Знаешь, тело бежит от любых попыток заниматься тем, что нужно рассчитывать, прогнозировать и выполнять.
Так, например, ты оказываешься то у холодильника, то у окна, то в записной книжке.
Из записной книжки ты тоже бежишь.
Когда тебе повезло с образованием и воспитанием, то все еще остается вопрос продуктивной разумности.
Теперь тебе за тридцать. Ты практикуешь французский юношеский, если не сказать подростковый, стиль письма.
Мысль не может быть ни последовательной, ни тем более состоятельной.
Десять лет практики компромисса реальности и амбициозности вырастили на древе твоей жизни толстые ветви напускной зрелости, покрытые листьями чудачества. В почву заливают тонны любви, рабочих обязательств, крепкие минералы дружбы и покой старого и очень живого леса.
Однако тебе кажется, что тленная хворь поразила тело и несмотря на все хорошее, ты болен, глуп и бессилен.
Можно пытаться это лечить, но ты боишься, что недуг равен тебе по силам.
Можно собрать себя заново, однако ты помнишь, что все новое мясо висит на старых слабых от времени и травм костях.
Можно начать пить. И не закончить.
А можно спокойно прожить это время, найдя в себе мужество, признать несостоятельность собственных ожиданий.
Вместо сбора новой личности, потратить время, чтобы разобрать старую, дав реальному миру заполнить пустое пространство актуальным содержимым.
В недуге же, равном тебе по силам, можно узнать себя и ощутить через это свой текущий удельный вес, признать, что он вдвое меньше, и может недуг этот - это подавленная часть твоей собственной личности. Не положенные на алтарь перспектив качества, не потраченные на работу силы, - а невыполенные обещания, несказанные слова искреннего гнева или порицаемого другими сочувствия. Надетая обстоятельствами маска может ведь больно стягивать живую мимику?
Ну а пить можно и не заканчивать, если по границе водораздела трезвости не проходит граница твоей личности.