Елка была большой. Колючие иголки хлестали по щекам при каждом шаге, и она явно стоила каждого заплаченного за неё пенни.
Дэвид так не думал. Он понял, что посмотрел не на тот ценник, только на кассе и попытался со скандалом доказать, что это вина магазина, который только и рад нажится на бедных работягах. Но добился лишь проникновенных извинений и безвозвратно испорченной упаковки. Теперь елка, которая без сомнений оказалась “Ель канадская ЛЮКС”, а не “Ель лесная обыкновенная”, раздражала его не только ценой, но и докучливыми острыми иголками.
Она должна была радоваться и той искусственной безделушке, что он для нее притащил. Шоколаду, что покупался так редко. Но нет же! Ей захотелось елку, а он, старый дурак, захотел поиграть в любящего супруга.
Приладить елку к багажнику на крыше тоже оказалось не такой уж и простой задачей. Окончательно исколов все руки и умудрившись наглотаться иголок, Дэвид наконец сел в машину. Его трясло от усталости и злости, а в таком состоянии домой ехать было нельзя. Нужно было… успокоиться.
Да. От этой мысли на лице сама собой расплылась предвкушающая улыбка.
Успокоиться.
Прошептав заветное слово себе под нос, Дэвид завел машину.
***
Сегодня был Новый Год. В этом Марта была уверена, потому что наконец-то в доме появились электронные часы со встроенным календарем. Он даже любезно настроил точное время и дату, хотя сначала не хотел этого делать. Но Марта убедила. Она давно научилась убеждать.
Вот только с елкой вышел прокол. Не стоило настаивать — она уже потом это поняла. Когда Он, взбешенный ее упрямством, выбежал из дома, громко хлопнув тяжеленной дверью.
Ладно, ничего. Не страшно. Он вернется — конечно, без елки, — и Марта извинится. Сделает все как Он любит, поклянется, что это был последний необдуманный каприз.
— Я больше не буду, — прошептала она, репетируя. — Я больше не буду! Прости меня.
И молитвенно сложила руки на груди.
***
Бар был странный. Яркая неоновая вывеска обрамляла тупое название: “Леденец”, — но Дэвиду было все равно. Провинциальный городишко, до которого пришлось добираться два часа по заснеженным дорогам — что еще здесь ловить? Есть бар — и ладно. И хорошо.
Дэвид выбрался из машины и, подумав немного, оторвал от еловой ветки кончик. В последние годы денег было мало, все уходило на Нее. На глупые прихоти вроде шоколада и витаминов, на одежду и мебель, которую Она умудрялась регулярно портить. Он чувствовал, что начал сдавать. По крайне мере, здоровье уже подводило. Ныла после сна спина, ломило по вечерам суставы. А еще появился мерзкий запах изо рта, от которого Она вечно кривилась. Но молчала.
Аккуратно положив кусочек еловой ветки в рот, Дэвид осторожно его разжевал. На языке разлилась смолистая терпкость хвои. Некоторое время за свежесть своего дыхания можно было не опасаться, а потом это будет уже неважно. Она стерпит. Она вообще была понятливой и терпеливой. Именно поэтому Дэвид не менял ее уже столько лет.
Кривясь от противной хвойной кислинки, он проверил, правильно ли застегнута рубашка и нет ли на джинсах крошек от крекеров, которыми был забит бардачок, и толкнул разукрашенную мишурой дверь бара.
***
Коврик для йоги совсем истрепался. Марта задумчиво разгладила расслоившийся измочаленный краешек и вздохнула. Она уже много раз порывалась вписать новый коврик в Список, но в последний момент всегда находились вещи поважнее. Новая зубная щетка. Пачка витаминов подороже. Упаковка таблеток от головной боли. Прокладки. Презервативы. Поначалу Марта пыталась доказать Ему, что презервативы нужны не только ей, и что если она забеременеет, то придется ехать к врачу.
— Нет, — сказал Он твердо. — Никуда ты не поедешь.
С тех пор она вынуждена была отводить место в коротеньком, всего в пять пунктов, еженедельном Списке под средства защиты.
В качестве подарка на Новый Год и Рождество Он позволил ей добавить к Списку еще три пункта с одним условием: никаких чертовых аптек да хозяйственных отделов.
— Праздник, хуйли, — Он сплюнул прямо на протертый ковер, и Марта заранее скривилась, представив, как будет оттирать его впитавшуюся слюну. — Давай, старая карга, повеселись немного!
Марте было двадцать пять, но она действительно чувствовала себя старой каргой.
Возможно, поэтому она и попросила елку.
***
В баре было шумно. Для бара, это, конечно, было нормально. А вот для Дэвида — не очень. Он чувствовал себя жалким на фоне нарядных молодух, со слегка брезгливым почтением уступавших ему дорогу, и рядом с высокими полуголыми парнями, играющими мускулами на публику. Таким, как он, было не место в царстве неона и стекла. Косые взгляды отправляли его в Лондон, в маленькие тесные подвальчики с оленьими рогами на стенах и дерьмовым пивом по фунту за пинту.
Сжимая в руке дурацкий лотерейный билет, который ему всучили на входе, Дэвид протискивался к одному из свободных столиков. Тех было много — местная молодежь явно не собиралась тратить лишние деньги, когда можно было просто оттянуться на танцполе. У Дэвида тоже не было лишних денег, но сейчас он считал свои траты оправданными. И даже благородными.
Это же благородно — спасать всяких там зверушек? Китов. Тигров. Чертовых скользких гадов в каком-нибудь Тибете. Чесать языком на многочисленных собраниях, открывать фонды, из которых деньги утекали золотым ручьем в чьи-нибудь карманы. Он же, в отличие от всех этих идиотов-”Зеленых” приносил реальную пользу.
Он спасал людей.
***
Время шло, а Он не возвращался. Марта то и дело поглядывала на часы, а потом, когда дело стало близиться к полночи, отвернула их к стене. Долгая отлучка — это хорошо для нее. После них Он всегда был добрым. И вместе с тем, она боялась даже думать, что же приводило его в такое хорошее настроение. Иногда от него пахло алкоголем. Иногда — духами. А иногда — металлом и солью.
Марта старалась не думать об этом. Какое ей дело до того, что делает Он там, снаружи? Она научилась жить, почти не вспоминая, как начались эти отношения. Не задавая вопросов, довольствуясь тем, что у нее было. А точнее — тем, что давал Он.
Наверное, Он ее любил. Марте хотелось так думать. Столько лет вместе — ведь сложно заботиться о том, кого не любишь? Сначала Марта старалась сделать так, чтобы Он любил ее сильней. Когда еще надеялась на что-то. Потом был страх. Потом — апатия. Однажды она даже попыталась закатить скандал в глупой надежде, что Он закончит все раз и навсегда…
У нее почти получилось. Вот только время она выбрала неудачное — почти сразу после одной из его отлучек. Спустив пар одному ему ведомым способом, Он не успел еще накопить достаточно злости.
Сломанная рука и треснувшее в двух местах ребро до сих пор напоминали о себе промозглыми зимними вечерами. С сентября по май в списке неизменно присутствовали лекарства с кодеином. Он был врачом, выписать самому себе рецепт было совсем несложно. Но Он никогда не снисходил до того, чтобы обработать даже самые маленькие из ее ран.
Которые сам же и наносил.
***
Девчонки, девушки, женщины… Дэвид скользил по залу отрешенным взглядом и ждал, пока тот сам зацепиться за кого-нибудь в толпе. Он не знал, как это срабатывало, никогда не мог предугадать, на кого укажет внутренний компас. Несуразный значок на груди, маленькая, едва заметная дырочка на колготках, заколка с отвалившимся стразом в волосах — глаз цеплял их, нанизывал, как бусины на нитку, и ему вдруг начинало нестерпимо хотеться доломать, завершить чужое несовершенство. И непременно объяснить его обладательнице, что быть женщиной — это значит иметь определенные обязательство. Высшая честь, которую нельзя порочить дыркой на колготках. Что эта дырка — есть оскорбление для мужчины, который имел неудовольствие ее заметить.
Оскорбление для него.
***
Когда время перевалило за три часа ночи, Марта достала из шкафчика специальный лосьон и начала смывать вечерний макияж. Косметика и еда — это Он покупал вне Списка. Причем, если есть приходилось, что дают, то косметику Он покупал именно ту, что она просила, педантично обыскивая все магазины в поисках определенной, давно снятой с производства линии.
Марта должна была выглядеть идеально в любое время суток — и хорошо знала это. Утренний макияж, дневной, вечерний. Строгое соответствие цвета теней и платья, стильная прическа, тонкий запах духов… Свежие утром, пряные вечером, теплые и бархатистые — в постели. Их приходилось отдраивать с кожи, принимая душ по три раза на дню, и постоянно держать открытым маленькое окошко, чтобы не смешивались запахи.
Марта привыкла. Выучила все правила, стала идеальной. Она очень хотела, чтобы Он ее любил.
Потому что только так она была в безопасности.
***
У официантки были старые разношенные туфли со стоптанными каблуками. Девушка в костюме зайчика из “Плейбоя” вспотела и не удосужилась поправить потекший макияж. Женщина с пятном на юбке. Другая — с неопрятными пересушенными с концов и будто жирными кончиками, собранными в неряшливый хвост. Мятые брюки. Оторванная пуговица на блузке. Торчащая из-под воротника бирка.
Внутри закипала ярость. Как они посмели? Как они могли столь вопиюще пренебрегать законами этого мира? Неужели так трудно было выделить несколько минут и привести себя в порядок? Сунуть в сумку запасной комплект одежды, ручной отпариватель, иголку с ниткой?.. Они ведь женщины! Даже у Нее, тупой неумехи, не знающей до него, даже как правильно подводить стрелки на глазах, так быстро начало все получаться.
Глядя на бесстыдных грязнуль, замечая все больше и больше несовершенств, Дэвид подумал: черт с ней, с елкой. Она заслужила свой подарок.
А он заслужил свой.
Выбор пал на Оторванную Пуговицу. Это же так просто — зайти в уголок и пришить запасную, которая, конечно же, всегда должна быть в кармане. Заказав себе безалкогольного пива, Дэвид украдкой следил за Пуговицей и дождался, когда она пошла в туалет. Нет, он не собирался нападать на нее там, но хотелось встретиться с ней в коридоре, посмотреть поближе на безобразную пустоту в петельке рубашки. Выждав несколько секунд, он поднялся, и…
— И самое время объявить результаты нашей праздничной лотереи! — ведущий, голос которого до сих пор успешно огибал уши, вдруг ворвался прямо в мозг вместе со включившимся слишком ярко светом. — Приготовьте свои би-и-и-летики!
Пришлось сесть на место. Протискиваться к туалету, рискуя привлечь к себе лишнее внимание, было глупо.
— Бутылку мартини выигрывает билет номер семьсот сорок восемь! — продолжал орать ведущий. — Покажись, счастливчик! Ага, вот он! Аплодисменты, друзья! Бесплатную выпивку на весь вечер выигрывает билет номер… Пятьсот девятнадцать! Повезло чуваку! О, это у нас дама… Поздравляю, леди, удача улыбнулась вам! И наконец, наш супер-приз! Приватный танец одной из наших конфеток! Кто же тот счастливчик? Посмотрим… И это номер девятьсот два!
Зал взорвался аплодисментами, и Дэвид поскорее взялся за пиво. Жертва выбрана, можно было уходить и ждать ее на парковке.
— Номер девятьсот два-а, — пропел ведущий. — Отзовись. Тебя ждет незабываемое удовольствие этой ночью!
— Если не хочет, то дайте приз мне! — выкрикнул кто-то из зала.
Дэвид автоматически опустил глаза на свой билет. Смятый и влажный, тот лежал на столе и ждал, когда официантка выбросит его вместе с прочим мусором. На темной то ли зеленой, то ли синей бумаге ярко белели три цифры: девять-ноль-два.
Он уже потянулся, чтобы побыстрее спрятать злосчастный билет подальше от любопытных глаз, но тут к нему подскочила официантка, обслуживающая его столик.
— Мистер, поздравляю! — радостно воскликнула она. — Это ведь ваш номер! — и помахала ведущему рукой.
Большой софит тут же развернулся и ударил в Девида снопом света. Он прикрылся от него рукой, но безуспешно.
— Поздравляем! — закричал ведущий, и весь зал развернулся к Дэвиду, запечатлевая в памяти его лицо.
***
Вода кончилась, когда на волосах оставался жирный липкий бальзам. Ругая себя последними словами, Марта запоздало проверила уровень воды в баке и вспомнила, что забыла попросить Его наполнить емкость перед праздниками.
— Нет! — она села в маленькой ванне и схватилась за голову.
Сначала елка, а потом еще и это… От страха мозг сначала впал в ступор, а затем отмер и лихорадочно заработал. Вода. Питье. Чайник!
Выскочив из ванной, Марта голышом бросилась на кухню. В чайнике было совсем мало — всего на одну кружку, но этого хватило, чтобы хоть немного смыть бальзам. Потом она долго и старательно оттирала волосы бумажными полотенцами, а потом высушила и собрала в гладкий высокий хвост.
Голова все равно ощущалась и выглядела жирной, но это хотя бы не бросалось в глаза.
С ужасом глянув на часы — уже близился рассвет — Марта включила настольную лампу и села делать макияж.
***
Танцовщица была в белом, словно у невесты, платье. Вот только мятый испачканный край подола да влажные пятна под мышками показывали, что невеста уже изрядно погуляла и теперь готова была творить непотребства перед незнакомым мужчиной. Разумеется, другие клиенты таких мелочей не заметили бы — фигура у девушки была что надо, и следовало любоваться вовсе не на подол. Но Дэвид даже не был ее клиентом. Танцы его не интересовали, а у Нее фигура была получше.
Все изменилось, когда дурацкое платье отлетело в сторону.
Дэвид увидел ее сразу. Толстая, жирная зацепка на белых полупрозрачных чулках оканчивалась розовой каплей голой кожи. Она притягивала взгляд, манила, завораживала и разжигала казалось бы потушенный беспардонным софитом огонь.
Теперь он следил за танцовщицей не отрываясь. За каждым изгибом тела, взмахом изящных ног. Движения были отточены, красивы, и тем неприятней было чувство, будто их отравила своим несовершенством уродливая дырка.
Он не заметил, как закончилась музыка. Почти не почувствовал, что подошел к финалу танец. Наваждение не развеялось, даже когда танцовщица ушла.
Оторванная Пуговица была забыта. Теперь его душой владела Чулочная Стрелка.
***
Хотелось спать. Марта включила музыку и немного потанцевала. Нужно было обязательно дождаться Его, и ни в коем случае нельзя было выглядеть сонной, уставшей или не дай бог помятой. После отлучек Он всегда хотел секса, даже если испачканные штаны воняли спермой. Какие бы дела ни творились в такие ночи, а прикасался Он в итоге только к ней — Марта это знала, хоть это и ни разу не было произнесено вслух. Она просто боялась задать такой вопрос.
Боялась услышать, что у него вставало только на одного живого человека.
***
Снова пошел снег. Дэвид с удовольствием смотрел, как он тяжелыми хлопьями ложится на капот машины, стирая все различия с другими автомобилями на парковке. И только окно он периодически опускал, очищая от белой пелены. Через него была хорошо видна дверь бара.
Рано или поздно девчонка появится. Рабочий день, а точнее, ночь, подходила к концу. Наверное, танец для него был последним в ее смене…
Она действительно появилась довольно быстро. Вот только не одна. Дэвид в бешенстве сжал руль, наблюдая, как какой-то мужик тащит его Стрелку в машину, а потом выкидывает наружу какую-то тряпку.
Машина сорвалась с места и уехала, а он все сидел, боясь пошевелиться. Боясь, что если отпустит руль, в который вцепился со всей силы, то что-нибудь разобьет.
Прошло несколько минут, прежде чем Дэвид наконец разжал пальцы и потянулся к замку зажигания. Тронул машину и подъехал к выброшенной тряпке. Это был корсет свадебного платья — того самого, с грязным подолом.
Брезгливо скривишись, Дэвид дал по газам.
***
Марта услышала шаги еще за дверью. Он тяжело топал, бредя по дорожке от ворот. Марта слышала, как он затормозил перед дверью Дома, а потом свернул на тропинку к дому.
Это было плохо. Очень плохо. Обычно Он не сомневался и шел прямо к ней. И только получив свою порцию плотских утех уходил в Дом или оставался с ней на ночь. Тогда утром непременно нужно было проснуться пораньше и тихо-тихо ускользнуть в ванную, где непременно освежить макияж, переодеться и обновить прическу.
Если она вдруг не успевала это сделать, расплата была жестокой. Они никогда не бил ее по лицу, да и в принципе редко распускал руки, предпочитая наказывать иначе. Сорванный голос после долгого и слишком глубокого минета ничуть не портил ее идеальную красоту. Как и порванный анус. Когда Он трахал ее, то не смотрел вниз — лишь на лицо и иногда на грудь.
Во время всего процесса ей нужно было выглядеть красиво. Можно было не издавать ни звука, можно было орать в голос — это было неважно. Главное — чувственно приоткрытый рот, прикрытые, будто в удовольствии глаза, даже если на самом деле из-под ресниц текли слезы боли.
Выглядеть идеально — вот и все, что от нее требовалось. Не так уж и много. Если только у Него не срывало крышу…
***
Гребаную елку Дэвид оставил на багажнике, но, подумав, оторвал с нее большую ветвь. Злость, ничуть не утихшая за время обратной дороги, придала сил.
Не стоило, ох не стоило идти в таком состоянии к Ней. Сломанным игрушкам было очень сложно найти замену, особенно таким послушным и понятливым. Сжимая в руке еловую ветвь так, чтобы та больно колола ладонь, Дэвид двинулся было к дому, но остановился на пороге.
Если он будет спокойным и сдержанным, все обойдется. Она сделает ему минет и, может быть, подставит попку, если там уже зажило с прошлого раза. А если не зажило… Что ж, ей придется потерпеть. В конце концов, он же купил ей елку. И завтра обязательно поставит ее во дворе так, чтобы было видно из окошка сарая. Может быть, он даже разрешит Ей ее нарядить. Может быть, не всю. Пару веток. А то и вовсе откроет дверь и даст полюбоваться на его подарок во всей красе.
Но это завтра. А сегодня Ей придется постараться.
Изо всех сил стиснув ветку — так, что иголки пропороли-таки кожу и вонзились глубоко под нее — он пошел на задний двор.
***
Кодовый замок на двери запищал, открываясь, и Марта отскочила вглубь единственной крохотной комнаты. Чертова дверь… Ее невозможно было открыть изнутри, не зная кода. Его страховка на случай, если она все-таки осмелится на Него напасть.
Он шагнул внутрь, глядя на нее тяжелым безумным взглядом.
— Здравствуй, — Марта улыбнулась ему заученной улыбкой и присела в отрепетированом годами реверансе. — О, это мне? — воскликнула, увидев в его руках еловую ветвь.
Она стала отличной актрисой за эти годы. Все эти картинные жесты — всплески руками, вздернутые брови, округленный в изумлении рот — получались у нее уже сами собой.
Он молчал. Буравил ее взглядом, выискивая малейшие недостатки в ее наряде, макияже, прическе. В ней самой.
Марта замерла. Он пришел слишком поздно. В малюсенькое окно под самым потолком и еще не закрытую дверь уже лился солнечный свет — редкий утренний гость в это время года. Он-то и выставил безжалостно на обозрение Ему недомытые сегодня волосы.
— Я все объясню... — начала Марта, но по Его взгляду поняла: бесполезно. Тогда она попыталась иначе: — Я больше не буду...
Он ударил резко и наотмашь. Не кулаком, нет. Зажатой в нем еловой веткой. Старой и крепкой, с острыми, как сталь, иголками. Марта вскрикнула, схватившись за щеку и прикрыв ладонью взорвавшийся болью глаз.
Он никогда не бил по лицу… С этой мыслью пришло осознание: это конец.
***
Эта сука посмела встретить его с засаленной башкой. И это после того как он купил ей подарок и решил, что обойдется ласково!
Кровь прилила к голове, и та взорвалась болью. Сука! Мерзкая грязная сука! Такая же, как другие.
Молча шагнув к Ней, не обращая внимание на визг, Дэвид задрал накрахмаленную юбку и ухватил двумя пальцами колготки, не заботясь, что защипнул вместе с ними кожу. Рванул вверх и в сторону.
Затяжка получилась не такой красивой, как у танцовщицы, да и обычные прозрачные колготки — это не белые чулки. И все же… Дырка зияла не розовым, а красным — кажется, он оторвал ногтями кусочек кожи. Но так было даже лучше. Уродливее.
Дэвид любовался на сотворенное собственными руками несовершенство несколько секунд, а потом поднял глаза.
— Ну привет, Чулочная Стрелка… — пропел он и замахнулся.
***
Как и несколько часов назад в ванной, Марта оцепенела. И только когда кулак полетел точно в сломанное когда-то ребро, ожила. Оружия не было. Вилок, ножей, даже ложек. Он приносил еду, которую можно было есть руками, или просто предоставлял ей выкручиваться как угодно. Но ударив ее в первый раз, Он сам подсказал ей выход.
От удара она убежать не смогла. Со стоном осела на пол, схватившись за жалобно хрустнувшее ребро. Но это ничего. Ребра заживают — уж она-то знает. Ничего. Главное, что она еще может двигаться. Но так будет недолго — это она тоже знала. Чувствовала всем своим колотящимся в панике сердцем. У нее было всего несколько секунд.
Дотянуться до ветки. Сжать ее посередине. И как можно быстрее подняться на ноги.
Если бы он не ударил ее, наверное, она попыталась бы воткнуть ветку ему в сердце или в шею. И наверняка бы лишь поранила кожу. Но глаз все еще болел, слезами подсказывая, куда нужно бить.
И она подняла руку выше.
***
На улице была настоящая зима. И окошка ее темницы не было видно деревьев, а между тем они оказались все в снегу. Марта отметила это лишь мимоходом, пробегая мимо к калитке. Та оказалась закрыта на самую простую щеколду. Сдвинув ее, Марта распахнула дверь, выскочила наружу, и едва не врезалась в высокую даму с маленькой собачкой на поводке.
— Помогите! — выдохнула Марта, даже не разобрав сначала, с кем говорит. — Помогите!
Рассерженное поначалу лицо дамы немедленно сделалось испуганным. Она оглядела Марту и поспешно схватила ее за плечи.
— Что с вами? — спросила она. — Что случилось?
— Я… — Марта перевела дух и обхватила себя руками, чувствуя, как начинает дрожать. — Я Марта! — женщина молчала, явно ожидая продолжение, и она решилась: — Я Марта Свон. Семь лет назад меня похитил человек по-имени Дэвид Бронс и держал в сарае на своем заднем дворе. Я… Смогла убежать. Пожалуйста, помогите мне! Кажется, я его убила…
Последние слова Марта прошептала, оседая на снег. Женщина присела на корточки, обнимая ее за плечи, и уже вытаскивала из сумки телефон. Слушая ее разговор с полицией, Марта смотрела, как падает на мостовую снег.
Сегодня она видела его впервые за долгие-долгие годы.