Работал у нас старик. Приехал он откуда-то с таежного Урала годах в 50-х. Почему он всеми ощущался чужим - неизвестно. В наши места все вселялись или приходили в разное время. Кто при Михаиле Федоровиче, а кто и при Александре Павловиче. Но в основном при Иосифе Виссарионовиче и Никите Сергеевиче. Собственно и народности прикочевали сюда с юга не так уж давно. Испокон здесь жил только олень.
Может обчество оценивало вселенцев по вкладу в территорию? Нет. Старик, пожалуй, вложил всех больше. Посадил миллион саженцев, потушил много пожаров, построил сотню домов. Но не родил никого – это да. А кто слыл обчеством-то – да бабушки по деревням. Со всем уважением к бабушкам.
Да и народности - при таком подходе, получается, только использовали богатства земли. Но не ломали же землю, лес и воды. Выходит, можно судить и по отсутствию вреда.
Старик поработал на лесоповале и сплаве, в лесхозе, пока не прибился к колхозу, сходив как-то на сенокос. К которому привлекали и бригады, набранные в леспромхозах. Хорошо на сенокосе – природа, рыбная река, лето. Знай коси – вороши - греби - стогуй.
Был старик тих и умел, брался за все дела. Ковал, варил, точил железо, чинил технику из ничего. Особенно ему удавались срубы. Пятистенок 10Х20 с его участием рубили за неделю. Без него бывало и за две. А раз, когда в поселки завезли какой-то забористый ром - вообще за месяц срубили.
Вот с этим ромом и приключилась история.
Весной по большой воде лес был выбран, заготовлен, сплавлен, ошкурен, вода уже пала и лес подсыхал под горой. Мох был заготовлен.
Собралось нас пятеро. Старик рубил два угла, остальные взяли по одному и за неделю подняли сруб. Врезали стропила. Вырезали лазы на месте проемов. Ждали катер с понтоном и доской, да так и не дождались. Углы накрыли, все поехали торопить катер. Который должен был поднять и какую-то еду. Рация попалась нерабочая – ничего не узнаешь. Как назло бригады рыбаков еще не поехали – нерест - спросить не у кого.
Я, как самый молодой, остался делать дровяник и убрать в него хлам на дрова.
Мужики резонно рассудили, что если катер не пришел, то имел на то веские основания, типа поломки, поскольку воды хватало. А ждать воду - была половина работы капитанов и их помогал на горных реках.
Мужики уехали и пропали. Я сделал все, на что хватило материала. Еды не было уже дня три. Вместо чая пил бурду, сваренную из прошлогодней клюквы и листьев брусники. Как-то проще в молодости относились мы к отсутствию еды.
По истечению трех суток, соорудил пленку на уток из веревки и расплетенной веревки, поставил между берегом и островком. Вода скакала – то вверх, то вниз, и поправлять пленку приходилось очень часто. Без сети и снастей рыбу было не взять.
Примерно через неделю, когда я уже наладил слопцы на боровую и на первое и последнее у меня был отвар из уток, подтянулись мужики на лодках, груженых доской.
Лица их были зеленоватые. Старик в вытянутой руке нес бутылку Абу Симбела, которым в тот год были полны леспромхозовские магазины. Алкоголь тогда и продавался только в леспромхозах. Какой не спрашивайте - всякий, был к нему равнодушен. Народности к алкоголю не подпускались. Задержка выяснилась.
Следом пришли еще лодки с досками. Разгрузили и подняли материалы. Стол был уставлен пирогами да бутылками.
Вот тут, после, Старик и рассказал свою историю.
По возрасту он не попадал на фронт. Как-то уговорил кого-там подчистить год рождения. И должен был призваться в начале 44 года. Пацаны тогда и на Урале ходили на промысел – били белку и дичь, ловили рыбу. Им объясняли, что мех меняли у капиталистов на технику, а мясо и рыба поставлялись бойцам. Старик, который тогда был пацан, справлялся о повестке, а матушка ее скрыла.
После Победы ему вручили другую повестку – полгода лагерей за уклонение от призыва. А поскольку везти его было не на чем, а сопровождать некому, ему предписали прибыть в лагерь своим ходом. Старик шел тайгою и через горы в лагерь недели две. Рассматривая весеннюю природу. Для вольного человека заключение, даже краткое, вызывало опаску. Пришел к лагерю как был – с ружьишком и котомкой. Отдал повестку начальнику. Тот посмеялся, сказал - иди обратно. Обратно пацан вернулся за несколько суток. Еще через год пацану пришла медаль за ударный труд в тылу во время войны. Но судимость так и не сняли.