Найти тему
Бард-Дзен

Когда и я пойду наверх, и стану человеком… Критика с любовью

Никогда бы статью о сегодняшнем герое я не начал бы так, как начинаю ее сейчас, если бы писал это, скажем, в группе в контакте или фейсбуке. Там в сотни раз меньше народа, конечно, но зато все по одному заголовку уже понимают, о чем или о ком ты. И стоит начать разговор именно так, как я, сразу прилетит – да ты ва-а-а-ще оборзел! Думай, что говоришь! Нет. Скорее, думай о ком говоришь! А тут на Дзен народищу тьма и почти никто не знает о ком я, о чем я, почему я и зачем я. Красота и свобода! Поэтому можно начать прямо с песни.

И заметьте, и песня хорошая. Веселая. И парень симпатичный – энергичный такой весь, артистичный. Немного с хулиганскими замашками, но при таком обаянии – можно. Пусть поет! Давай, диджей, ставь следующую. А я и поставлю, и только потом скажу, о ком я и о чем я.

Ну а теперь пора сказать о ком я – Григорий Данской. Поэт. Музыкант, не слишком веселый и хулиганистый по жизни человек, виртуозно владеющий множеством жанров, мирно уживающихся в уютном, но огромном мире под названием Авторская песня.

Григорий Данской
Григорий Данской

Истории, когда люди, начиная свой путь в нашей песне раздолбаями и хохмачами, приходят к глубокой лирике не счесть. Ну, не то, чтобы совсем не счесть, но такие примеры есть и их не мало. У Данского путь куда извилистей. И начал-то он не в авторской песне вовсе, и первые песни его в бардовском окружении были не просто серьезными, очень-очень серьезными и по слову и по ноте. Кстати, только что прозвучавшие Ивиковы журавли – это, практически та песня, на которой мы познакомились. Песня весьма юного человека тогда. И сразу вот так – в лоб. А еще и обстоятельства знакомства – врагу не пожелаешь.

Я работал тогда на телевидении, и ребята привезли свежий материал с первой чеченской. Стали монтировать передачу и столкнулись с тем, что ни у кого из нас, из советских по сути людей в лексиконе нет слов, чтобы рассказывать о том, что мы видим на экране. И тогда и позвали Гришу, который был студентом филфака в нашем универе, но при этом уже отлично известным человеком и в эстетской тусовке. Он к этому времени пережил группу Рождество, которую создали филолог и художник на двоих. Группа уже закончилась, а распахнутые объятия остались как в среде поэтов и музыкантов, так и в среде художников. Вот он и отыграл сольник в нашей галерее, и там его услышала редактор передачи о войне. Так все срослось. Передача получилась нервной, острой и очень честной с песнями Данского. Ну а я уже был заметным функционером в авторской песне и имел возможность, ни с кем не советуясь, позвать Гришу без всякого конкурса в наш тогдашний фестиваль со странным названием «Моя песня на компакте». Да и какие тут конкурсы!

И, конечно, возникнув именно в бардовском сообществе, Гриша шуму наделал. И музыкальный его язык и поэтический в середине 90-х был крайне не привычным. Да и вид тоже. Парень-то был богемный. С косынкой на шее, как Вознесенский. А мы ведь не знали как легко и с удовольствием он умеет меняться и переодеваться. В те времена уже звучали и первые шуточные его песни, вроде «Любви к философии», но все же в наших глазах Данской оставался очень серьезным поэтом. И очень непривычным музыкантом.

А потом я на радио открыл бардовский проект «Поговорим за жизнь» и Гриша сходу согласился участвовать в нем как ведущий рубрики о классике авторской песни. Рубрика назвалась «Классическая пора» и тут-то меня ждала первая неожиданность. Оказалось, что молодой парень, студент, рок-н-ролльщик вчера не просто замечательно знает классику, но еще и умеет рассказать о ней очень по-своему, с личным отношением, с личной любовь. И нежностью. Ну, а дальше Данской уехал в Москву, как и полагается всем, ищущим возможности зарабатывать творческим трудом. Уехал, так и не показав себя толком с другой стороны. А я ведь, если вы помните начал говорить о нем, как о человеке, виртуозно владеющем всеми жанрами авторской песни.

С этой стороной Гришиного творчества и его таланта мы познакомились чуть позже, когда в один из приездов на Родину не то для хохмы, не то просто соскучившись, он собрал несколько сокурсников и назвал эту бравую бригаду «Пятый корпус». Название без особой фантазии. Просто в корпусе под номером пять в пермском университете располагается филфак. И вот уж репертуар этой-то команды лирику вообще не признавал. В первые годы-то точно.

Я здесь ставить ролики Пятого корпуса не стану. Там давно уже другой состав, другой репертуар, да и к авторской песне это команда имеет отношение скорее по инерции. А вот песню Данского из пятикорпусных времен поиграть стоит. Это удивительное явление – его песни в корпусе. Чисто русское раздолбайство с чисто русской при этом гражданской позицией шутовского возмущения по любому поводу. И все это на крепкой профессиональной филологической основе. Можно возмущаться, можно любить, можно даже ненавидеть – допускаю, но вот равнодушным остаться нельзя. Не получится.

И вот после всех этих чудачеств, хулиганства, философских притч, шутовства и глубочайшей лирики Гриша, по-моему очень закономерно пришел и к театру и к фольклору, и к фольклорному театру. Знаете, о любом из этих направлений его творчества можно писать даже не статью – диссертацию можно защищать, но закончить этот текст я хочу еще одним крутым виражом его творчества, которого от него никто не ожидал. Действительно никто. И когда эти песни у Гриши появились, я сам видел как люди разводили руками – ну не за этим они пришли на концерт Данского. А Данскому, если честно, никогда особо не было дела до того, кто и чего от него ждет. Гриша как-то всю жизнь ухитрялся следовать за велениями собственной, а не чьей-то там чужой души. Я говорю о песнях суперклассических, которые он вдруг в далеко не юном возрасте стал привозить из гор, из каких-то настоящих путешествий. И даже я, почти полтора года еженедельно слушая его отличные тексты о классиках нашей песни, о самой песне классической поры не мог представить, что когда-нибудь услышу не рассказ об этом, а собственно песни, написанные по самым, что ни на есть классическим канонам. Сыгранные, правда, современно. Но это уж… Нельзя же и родному изобразительному языку изменить, осваивая такие разнообразные, и такие родные для нас жанры, мирно уживающиеся в уютном, но огромном мире под названием Авторская песня.