Серьезное отношение к интересам животных и чувство ответственности за них до такой степени, что мы принимаем решение о формировании политического сообщества, в котором учитываются их интересы, - это вопрос не только правил и институтов. Это также требует глубоких изменений в том, как мы представляем и чувствуем себя. Это изменение выходит за рамки преодоления антропоцентрических основ нашей этики и политики.
Оно идет рука об руку с новой философией субъекта, реляционное измерение которого подразумевает, что ответственность определяет нашу идентичность. "Я", поскольку я отвечаю на зов другого, и есть зов, исходящий от животных, рассматриваемых как индивидуумы, и спрашивающий нас, кто мы есть на самом деле.
Здесь животное может быть и другим, и наша ответственность распространяется на него. Ответственность меняет нашего человека изнутри. Она также освежает значение свободы, которая больше не относится к способности делать выбор и изменять его. Более того, ответственность нельзя приравнивать ни к долгу, ни к обязанности, поскольку она не вытекает из выбора.
Она является ответом на призыв другого. Наконец, она связана с нашей уязвимостью. Только уязвимый человек может чувствовать ответственность за другого. Уязвимость выражает слабость любого чувствующего существа, животного или человека, которое испытывает ущерб субъективным образом, но она также предоставляет возможность заботиться о другом существе. В своей рациональности ответственность выходит за рамки эмпатии, поскольку мы можем нести ответственность за людей, которые не находятся перед нами или которых еще нет.
В этом смысле ответственность - это особая черта человека. Животные могут чувствовать сопереживание, но никто никогда не видел, чтобы животное оплакивало исчезновение вида. Тем не менее, мы, люди, должны чувствовать некоторые эмоции (такие как страх или стыд), чтобы наша ответственность заставляла нас действовать. Уязвимость - это способность быть раненым, потому что один страдает, но также и потому, что один несет ответственность за другого.
Жалость - это источник нравственности; это предрефлексивное отождествление с любым существом, испытывающим боль. Она отличается от эмпатии, которая сохраняет различие между мной и другим и относится к нашему представлению.
Жалость, как говорит Руссо, является врожденным отвращением, которое мы испытываем, когда находимся в присутствии страдающего чувствующего существа. Жалость не является ни ответственностью, ни справедливостью, но можно ли говорить об ответственности и справедливости, когда нет жалости?
То, что происходит сегодня с животными, особенно в мясной промышленности, напоминает боевые действия. Это не только борьба против животных, но и война внутри нас самих, поскольку мы душим голос жалости.
"Мы призываем к нравственности и справедливости, но бедственное положение животных во всем мире свидетельствует о том, что наша нравственность и справедливость - это всего лишь слова."
Люди продолжают есть мясо, даже несмотря на то, что они знают, как разводят и усыпляют коров, свиней или кур. Когнитивный диссонанс, характеризующий людей, которые продолжают делать то, что, как они знают, неправильно, влияет на формирование нашей идентичности.
Чтобы уменьшить этот диссонанс - а также активно избегать ситуаций и информации, которые могут его усилить, - индивидуумы стремятся к последовательности и используют такие стратегии, как отрицание или рационализация, которые, например, приводят их к тому, что мясо воспринимается просто как пища, а не как бывшее живое существо.
Люди, которые едят мясо, используют стратегии, чтобы оставаться слепыми к проблемам животных, ставя при этом психологический блок-защиту. Напротив, те, кто принимает реальность - даже если она в значительной степени ускользает от нашей способности к восприятию - испытывают шок, и для них становится невозможным питаться животными.
Уязвимость как подверженность страданиям других людей, в том числе животных, является первым шагом. Без такого воздействия и чувства стыда за то, что люди причиняют животным, невозможно изменить наш образ жизни. Таким образом, серьезное отношение к страданиям животных - это не просто вопрос аргументации и расчета.
Оно требует глубоких изменений в том, как мы думаем, чувствуем и живем. Эта внутренняя эволюция, в свою очередь, подразумевает, что мы избавляемся от всех наших социальных атрибутов, чтобы в полной мере осознать то, что мы разделяем с другими чувствующими существами, и признать, что их страдания приносят нам неприятные ощущения.
