Роман «Мать звезды» глава 38
Услышав слова от соседки по палате «Ты же её мать-то, а не она!» Татьяна взяла Алёнку на руки и заревела. Ревела она тихо, почти беззвучно — не напоказ как обычно. И стало ей обидно и за себя, и за свою никчёмность.
Мысленно она сокрушалась:
«Да всё-то у меня не так. Чем дальше живу, тем больше грешу, и нет этому ни конца, ни края. Один грех за собой другой тянет, как ро́вно они одной цепью связаны. Да что же это такое, сколько ж можно-то?! Одна. Всё время одна и помочь некому. Домой бы в деревню съездить да отец всё ещё сердится. Сказал: «Чтобы ноги твоей в моём доме бо́ле не было, распутница! Опозорила отца перед людьми на две деревни»
А сам-то, лучше меня, что ли? То с одной бабой, то с другой спутается, как кобель наш Кабысдох по всей деревне круги нарезает туда-сюда. Да не только в нашей, ещё и в соседней успевает. Вот ведь чё!
Сколь раз уж его мамка из дома выгоняла, а он нагуляется, а потом опять приходит и глаза свои бесстыжие даже не прячет. А она и рада стараться — назад его принимает… Тяжело бабе одной-то в деревне без мужика, вот и терпит, пока здоровье позволяет. На вид-то он у нас баский да высокий, грудь с войны в орденах, в руку вот только раненый.
И всё при должностях: то председатель сельсовета, то бригадир, бухгалтером даже ро́бил сколь лет. Башковитый шибко — в уме тебе запросто четырёхзначные цифры перемножит и не ошибётся. Это не то, что я! Я умом-то знать не в отца пошла, а в мать. Она за всю жизнь ни книжки не прочитала, а я хоть и читаю, а толку всё равно нет.
Это же только сказать: с восемнадцати лет ярмо сама себе на шею повесила, так теперь и не скину его лет восемнадцать, пока дочь-то не выращу. А попробуй ее вырасти — она вон у меня какая блажная! Разве же я думала, что такие муки с ней терпеть придётся. Смотрю на неё и ненавижу, вылитая — Пётр Васильевич. Уж походила бы на меня, так еще, куда ни шло, в глаза бы хоть это людям не бросалось. А то смотрят, и каждый раз приходится врать, что на Ваньку она моего похожа да на его бабушку Глашу.
Умерла бы она, так может, и мне легче бы было. Как говорят: с глаз долой из сердца вон. Смотреть вроде не на кого, а она взяла да выжила — словно мне назло, чтобы мучить меня всю жизнь… Другая бы дочь молча росла да мать не беспокоила, а эта так, одно наказание»
Татьяна забылась и зашмыгала носом. Соседка по палате услышав её всхлипы спросила:
— Ты ревёшь что ли?
Татьяна молчала, продолжая шмыгать носом.
— Меня Зыковой Любой зовут, давай хоть знакомиться. — предложила она. Татьяна, вытирая слёзы рукой, мотнула утвердительно в ответ головой. — А тебя-то как звать?
— Танькой Ширяевой кличут… — всхлипывая, ответила она.
— Ты что, из-за дочки, что ли, расстроилась? Она же выздоравливать начала! Сейчас радоваться надо, а не реветь. Через чёрную полосу перешагнула и на светлую встала. Лето скоро! На озеро купаться пойдём.
— Да куда с ней, — Татьяна кивнула на дочь, — на какое озеро пойдёшь. По рукам и ногам ею связана.
— Это сейчас так, а год другой пройдёт, и не заметишь, как вырастет она у тебя. Да расцветёт кому-то на радость как сирень в саду.
— Ага, чтобы потом ей судьбу, переломали, как у сирени ветки. Сиренью-то — не только любуются, а ещё ветки без спроса ломают.
— Заранее-то, зачем о плохом думать. Материнское слово — пророческим даром обладает. Смотри, Татьяна, сама дочку не изуро́чь*…
***
Через два дня, после работы Пётр Васильевич пришёл навестить Татьяну с дочкой в больницу. Постучался легонько в палату, приоткрыв дверь, спросил:
— Можно?
Татьяна, увидев его смутилась поначалу, а потом взяла себя в руки и сказала:
— А, это вы, Пётр Васильевич?! Здрасте, заходите!
— Здравствуйте! — поздоровался он с Татьяной и её соседкой по палате Любой, которая кивнула ему в ответ. — Я вот вас от профсоюза и себя лично навестить пришёл. — доложил Пётр Васильевич и протянул Татьяне авоську с яблоками, банкой персикового сока, и двумя беляшами. — В буфете беляши купил, а то ты, наверное, есть хочешь?
— Спасибо, Пётр Васильевич! После перекушу, — сказала она, поставив авоську на тумбочку.
— А я ведь к тебе не просто так пришёл, а с радостной вестью: тебе в профкоме сегодня комнату выделили в коммунальной квартире.
— Правда что ли?! — Татьяна вскочила с кровати, и открыла рот от изумления. — Не может быть?!
— Может, может! Комната четырнадцать метров квадратных, на первое время вам хватит. Тяжело правда мне эта комната далась, еле отстоял. Говорю: «У неё муж в армии служит, дочь грудная в больнице. Помочь больше не кому. Женщина хоть и молодая, а работящая — передовик производства. И опять же кандидат в члены КПСС. В общем, проголосовали за тебя, не единогласно конечно, но проголосовали. Как из больницы выйдешь, так сразу и переедешь. Ордер на комнату лучше бы завтра тебе, недолго мешкая, получить. А то мало ли что. Поняла?
— Поняла. Я с лечащим врачом поговорю, отпустит, поди, коль такое дело. Спасибо вам, Пётр Васильевич!
— Да ладно, свои люди, сочтёмся. Кому как не начальнику за своих подчинённых хлопотать. Ну, ладно, Татьяна, пошёл я. — а потом чуть замешкавшись, попросил, — Дай хоть я немного дочку твою на руках подержу!
Татьяна протянула ему Алёнку. Он бережно взял её, и любуясь дочкой, улыбнулся. Она сладко улыбнулась ему в ответ, показав свои четыре новеньких зуба.
— Надо же! Улыбается! — удивился он и чмокнул дочь в лоб. — Выздоравливай скорей!
— Пы-пы-п-па-у-а! — пролепетала в ответ малышка.
Татьяна так и села на кровать, с испуга. Алёнка, как будто пыталась, увидев отца, назвать его «папа».
Пётр Васильевич тоже, услышал это слово, и переглянулся с Татьяной, подумав про себя: «Неужели она чувствует, что я её отец?»
Пояснение:
не изуро́чь* — не сглазь
© 28.05.2020 Елена Халдина
Запрещается без разрешения автора цитирование, копирование как всего текста, так и какого-либо фрагмента данной статьи.
Все персонажи вымышлены, все совпадения случайны
Продолжение 39 Всякие тут жили, но такой ещё не было
Прочесть начало романа "Мать звезды" можно ниже нажав на ссылку
1 Торжественно объявляю: сезон на Ваньку рыжего открыт!