"Если кто-то спросит у меня..." - пел когда-то Вадим Мулерман. Так вот, если кто-то спросит имена исполнителей, сочетавших эстрадное обаяние с безотказными клише коммерческого рока, первыми будут названы Стив Гиббонс, Вилли Девиль и Мун Мартин.
Все трое уверенно опирались на то, что уже было, компенсируя недостаток новизны умением рассказать историю в регламенте трех минут так, чтобы она не успела наскучить, чтобы её хотелось послушать еще раз из уст того же человека.
Имидж Стива Гиббонса представлял собою гибрид Богарта с Диланом. Виртуозно владея интонацией, он тиражировал свои мрачные анекдоты про позеров и неудачников, изредка перемежая авторский материал стандартами, чьих отголосков и так хватало в его собственных песнях.
Гиббонс четко понимал функцию рок-шансонье, которому в равной степени противопоказаны и чрезмерный популизм Брюса Спрингстина и эксцессы Алекса Харви.
Троих артистов объединяет одна особенность - трудно понять кто откуда, при очевидном своеобразии каждого в отдельности.
Аутентичный нью-йоркер Вилли Девиль больше похож на финна, даже прибалта, тщательно изучившего манеру и приемы своих заокеанских кумиров. Его подлинность завораживает и пугает. Внутри этого человека словно законсервированы шестидесятые, а он всего лишь мертвец-репродуктор, что-то вроде мистера Вальдемара в рассказе Эдгара По.
Ценителям старых дел знакома та смесь восторга и отчаяния, какую вызывают ранний Ван Моррисон, Howard Tate и Arthur Alexander - повторить такое нереально. Голос Вилли Девиля надежно парализует певческие амбиции дилетанта - всё спето до нас.
Самой эффектной вещью, ушибающей слушателя с первого раза, в репертуаре Девиля была безусловно Cadillac Walk, которую написал скончавшийся на днях Мун Мартин.
Этот ровесник Тодда Рандгрена умело фасовал американскую готику в симмеитричной упаковке, распределяя песни , как в сборниках детективных историй - "Альфред Хитчкок представляет" и т.д.
Продюсер-биомеханик изготовил робота, срастив останки Бобби Фуллера с полутрупом лидера Thin Lizzy, и механизм заработал как часы.
Почти каждая песня Муна Мартина звучит словно бы на титрах триллера, который не обязательно смотреть до конца. Пожалуй только Джону Фогерти удавалось экспортировать американизмы в виде понятном от Исландии до Израиля.
К началу восьмидесятых Мун Мартин стал "ровнее", новые песни все реже щекотали нервы остротой сюжета, напоминая растворимый кофе после крепкой смеси Криденс и Бердз на дисках конца семидесятых. Но и в этом замедлении, вернее, в этой фиксации темпа, была своя прелесть. Мы с азартом ловили в интонации и аранжировках родство с Антоновым, Боярским и Машиной Времени. Говоря условно, с новой волной суррогатного "кантри-рока", навеянного успехами Смоуки, Иглс и Дайр Стрейтс.
Таковы эти трое - "Лещенко,", "Кобзон" и "Магомаев" западной рок-сцены, своевременно отказавшиеся от экспериментов ради сохранения певческой традиции прошлых лет.
Когда-то мне казалось, что все они играют где-то рядом в альтернативных ресторанах, появляются в альтернативной "утренней почте", всесто Добрынина, Укупника и Муромова.
В замусоленной фантастами "параллельной реальности", где все как у нас, кроме нескольких подробностей, способных свести с ума того, кто их заметит. Где-то между Flash and The Pan и "Модерн Токин".
Аналогичное впечатление вызывали не менее даровитые Грэм Паркер, Ник Лоу и Микки Джапп. Речь, естественно, о силе таланта, а не о сходстве стилей.
Песни Муна часто звучали в легендарном радио-ревю "Трансильвания бэспокоит". Оттуда о них стало известно тогдашней молодежи, порядком дезориентированной мракобесами от "контркультуры" и душистого андеграунда.
Как все настоящие консервативные романтики. Мун Мартин был прост и понятен.
John David "Moon" Martin (October 31, 1950 – May 11, 2020)
