Глава 3.
Но Бахметов уже не смотрел на палец, и не слышал собеседника – перед ним ползла умозрительная цепь размытых трансформаций контуров мощных стен в тиснённую золотом бумагу; которая и сама завертелась на рулеточном столе, развив невозможную скорость – бумаги слились в линию бело-жёлтой полосы, на секунды побледневшей и окончательно превратившейся в чёрный круг со сферическими перспективами прямых углов.
– «Получается, Малевич был прав», − проплыла где-то почти у затылка мысль, и чёрный круг на глазах распался почти на клетки, резво изменившие качество разрешения уже тусклой картинки, – та замерцала ощущением собственного цветового перерождения, и вдруг вспыхнула разреженной средой в быстром заполнении группами мечущихся людей: молодых и средних лет, брюнетов, блондинов, светлокожих и смуглых; напряжённо делящих пространство обитания бумагами и чем-то зловещим, что явно отталкивало своей холодностью, но питало уверенность в собственных силах почти по-семейному солидаризирующихся людей. Между этими замелькали девицы, которые переходили из рук в руки в устойчивом мерцании скользящих огней – наступило ощущение тесной духоты и почти подземельного холода, − девицы принялись жеманно танцевать каждая для себя, извиваясь в наркотической конвульсии, а мужчины студили друг друга греющим душу холодом ощущений смысла солидарности групп. Все боялись каждого, но все пугали каждого в стремлении удержать в руках рассыпающиеся в пыль бумаги. Мишура суеты никому не несла радости.
– Лично вы очень сильно можете заработать на пустом месте. − Бахметов вздрогнул и в раздражении потёр виски, чувствуя неприязнь – неужели из-за Ариадны? – к непонятно как оказавшемуся напротив него суетливому человеку. – Вы прочно обосновались в Москве, поэтому нужно искать союзников и даже соратников. Нужно просто перевести деньги в Москву и обналичить. Ну, а потом, можно даже вернуть деньги на счёт, и отправить обратно. Что-то вроде сетевого благотворительного фонда.
− Зачем – обратно? Какая-то схема? – спросил Бахметов, соображая, что выпало из речи Игора-Егора в последние две минуты.
− Можно не отсылать. Всё поворачивается в любую сторону. Главное – принципиальное согласие. Знаю, что вашего слова хватит провести этот поток. А вы лично…
− Деньги – на ваши организационные нужды?
− Помощь детям, наркоманам и тому подобное, – махнул рукой Игор-Егор. – Главное – контракт на перевод. Сумма серьёзная, с многими американскими нулями.
− Что, увы, слишком определяет, − почти с грустью одернул расчёт сочный голос сидящего справа рыжеватого человека с хитрым прищуром глаз – он не заметил Игора-Егора – но того, кажется, уже и не было рядом, − и состояние международных дел. – Чехарда собеседников едва не сбила с толку. «Ах, да – «союз», – Сергей, оглянувшись, вздохнул – он сидел за столом в каминном зале под викторианский стиль в окружении полусотни человек. Конечно, Бахметов уже бывал здесь, – Я встречался с замминистра этой сферы, и он конфиденциально намекнул, что символический ресурс влияния на ситуацию в любой точке земли уже исчерпан – гегемон управляет собачьей упряжкой Запада и сечёт её всё злей, поскольку процессы выходят из-под контроля. От себя добавлю, что элиты развитых и неразвитых государств начинают понимать подоплёку продавливаемой в мире либеральной демократии и мучительно соображают – встраиваться ли в систему этого публичного дома, где роль сутенёра исполняет администрация США, поставляя для услад ТНК молодые тела неразвившихся и уже поживших стран; или наощупь выбираться из де…. Запада. Моделей будет немного, и все они автохтонны – что подходит Юпитеру – смертельно быку. Предлагаю вниманию модель возможного устройства нашего многострадального отечества в условиях жизни XXI века. Лет тридцать назад в Союзе посмеивались над китайцами, провозглашавшими программы обретения каждым китайцем к концу пятилетки велосипеда, а каждой третьей семьей – приёмника радио. Годы идут, а китайцы уже в космосе и испытывают самый скоростной поезд в мире, обойдя на железных дорогах и англичан, и французов, и США. Мы давно никакие испытания не проводим, кроме как в сфере заказов оборонки, хотя с велосипедами и даже машинами на душу населения у нас всё в порядке. Рост благосостояния у нас неуклонно растёт – а желание устанавливать рекорды во имя страны упало.
− Стоило ли тогда прилагать руку, Анатолий Борисович, к процессам утери мотивации у обывателя? − глухо раздался голос со стороны камина.
− В 90-е годы сознанию нужно было определять бытие, иначе бытие бесконечно рождало бы сверхархаическое сознание. Не провоцируйте меня на разговоры о той революции, поскольку тема сейчас другая – как выбраться из кризиса, в котором оказались – и именно в такой последовательности, – мир и Россия. Предлагаю ряд мобилизационных мер, благодаря которым произойдёт встряска организма нации, и определится её психоэмоциональный ресурс на ближайшие десятилетия истории. Прежде всего скажу, − продолжал названный Анатолием Борисовичем, − что Россия всегда отличалась от других народов непредсказуемостью будущего развития. Вся российская история есть летопись цивилизационных рывков и кульбитов – хаос сменялся наведением порядка, порядок – стагнацией, а там уже опять был близок хаос. Единственным исключением явилась ситуация петербургской истории – Пётр выстроил систему табели о рангах и она, реформируясь, оправдывала себя в более-менее стабильном развитии вплоть до появления эсеров и большевиков. Моё предложение – почти плагиат. Не вижу смысла искать от добра. Современное российское общество массово по форме, но не по сути – нужно бесповоротно решиться на почти свершившееся деление всех на разрядные касты. Если объяснять совсем коротко, выйдет следующее – тот, кто ни на что пока не способен, пусть не рассчитывает даже на покупку автомобиля – здесь я предложил бы вообще ряд законодательных правок, – не просто одна машина на семью и не больше, а одну – на лестничную площадку, или даже подъезд, и – достойнейшему. Тем более, что с перепроизводством машин тоже пора начинать бороться. В моей шутке сидит лишь её доля; всё остальное – боль за родину. Все касты выстраиваются по имущественному и интеллектуальному цензу: нищие и дураки – на одном полюсе, имущие власть и авторитет в любой сфере – на другой. Поймите, это не попытка всех вернуть во времена классовой борьбы – её сейчас и не будет, поскольку за каждым маргиналом можно установить контроль, – а проект реальной конкурентной системы той самой либеральной демократии. Она себя изжила, и требуется новая модель. Назовём её моделью полезности служения обществу.
− А кто будет определять эту полезность? – хотел было спросить Бахметов.
− Монарх, − между тем коротко сказал Анатолий Борисович.
− Крысы побежали с тонущего корабля либерализма, – смеясь, кто-то тихо прошептал голосом Фридмана.
− Помазанник социальных групп верхних каст, − продолжал докладчик, − которые будут выбирать выразителя интересов элит.
− Но разве сейчас не происходит то же самое?
Бахметову показалось, что он уже где-то подобное слышал – ах, нет, − просто картинка встреч петербургского центра воспроизводилась в Москве. – «И механизмы воспроизводятся», − думал Сергей. − «Схема работает на всех уровнях – меняются лишь названия Горсков и Дольсков».