Мне посчастливилось лично знать Леонида Бородина, общаться с ним – легендарным человеком…
Здесь, пожалуй, тот случай, когда начну с официальной биографии – окончательно состоявшейся…
Леонид Иванович Бородин – русский писатель, поэт, публицист, родился 14 апреля 1938-го года в Иркутске, в семье учителей. Родители: отец — Шеметас Феликс Казимирович, литовец, был расстрелян в 1938 году; мать — Валентина Иосифовна Бородина. Отчим — Бородин Иван Захарович, директор школы.
Леонид Бородин по окончании средней школы учился в школе милиции в Елабуге, затем на историческом факультете Иркутского университета. В 1956 году был исключён из ВЛКСМ и университета за участие в неофициальной студенческой студии «Свободное слово». Трудился рабочим путевой бригады на Кругобайкальской железной дороге, бурильщиком на Братской ГЭС, проходчиком рудника в Норильске.
В 1958-м году поступил на историко-филологический факультет Улан-Удэнского пединститута, который закончил в 1962 году. Работал директором средней школы на станции Гусиное Озеро (Бурятия). В 1965-м году уехал в Ленинград. Был директором школы в деревне Серебрянка Лужского района Ленинградской области.
В 1965-м году вступил в образовавшуюся в Ленинграде подпольную антисоветскую организацию «Всероссийский социал-христианский союз освобождения народа» (ВСХСОН), программа которой, по словам Бородина, заключалась в трёх основных лозунгах: христианизация политики, христианизация экономики и христианизация культуры. В начале 1967-го года организация была раскрыта КГБ, почти все её участники были арестованы.
Бородина арестовали в феврале 1967-го года. 5 апреля 1968-го года он был осужден Ленинградским областным судом по статье 70 УК РСФСР («антисоветская агитация и пропаганда») на 6 лет лагерей строгого режима. Срок отбывал в в Мордовии, с октября 1970-го года — во Владимирской тюрьме, куда был переведен по требованию лагерного начальства за «проявляемую строптивость». Освобождён в феврале 1973-го года по отбытии полного срока.
В заключении начал писать стихи, после освобождения обратился к прозе. Произведения Бородина распространялись через самиздат, откуда попадали на Запад и печатались в журналах «Грани» и «Посев». Сотрудничал с самиздатским журналом «Вече», после прекращения его выхода издавал национально-православный журнал «Московский сборник».
Второй арест – 13 мая 1982-го года. Обвинение — по статье 70-2 УК РСФСР («антисоветская агитация и пропаганда») — за публикации на Западе и в самиздате. Приговорён к максимально возможному по данной статье сроку – 10 годам политлагерей особого режима и 5 годам ссылки. Срок отбывал в исправительно-трудовой колонии в Пермской области. Освобождён досрочно летом 1987-го года после решения Политбюро ЦК КПСС об освобождении (помиловании) советских политзаключенных, согласившихся подать прошение о помиловании. Бородин такое прошение писать отказался, но всё равно был освобождён. В общей сложности провёл в тюрьмах и лагерях более 11 лет.
В 1990-м году, по приглашению бывшего тогда главным редактором Владимира Крупина, Л. Бородин начал работать в редакции литературно-публицистического журнала «Москва»; с 1992-го – главный редактор журнала. Преподавал в Литературном институте им. А. М. Горького. Скончался 24 ноября 2011 года от обширного инфаркта.
Был 2001-й год. Меня пригласили на ныне знаменитый, а тогда первый Форум молодых писателей России в подмосковный пансионат «Липки». На этот форум меня вызвал писатель Олег Павлов – известный прозаик, лауреат Букеровской премии. Разумеется, он ожидал, что я буду участвовать в его семинаре. А я, подтвердив своё участие, заявился в семинар журнала «Москва», который вели замечательный поэт и прозаик Станислав Золотцев и главный редактор журнала Леонид Бородин. Олег Павлов, конечно, обиделся на меня, но позже мы с ним подружились, он бывал у меня в гостях в Вологде. А тогда я получил возможность общения со знаменитым Бородиным.
О Леониде Бородине я тогда уже знал, что он много лет провёл в заключении, что-то читал из его произведений… И уже знал почему-то, что он великий человек (потому и пошёл в его семинар). И Бородин не разочаровал…
На нём была печать долго сидевшего человека (как, например, на Михаиле Сопине). Худощавый, невысокий, с острыми гранями лица и фигуры. В нём, в его глазах за толстыми стёклами очков – чувствовалась сила, несгибаемость. И при этом была в нём абсолютная естественность, простота. С нами, «семинаристами» со всех концов страны был он прост, но без панибратства (так же вёл себя и Золотцев).
В разговорах между обсуждениями рукописей (я «обсудился» хорошо, и мой рассказ Бородин взял для публикации в журнале), конечно, мы расспрашивали его о судимостях. Он, с усмешкой рассказывал, что первый раз они (это была политическая организация) задумали, ни больше ни меньше, государственный переворот, сигналом к которому должен был стать теракт в Ленинграде. Планировали проехать на машине мимо здания КГБ и дать очередь из автомата по окнам. Был даже куплен уже на «чёрном рынке» автомат «шмайсер»… Конечно, их разоблачили и арестовали. Отсидел. Потом ещё срок…
Он был не из тех «диссидентов», за которых заступались на Западе (хотя его печатали эмигрантские издательства), ведь он был «русским националистом». И освободили его лишь в 1987-м году, последним из всех политических заключённых в СССР, по личному указу Горбачёва. Прошение о помиловании он писать отказался…
Помню его слова: «Приехал домой из тюрьмы, а в телевизоре какой-то узкоглазый парень, выпятив подбородок, поёт: «Мы хотели пить – не было воды, мы хотели есть – не было еды…» Я подумал, что это какой-то юмор…»
Не удивительно, что человеку, пережившему два немаленьких лагерных срока, такие выступления по телевизору казались странными и смешными…
Какое-то время после освобождения он подрабатывал в Москве таксистом (частным извозом) – с его-то зрением. Потом его назначили главным редактором журнала «Москва» (он сменил на этом посту Владимира Крупина)…
На одном из занятий семинара по кругу читали стихи. Так как я – прозаик, читал стихотворение Александра Швецова, замечательного поэта, жившего и погибшего в Соколе. Вот это стихотворение:
А построить бы собственный дом!
Топором, молотком, долотом…
Замеси-ка, хозяюшка, тесто
Да на самое красное место
Сыновей усади за столом…
Да не будет темно и тесно!
Пусть не ведают наших тревог,
Наших чаяний, нашего горя…
Впрочем, так забегаю вперёд,
Что колотится сердце у горла…
Пока я читал, Бородин, прямо на глазах, бледнел.
- Как фамилия его? - спросил.
- Швецов.
- Жив?
- Погиб…
Помолчал… Сказал:
- Что там у вас, в Вологде, происходит с поэтами?.. – и продолжил: - Когда я сидел в одиночке, чтобы не сойти с ума, я строил дом. В уме, конечно. Подбирал землю, покупал и завозил материалы, строил…
… Мы курили в обширном холле на первом этаже. Подошёл Бородин. Достал пачку сигарет «Пётр I» - а она оказалась пустая. Сразу несколько пачек ему протянули. «Нет, ребята, - улыбнулся, - каждый курит свои», - и ушёл в свой номер за сигаретами… Казалось бы незначительный эпизод, а запомнился…
На память о тех встречах и разговорах осталась у меня его, только что изданная тогда, книга, исторический роман «Царица смуты», с автографом, конечно.
И несколько слов о том, как воспринимаю его прозу.
Если «стиль – это человек», то Бородин подтверждение этого изречения. Годы неволи сказались на его стиле и стилистике. Не всегда была возможность сразу записать что-то, многое приходилось запоминать, отсюда некоторая суховатость – только самое главное. И на воле тоже, думается, писал быстро, иногда торопливо – особо расписывать тоже было некогда…
Чем же он брал и берёт читателя? Напряжённостью нравственного чувства. Постановкой самых важных, «крайних» вопросов перед самим собой и читателем. Он не только ставил эти вопросы, но и отчаянно пытался решить их. И мы, читатели, вместе с ним…
