Глава 2.
– Народ наш, думаю, подпортился, но пока только слегка, – смысловым рефреном продолжал другой голос. – А пришлые жили варварским законом: сила есть – беру, своего обижают – все на помощь. Наши в такой борьбе тоже стали жить больше сообща, ибо всех трудно сломать. Но кое-кто с родины стал уезжать; чужаков же сильно прибавилось и они были уже куда агрессивнее. Власти не сразу поняли, что происходит; а, может, и понимали, но да по нашей привычке думали, что само собой всё пройдёт. Не прошло – эти ребята стали захватывать поля наши и даже приобретали где-то оружие. Многое стало гореть – поджигателей иногда ловили, да те в ответ уже стреляли. Страшные времена наступили. Власть пробовала наводить порядок, но тут появились какие-то защитники прав человека, пошли осуждения из центра Европы – и. причём, только в сторону наших.
Пришлые стали куда наглее, и начали уже въезжать в наши сёла – купят дом у съезжающего в Европу, и вот уже в нём живут три семьи и присматривают дома по соседству. А наши многие побежали от такой жизни – кто-то, конечно, сопротивлялся и даже покупал дома у отъезжавших, чтобы не пустить пришлых в свои города и посёлки; но стало ясно, что процесс этот уже неостановим. Пришлые стали силой захватывать брошенные дома и отбирать у местных бизнес – магазины, парковки, гостиницы – туризм, правда, пошёл им в убыток, поскольку к нам перестали ездить иностранцы.
Мы стали замечать, что рядом с пришлыми крутятся эти «немцы-не немцы». На нас смотрят отстранённо, а к тем – чуть ли не в гости ходят. Сцепка плотная – какие-то зоны отдыха стали пришлым устраивать, увозить их на время куда-то. Потом мы узнали, что устраивались лагеря со стрельбами, физподготовкой и прочим. Короче, среди «немцев-не немцев» оказались настоящие инструкторы. Как мы проспали этот момент? И правительство, вроде, было в курсе чего-то; но, то ли недооценило угрозы; то ли им мозги заплели коллеги из других стран – не знаю.
Время оказалось упущено – раньше пришлые лишь пошалиливали, а теперь – как с цепи сорвались. Стали брать, как они говорили, «своё» – захватывать целые деревни, а потом – города. Армия у них собственная появилась – сначала красовались формой (эта откуда у почти не работавших взялась?) и автоматами; потом стал каждый день стрелять. Из Белграда прислали раз батальон полиции, да пришлые шарахнули над их головами такие очереди, что пришлось усмирителям ехать домой ни с чем. Только тогда в столице всё поняли.
А у нас жизни вообще не стало – пришлые просто выгоняли наших из их собственных домов и забирали добро. Что они делали с нашими девушками, рассказывать не буду. Короче, побежал народ подальше от родины, и отдал её чужакам. Ну, а потом сюда приехала наша армия, и началась война. Войска-то привыкли воевать в честных боях, а чужаки стали партизанить – днём изображают из себя обиженный народ на оккупированной земле, а ночью – из винтовок стреляют и рвут фугасы. Наши со временем приспособились, да сил стало меньше – война-то пошла со всех сторон; правительство уже не знало, где затыкать дыру. Одни поднялись против других, другие – против третьих; и все – против нас. Всю жизнь жили на этой земле – жили дружно, работали вместе и в гости друг к другу ходили. Что произошло с людьми? И ведь на бытовом уровне все мы не стали хуже или злее. Просто кто-то решил отхватить больше, чем имел; а кто-то, конечно, не хотел отдавать прежнего. Можно ли отдать родину?
Как бы то ни было, но армия наша стала справляться с разрушителями страны – очистила от пришлых часть территории, отдала под суд самых буйных. Дело всё вроде шло к восстановлению порядка, но тут начались новые странности. На сцене войны появились диверсионные отряды пришлых – наводили ужас на мирное население всякими взрывами и резней стариков и детей. Поймали кого-то из таких диверсантов – оказался француз, потом видели каких-то чернокожих. Удивлению не было предела – чернокожие воевали на стороне пришлых!
Дальше пошло что-то невообразимое. От пуль снайперов с расстояния сотен метров стали погибать наши лучшие командиры. Но пришлые никогда не умели так стрелять! Ну, ладно – научились справляться и со снайперами. Часть переловили – почти все оказались иностранцами и воевали за деньги. Но нанимали их не пришлые. Стали копать дальше – ниточки потянулись за территорию страны.
И в этот момент на нас вдруг навалился весь мир! Заверещали, что нарушаем, мол, права национальных меншинств, не даём им самоопределиться и т. д. А кто им мешает самопределиться – сидели бы на своей земле и самоопределялись. Почему за счёт моей Родины? Среди наших как-то вдруг стало хватать тех, кто заговорил про права пришлых – но защитники эти жили по большим городам; и там, где шла война, их слушали мало. Армия вроде стала наводить реальный порядок, контролируя всё больше и больше территорий. Мы стали сплачиваться, понимая, что иначе не справиться с бедой. В правительстве даже задумались о том, какие права дать пришлым. И тут начались бомбардировки.