Часть III.
Глава 1.
В московских снах Бахметову привиделся особый опыт соприкосновения с миром – долго ли, коротко, десятки вдруг окруживших сознание людей говорили и даже почти голосили об одном и том же. Сутками напролёт из всех щелей и окон лезла правда искренности – и чувство несправедливости здесь жгло больше всего. «Но почему остальные об этом молчат?» – напряжённо думал Сергей, уставившись взглядом в мерцающий экран компьютера, в стену или в ночную точку безвременья. В чём-то ему даже было стыдно, что раньше он не постиг всей полноты лжи. «Молчат – потому, что это кому-то выгодно?
Но должно ли быть так! Нужно, чтобы все знали самое важное! – неокрепшие мысли выстраивали зыбкую платформу будущих прозрений – само слово «прозрение» Бахметов начинал по-настоящему ощупывать именно в эти дни. – Что, что, вообще, сейчас является самым важным? То, что подменяется малозначимыми вещами и объявляется глупостью и чуть ли не ветошью веков? Кем объявляется? Кем?». Сергею было поручено связать голоса – а он ловил себя на мысли, что чем больше он вникал в детали дела, тем меньше вообще что-нибудь понимал. Ощущение это было переменчивым – навык переживаний мира иногда не давал усомниться в верности характеристик сути вещей. «Но что тогда есть современность?» – заведённо выдыхал из себя откровения Бахметов. – «Схлопнувшаяся реальность с возможностью полного управления жизнью человечества? Да ведь пока не полного, – успокаивающе усмехался он сам себе. – Иллюзия тотального контроля идёт от страха перед сложностью мира. А сложность эта – мнимая, и ещё может быть легко подчинена иррациональным отношением к жизни».
– Мы их называли советскими, – изо дня в день заполняли голову Бахметова пониманием вопроса речи с лёгким балканским акцентом – все голоса на удивление были связаны между собой тоном усталости сердец. Сергей и понять не успел, насколько оказался погружён в эту историю, поскольку между командами Раевского начать преследование по суду владельцев одной из транснациональных компаний («Здесь слишком много политики!» – с удовольствием тёр себе ладони Евгений Александрович); и, далее, свернуть все инициативы «до лучших времен», – мелькнули от силы недели три. Сведения лились на Бахметова со всех сторон, и он едва успевал их сбрасывать в разные корзины вариантов инициирования разбирательств. Тексты оригинала и копий документов, голоса свидетелей с диктофонных устройств и незаписанных доверительных монологов сильно мучили Сергея, превращая его дни – в ночи, а ночи – в кошмары сочувствия.
– Давно привыкли к ним – русские ковырялись у нас в земле, может, от Рождества Христова, – чьи-то фразы время от времени вырывались на поверхность общего космоса услышанных слов, и Бахметов привычно застывал в оценке случившегося. – Искали нефть, медь, и ещё что-то. Ходили в наши бары, а кто-то из них даже женился на нашей девушке. Добрые были времена! Жили-дружили - вспомнить приятно.
Случилась у ваших ребят какая-то конкуренция по с фирмой из Германии. По крайней мере, говорили так. Немцев тут у нас не сильно любили ещё со времён молодого Тито, а то и раньше – заносчивые и душегубы. С их появлением здесь всё и началось. Наехало человек тридцать – тоже геологи. Жили малоприметно, но иногда устраивали такие «фесты» – туши лампу.
Потом среди них появились и не немцы – какой-то заокеанский интернационал. Мы не сразу заметили, что рядом с этими «не-немцами» постоянно трутся пришлые. В наших краях пришлых прежде почти не было; кто был - жил тихо. А тут смотрим – их всё больше и больше. И дерзкие стали – объяснить им мало что получается. Потом кто-то из них обидел кого-то из наших; а они, наоборот, говорили, что их обидели наши. Склоку погасили, но ненадолго. Их парню понравилась наша девушка – ухаживал за ней, а она отослала его подальше. Парень приехал со своими друзьями на крытом фургоне, затолкали в него девушку и увезли неизвестно куда. Всё – эту девушку больше никто не видел. Родители – к мерзавцу; а он усмехается и говорит, что ничего не знает. Наши мужчины взялись за палки и побили многих – за мерзавца-то свои заступились.
А, в общем, пришлые сами хотели с нашими подраться. Тогда никого не убили. Через время нашли наш украденный скот в их посёлке «перекати-поле». А скот стал пропадать всё чаще. Кто-то кого-то за скот подстрелил, а раненый ответил. Опять две деревни схлестнулись, и тут уже был убит один из наших. Парни за него отомстили новым убийством – приехали прокуроры, но дело замяли. Может, не хотели народ возмущать с обеих сторон. Потом ещё было убийство с их стороны. Думаю, что пришлые уже почувствовали силу и искали случай её показать. И прокуроры, думаю, это тоже понимали. У пришлых была хорошая связь между собой – за общину стояли горой, а наши к тем годам уже что-то в солидарности утратили. И во времена славы Косова, и даже ещё при Тито, у людей были понятия – родина, родители, жизнь ребёнка – и всё это нужно было защищать. А сейчас пошли акции, абстракции и деньги всякие.