В доме пахло спелыми яблоками.
Августовское утро было холодным. Я вышла на веранду, сняла с крючка у входа отцовскую куртку и накинула её на плечи. Пыльная, местами прожжённая искрами полевых костров и запачканная садовой краской, она спускалась ниже середины бедра. Казалось, в неё завернуться можно было. Я огляделась. На окнах, выходивших в сад, трепыхались белые кружевные занавески, сквозь которые на стены, обшитые деревянными досками, перепрыгивали солнечные зайчики. Пол был уставлен ящиками с крупными садовыми яблоками: в этом году их выдалось особенно много.
Отец работал в старой рубашке, расстегнув верхние пуговицы и закатав рукава. К стволу одной из яблонь он уже подставил лестницу. Я молча забралась на самый верх и стала собирать яблоки в захваченный из дома холщовый мешок. Мы всегда так работали вместе, с самого моего детства — молча. Интуитивно друг друга понимали, на уровне взглядов и полузаметных жестов. Мать смеялась и говорила, что Господь меня сделал девочкой, чтобы хоть что-то отличало от отца. С ней мы ругались, ругались часто и громко, но быстро мирились. Мы были существами из разных миров: очень любили друг друга, но понимания между нами было меньше, чем между садовой лейкой и бабочкой-крапивницей.
Мешок становилось сложно держать: уже больше половины забито было ярко-красными, как драгоценные камни, яблоками. От работы мне стало жарко, и я скинула куртку на землю. Руки были заняты. Отец подошёл, подхватил у меня собранные яблоки и спустил их на землю. Сказал спускаться, при этом одной рукой придерживая лестницу. Я ухватилась за толстую ветку и спрыгнула. Высоты я не боялась: мне никогда не приходилось падать. Я подобрала куртку. На веранде мы пересыпали яблоки в один из ящиков.
На кухне мы раскрыли окна и отодвинули шторы — в лицо ударил прохладный ветер и приторно-сладкий запах спелых яблок. Отец, приведя себя в порядок после работы, готовил завтрак. Я достала заварник и принялась поочерёдно закидывать туда приятно пахучие веточки мелисы, зверобоя, иван-чая и чего-то ещё — травы родители собирали каждое лето.
Я смутно вспоминала, что мне снилось. Какие-то тяжёлые были мысли, неприятные. Вроде бы жили мы с матерью вдвоём в нелепом огромном доме без сада. И не было отца, и Лёвы не было... Хотя нет, отец был. Был, но это был какой-то другой человек: чужой, злой и несчастный. И мама плакала, постоянно и много плакала, а мне приходилось её успокаивать, как маленькую девочку, а потом я сама просто разучилась плакать...
— Дочь, — отец обратился ко мне впервые за всё утро.
Я вздрогнула от неожиданности — так далеко я ушла в свои мысли. Глупые мысли, что только не приснится порой.
— Дочь, чайник вскипел, не слышишь? И сбегай, разбуди маму с братом, опять будут ругаться, что завтракали без них.
В доме пахло спелыми яблоками.