Говорить о достоинствах фильма «Летят журавли» (1957) - это повторять аксиомы. Всё уже давным-давно сказано - больше того, произведение осталось в списках лучших киноработ XX столетия. Но эта вещь гениальна ещё и тем, что отвратительная, капризная и себялюбивая девица — Белка тут выглядит едва ли не как романтическая страдалица и символ девушки-мечты.
На деле же мы наблюдаем существо, живущее исключительно своими интересами. Она - центр Вселенной, точнее сама Вселенная. Как водится, такие девы до зрелых лет сохраняют инфантильные привычки. Они и в 18, и 30, и 60 остаются ...Белками.
Вероника-Белка не понимает, что Борис занят на заводе, страшно обидевшись, когда жених не пришёл на свидание. Как это так?! Тут — она, дивная, стройная, с раскосыми и жадными очами, а он какую-то ерунду себе выдумал — работать.
«Вот ты не пришёл сегодня на набережную, а Марк приходил», - лукаво произносит Белочка, напрочь не врубаясь в то, что началась война, что это серьёзно, а мир никогда не будет прежним. В её — Белкиной — картине мира — есть лишь она и - «положенное ей» Счастье.
Да, милая девушка, напевающая про «журавлики-кораблики», своими порывами и рывками напоминает психически-нездоровую. Безусловно, такой типаж - «вся такая внезапная — противоречивая вся» в известной степени привлекателен — на стадии встреч и конфето-букетов, зато в реальном быту эти красавицы-истерички — адский ад.
Вероника мечтает о белом подвенечном платье, в то время как её парень ждёт повестку на фронт. «А я?!» - только и выдавливает из себя супер-Белочка, узнав, что Борис уходит добровольцем «в пекло». Она воспринимает это, как свой личный «облом».
Девушку не отрезвляет даже гибель родителей от бомбёжки — Белка только шокирована. Благо, тут же отыскиваются добрые сердца — отец Бориса и вся его семья. По сути, Борис не пара Веронике — ей самое то быть супругой Марка, такого же эгоиста, как она сама.
Только Вероника — начинающая, а Марк — законченный. Поэтому нет ничего удивительного в том, что порывисто-внезапная и вся-такая-воздушная Белка ...соглашается на союз с Марком. Роковым девам, заламывающим руки, тоже надо что-то кушать. И Вероника это понимает.
А в это самое время — в свой предсмертный миг — Борис видит несостоявшуюся свадьбу, и эту полупрозрачную фату, омывающую Белку светлою волной, и радость и — новый день. А его любимая — сидит за столом рядом с Марком. А потом — уже в эвакуации устраивает ему бесконечные акты ненависти.
Марк — отвратительный тип, но он действительно хочет сделать жизнь Белки хоть немного легче: «Что ты хочешь, чтобы я сделал?» Та ему в ответ: «Чтобы тебя никогда не было!» А зачем тогда шла замуж?! Нормальная девушка ждала бы своего Бориса ...или не терзала бы Марка.
А этой истеричке хочется и страдать, и получать одобрение, и ...носить презрительную гримаску. Она — богиня и ей все-все обязаны. Удивительно, что Вероника идёт хотя бы в госпиталь на работу — с такими запросами она должна бы сидеть в углу, ныть, критиковать и кутаться в шальку.
Не вызывает вопросов, что даже Марк сбегает и находит себе отдушину в лице местной «дивы», ужасно пошлой тётки. Вообще, даже совершая благородные поступки, Вероника постоянно играет этакую принцессу из ненаписанного романа. Всё — на грани. Всё — напоказ.
В её истовом ожидании мёртвого Бориса есть нечто картинное. Будто на сцене. Вот она идёт с букетом, сквозь толпу, плачет, верит, ждёт, надеется. Потом начинает очень красиво и театрально раздавать цветы. Будущее этой очаровательной женщины просматривается весьма чётко — ломаясь и рыдая, выйдет снова замуж и будет поедом жрать очередного мужчину.
Потом — ещё одного. Опыт-то есть. Размышлять о социальной эволюции Вероники как-то не получается: такие феечки навсегда остаются Белками, которым все должны. Почему героиня Самойловой кому-то кажется приличной девушкой - неясно. Этот типаж мог возникнуть лишь в муках послевоенной рефлексии.
Zina Korzina (c)