Если я когда-нибудь с пеной у рта буду доказывать, что летела в Париж, стойко преодолевая свою аэрофобию, исключительно ради того, чтобы полакомиться устрицами, можете смело уличить меня во лжи и отправить в кругосветное путешествие на самолете.
Об устрицах я имела в свои полные двадцать пять весьма туманное представление, предпочитая из гастрономических изысков жаренную до умеренно коричневой корочки картошку, которая нежно и доверчиво прижимается в духовке к курочке с парящим на огне хрустящим капюшоном.
Устрицы в моем воображении ни к кому не жались, а мрачно улепетывали от любителей ими лакомиться в кусты черной смородины, чьи листья, кстати, в сочетании с мятой можно щедро добавить в сладкий-пресладкий чай, которым отлично запивать умеренно коричневую картошку.
И все же потребление устриц входило в моем воображении в обязательную культурную программку посещения самого распиаренного города на планете. В тот момент я не подозревала, что между мной и устрицами с каждой минутой воздвигается все более прочный языковой барьер.
Из нас двоих – а это я и моя убеленная по самые корни бабушка – полиглотом считалась, определенно я. В этом предложении «считалась» - ключевое слово. Другими словами, пока я маялась возле плохоговорящей по-английски, по-французски и даже испански горничной, боясь опозорить своего учителя иностранного языка неверным произношением, в коридор, не спеша, выплывала бабушка, успевшая уже переодеться в домашний халат.
- Любезнейшая, - вздрагивало эхо на другом конце коридора, - Полотенце, ай момент.
Горничной было достаточно бросить один короткий взгляд на бабушку, чтобы немедленно выучить русский.
Возможно, поэтому бабушка в течение всей нашей поездки лакомилась, чем хотела, а я коротала дни в надежде узнать, как же будет «устрицы» по-французски.
В наш первый вечер, мы присмотрели небольшое кафе на Монмартре. С утром втиснувшись на маленький столик (у меня есть теория, что французы специально делают столики в своих кафе такими маленькими, чтобы туда не вместилось большое количество тарелок), мы в предвкушении позвали официанта.
Колоритный хромой официант окинул нас хмурым взглядом, прохромал пару шагов и ловко зашвырнул меню на стол, ровнехонько посредине.
Бабуля что-то подумала губами про себя и, удовлетворенно кивнув, закрыла меню. Я же, напротив, долго и пытливо изучала каждую строчку, но в итоге разгадала только одно блюдо: «onion soup».
«Отлично», - подумала я, - «Сегодня я попробую луковый суп, а уж завтра оторвусь на устрицах».
Официант также хмуро выслушал заказ – ну, как выслушал – скосил глаза на наши пальцы , которыми мы тыкали в выбранные блюда, потом резким движением взял со стола меню и недовольный похромал на кухню.
Луковый суп был великолепен. Поверьте - это говорит человек, который всей душой ненавидит вареный лук.
