Вуд Б. Станция на пути туда, где лучше/ Пер. с англ. М. Извековой. - М.: Фантом Пресс, 2020. - 368 с.
Самый удобный способ рассказать о книге, не сбиваясь на примитивное изложение содержания – перейти на глобальный уровень смысла и замысла. Получается красиво. Подталкиваешь читателя в определенном направлении, но не показываешь маршрута.
В случае с романом Вуда такой фокус не пройдет. Затронув основные темы, рискуешь раскрыть перед читателем всю книгу целиком. То есть все наоборот. Рассказ о том, как мальчик Дэн отправляется с папой Фрэном (неисправимым лгуном) в трагическую поездку – никак не затрагивает основного содержания. Это обертка триллера, за которой – серьезный роман.
Когда-то я писал о выходе этой книжки на языке оригинала, и, отталкиваясь от рекламных проспектов, даже не представлял, что книга совсем о другом.
Что ж, еще один аргумент в пользу того, что книгу надо открыть не слишком доверяя обзорам и рецензиям. В том числе и этому.
Роман о травме, роман о взрослении, поиске своего «Я» – две основных трактовки. Довольно убого, неблагодарно по отношению к книге, которая значительно глубже и шире по содержанию.
Да, конечно, травма, взросление - все это есть. Хотя насчет поиска я бы задумался. Искать надо то, чего у тебя нет, то, что потерял. У Дэна с этим все в порядке. «Я» у него есть, и он его не терял. Он скорее пытается его осознать, охватить. Не для себя. Для нерожденного сына, к которому и обращена вся история. Дэн - не эгоист, в этом его отличие от собственного отца Фрэна.
Линия «отец-сын», стало быть, развернута в романе не столько в прошлое, сколько в будущее. В какой-то мере это попытка разорвать круг одиночества, в котором оказался едва ли не каждый персонаж книги (мама ведет дневник, папа неуклонно стремится к тому, чтобы порвать со всем окружающим). Бесконечно одинок и Дэн. Очевидная вещь – у двенадцатилетнего парнишки нет друга. Даже воображаемого. Только мама. А папа? Разве мог он не полюбить книжку о мальчике, у которого такой воображаемый друг есть, странную «Кудесницу»? В образе инопланетянки Крик слились для него воедино черты приятеля, которого нет (а хотелось бы), папы, но, самое главное, мамы.
Родители – друзья. Педагогический и моральный вектор книги очевиден.
Но и дети - друзья родителей.
Увы, ни с тем, ни с другим не все заладилось. Большие проблемы у мужской, как всегда самой амбициозной, части населения, которой надо блистать (этого ждет общество, да и женщины любят победителей). Самые прямые отношения на свете стали опосредованными. Между людьми встали вещи и иллюзорные статусы. Ценность каждого стала измеряться сопричастностью к чему-то внешнему. Человек стал средством, а не целью. Ты имеешь ценность не сам по себе, а потому что ты работаешь в кино, в команде той самой теле-«Кудесницы», пусть даже самым затрапезным плотником. Тогда к тебе доброе расположение и женщин штабеля.
Главное чаяние и взрослого, и маленького Дэна – стремление к чистой, открытой, без утайки, ничем не опосредованной любви. Разница только в степени осознания, в нюансах, деталях, игнорирование которых может привести к непоправимым последствиям. Благое может оказаться дурным: «Сериал был для меня сеансом связи с отцом». На самом деле, это не так хорошо звучит, как кажется.
Беда Фрэна Хардести в том, что на него не может повлиять никакая любовь. Такое бывает. Он изначально глух и заперт в своем собственном мире. Пленник своего Я. В романе поднимается традиционный вопрос гены или среда. Дэн, оценивая поступки отца, без сомнения выбирает первое. Возможно «весь мир против меня» не всегда натяжка, но такое не бывает перманентно. Верно и другое, тут почти по-ницшеански. Если мир против тебя, то значит и ты против мира.
Однако на этом мораль не кончается. Центральная тема книги – вопрос лжи и честности. Чего еще можно ожидать от романа, в центре которого мрачный бенефис дотоле безвестного декоратора (профессия символична, всю свою жизнь он превратил с помощью лжи в эффектный реквизит) и рабочего по случаю Фрэна Хардести. Да и Дэн едва ли не с первых страниц заявляет: «Я не ищу объяснения его поступкам, а всего лишь рассказываю, как он на меня повлиял. Я с тобой честен, и это главное». Как могли рецензенты проскочить мимо этого зачина?
Так вот, соломинка переломила хребет верблюду. Человек, лгавший всю жизнь каждую минуту, вравший, как дышавший, не стерпел лжи в отношении себя (по большому счету, что там случилось, мы так и не узнаем). Закрывая глаза на главное, сломался на частностях. Пренебрег сутью, возмутился фактом.
Здесь можно было бы порассуждать о максимализме. Весь роман в определенном смысле прививка от него. Мы живем в мире лжи, фальши, умолчаний, недоговоренностей, фальсифицированной памяти, пристрастности, фантазий, наконец. Книги, фильмы, тома следственного дела, меню в кафе, декорации в театре, грим в кино – везде одна сплошная ложь и приблизительность. Искусство - как способ отгородиться от происходящего, и получается, от правды. Отец использует «Cocteau Twins», сын «Кудесницу». Это страшно. И это спасительно.
Роман рисует сложную диалектику истины и лжи, которую не в силах перенести Фрэн Хардести. Но с ней, как считает его сын Дэн, приходится мириться. Более того Дэн хочет и сына научить жить в этой мешанине, или, по крайней мере, подготовить к ней. В какой-то момент роман начинает балансировать на грани нигилизма (окружающее непознаваемо и невыразимо), вплотную подходит к глухому скептицизму в духе рассказа «В чаще»: у каждого своя картина мира, сложенная из натяжек и обобщений, предубеждений, забытого и надуманного, - однако так и не сваливается в него. Наоборот.
Мы слишком мало знаем друг о друге. Знание - сила. «Знание – это все. Помни, чему я тебя научила». На этом просветительском пафосе выстроен весь роман. И это не выглядит анахронизмом. Почему? Да потому что предлагает исходить из сути, а не из факта. Эта философия проецируется в первую очередь на человека, который так и остается загадкой. «Поступки человека не исчерпываются фактами», «Маму мою к цифрам и фактам не сведешь».
Но правда ли все что нам рассказывает тут Дэн? Нет оснований верить ему безоговорочно. Хотя он и не настаивает. Здесь просто изложено «все, что я о себе знаю». Но раскрыться до конца невозможно. Всегда есть предохранитель, всегда что-то останавливает. Однако важна ли фактография? Главное – суть, желание, стремление к правде, к заботе, к любви.
Важная тема несовпадения сути и факта развернута в романе блестяще.
Была ли Хлоя вертихвосткой и лгуньей? Возможно. Но это неважно в сравнении с тем, какой Хлоя предстала перед Дэном. Кто ходил к Палмеру? Каков был повод? Вероятно, в прочих обстоятельствах это имеет значение, но не в данном случае. Ведь сути это не меняет. Как не меняет сути и то, что инспектор Барбер в своем отчете относительно последнего видео с родителями Дэна воспользовался для выступления на суде не фактами, а логикой, здравым смыслом.
В так называемых фактах теряется что-то важное. Подоплека, мотивация.
Сели в «Вольво» и поехали. Были там, были здесь.
Разве это что-то говорит о том, что реально происходит? Рассказать может только очевидец. «Я видел, я прав. Я очевидец». Роман отстаивает идею торжества живого свидетельства над псевдообъективностью (материалы дела, статьи, экспертное мнение), увиденного над истолкованным, прошедшим интерпретацию.
Почему роман Мозур не был опубликован при ее жизни? Ответа в книге нет. Но в свете поступков Дэна можно предположить, что «Кудесница» - тоже послание кому-то, не предназначенное для публики, имеющее личный характер. Просто автор «Кудесницы» верил в художественное слово, также как Дэн сейчас верит в звукозапись и слово живое, в свою интонацию.
Таким образом автор ухитряется упаковать в роман еще и современные дискуссии об амбивалентности художественного текста, искусства, нынешний спор о фикшна и нон-фикшна. В тексте время от времени повторяется мысль о том, что воображаемое выглядит страшнее реального, искажает больше. Выдумка усыпляет, присыпает горечь сахарком.
Но опять же, как заполнить лакуну в документальном, в живом? Только воображением.
Лучший очевидец и рассказчик – автор. Самый правдивый и адекватный рассказ - художественная литература. Внешне противостоя худлиту, автор своей книгой утверждает его триумф. «Кудесница» сделала Дэна Дэном. Ведь настоящая художественная литература как раз и должна интересоваться вопросами «почему?» и «как», правдой, сутью, твердыми косточками, а не сладкой мякотью. При этом, она не должна забывать, что жизнь состоит и из того, и из другого.
Сергей Морозов