Только шикарная женщина может носить это имя.
Ее кровать, занавешенная тряпкой под видом шторки, стоит позади моей. Поверх тряпки висит полотенце, вязаная кофта, лифчик (каждая чашечка размером с кастрюльку), поясок от халата. Если заглянуть внутрь, - там подвешена корзинка, куда Наталья кладет телефон и всякие мелочи, и узкая полочка у стенки, где стоит косметика. Темно и влажно. В берлоге этой ворочается тело килограмм более ста.
Наталья жалуется, что мужчины, проходя по коридору, не уступают ей дорогу. Я думаю, она кокетничает, или же мужчины пытаются таким образом заигрывать с ней, потому что не уступить ей дорогу, это все равно, что по своей воле врезаться в танк. Она идет, широко расставив ноги, как моряк по палубе, опасно раскачивается из стороны в сторону. Я пыталась как-то скопировать ее походку – хотела понять, что чувствует человек, который ходит так, и не смогла.
Во что она одета, нельзя сказать. Старое платье двенадцатилетней девочки - короткое, с расклешенной юбкой, под юбкой трико бывшего мужа, достигающее лишь середины мощной икры, сверху что-то, напоминающее распашонку младенца, треснувшее на плечах и не сходящееся на груди. Прическа похожа на свалявшийся парик, который за давностью лет невозможно расчесать, поэтому приходится просто носить вместо шапки.
Наталья считает, что ей не нужно ничего этого – новой одежды, ухоженных волос и стройного тела, ведь уже 52. Есть дочь-студентка, которой она покупает телефоны, сумки, сапоги, оплачивает квартиру (не жить же девочке в общежитии), учебу и обновление гардероба. Девочка не должна ни в чем нуждаться. Если сейчас не дать ей высокий старт, как она дальше в жизни будет? Каким добрым словом мать помянет? Слушаю их телефонные разговоры по вечерам, где они планируют, что еще купить «девочке», какие перчатки подобрать к новым сапогам и какую цепочку к новому браслету, и не могу удержаться от вопроса.
- А вам пожить для себя не хочется?
Наталья поворачивается ко мне. Глаза ее часто мигают (нервный тик), и она становится похожа на удивленного поросенка.
- Я с мужчинами завязала.
- Я не в этом смысле. Вы могли бы и себе купить что-нибудь.
Наталья сидит, раздумывает.
- Мне Рамазан предлагал, - наконец-то говорит она. – Но он и Ольге предлагал, а я так не хочу.
Впрочем, чего это я? Ведь у каждого свои радости жизни. Кому-то новое платье, а кому-то вкусной еды после трудового дня. Наталья крупно крошит капусту – разрезает кочан на несколько частей – и тушит со свиными ребрышками. Она готовит в пятилитровой кастрюле, да так всю за раз ее и съедает.
- Не люблю долго чикаться, - говорит она, поправляя вилкой разваливающиеся капустные листы, - раз-раз и готово.
На закуску рубит помидорный салат с майонезом, луком и сыром – в салатнице чуть больше детского ведерка.
Ест Наталья прямо из кастрюли, почти засунув туда голову. Аппетитно причавкивает. Иногда мне кажется, скоро она сможет и так, одной головой, без помощи ложки и вилки обходиться – зачем долго чикаться?
Бывает, Наталья злится на себя и пытается ограничиться по вечерам одним салатом, но зато уж его готовит ведро. Салат делает греческий: с брынзой, оливками и сладким перцем, он все-таки посытней помидорного будет. Вздохнув, поливает его растительным маслом вместо майонеза.
Для комфорта Наталья ест в трусах и лифчике. Ее нежная кожа сияет, на ногах и животе – ни целлюлитинки. Она похожа на новый диван с большими упругими подушками, обтянутый атласом. Он теплого, нежно-персикового цвета, так и тянет прилечь. При ста килограммах у нее четко выраженная талия и стоячая грудь, даже в лифчике видно, какой красивой она формы. Удивительная гладкость и подтянутость всего тела.
После ужина Наталья так и расхаживает по комнате в белье, и старое и обтрепанное, оно не может ее испортить. Смотрит в окно.
- Меня взял к себе один, обещал после смерти дачу и квартиру переписать, но мы не ужились.
- После смерти? А сколько ему было?
- Семьдесят.
- Почему не ужились?
- Он жадный очень. Я куплю печенье, а он каждый раз спрашивает, сколько стоит. Говорит, ты должна понимать, с кем живешь.
- А кто он?
- Руководитель казачьего хора, почетный казак. У него сабля есть. Еще в университете преподает, профессор. Я сама работала, за свои те печенья покупала. В постели ничего не может, а я ничего не хочу. Так и промучились три месяца, ни разу не получилось. Зачем брал? Говорит, холодная ты. А я ему: ты мне материально помоги, так я горячей стану. А то что мне, смерти твоей ждать, чтобы пожить? Потом охранник с работы приставал. Ему сорок, и всё мне: подумай, подумай. Я такой, ах какой, ты сама просить будешь, у меня все женщины просят. А чего мне просить? Я попросила у него колье за 150, а он говорит, дура ты. Так и не договорились. Потом Рамазан этот… и с Ольгой и со мной хотел, тьфу. Нет, всё, я с мужчинами в завязке. Есть дочь, о ней надо думать.