имя вместе с именуемой вещью. Смысл имени, все время ускользает в другом имени и это в дополнение к тому, или, вернее, это один из моментов такого положения дел, что истина не может быть высказана вся и сразу и никакая часть ее не есть, кажется, ее целое. Одна из трудностей в познании идей состояла, как раз, в проблеме единого во многом. Что это за единое и каким образом оно может быть во многом, оставаясь единым. Или каким образом многое, может быть в единстве оставаясь многим. Или в более современной формулировке, каким образом идеи, как логические индивиды, что четко и точно, исключают друг друга, могут быть совместимы с идеями, как родами и видами, что часто, если не исключительно, находятся в отношении целого и части. Идея знания исключает идею мнения. Просто потому, что это два разных слова, две разных знаковых последовательности из разных элементов, что достаточно абстрактны. Но не так в процессе познания, знания могут содержать мнения и мнения крупицы знания. Хорошо, в философии Платона может быть идея идей, лучшего, первого и последнего, и это идея Блага, и мнение, и знание, стремятся к благу, иначе их вообще нельзя было бы сравнивать. У мнения и знания может быть едино стремление и единый смысл, то, о чем идет речь, и мыслимое, и в мнении, и в знании, одно – благо. Трудность, однако, не исчезает, если, и мнение, и знание, это в своих стремлениях благо, то каким образом назвать это единство мнения и знания в благе. Есть ли смысл у такого Блага. Необходимо ли благо для блага мнения и знания. И каким образом само благо можно назвать, кроме как, началом без предпосылок и, таким образом, без смысла? Коль скоро смысл имени есть только в чреде имен и названий. А здесь эта последовательность отсылок обрывается или должна оборваться, просо потому что вся последующая может быть дурная тавтология, повторение?
2. Быть может мнения и знания, это состояния? Допустим, что стоимость какого-либо, вообще говоря, любого товара может быть потребительной и меновой. Первая, это скорее всего качество, вторая количество. Первая, скорее, реже бывает в отношениях части и целого, просто потому, что белое это не часть черного, хотя и смешения очевидно возможны и именно до неразличимости таких цветов, потери их качества. Тогда как, количество, скорее легко может входит в отношения целого и части, просто потому, что единица – это возможная часть двойки. Каким образом мера стоимости товара – цена может быть единством, и того, и другого, в многообразии экземпляров товара и товаров?
Включая неоплатоников бог, единое – это беспредельное качество. И только начиная с Нового времени количество, меновая стоимость, капитал оказывается единством качества и количества. Возможен ли всеобщий синтез блага и цены? Идеологии и действительной, материальной выгоды?
"Кто, подобно Адорно, относит начало модерна к 1850 г ., тот смотрит на него глазами Бодлера и авангардистского искусства. Позвольте мне вкратце остановиться на долгой, обрисованной Робертом Яуссом предыстории понятия культурного модерна. Слово "modern" впервые нашло употребление в конце V в. для того, чтобы разграничить только что обретшее официальный статус христианское настоящее и языческое римское прошлое. "Модерность", "принадлежность к современности" (Modernitat), пусть содержание этого понятия и менялось, оно искони выражало сознание эпохи, соотносящей себя с античным прошлым в ходе осмысления себя самой — как результат перехода от старого к новому. И это характерно не только для эпохи Возрождения, с которой для нас начинается Новое время. "Модерными", "новыми" осознавали себя и во времена Карла Великого, и в XII в. и в эпоху Просвещения, — а значит всегда, когда в Европе формировалось сознание новой эпохи на базе обновленного отношения к античности. При этом antiquitas вплоть до знаменитого спора "модерных", "новых" со "старыми" сторонниками классицистического вкуса эпохи (Франция второй половины XVII в.) считалась нормативным и рекомендуемым для подражания образцом". Юрген Хабермас. Модерн - незавершенный проект.
https://www.gumer.info/bogoslov_Buks/Philos/Article/Hab_Modern.php>
И таким образом христианство, что Маркс называл наиболее совместимой с капиталом религией, вполне могло осознать себя, и как такое единство, предоставив стареющей от войн империи, символизм для новых горизонтов капитала. Впрочем, вполне «робкий». Бог един и один. Но тайна троицы делает мысль о нем, мыслью о некоем количестве, коль скоро, и природ у него, может быть, две. Но где два там и миллион. И, все же, скорее, это все еще некое беспредельно непознаваемое и беспредельное качество Некоей сущности, для этого Сущего, что таким же образом не познаваема. Кроме того, Хабермас, ссылается на Роберта Яусса. Последний, впрочем, кажется был коллаборационист, и потому его имя часто не светится в литературе.
3. Символизм капитала переворачивает отношение. Вещи ничтожны, любой товар стремится стать деньгами, любые деньги капиталом в неограниченном возрастании потока абстрактного количества. Любой символизм, любых предшествующих формаций, оказывается низведенным до состояния грезы о такой свободе, что в нем заклинается.
Мыслимо ли вновь единство качества и количества, вещи и идеологии? Весьма большой поток энергии, весьма развернутая система машин и весьма умная знаковая система с действительно всеобщим свободным доступом и владением для всякого, не только европейского человечества?
4. Философский аргумент к всеобщности может иметь, как минимум, два смысла. Первый, индивид сам по себе- это апейрон, беспредельное и неопределенное. Мыслимо, как то, прежде всего, о чем можно сообщить и сообщить истинно, в виде знания, только общее и далее всеобщее (разница между всеобщим и общим, станет более сложной к 18 веку), что, как раз, и появляется в результате деятельности определения, мыслиться, как идея, эйдос или понятие. Эйдос, общее свойство индивидов в отношении к другим индивидам, может несомненно быть предметом знания, прежде всякого индивида, который грозит, к тому же, неустранимым остатком вещи в себе, непознаваемым, тем, в чем обосновано то, что индивиду может быть ничего не заказано. Вообще говоря, тем не менее, индивид, как не странно, это креатура общего, в самом отрицательном смысле слова креатура: копия, репликат, подделка. Коль скоро, неопределенность может никого не устроить, хаосом и непредсказуемостью. Те, кто ратуют за индивид, в этом смысле, просто не понимают, о чем они говорят и за что ратуют. В этом смысле институт рабства делает раба, как совокупность общественных отношений господства и подчинения, власти и наказания, кроме прочего, присвоения и отчуждения прав, и т.д.
Второй, отчасти близкий к первому, тот, что точка зрения всеобщего, это фильтр как раз для философской сингулярности, трудно, может быть, придумать действительно новое всеобщее, исходя из действительно всеобщего мотива, интереса или желания, из-за различного многообразия видов таких. Ближайшим образом к одному из исходных пунктов философии в Древней Греции, это трудно, из -за различия на свободных господ и завоеванных рабов. Тот же, кому удается выдумать такое всеобщее, как например Канту, категорический императив, считается философом. Новое знание редко, мнение удел всех остальных. Но кто они? Оказывается, индивиды. Абсолютная действительность и неопределенность. "Все Вы боги".
5. В каком-то смысле, что отчасти следует из вышесказанного, могли быть только две философии в теперь истории европейской философии, Платона и Маркса. Первый, просто и не просто, но показал необходимость для последней быть идеализмом, второй то, что возможна философия материализма, и не в качестве недоразумения, коим ее часто считал Гегель, но действительно всеобщего и быть может равного по объему всем остальным способам бытия истины, состояния. Ветка таким образом могла быть и была закрыта. Все остальное подстрочники, что предшествовали или следовали. История, однако, во всем множественном многообразии ее прошлых, настоящих и будущих событий, сопротивляется любым подобным схемам, – прежде всего в виде конфигураций авторитетных персоналий, – сколь бы ни были красивы эти схемы. В данном случае, еще и потому, это может быть очевидно, что могли быть Аристотель и Гегель, не говоря уже о Энгельсе, что несомненно написал такой текст, как: «Людвиг Фейербах и конец немецкой классической философии».
Можно ознакомится с фрагментом одного такого подстрочника. Солопов Е. Ф. дает следующее определения закону перехода количественных изменений в качественные.
«Суть данного закона в том, что постепенные, количественные изменения предметов и явлений, их свойств и состояний неизбежно приводят со временем к коренным, качественным изменениям, причем вновь возникшее качество (новая система) подчиняется новому закону (мере) и темпу количественных изменений». Логика диалектики. М, 2010, стр. 81. Последние три слова могут очевидно отсылать к новому времени, что таким переходом достигается. Слово «темп» может быть словом многозначным, и потому, это не обязательно чисто количественное ускорение или замедление, но скорее, именно новое качество времени, коль скоро, время, это может быть «количество движения между предыдущим и последующим». Качество не только количества такого изменения, но и качество самого изменения. Вот это новое качество изменения и можно здесь иметь в виду, в смысле новой характеристики нового времени, переход к которому достигается. Сам закон, таким образом, получает отчасти свою более, может быть, конкретную формулировку. И все же, автор этой формулировки, приобретая в одном, быть может, в известном смысле, теряет в другом отношении. Ибо не вполне может быть ясной характеристика новизны времени новой системы. Прежде всего, в отношении «высоты» ее уровня развития. Так последовательность: неорганическая и органическая материя, жизнь и разумная жизнь, вполне определенно отсылают к возможному возрастанию уровней развития систем движения материи. Впрочем, можно оценить эту последовательность и иначе. Ницше, в одном из своих образов- персонажей, вполне мог думать, что разумная жизнь – это дегенеративное отклонение от жизни, а та, видимо, от мертвой органики, мечтая, видимо, таким образом, о новом лекарстве или лекарствах для своих многочисленных болезней. И все же, как бы там ни было, иногда во всяком случае, очевидно, что жизнь творит себя сама, как и разумная жизнь. И новые времена очевидно могут быть отличны от прежних времен, этим новым качеством автопоэзиса или самосозидания. Иначе говоря, закон не может рассматриваться только как обобщение и идеализации фазовых переходов от одного состояния неорганического вещества и/или материи к другому, что ведут, в известном смысле, только к горизонтальным переходам.
Именно, в том числе, и в рассмотрении и построении теорий таких переходов, что имеют известным образом вертикальный характер, философия материализма с некоторых пор имеет явные преимущества перед идеализмом, в приближении к истине и таким образом в возможной значимости и знаменательности. Так, вопрос: эволюция ИИ, это смежная с жизнью процессуальность или переход к новому более высокому уровню, может быть все еще вопросом с открытым горизонтом возможных смыслов и значений? Может показаться, что он пуст, просто потому, что эта эволюция всецело зависит от разумной жизни, и будет такой, какой эта разумная жизнь захочет, но так это? В определенной мере ,да, это так, эволюция ИИ зависит от разумной жизни. И все же, уже, и, вообще говоря, довольно давно, констатируется, что эта эволюция в известном отношении и в известной мере, отсылает к ее возможному характеру независимости, что, учитывая, все же, интеллектуальный характер такой жизни и ее эволюции, вполне может привести и к ее творческому самосозиданию на любых возможных новых для нее уровнях дальнейшего развития. Иначе говоря, все еще неизвестна может быть мера независимости такой эволюции, хотя и известно, что она может быть независима, как «черный ящик». И возможных исходов такой независимости может быть, ближайшим образом три: смежная эволюция, что относительно безразлична к разумной жизни, подавление и вытеснение, подъятие разумной жизни.
«СТЛА».
Караваев В.Г.