Я так часто слышу от молодых мам признание, которое, кажется, пугает их самих. «Я не уверена, что люблю своего ребёнка». «Он мне очень дорог, но я не знаю, любовь ли это». «Он мой, я его мама, я забочусь о нём, но то, что я чувствую, не похоже на любовь». Знакомо? И почти все они говорит: «Но я ничего не могу с собой поделать, это же чувства, они или есть или нет!»
С первым ребёнком у меня обожание и счастье нахлынули сразу, ещё пуповину не перерезали. И также быстро через пару часов отхлынули, уступив место увлекательному первому знакомству с младенцем вообще. Со вторым – нежные чувства с первых дней очень тесно переплелись с чувством вины и тревогой, с бесконечным страхом за его жизнь и непониманием происходящего. С третьим – меня накрыло наслаждением каждой минутой с ним, днём и ночью, трепетное любование его улыбкой, его взглядом, его движениями, движениями растущего здорового ребёнка, того, чего мне так страшно не хватало со средним сыном… Но любовь?
«Но любовь, Орасио, какое слово!» - главу «Игры в классики» Хулио Кортасара, которая начиналась этими словами, 15 лет назад я зачитала до дыр и знала наизусть. С детьми и с годами любовь стала отождествляться с принятием. И, нет, не любовь стала примитивнее и проще, как раз наоборот. Любовь стала сложнее и глубже, потому что принятие, искреннее и полное, это самое сложное, что я знаю сегодня на земле.
Очень смело будет сказать, что я поехала в Индию за принятием. И одновременно – правильно и честно. Главное, чего я отчасти интуитивно ждала от Индии: научиться любить своих детей. Научиться любить как любят индийцы: всем сердцем привязываясь к ним и одновременно ни секунды не удерживая рядом. Индийские дети практически не имеют игрушек, часто на улице я вижу, как они играют палками и камнями. Индийские дети не избалованы вниманием: с раннего и утра и до поздней ночи матери не разгибают спины на рисовых полях, отцы заняты хозяйством или торговлей, прочие родственники (которых много) стирают, штопают, готовят еду, кормят скот… Накормить и одеть детей – для родителей это главная задача в Индии. Хорошо бы ещё выучить. А вот о том, чтобы развлечь, даже речи не идёт. Смотрю и сразу вспоминаю детские развлекательные центры в своём городе – по одному на каждые 100 квадратных метров… Мы заменили ими любовь.
Здесь, в Индии, я как драгоценные камни собираю эти минуты любви, которые вижу, между индийскими родителями и индийскими детьми. Вот послеполуденное солнце сморило торговца дешёвыми платьями в его большой, пёстрой лавке. А на руках у него клубочком свернулась маленькая девочка. Он спит так чутко, так бережно поддерживает её рукой, и так безмятежно и спокойно спит на его груди она… А вот из другой лавки выбегает такая же малышка, звонко хохочет, и тут же снова скрывается среди разноцветных платьев. За ней выбегает папа с радостным: «Ку-ку! Бабууу!» - и тоже ныряет в платья. А вот на пляже индийский папа танцует для своей годовалой малышки. Она что-то поёт и радостно хлопает в ладоши. Папа танцует, вы только представьте!
Индийским родителям нечего дать своим детям из всего того, что привыкли давать своим детям мы. А мы, к сожалению, практически не даём своим детям того, что так легко и щедро отдают индийцы. Мы моем для своих детей фрукты с марганцовкой, сто раз на дню протираем им руки антибактериальными салфетками, мы учим их правилам дорожного движения и основам безопасности в быту, мы стараемся быть рядом каждую минуту, чтобы ребёнок, не дай бог, не упал, не ударился, не поранился, не обжёгся и – список бесконечный. Всё это не имеет ничего общего с любовью. С принятием. И именно этому я учусь тут каждый день. И, пожалуйста, Индия, наберись терпения, не прекращай свои уроки, мне нужно искоренить в себе тридцать лет других примеров и своё собственное детство!
Принимать Митю – это научиться его отпускать. Это – научиться доверять ему и верить в него, наслаждаться его самостоятельностью, оставаться в стороне, когда он принимает решения, сравнивает, выбирает, ошибается, падает. И когда он возвращается ко мне – встречать его с благодарностью, радостью и готовностью снова отпустить. Делиться с ним всем тем, что я умею и знаю, когда он готов и хочет это принять. Не требовать от него всего того, чего я просто не имею права требовать: подчинения, послушания, помощи. Но с благодарностью принимать от него всё это и ценить не как должное и навязанное извне, а как осознанное и идущее от сердца. И, ох, как же это сложно…
Принимать Гошу – это, прежде всего, научиться понимать его. Другого, особенного, не говорящего ни слова, не умеющего показать, чего он хочет, что ему мешает, где у него болит. Понять причину его заливистого смеха и горького плача, испуганного взгляда и доверчиво вложенной в мою руку ладошки. Я ведь уже давно поняла, что задача родителей особенных детей – не вылечить их любой ценой, не превратить их жизнь в бесконечную череду больниц, врачей, обследований и реабилитаций. Задача родителей – сделать детей счастливыми. Что для этого нужно? У каждого свои рецепты. Кому-то важно встать на ноги и научиться ходить. Кому-то – научиться выражать свои чувства в музыке, в рисовании, в любом творчестве, дать им выход, освободиться. Кому-то – суметь самому одеться и самому поесть. Но главное для счастья – всегда ощущать себя нужным, желанным. Ощущать, что тебя принимают. Большинство родителей (хороших родителей!) особенных детей – лечит их, ежедневно занимается с ними, заботится о них… но не принимает. А я очень хочу принять Гошу. По-настоящему принять, не временными приливами чувств. Я хочу каждую минуту ощущать радость и благодарность за то, что он есть и живёт рядом со мной. Я хочу ощущать радость и гордость оттого, что понимаю, что происходит в этой маленькой голове и в этой загадочной пока для меня душе.
Принимать Никиту – это (невероятно для меня!) как снять скорлупу. Расслабиться и довериться какому-то внутреннему потоку, материнскому чутью, основанному не на книгах психологов, педагогов, врачей и т.д. Я привезла в Индию шестимесячного ребёнка без единой прививки. Я не дала ему ни одного лекарства: ни от заложенности ушей в самолёте, ни от тошноты на местной дороге серпантином, ни от соплей, которые бесконечно вымывает ему море. Я кормлю его по требованию, и это уже нельзя назвать словом «кормлю», потому что, чаще всего, он берёт грудь на пару секунд по каким-то своим внутренним, только ему понятным причинам. Берёт, блаженно закрывает глаза, делает пару глотков, и уже, полный энергии и счастья, куда-то ползёт по своим делам дальше. Я сплю с ним в одной кровати, хотя до сих пор могу назвать сто причин, почему я против совместного сна. Доверять своим ощущениям – это, прежде всего, быть готовой принять всё, что случится после. Принять Никиту как есть – это расслабиться. А это так трудно после трёх лет напряжения с Гошей…
Моя мудрая Индия – такой терпеливый учитель. И такой беспощадный. Каждая ошибка в общении с детьми, которая в поверхностности и суете моего города осталась бы незамеченной, здесь вырастает до катастрофических масштабов. Каждая ошибка – как будто ещё одна ниточка между нами рвётся. Ещё ошибка – ещё ниточка. Безвозвратно. Особенно это ощущается со старшим сыном. Плюс ошибка – минус ниточка. Это очень страшно. А ещё – очень хорошо, потому что только так можно во время остановиться, во время научиться. В противном случае можно неожиданно в 14-15 ребёнкиных лет, когда он хлопнет дверью своей комнаты, вдруг увидеть, что все ниточки порваны и ни одной не осталось…
Принятие, Индия, твой самый главный и самый трудный подарок.