Поздно вечером это было. Край неба еще теплился заревом, однако наверху все уже налилось черным и где-то даже начали показываться звезды. Встретить кого-то на улице в такое время - дело не простое. После тяжелого трудового дня многие жители уже разбрелись по избам и улеглись спать. В Темном царила абсолютная тишина, нарушаемая только собакой, лающей где-то из-за ограды на случайного прохожего, будто следившая за соблюдением неофициального комендантского часа.
Не спал и Петр Петрович, до темноты просидевший за столом, заполняя формуляры селян, которых обошел за день. Молодой врач решил во что бы то ни стало обойти как можно больше, но не обошел и половины, потратив много времени в доме с небольшим коровником, где Петра Петровича гостеприимно угостили обедом и пытались тут же сосватать с дочерью хозяина - крупной девушкой с добрым лицом и сильными руками. Врач тогда в спешке ретировался, но продолжить обход уже не смог.
Под светом лампы, периодически снимая круглые очки, чтобы протереть уставшие глаза, он провел не менее двух часов и мертвецки устал. Примерно за полчаса до предполагаемого завершения бумажной волокиты Петр Петрович заблаговременно расстелил кровать, переоделся в пижаму и заканчивал работу уже в ней. Последние записи он заносил под звуки начинающегося дождя, что только ухудшало ситуацию. От монотонного постукивания по стеклу врач начинал клевать носом. В очередной раз когда Петр Петрович был в опасной близости от того, чтобы удариться лицом об стол, он резко откинулся назад. Но не от собственного самоконтроля, а оттого, что в этот момент в дверь требовательно постучали.
-Петр Петрович! - послышалось с улицы. - Не спите?
Врач встал из-за стола, подошел к окну и попытался разглядеть посетителя, но по ту сторону на него уже смотрело женское лицо с прилипшими к нему мокрыми от дождя волосами и прищуренными глазами, выискивающими что-то или кого-то в тускло освещенной комнате. Когда их взгляды пересеклись, брови незнакомки поднялись на лоб, глаза расширились, а рот раскрылся, но тут же захлопнулся, так ничего и не сказав.
-Зайдите в дом, - погромче, чтобы было слышно через стекло, сказал Петр Петрович поздней посетительнице и пальцем указал на дверь. - Что у вас случилось? - спросил он у нее, после того как впустил внутрь.
-Ради всех святых, - начала умолять женщина, схватившись за рукав пижамы, отчего тот сразу намок. - Пойдемте со мной!
-Да что случилось-то?
-Да уж не знаю как и сказать-то вам, - замялась незнакомка, но приметив пронизывающий взгляд Петра Петровича, полный серьезности, сразу нашла нужные слова. - Матушка моя, Прасковья. Болит у нее.
Для наглядности она ткнула себя в бедро ближе к ягодице.
-Четвертого дня, вернулись с поля. Ни сидеть, ни лежать не может. Теперича совсем худо ей стало. Мучается бедная, вы уж посмотрите, а то она только лекаря, грит, и подпустит.
-Что же вы раньше ко мне не пришли. Сразу как только...заболело?
Петр Петрович почему-то сразу знал ответ:
-А что вас беспокоить по пустякам? У нас у каждого третьего нога или рука отваливается. Своими силами, так сказать. А тут что-то не туда пошло.
-Действительно. Не туда.
Посетительница всхлипнула.
-Тогда ведите, - решился Петр Петрович и начал надевать пальто, прямо на пижаму. - Посмотрим, что вы там своими силами налечили.
-Храни вас Господь!
В глазах незнакомки появилась надежда. Чтобы как-то поторопить врача, она подставила поближе стоящие у входа сапоги.
Варвара, как оказалось звали дочь страдающей от боли женщины, несмотря на разразившийся ливень шагала прямо по лужам, поскольку сильно спешила возвратиться к матушке, поторапливая при этом Петра Петровича. Он в отличие от спутницы не ориентировался в темноте среди местных улиц и то и дело спотыкался об колею или бугор.
-Что вы там еле волокетесь? - спрашивала она врача и добавляла, - Ох, потерпи матушка. Скоро будем.
Промокшие насквозь, оба вошли в избу, что стояла на окраине села, ближе к лесу. Варвара, быстро скинув обувь, тут же пропала в глубине дома. Петр Петрович снял сапоги, подумал снять ли пальто и выйти к больной в пижаме, но не решился, хоть то и было мокрое, и пошел в нем.
В единственной комнате, где горел свет, на перине лежала женщина лицом вниз и постанывала. Подле нее, на полу, подмяв под себя ноги, сидела Варвара и поглаживала мать по распущенным волосам.
-Пришел врач, матушка. Сейчас он тебя посмотрит, - успокаивала дочь.
-Да сколько можно-то? - безнадежно взвыла больная. - Смотрют и смотрют, а проку нету.
Петр Петрович, наученный не слушать лишнюю болтовню пациентов, пропустил ее слова мимо ушей, вымыл руки в умывальнике, и присел на табурет рядом с кроватью, оставив саквояж - неизменный атрибут - возле ног.
-Показывайте, - сказал он и приготовился к осмотру.
Стоило отметить, что Петр Петрович с присущей его возрасту и опыту стеснительностью вкупе с воспитанием, никак не мог спокойно осматривать женские тела, в особенности некоторые его части. В институте ему все же многое приходилось видеть. в том числе и трупы, включая женские. Но именно сейчас молодой врач на долю секунды смутился при виде задирающегося подола и тут же ужаснулся от увиденного, благо никак не показал это внешне.
На оголившейся ягодице, практически у бедра виднелась раскрасневшаяся от воспаления рана. Было видно, что она набухла от сочившегося изнутри гноя, а в самом центре находилось что-то засохшее и похожее на перемолотую траву.
-Что там? - спросила Варвара.
-Не могу понять, - задумчиво ответил Петр Петрович, действительно не понимая, что именно видел перед собой. - Откуда рана, Прасковья? - спросил он у больной.
-Да какая разница откуда? - переходя на крик, отвечала та. - Врачуй давай, пока я тебе коромыслом не заехала.
Больная тут же разошлась в сухом кашле. Петр Петрович, уже не скрывая эмоций, опешил от услышанного, что сразу заметила Варвара.
-Она сегодня злая на всех, - объяснила она поведение матери. - Меня тоже хотела пару раз стукнуть, да токмо сил у нее уже нет.
Она подала матери воды, но та после первого же глотка выплюнула все обратно и закашлялась пуще прежнего. После этого молодой врач был готов высказать предполагаемую причину всего этого, однако этому не суждено было сбыться, потому как в сенях хлопнула дверь, послышались тяжелые шаги, и в комнате оказался мужчина неопределенного возраста: в сапогах со стекающей с них грязью, сером, возможно от сырости, кафтане, и прямоугольной кожанной коробочкой с ремнем через плечо. Он подошел прямо к кровати и, игнорируя сидящих Петра Петровича и Варвару, сразу обратился к лежащей:
-Ну как, Прасковья, лучше тебе?
-Иди к лешему, Алферий. Чего приперся? Не видишь доктор всамделишный сидит.
Мужчина как-будто только заметил сидящего возле него Петра Петровича и посмотрел на него сперва оценивающе, а потом презрительно, чего не мог не отметить последний.
-Этот зеленый? - удивился Алферий. - Да что он умеет?
-Позвольте… - попытался возразить врач, но его снова перебили.
-Долго еще будете смотреть на мое седалище или наконец лечить будете?
-А ну-ка сгинь!
Восприняв слова Прасковьи как призыв к действию, Алферий с силой толкнул доктора вместе с табуреткой, раскрыл свою коробочку, на передней стенке которой только сейчас Петр Петрович заметил железную пластину в виде лошади, и достал из нее маленькую баночку. Зачерпнув оттуда черным от засохшей грязи пальцем внушительное количество пахучей мази, он начал втирать ее в рану со всей силы. Доктор поморщился, представляя, что чувствовала в этот момент Прасковья. Та, в свою очередь, свои чувства не скрывала и неистово орала.
-Правильно, - подбадривал ее народный целитель, - не держи в себе. Боль через крик уходит. Надо было тогда сразу мазь тебе дать, а не траву жеваную лепить.
-Что вы ей там мажете? - пытался перекричать истошно вопящую больную Петр Петрович. Он догадался, что перед ним стоял местный коновал.
-А тебе-то что? Иди свои склянки кипяти! - насмешливо ответил Алферий и пнул ногой стоящий рядом саквояж, отчего тот отозвался звоном столкнувшихся внутри флаконов и ампул.
Переборов желание как-то ответить на такую бесцеремонность, Петр Петрович наклонился к Прасковье и поставил вопрос, что говорится, ребром:
-Выбирайте. Или ухожу я, и вас продолжит мучать он, пока не замучает до смерти, или - он, и тогда я вам помогу.
-Уууу, - перешла на вой Прасковья. - Пусть коновал идет к черту!
-Я-то пойду, - пригрозил Алферий, пятясь назад, покачивая оттопыренным пальцем и остатками мази на нем. - Видит Бог, придет время, я к вам уже не вернусь.
-Да иди уже! - взмолила Варвара и сразу обратилась к врачу. - Вы поможете ей?
-Помогу, - ответил врач. - Но сперва мне нужно знать откуда эта рана?
-Ох как стыдно-то! - сказала Прасковья, немного отойдя от коноваловых процедур. - Прям все рассказывать?
-Прям все, - подтвердил Петр Петрович. - Без утайки и со всеми подробностями.
-Да какие тут подробности, батюшка. Присела в кустах по надобности, и села на что-то. Потом только ежа видела, как тот в заросли убегал.
Молодой врач еще раз осмотрел рану, покачал головой и высказал собственное мнение:
-Мало того что вы на него сели. Так он вас еще и укусил.
-Велика беда - ёж цапнул, - встрял коновал, который так и не ушел и все это время оставался сторонним наблюдателем в комнате. - У нас каждый день кого-нибудь живность кусает, и что?
К вопросу молчаливо присоединились дочь с матерью, ожидая ответа от Петра Петровича.
-Судя по всему еж был заражен бешенством, - ответил тот. - И посредством укуса бешенство передалось вам, Прасковья.
В момент когда Петр Петрович сделал паузу, Варвара окончательно разревелась, уткнувшись лицом в перину рядом с головой матери. Алферий тут же подошел к ней, положил руку на ее плечо и сочувствующе сказал:
-Крепись, дочка. Все сладится, - потом сразу к Прасковье. - У тебя рост какой? Скажу мужикам, сколотят ложе в лучшем виде.
-Что сколотят? - не понял Петр Петрович, о чем говорил коновал, но догадка пришла уже во время вопроса. - Подождите. что же вы тут в Темном, как что, так сразу в гроб? Никто не умрет! По крайней мере, пока я здесь.
Последнее он сказал, посмотрев строго на Алферия. Тот ответил злобным прищуром.
-И что ты задумал? - спросил он, заметив, что Петр Петрович начал доставать шприц, вслед за ампулой. - Травить будешь?
Молодой врач, не обращая внимания на возгласы оппонента, наполнил шприц вакциной, вздохнул, словно решившись на что-то серьезное, и перед тем, как сделать укол, сказал:
-Я буду проклинать себя, если не скажу это сейчас. В ином случае - я ни во что не ставлю те годы, что я потратил на обучение этой профессии.
Петр Петрович отметил, что абсолютно все его слушали, в том числе и Прасковья, которая даже затихла ради этого, и добавил:
-Если бы не услуги вашего друга, ваша нога так бы никогда не болела. В таких случаях, как этот - нужно обращаться к специалистам, а не народным целителям, чьи методы лечения людей ничем не отличаются от методов лечения животных.
-Ишь ты, специалист, - снова заворчал Алферий.
-Ты еще здесь?! - очнулась Прасковья, поднялась на локти, чтобы сильнее наорать на коновала и даже не заметила, как врач уколол ее в живот. - Чтобы духу твоего поганого тут не было!
Алферий отскочил от кровати, немного потупил взгляд, наблюдая, как радостная Варвара обнимает потрепанную болезнью мать, озлобленно смотрящую на него, и вышел из комнаты, не попрощавшись.
-Пошто на тебя печаль нахлынула? - широко улыбаясь, спросила Варвара, заметив, что врач удрученно смотрел в сторону выхода, где хлопнула дверь
-Сейчас вам лучше думать о матушке, - ушел от ответа Петр Петрович. - Как боль отойдет, промойте рану, чтобы на ней не оставалось следов коноваловской мази. Завтра вернусь, чтобы сделать повторную инъекцию.
-Дай вам Бог здоровья! - поблагодарила Варвара.
Прасковья, сомкнувшая от боли губы, ничего не сказала, но взглядом показала что тоже благодарна.
С чувством выполненного долга Петр Петрович по темной улице вернулся домой. Пальто так и не высохло, благо дождь уже закончился, и молодой врач зашел в избу промерзшим до костей. Уже в постели с горячей грелкой под боком, напоенный чаем, он долго не мог уснуть. Тревожная мысль о том, что помимо благодарных жителей в его кругу знакомых появился недоброжелатель, не давала ему покоя.