Всем привет! Статья-исследование с внутренним взглядом.
"В недрах сердца, в глубине, есть то, что не горит в огне,
теплом и светом озаряя, влечёт к познанию… к себе".
"Человеческое существо, непринуждённое и благое,
Словно цветок раскрывается солнцу, являет с миром себя.
Без лишних прикрас и ущемлений, без тайн и возвышений.
Нутром прекрасным и простым, и с благодарностью за жизнь".
Это открытие как пример, существующий в природе.
Человек же сейчас далёк от такого состояния и больше кажется серой коробкой, в которой есть лишь цена или вовсе ничего. Это "коробка" удерживания, непозволения, где правит контроль. Причины появления лежат в области самосознания.
Первое ощущение, которое возникает в таком качестве — это постоянная сохранность себя. Иными словами, преследуется боязнь потерять.
Самое интересное, что это неконкретно, т.е. форма может быть разная — вещь, человек или состояние, но в этой боязни есть потребность всё время иметь некую связь как самоощущение… что "всё в порядке, у меня есть что-то".
Это тяга быть связанным с чем-то, кем-то, в результате чего есть хоть какое-то чувствование себя. Так ассоциируется, точнее, воспринимается существование, и этим часто определяется "жизнь".
Но дело в том, что такие связи становятся цепями, поскольку стараются сохранить сами себя — удерживать, за счёт страха. Это как если бы птенец вдруг прирос к гнезду, так и не полетев. Или ребёнок — к рукам и груди матери.
Как это происходит? На более тонком уровне, там, где мы считаем себя взрослыми, и то, чего не делает за нас природа в младенчестве.
Это происходит с постепенным копированием, впитыванием того, на что опирается окружение, близкие люди, в итоге на звучание общества и окружающего пространства.
А в этом пространстве звучат игры формы "я", на что внутренне идёт постоянная опора человеческой сущности. И всё бы ничего, если бы эти формы не были искусственными, или было бы понимание неподлинности, так как всё это деланное, но не рождённое. Я бы сказал даже, сотворённое — это ещё не есть сущее. То есть формы подобны лишь образу, побуждаемые простыми и глубокими принципами одновременно. Таким, например, как жить — существовать в форме страха небытия, отчуждения. То же одиночество. Что равносильно потери связи и ощущения "ничто", то есть смерти.
Поэтому растущий ребёнок зависим становится. От связей. Он учится, точнее, воспринимает, что его принимают к себе за что-то. За выполнение правил или ещё каких действий, одобренных теми, кто даёт взамен доступ к связи. Отсюда практически постоянно у него мотивируется желание что-то иметь, как искажённая тяга к жизни, её связности. Таким образом, попадая в страх и условия, определяющие иметь или не иметь связь, становится вынужденной такая форма выживания.
Идёт поиск наполнения и ощущения этой важной связи, опоры. А, взявшись, попытка сохранить/удержать и приумножить форму, дающую больше. Но больше чего?
Здесь я чуть возвращаюсь к такому моменту. Момент формирования себя. Той самой образной формы. Ведь, по сути, это подобно одежде, которая лишь приспосабливает тебя к условиям. Если бы человек не сам стал этой одеждой. То есть он или, можно сказать, я постоянно подстраиваюсь и наполняюсь ради условий сохранности самоощущения, а не того, что за этим может быть.
И этого всегда мало, т.к. такое самоощущение всегда конечно, и нужно подтверждение.
Представьте, что росток растения стал стеклянным, или кирпичным, или вообще непробиваемым металлом, да ещё и в асфальте. И у него происходит соприкосновение с другими подобными на уровне таких вот структур, которые сооружил и которыми пропитался.
Поэтому зачастую взаимодействие людей происходит на уровне вывесок, ценников и одежды. Тут можно встретить деланное добро, выгодную заботу, обличие правильности, каменную ауру спокойствия и позолоту успешности.
И это всё нужно для ощущения. Той связи, той энергии, что дают видимость некого сопричастия. Во избежание одиночества и отчуждения.
Из этого можно понять, что же страшит человека в проявлении как есть. Или в правде.
По-простому, это брошенность, непринятие в "связь", порицание как форма отчуждения. То, чему по внешнему ощущению ничего не достанется, казалось бы, т.е. нет выгоды получить. Это как не иметь опору или потерять то, что ты считал или считаешь собой. Например, образ одежды. За формой этот страх часто ощущается в виде ничтожности и слабости человеческого существа. Соответственно, человек стремится избавиться от всего подобного, вызывающего такие чувства на внутреннем плане. В постоянный противовес, как избежание, он старается стать сильным и что-то достичь, изменить.
Где-то в глубине он хочет быть принятым, чтобы ощущать себя нераздельным от чего-то действительно нужного, требующего подтверждения жизни.
Теперь представьте воедино. Как если бы за всем стояла попытка жить. Но эта попытка или попытки сильно сдерживаются, искажаются, подавляются, обуславливаются. Условия — как правильно, значит, приняли — получил; и как неправильно — значит, отвернулись — остался один. А подсознательно никому не хочется оставаться одному, и нужно как-то сохранить себя, поэтому формируются фильтры и отношение.
Эти фильтры и есть принятие или непринятие чего-то. Это та неосознанная "простройка" связей и избегание тех соприкосновений, что напоминают о собственном страхе потери и отчуждения.
Легко проявляется в виде неподобающего поведения рядом с вами — люди, ситуации — с чем внутри не хочется ассоциироваться, чувствовать причастным к тому, что подавляется, контролируется.
Здесь обнажается момент разрыва, и включается механизм отрицания — как не дать возможность соединиться чувством и отдалить себя ещё дальше. По-простому — непринятие. Будто бы ты это сам, и сам себя отрицаешь. Тут человек не позволяет себе проявления чувств, связанных со слабостью, расстройством, потерей контроля. И снова подавление.
Как уже упоминалось, человек страшится связи с собственной слабостью, бессилием, боясь в итоге быть отвергнутым и потерять, что имеет. А старается он иметь, например, чистую одежду, благопристойные манеры и удобные привычки, кого-то как моё, связанное с чувством лишь наполненности или насыщения. Боится потерять себя. Того, кого "выстроил" или что имел.
Поэтому человек не позволяет. Не позволяет чувствовать боль, связанную с беззащитностью.
Фактически, человек отвергает часть себя, соприкосновение с которой сводит "на нет" всё его формальное становление.
Мы не позволяем себе ошибаться, не позволяем проявление слабости, испытывать нелицеприятные эмоции и так далее. У каждого есть подобное в той или иной степени.
И ведь посмотрите, за всем этим у всех практически есть тяга быть принятым, нужным, любимым.
Можно ли отрицать то, за чем стоит желание жить? Как у меня, так и у тебя, и каждого.
Разве не хочется оставить все эти сражения, войны, переделывания и обратиться к Жизни? Как быть может иначе. С чувством и глубиной, насколько это возможно.
Разве не хотим это позволить?
Так как, может, мы позволяем малым детям шалости, ошибки, небольшую свободу действий, где дети просто играют. Большинство к этому относится с пониманием. И это уже некоторое позволение, но оно скорее прописанное, будто бы детям положено и много прощается. Общественное снисхождение. Конечно, тут много условий, и детей мало кто считает полноценными таким образом, прописывая в пространстве ограниченность и ущербность — неравность. К слову, думаете, дети это не чувствуют? И не пытаются ли потом доказывать обратное…
Но вернёмся к тому, что бывает как-то иначе.
Родители могут любить/принимать одинаково — и того, кто внешне радует, и того, кто с недостатками. Как говорят, "материнская любовь". Ведь позволение — это возможность. Возможность вырасти, быть… и жить. Как плодородная земля даёт возможность прорасти почти каждому семени.
И теперь, не позволяя чему-то быть. Например, негативное отношение к курению или отвращение от вида нетрезвых лиц. Такой человек постоянно находится во внутренней борьбе, где некое избранное "я" пытается победить остальное. Отделиться и не чувствовать связи. Чтобы этого не было. При этом внутренне постоянно говорить себе — я не такой(ая), и жёстко отделять. И это только от одного вида другого человека или ситуации. Хотя, фактически, происходит соприкосновение через органы восприятия и части внутреннего внимания, обнажая границы внутренних структур. Далее — реакции, точнее почти сразу через отношение. Это происходит так же реально внутри, будто бы от этого зависела твоя жизнь.
Но когда человек побывал в такой ситуации — как на той стороне, то появляется возможность увидеть одинаковость своего положения и того — другого, и, возможно, отнестись теперь уже с пониманием.
Тогда меньше тратится сил на борьбу с собственным отношением, запретами, подавлением, высвобождая место для чего-то иного. Например, место для настоящей заботы, начиная с себя и того, кто рядом. О теле. О ребёнке, который чем-то раздражает или не угодил ожиданиям. Может, тогда человек почувствует заботу о самой жизни, не как о чём-то отдельном и не в образе "как надо".
Позволение и непозволение тесно связаны с чувством важности.
Важность чего-то одного в самоопределении или в какой-то момент, и больше ничего. Важность внутреннего отношения, связанного с самим формирующимся или уже оформленным я. Важность определяется тем, за что человек внутренне сильно держится и не желает отпускать. Иными словами, связал себя. Тогда человек забывает о жизни. О самой возможности.
В позволении есть открытая ладонь, где всегда возможно как присутствие — касание и связь, так и свобода, но не удерживание. Где позволяется сама возможность.
Вернёмся к важности.
Важность одного мешает видеть другое, остальное.
Позволение открывает взгляд.
Позволить себе чувствовать. Например, реагировать. А затем позволить реагировать тому, что реагирует следом. Реакция на реакцию. Давая место быть чувству, мысли, привычная хватка важности раскрывается как луковица, слой за слоем.
Обнажаются связи, правда. А это уже видение и возможное признание, высвобождение. И, быть может, откроется место тому, что называется принятием.
Но принятие это не инструмент и не способность. Принятие без глубинного понимания и всех тех процессов, что сказаны выше, без некой уже мудрости широкого живого плана… невозможно. Оно не работает отдельно. К нему нельзя перешагнуть.
Если позволение сравнимо с открытой ладонью, то принятие — это целое поле, на котором всё растёт. Этого нельзя достичь или как-то развить.
Принятие — как основа нераздельности, где есть глубинная связь, не ломающая, не заставляющая, не переделывающая, не отчуждающая, потому что кто-то какой-то не такой(ая). Это близко к состоянию чистосердечности — знакомое и далёкое одновременно.