Трофеи и сувениры военной поры могут быть очень разные. Российский император Александр I, к примеру, из заграничного похода 1814 года привез не безделушки, а цельного художника Александра Ивановича Зауервейда. Тот родился в Курляндии, но считался французским художником, после того как выполнил для Бонапарта несколько портретов породистых лошадей. В России же данный живописец занимался батальным жанром, малюя по заказу императорского двора всякие памятные сражения, за что и получил звание академика в Российской Академии художеств.
С тех пор в России среди дворянства стало модно иметь широкое полотно на военную тематику, а немцы считались носителями неких тайных знаний и умений, позволявших им лучше всех в мире отображать армейский быт и славу русского оружия. И как когда-то в империю шли французы, становившиеся парикмахерами и воспитателями дворянских детей, в Россию массово пошли немцы-художники, прославившиеся не экспрессией кисти, а ее дотошной точностью. Тем более, что иного способа записи изображения тогда не знали (фотография появится немногим позднее, но будет оставаться монохромной еще доброе столетие). Особенно модным картины на такую тематику стали при Николае I (том самом, в котором было "немного от Петра Великого и много – от прапорщика").
Надо сказать, что рисовать тогда умели многие. Среди воспитанных и образованных людей это умение являлось чем-то обязательным – как сегодня умение фотографировать. Тем не менее, немецкая педантичность позволяла с максимальной точностью изображать мельчайшие детали костюма и солдатского быта. И тут немцам равных не нашлось.
Среди таких чужестранцев, искавших заработка, был Адольф Гебенс (иногда писали его фамилию как Йебенс), именуемый в документах на русский манер Адольфом Ивановичем. Надо сказать, что сами немцы его считали шведским художником на русской службе, а в России – прусским художником. Что не мешало, при присуждении ему звания академика Русской Императорской Академии художеств специально выделить, что он художник русский. Просто с немецкой фамилией.
На самом деле Гебенс был природным немцем из Пфальца. Который начал образование в Берлинской академии, но потом переехал в Париж, где получал уроки у тамошних академиков. Главным образом – у Делароша, считавшимся докой по части исторических сцен. Ну а потом, как и положено, Гебенс поехал на стажировку в Италию, что почему-то считалось обязательным у русских. Раз художник, то должен непременно поработать над видами Рима и Неаполя. Собственно, тогда Италия еще не совсем была античной руиной, но музеем классицизма – уже вполне.
В 1844 году Гебенс приезжает в Россию. В надежде подзаработать на армейском материале. Тем более уже тогда стало понятно, что особого таланта в господине живописце нет. Но детали он умел прорабатывать, и в России имелась мода на товар определенного сорта. Так почему бы и нет?
Первое время его не замечали, и художник перебивался случайными заработками. Но потом ему повезло и Николай I, имевший об искусстве довольно прямолинейные, почти тоталитарные представления, поручил тому живописное оформление одного из кабинетов Зимнего дворца. На тот момент Гебенс преподавал живопись в одном из отделений рисовальной школы Императорского общества поощрения художеств, где его прямолинейный талант цветного чертежника и был замечен императором.
Сначала шли портреты разных лиц, за которые Гебенсу платили 300-400 рублей за работу. С одной стороны, это много – младший офицер того времени рассчитывал на 300 рублей в год, а Гебенс за то же время выдавал примерно десяток картин в рамках императорского заказа. С другой стороны, более экспрессивные и талантливые авторы за одну картину могли получить 4000 рублей. Тем не менее размер содержания Гебенса позволял жить безбедно. Ну а современники его почитали за портретиста.
В 1849 или 1850 году Гебенс получает заказ на серию картин, посвященных Российской Императорской Армии. Сложно сказать, какая цифра фигурировала в полном перечне, но сегодня известно 130 его работ на эту тему (из 142 сохранившихся и атрибутированных). И эта серия так понравилась Двору, что за нее в 1861 году Гебенс получил звание академика.
В 1863 году академику поручают серию зарисовок из жизни Лейб-гвардейской Гренадерской Литовской дивизии, которая стояла в Варшаве. И Гебенс, получив подъемные, отправляется к месту дислокации. Пока он добирался до Варшавы, в Польше случился очередной мятеж, отрезавший художника от метрополии. И он по итогу оказывается в Берлине, откуда больше в Россию не возвращался. Правда, выслал весь объем работ, оговоренных в императорском заказе. Ну а на родине он уже знаменитостью не стал, поскольку эпоха академизма подходила к концу, да и схожих по таланту и мастерству ремесленников в Германии имелось в достатке.
Искусствоведы справедливо шарахаются работ Гебенса, поскольку ничего нового и эпохального в них нет. Но зато историки костюма и военные историки картины Адольфа Гебенса изучают по миллиметру. Потому что точность к деталям на них такова, что все картины его кисти давно считаются неоспоримыми источниками наравне с подлинными деталями обмундирования, сохранившимися с той поры.
А еще Гебенс рисовал подлинных солдат. И у него нет ни одного повторяющегося лица. И именно по картинам Гебенса историки получили подтверждение того простого факта, что в Московский полк набирали рыжих, в Павловском все солдатики имели выраженную курносость, а на пополнение Преображенского шли исключительно шатены. Ну и весь солдатский обвес – от формы пистолетной кобуры до способов походного крепления имущества на ранце у Гебенса передан так точно, как только можно.
Но, помимо элементов военного костюма на картинах этого художника можно рассмотреть массу деталей. Вот "Группа чинов Лейб-гвардейского Волынского полка", "Группа чинов Лейб-гвардейского 2-го Стрелкового полка", "Группа солдат и офицеров Лейб-гвардейского Егерского полка". На этих работах легко заметить на заднем фоне стрельбу по мишеням. И можно представить дистанцию боя, считавшуюся нормальной. Сейчас на такое расстояние из пистолетов умудряются попадать.
Или "Смена часового Лейб-гвардейского Гренадерского полка", где детально показан ритуал передачи караульного тулупа. А на картине "Группа военных чинов Лейб-гвардейского Уланского полка" на срубе видна любопытная деталь уже из крестьянского быта – табличка с топором на торце венца. Такие таблички вешались на случай пожара, чтобы каждый знал, что приносить на пожар – ведро, топор, лом или багор.
Но еще ценнее для исследователей простые зарисовки быта. К примеру, "Солдаты Лейб-гвардейского Московского полка стирают белье" или "Солдаты Лейб-гвардейского Павловского полка на биваке". Откуда мы еще можем узнать, как был организован быт рядового солдата? А тут все предельно наглядно и точно.
× Поддержите подпиской наш телеграм-канал: @battlez
Хотите видеть больше интересных материалов? - подписывайтесь на канал и ставьте "пальцы вверх"
Делитесь статьями в соц. сетях - так вы помогаете каналу развиваться