Религиозная символика всегда широко использовалась во всех сферах жизни человека, в том числе и как элемент военного костюма. В серии публикаций мы затронем вопросы использования в качестве военного символа «Адамовой головы».
Взгляните: вот гусары смерти!
Игрою ратных перемен
Они, отчаянные черти,
Побеждены и взяты в плен.
Зато бессмертные гусары,
Те не сдаются никогда,
Войны невзгоды и удары
Для них как воздух и вода.
Л.Н. Гумилёв
Военная одежда – это не только утилитарность: простота, дешевизна, удобство и другие специальные характеристики. В комплексе военной униформы важную роль играет символичность различных элементов, основанная на существующих в обществе, армии идеологических концепциях. Несмотря на то, что каждая европейская армия XVIII в. имела свой основной цвет униформы (т.н. «мундирный»), каждый полк получал свой приборный цвет. Традиционно, наиболее яркими были кавалеристы. Это в указанный период объяснялось, в частности, необходимостью опознания «свой-чужой» на расстоянии. Что, при условии похожести силуэта солдата из-за сходства мундиров по покрою, было затруднительно без цветовых отличий. Солдаты со временем привыкали к своему полковому цвету, и считали свои цветные предметы униформы своеобразными знаками отличия. Достаточно редким в сухопутных частях российских вооружённых сил был чёрный приборный цвет. Военное руководство старалось не давать полкам русской армии чёрный цвет, связанный с трауром, памятью о смерти или ассоциируемый с монашескими облачениями.
Что касается других элементов военной символики - знаков государственной принадлежности, то традиционно они выполнялись в виде кокарды: изначально значка из ткани, ленты, позже – металла, геральдических цветов государства или правящего дома. Религиозные мотивы в военной символике, часто встречающиеся в средние века, в армиях буржуазного общества практически пропали: сказывалась гегемония прагматизма и становление национальной идеи в военном деле.
Однако, с середины XVIII в., в армейской среде Западной Европы определённую популярность приобретает символика смерти. Романтическая мода Нового времени заставляет военнослужащих добавлять к обычной символике и военным атрибутам череп, часто в сочетании со скрещенными костями, с черным, красным и белым цветами отделки мундиров.
Основоположниками новой моды среди частей регулярной армии считаются чины легкоконных полков – гусары. В этом отношении первопроходцами стали два гусарских полка прусской армии Фридриха Великого: 5-й и 8-й. Их форма состояла из черных доломана, ментика и черной же шапки-мирлитона. 5-й гусарский полк свои знаки отличия получил после смерти короля Пруссии Фридриха Вильгельма I (1740 г.). Его преемник – Фридрих II, по всей видимости, в знак траура по отцу переодел гусарский полк в чёрный цвет и на шапки поместил изображение черепа со скрещенными костями. Сами же солдаты 5-го полка получили, сначала полуофициальное, наименование «Totenkopfhusaren» - «гусары с мертвой головой». Вскоре ещё один прусский полк получил сходные отличия. В 1758 году командиром вновь созданного полка гусар Принца Генриха Прусского стал Вильгельм Себастьян фон Беллинг. Гусары Беллинга выбрали девиз «Победа или смерть» и украшали свои мирлитоны изображением полного человеческого скелета, косы и песочных часов. Беллинг-гусары стали известны как «целая смерть». Во времена наполеоновских войн, на основе традиций старого 5-го гусарского полка, были сформированы лейб-гвардейские 1-й и 2-й гусарские полки, символом которых так же была мёртвая голова. Формально эти полки просуществовали до окончания Первой мировой войны. Их символика была перенята вооружёнными формированиями послевоенной Германии, а позднее и Третьего Рейха.
Немногим позже «гусар с мёртвой головой» Фридриха Великого смертная символика появилась в британской армии, в 17-м уланском полку, в память о генерале Вольфе, убитом в войне с французами в Квебеке в 1759 г.
Таким образом, изначально «адамова голова» и чёрный приборный (полковой) цвет появляются в воинских частях разных стран примерно в одно и то же время и имеют сходное первоначальное значение – знак траура, памяти по усопшему военному или политическому деятелю. Примечательно, что эта символика попадала в первую очередь в кавалерийские полки. В условиях ведения боевых действий во второй половине XVIII – первой половине XIX вв. от военнослужащих лёгкоконных полков требовались особые качества, нехарактерные для пехотинца периода господствования линейной тактики. От пехоты требовалось чувство локтя, строя; шаблонность, автоматизм действий, в то время как лёгкая кавалерия использовалась в основном там, где требовалась стремительность действий и мысли. Рейды в тылу противника, засады, разорение обозов и складов, фуражировка, перехват гонцов, авангардные и арьергардные стычки, разведка боем — всё это прекрасно соответствовало лёгкой кавалерии. Иногда, используя эффект неожиданности, застав гарнизон врасплох, во время рейдов гусарам удавалось взять под контроль небольшие города. Подобное использование легкоконных полков вырабатывало особенный типаж кавалеристов – отчаянных, бесстрашных до полного подавления инстинкта самосохранения. Эту ситуацию образно прокомментировал французский кавалерийский генерал, участник Наполеоновских войн Антуан Шарль Луи Ласалль: «Гусар, который не убит в 30 лет, не гусар, а дрянь!».
Таким образом, вокруг солдат лёгкой кавалерии, в особенности носителей траурной символики, со временем складывается ореол «смертников». Конкретные военные дела, порой, подтверждают это явление. В 1855 г., во время Крымской войны, после атаки британской легкой бригады под командованием лорда Кардигана под Балаклавой, понёсшей огромные потери под огнем русской пехоты и артиллерии (она вошла в историю также благодаря стихотворению Альфреда Теннисона «Атака лёгкой бригады».), эмблема "мертвой головы" британского 17-го уланского полка получила дополнительное звучание. Символика «смерти-бессмертия» сохранилась в Королевском Ея Величества Королевы уланском полку – наследнике 17-го уланского, по сей день.
Всплеск интереса к траурной символике в армиях стран Европы наблюдался в период наполеоновских войн. Боровшийся против французских войск «Чёрный легион» герцога Брауншвейгского имел в качестве эмблемы «Адамову голову» (от которой и ведёт свое происхождение череп с костями «брауншвейгского типа»). «Мёртвая голова», чёрный цвет мундиров был эмблемой «гусар смерти» (houssards de la mort) французских эмигрантов-роялистов, боровшихся против революционного режима, в том числе в рядах русских войск.
В русскую армию «смертная» символика попала примерно в это же время. Во время заграничного похода русской армии (1813-14 гг.), в сражении при Кацбахе отличился 5 гусарский Александрийский полк. Позднее, за это дело полку были пожалованы знаки на кивера с надписью «За отличие 14 августа 1813 года». Помимо формальных наград александрийцы получили наименование «бессмертные». Сначала оно было полуофициальным, но к нач. ХХ в. всё больше входило в делооборот. В 1913 г. Николай II официально устанавливает для парадных головных уборов александрийцам эмблему «адамовой головы» со скрещенными костями. Стилистически эта эмблема походила на подобную – германских «чёрных гусар». Таким образом, подтверждалась стилистическая, да и историческая преемственность, поскольку во время боя у Кацбаха, александрийцы, с временно командующим полком полковником князем Мадатовым, составляли одну бригаду со своими союзниками немецкими «гусарами смерти». После ряда атак бригады, во время проливного дождя и бури, генерал Блюхер, подъехав к забрызганным грязью александрийцам, поздравил их с блестящей атакой, полагая, что это его «гусары смерти». Когда выяснилась ошибка генерала Блюхера, то князь Мадатов, доложил, что «это не «гусары смерти», а «бессмертные».
«Адамова голова» в середине XIX в. стала неотъемлемым атрибутом символики 17-го Донского («Баклановского») казачьего полка. Согласно «Военной Энциклопедии» Сытина (1915 год), командир полка генерал Я. П. Бакланов, находившийся в крепости Грозной, «с оказией» получил неизвестно от кого, и откуда посылку. Когда её вскрыли, в ней оказался чёрный шёлковый значок». На этом значке была вышита белая «адамова голова», обрамлённая девизом, повторяющим заключительные слова христианского Символа веры: «Чаю воскресения мертвых и жизни будущего века. Аминь». «Этот мрачный значок наводил ужас на чеченцев, и Бакланов с ним не расставался до конца жизни». Впоследствии, в нач. ХХ в. копии этого значка использовались в полку в разных качествах: от флюгеров к пикам до атрибутов духовых инструментов. И, конечно, символ черепа замещал общевоинскую кокарду на головных уборах казаков.
На примере 5-го гусарского Александрийского и 17-го донского казачьего полков можно увидеть иную трактовку «смертной» символики – переход от европейского «смертоносного» значения «адамовой головы» к идее «бессмертия», в духовном смысле.
P.s. Лайки приветствуются! Помните, что когда вы ставите лайк, где-то улыбается музейный smm-щик)
